После сталинской коллективизации, позорной и провальной, после бандитского раскулачивания многочисленные колхозы и совхозы, едва выживавшие и оказавшиеся на грани разорения, не могли накормить проголодавшийся народ хлебом насущным, хотя по-прежнему сеяли много, а собирали совсем мало. И даже крестьянам, трудившимся от зари до зари в поле своём и колхозном за пресловутые палочки, не стало хватать хлеба до нового урожая. И партийные властители, пришедшие на смену Сталину, пытались, как могли, решить эту рукотворную проблему, рождённую большевицким переворотом семнадцатого года…

Лютая сталинская стужа беспощадно свирепствовала мучительно долгие десятилетия. Она намертво сковала и парализовала жизнь на русской земле. После неё наконец-то всё же  наступала долгожданная оттепель, позднее названная хрущёвской: преодолевая мыслимые и немыслимые рукотворные препятствия, включая изобретённый железный занавес, через стену равнодушия стали пробиваться робкие ростки гласности, первый из которых появился отнюдь не на почве народной, политой слезами и кровью и переполненной горем людским. Он появился внезапно и неожиданно на почве кремлёвской, где в царских палатах прочно обосновались сначала большевицкие диктаторы, а потом и партийные стареющие генсеки, ограждённые от русского народа высокой, неприступной стеной. Именно здесь, на земле кремлёвской был сделан смелый, решительный и в то же время показательный шаг к свободе слова, – с высокой партийной трибуны были оглашены для всего народа ратные «подвиги» «отца всех народов» Джугашвили, который скрывал своё уголовное прошлое и грузинское происхождение под вымышленной фамилией Сталин.

Сразу же после оглашения, открытого и неожиданного, вынесли его истлевающие останки из мавзолея. При этом никто из партийцев, которым он обеспечил сытую и вольготную жизнь, не вышел с плакатом «Руки прочь от мавзолея», как это делали и не один раз после падения коммунистического режима новоявленные самозванцы, «верные ленинцы» с надеждой повернуть историю вспять. И захватив власть в свои руки подобно их предкам, воинствующим большевикам, усвоившим западную науку разрушения, они готовы опять ввергнуть многострадальную Россию в великую смуту и повторить тем самым кровавый подвиг октябрьского переворота семнадцатого года с многомиллионными жертвами…

Снесли немедля и все многочисленные памятники гения зла и насилия Сталина. Памятники разные – во весь рост и в виде бюста, большие и малые, бронзовые и железобетонные, возведённые при его жизни везде и всюду: на главных площадях, в парках и скверах каждого города.

При  установке памятников «вождя» иногда дело доходило до грубого надругательства над народными святынями – один из подобных истуканов во весь рост был поставлен на месте горнем и возвышенном – в святае святых православного храма, в алтаре Покровского собора, что на Большой Ордынке в Москве. И такое чудовищное надругательство совершили партийные служаки, не осознававшие, что творят, по отмашке обезумевших партийцев, свободных от стыда и совести и намеревавшихся чужими руками якобы построить безбожный рай на земле…

Немедленно убрали все до одного памятники, стоявшие возле зданий обкомов и райкомов, райисполкомов и сельсоветов, городских и сельских школ и в центре каждого даже самого отдалённого захолустного рабочего посёлка, до которого разве что на крыльях можно долететь. И так же немедля и долго не раздумывая, носившим не одно десятилетие «славное» имя Сталина многим городам и населённым пунктам, городским площадям и улицам, предприятиям, колхозам и учебным заведениям вернули прежние названия либо присвоили другие.

Однако был сделан только первый решительный и весьма робкий шаг на самом высоком партийном уровне по оценке «выдающейся» роли Сталина в истории нашего отечества, но не оглашены его все преступные злодеяния, приведшие к многомиллионным жертвам русского и братских народов. Проходят десятилетия после развенчания культа личности Сталина, но до сих пор не дана полная правовая оценка его преступлений в рамках действующего законодательства.

Сталинская истребляющая стужа, растянувшаяся на многие десятилетия, неистово свирепствовала на бескрайних русских просторах вопреки самой природе и вне зависимости от времён года. Её пагубное влияние ощутили русские люди не только холодной зимой с крепкими морозами, когда птицы замерзают на лету, но и жарким летом, когда и в тени нет желанной прохлады и нет спасения всякому человеку от невыносимой духоты. В такую сталинскую лютую стужу были широко расставлены везде и всюду репрессивные губительные ловушки для великого множества безвинных жертв, загоняемых туда сплошным потоком и морозной зимой, и знойным летом, и ранней цветущей весной, и поздней увядающей осенью. Их вылавливали везде и всюду, арестовывали, выгоняли из родного дома, а затем расстреливали без суда и следствия. Оставшихся же в живых ссылали либо загоняли в тюрьмы и лагеря с колючей проволокой, где, используя дармовую рабочую силу, полуголодных и полураздетых узников заставляли работать до изнеможения и потери сознания. Сосланным же труженикам-крестьянам и многим другим «врагам народа» из родных мест проживания в северные необжитые края предстояла медленная и мучительная смерть от изнурительного голода и невыносимого холода.

С наступлением хрущёвской весенней оттепели, которую с нетерпением ждали многие исстрадавшиеся люди, истерзанные сталинской стужей, и которую ждала сама природа, в средине пятидесятых годов прошлого века из многочисленных тюрем и лагерей стали возвращаться лишь немногие «контрреволюционеры», «враги народа» и дети «врагов народа». Измождённые неволей и непосильным тяжёлым трудом вчерашние узники, потерявшие последнюю силу и загубившие здоровье, вскоре после возвращения домой умирали в муках и страданиях от неизлечимых тяжёлых болезней. Освободившихся же трудоспособных, не надорвавших окончательно здоровье на сталинской каторге, ждала другая страшная напасть – их нигде не принимали на работу, и они не по своей воле оказывались якобы свободными, но безработными, никому не нужными и чужими на родной земле. А это означает, что ограничение свободы не снималось с них полностью, и позорное клеймо «враг народа», оставалось с ними навсегда вплоть до гробовой доски и ещё долго отзывалось печальным эхом на их ближайших родственниках и потомках, «детях врагов народа».

Однако далеко не всем заключённым, лишённым свободы и оказавшимся за тюремной решёткой, суждено было вернуться в родной дом. Не дождалось своего срока освобождения множество заключённых, которые, не выдержав сталинской «перековки», умирали с киркой или лопатой в руках, выдавая злосчастные кубометры мёрзлого, как камень, грунта при прокладке грудью Беломорканала, либо выдавая в жгучие лютые морозы кубометры леса на лесоповале, утопая по пояс, а иногда и по шею в снегу. Умирали от изнурительной и непосильной работы и от переохлаждения организма полуголодные заключённые в насквозь промокшей, рваной тюремной одежде. Их заставляли носить в фартуках тяжёлую, едва подъёмную торфяную жижу, чтобы проложить дорогу через непроходимые болотистые топи в суровом северном крае – дорогу к собственной смерти. Трупы этих и многих других «ударных строителей социализма» зарывали в землю без гробов прямо на откосах каналов и на обочинах неисчислимых дорог, ведущих в «светлое будущее» и оказавшихся сплошь усеянными костями народными. Подобная трагическая судьба постигла великое множество заключённых и на всех других гигантских «стройках социализма» в эпоху форсированной индустриализации, бандитского раскулачивания и принудительной сплошной коллективизации в отдельно взятой стране.

Не вернулись домой крепкие труженики-крестьяне, которых, арестовав, расстреливали, загоняли в тюрьмы и ссылали в далёкие холодные края. Многие из них умирали прямо в дороге с голоду и от приобретённых тяжёлых болезней. И такая скорбная дорога навстречу смерти под открытым небом, под дождём и снегом в невыносимом холоде оказалось последней в их жизни на пути в «светлое будущее». Загнанные же в тюрьмы умирали не сразу, а медленно от скверного полуголодного питания и тяжёлой изнурительной работы. Лишь немногим, сосланным на Крайний Север или в далёкую Сибирь, удавалось выжить в необжитых местах с суровым климатом. А обратный путь на родину для них был заказан навсегда. Да и ехать было некуда – из родного дома их выгнали, а хозяина либо расстреляли, либо посадили в тюрьму.

Спустя десятилетие от начала бандитского раскулачивания и принудительной сплошной коллективизации началась вторая волна массового оттока крестьян, преимущественно мужского населения, из деревень, сёл и станиц после объявления войны 1941 года, когда в армию призывали и отправляли на фронт всех взрослых мужиков, способных держать винтовку в руках. Первые же месяцы  и дни войны из-за непродуманной военной стратегии боевых действий, когда по партийной отмашке сверху приказывали взять грудью хорошо укреплённые объекты противника, наша армия понесла немыслимо огромные потери – сотни тысяч солдат и офицеров, погибших на фронте, не вернулись в родные хаты и дома. Всего же жертв Великой отечественной войны – десятки миллионов наших соотечественников, а по последним уточнённым сведениям, более сорока миллионов. На русской земле не было ни одной семьи, в которую не вернулся бы отец, сын или брат. Нередки были случаи, когда в одну и ту же семью не вернулись отец и два или три сына.

Несмотря на то, что в каждую хату и в каждый дом на русской земле регулярно приходили печальные, скорбные вести «погиб на фронте» либо «пропал без вести», подавленные горем матери с горькими слезами на глазах ежедневно и ежечасно вспоминали о своих сыновьях, ушедших на фронт, и, продолжая верить и во время войны, и после неё вплоть до своей смерти, что они живы, надеялись, что произойдёт чудо и они не сегодня, так завтра вернутся домой. Верили и надеялись и несчастные жёны, что их любимые мужья обязательно вернутся в родной дом. Однако такие радужные надежды почти никогда не оправдывались, за исключением очень редких случаев, когда солдаты или офицеры, объявленные погибшими либо пропавшими без вести, все-таки возвращались домой чаще всего инвалидами, не способными работать ни дома, ни в поле.

Покинувших родной дом не по своей воле и не оставшихся в живых, было  десятки миллионов. Сиротели многие семьи, сиротели деревни и сёла, которые лишались здоровой мужицкой силы. В некоторых семьях появились круглые сироты – их родители погибли во время войны либо умерли, работая в тылу, от недоедания и непосильного труда. Оставались выживать несчастные вдовы, подавленные горем, согбенные старики и старухи преклонного возраста и несовершеннолетние дети. И все они в деревнях и сёлах вынуждены были выполнять наряду с женской нелёгкой работой тяжёлую мужицкую. Они занимались вовсе не женским делом: пахали, сеяли, косили и содержали небогатое домашнее хозяйство, чтобы не умереть с голоду. К тому же не было в достатке здоровых рабочих лошадей, пригодных для работы в поле.

Многие крестьянские семьи остались без крова над головой – их хаты разрушили снаряды или сожгли немцы. Не хватало мужицких рук, чтобы построить хаты. Поэтому строили жильё всем миром как могли и с чего могли: часто перестраивали амбары и бани в небольшие хатки с одним окном, в каждой из которых едва вмещалась крестьянская дощатая кровать с соломенным матрасом и русская печь. Такие хатки, крытые соломой, больше походили на избушку на курьих ножках, чем на добротный крестьянский дом с просторной большой комнатой и с четырьмя окнами на улицу. Да и с пропитанием в деревнях и сёлах не всё было в порядке: во многих многодетных семьях не хватало хлеба до нового урожая. Крестьяне, добывавшие своими мозолистыми руками хлеб, понимали: чтобы не умереть с голоду, как это было не раз на русской земле после рокового октябрьского переворота 1917 года, когда в деревнях и сёлах умирали голодной смертью миллионы людей, надо, во что бы то ни стало, пахать и сеять. А как пахать и сеять, когда не было мужицкой здоровой силы, да и не хватало рабочих лошадей. А железные кони, вожделенные трактора, в которых «вместо сердца пламенный мотор» и которыми партийные горлопаны везде и всюду заманивали крестьян вступать в колхозы, были большой редкостью, и ещё долго они не появлялись на многих широких колхозных полях, хотя и проходили десятилетия после обретения неограниченной власти самозваными большевицкими диктаторами.  

Без мужицких рук и без здоровых рабочих лошадей измождённые обездоленные бабы вынуждены были впрягаться в плуг вместо коня, чтобы вспахать поле, чтобы засеянное поле не пустовало и чтобы, потом собрав новый урожай, спасти от голодной смерти и себя, и свои многодетные семьи. Чтобы накормить множество нахлебников, которые не пахали, не сеяли и не стояли у станка, а ели от пуза. В таком плачевном состоянии оказались крестьяне во многих деревнях, сёлах и станицах на всей русской земле в послевоенное время.

В немыслимо тяжёлых условиях возрождалась российская деревня, которая, не успев оправиться после бандитского раскулачивания и принудительной сплошной коллективизации, сама не доедая, продолжала растить и поставлять хлеб насущный. Постепенно, шаг за шагом налаживалась жизнь в осиротевших крестьянских семьях.

В средине пятидесятых годов хрущёвскую оттепель сразу же ощутили в каждой крестьянской семье по мере ослабления налогового бремени. У тружеников-крестьян появилась некая надежда, что партийные служаки не отнимут заработанный честным трудом хлеб, весь вплоть до последнего зерна, как это было совсем недавно, при сталинском режиме. Они надеялись, что у них останется хоть что-то, хоть какая-то малость хлеба для пропитания своих многодетных семей после выплаты грабительских налогов, которые взимались за всё, что было в совсем небогатом крестьянском хозяйстве, включая каждую яблоню и каждую вишню. Налоговые поборы, денежные и натуральные, не редко превышавшие годовые доходы крестьян, совсем не отменили, но они стали заметно меньшими.

В нелёгких условиях возрождались из руин разрушенные войной города и посёлки. С большим трудом становились на ноги заводы и фабрики. В то же время продолжали строиться различные промышленные гиганты и гидроэлектростанции. И на многочисленных «стройках социализма», как и в деревнях и сёлах, не хватало рабочей силы и продовольствия. Не хватало и строительной техники, и материалов. Тем не менее, благодаря самоотверженному труду строителей и каждого труженика на своём рабочем месте уже через несколько лет основные восстановительные работы были завершены, а широкомасштабное строительство везде и всюду продолжалось.

Библиографические ссылки

Карпенков С.Х. Русский богатырь на троне. М.: ООО «Традиция», 2019. – 144 с.

Карпенков С.Х. Стратегия спасения. Из бездны большевизма к великой

России. М.: ООО «Традиция», 2018. – 416 с.

Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.    

Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.

Карпенков С.Х. Экология: учебник  в 2-х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: Директ-Медиа, 2017.

Степан Харланович Карпенков

Русская Стратегия