Так не зря мы вместе бедовали

Даже без надежды раз вздохнуть.

Присягнули, проголосовали

И спокойно продолжали путь…

Немолодая, грузная женщина с больным сердцем – в который раз поселилась она в крохотной комнате Алёши. Здесь не было места даже для дивана, и он собственными руками смастерил для неё топчан. А, вот, теперь писал её портрет…

У неё было много друзей в Москве, но останавливалась она неизменно здесь, у своей дорогой подруги Нины… Их объединяли, кроме старинной дружбы, общие боль и страх: у Анны Андреевны в неволе томился сын, у Нины Антоновны – мать…

Город своего детства Нина Ольшевская теперь избегала – слишком больно было вспоминать участь родных и знакомых. Впрочем, память о них жила с нею неотступно. Её прадед, польский дворянин Ольшевский, бежал из Польши после тайного венчания с любимой девушкой – урожденной Понятовской. Молодые поселились во Владимире, и со временем «панич» сделался главным губернским лесничим. Сын его, Антон, женился на барышне из родовитой фамилии Нарбековых. Род этот вёл свою историю ещё со времён Василия Тёмного и состоял, а много позднее породнился с семейством Державиных, прославленном знаменитым поэтом…

У Нарбековых был собственный белокаменный дом с садом – неподалёку от Успенского и Дмитриевского соборов. Туда водили на службы детей, там молились сами…

Впрочем, молитвы у сверстников нового века к несчастью вытеснялись совсем иной литературой. Вот, и Нина Нарбекова с братом Николаем подались в эсеры, Нина даже возглавила владимирскую ячейку социалистов-революционеров. Да и горячий при природном добродушии Антон, будучи студентом, вздумал пофрондёрствовать. В итоге врачом так и не стал. Стал ветеринаром. Служил какое-то время при кавалерийском полку, а затем осел в родных краях.

Политическая горячка юности давно миновала. Правда, Антон Александрович был всё также вспыльчив. Однажды на охоте вздумал разгонять комаров стрельбой… Вспышки гнева проходили быстро, и «звериного» доктора все любили за неизменную сердечность. Их с Ниной Васильевной дочь семнадцати лет уехала в Москву, мечтая стать актрисой. И стала – не где-нибудь, во МХАТе! И замуж вышла за другого МХАТовца. Недолго вместе пожили, но родили старикам внука. Алёшеньку. В ранние годы привозила его мать в родные пенаты на лето – на радость деду с бабкой.

Но, вот, грянул 37-й год… Чем вредили Советской власти ветеринар и зубной врач, коим работала Нина Васильевна? Тем же, чем и миллионы других граждан… И даже более многих из них. Два старинных рода… Да ещё прежнее эсерство «барышни Нарбековой» и её брата. Их арестовали одновременно: супругов Ольшевских, Николая Нарбекова и других «врагов народа». Тюрьма, допросы, пытки…

- К псам! – взревел своё излюбленное выражение на одном из допросов Антон Александрович. Дольше строптивого поляка допрашивать не стали. Расстреляли…

А Нине Васильевне дали 10 лет… В лагере её уважали даже уголовницы. Нина Ольшевская-старшая пересказывала им романы и пьесы и пользовалась за то их расположением. 

Не за то, что чистой я осталась,

Словно перед Господом свеча,

Вместе с ними я в ногах валялась

У кровавой куклы палача…

А ведь можно, пожалуй, считать, что «повезло»? Ведь могли следом за отцом и матерью прийти и за дочерью? И за её вторым мужем – писателем Ардовым? Куда как могли… Тем более в доме этом – сколько же «взятых на карандаш» бывали! Зощенко… Олеша… Ахматова…

Именно здесь, в этой крохотной комнатушке встретились два великих поэта ХХ века, две гениальные женщины – Анна Андреевна и Марина Ивановна… У последней к тому времени в заключении были дочь и муж, и она безумно боялась за сына. Затравленная, измученная, ни в ком не находила она опоры. У неё не было даже своей Нины, подруги, готовой всегда приютить и утешить. Когда они говорили, под окнами дежурили «топтуны», и одна великая женщина спокойно сказала другой:

- Интересно, за кем они – за вами или за мной?

«Топтуны», впрочем, не были новостью для дома на Ордынке. Здесь их видели довольно регулярно…  Всевидящее око следило, всеслышащее ухо подслушивало…

И сыну Анны Андреевны, и матери Нины Антоновны суждено возвратиться из заключения. А многие так и не дождались своих. Поколение, истерзанное войной с внешним врагом и террором врага внутреннего, правящего… Не было семьи, по которым бы так или иначе не проехали два этих страшных, кровавых колеса. Десятилетия спустя народный артист СССР Алексей Владимирович Баталов скажет: «...У меня в жизни было очень много людей, за которых я бы день и ночь молился. Они погибли в годы репрессий самым страшным образом: в ссылках, в тюрьмах. Замечательные, потрясающие люди, которые ничего, кроме добра никому не делали... Бабушка моя спасала людей, а после - десять лет отсидела. Дедушка погиб во Владимирской тюрьме. Я всем лучшим, что во мне есть, обязан им.
Нет области, нет великого открытия, которое не было бы исцарапано когтями этой стаи бандитов: товарища Ленина и товарища Сталина...»

Нет, и не под чуждым небосводом,

И не под защитой чуждых крыл

Я была тогда с моим народом –

Там, где мой народ к несчастью был.

Этому завету своей гениальной «постоялицы» Алексей Баталов остался верен во всю свою долгую жизнь. Он жил в соответствии с понятием, всю более забываемым в наши дни. Понятие это – совесть. Он не искал ничего для себя, но стремился помогать другим. Он был глубоко верующим человеком, но никогда не выставлял это напоказ, подобно лицемерам, ставшим «верующими в порядке партийной дисциплины», по моде. Он был верен своему Отечеству и своему народу, неизменно оставаясь с ним, деля его беды и радости, но никогда не занимался политиканством, не вступал в партии, куда звали его, отказался даже от членства в Общественной палате. Он был верен Родине, а не партиям и режимам. И верен - также сокровенно, без высокопарных фраз. Он был верен Искусству и не позволял опускать его планку, а потому отказывался принимать участие в низкопробных киноподелках, не прельщаясь материальными благами, хотя, заботясь о тяжело больной дочери, более чем кто бы то ни было мог бы найти оправдание «компромиссам» и в своих, и в чужих глазах. Он был писателем, артистом, художником, режиссёром, мастером на все руки, владевшим многими ремёслами, удивительным отцом и… настоящим Человеком. Таким Человеком, какими задумывал нас Бог, или очень близким к этой задумке. «Больше всего меня огорчает нынешнее служение деньгам, - говорил Алексей Владимирович. - Это самое сильное искушение, люди на глазах ломаются… Раньше, идя зимой по деревне, вы могли постучаться в любой дом и вас на ночь пустили бы. А сегодня родную бабушку внук выбрасывает из квартиры. И при этом он вам со знанием дела объяснит, как это выгодно: тут 6 метров выгадает, там 200 долларов и т. п. Детей рожают, чтобы после развода побольше слупить с богатого мужа. Всё это - самое нерусское и самое омерзительное, что есть. А самое дорогое для меня - это русская культура, милосердие, которые в России всегда были и остаются, между прочим, и сегодня. Просто очень тяжёлое сейчас время... Я, к сожалению, вообще не помню времён, когда так уж всё здесь было хорошо.

Нет в России такого времени: вот наконец мы пожили! Ссылки, братоубийственная Гражданская война, голод, НЭП, репрессии, коммунизм и соцреализм, когда и Чехов, и Достоевский не годились, Великая Отечественная война... Может быть, эти страдания даются нашему народу, дабы он не забывался и понял свои ошибки?.. Испытания посылаются свыше, и Бог смотрит, как люди их выдерживают»».

Русская Стратегия

http://rys-strategia.ru/