|
Положение Русской Православной Церкви
и антирелигиозная политика советского государства в Крыму в 1953-1964 гг.
Эпоха Никиты Хрущева ассоциируется в первую очередь с развенчанием культа личности Сталина, началом массовой реабилитации жертв политических репрессий, развитием культуры, искусства, науки и техники. Позиционируемая как возвращение к ленинским принципам, либерализация затронула различные стороны жизни. Но далеко не все перемены меняли жизнь к лучшему. Именно в этот период в Советском Союзе разворачиваются новые гонения на религию и Русскую Православную Церковь.
Поначалу советско-партийные органы не шли на открытую конфронтацию с духовенством и верующими. В руководстве страны развернулась схватка за власть, и религиозные вопросы временно отступили на второй план. В высших партийных инстанциях выявилось два подхода к проблемам Церкви — антирелигиозный и «государственный» (рассматривание Московской Патриархии как своеобразной части общей системы управления страной). Почти все 1950-е гг. отмечены борьбой между сторонниками этих подходов. Правительство же все больше дистанцировалось от проблем религиозной сферы, выражая готовность выполнять указания той части партийной элиты, которая одержит победу в споре о церковной политике[i].
Среди духовенства и верующих смерть Сталина и последовавшие за ней перемены вызвали противоречивые отклики. Безусловно, у многих проснулись надежды на будущее религиозное возрождение. После принятия Указа Президиума Верховного Совета СССР от 14 июля 1954 г. «О введении условно-досрочного освобождения из мест заключения», на свободу вышли многие священники и архиереи (согласно сводному отчету ГУЛАГа на 1 октября 1949 г. количество священников по всем лагерям составляло 3 523 человека)[ii]. Вместе с тем, среди церковных иерархов возникли серьезные опасения, что прежний прагматический курс по отношению к православию будет свернут.
Эти опасения имели под собой серьезные основания. Так, из подготовленного четвертого номера «Журнала Московской Патриархии» была изъята статья «Вместе с народом», в которой говорилось о приемах Сталиным церковных делегаций. Было запрещено издание в 1953 г. третьего тома статей и речей митрополита Николая (Ярушевича).
29 апреля 1953 г. в ЦК на имя Н. Хрущева поступила докладная с предложением разработать план «ликвидации и локализации» святых источников, к которым осуществляется массовое паломничество, и создать для этой цели специальную комиссию. Правда, отдел пропаганды и агитации в своем отзыве порекомендовал ограничиться мерами местных партийных организаций[iii].
7 июля 1954 г. ЦК КПСС принял постановление «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения», в котором не только отмечался рост религиозности в массах и весьма критически оценивалось состояние атеистической работы партийных организаций, но и фактически отменялась прежняя «примиренческая» политика в отношении Церкви.
Многие идеи и формулировки данного документа реанимировали агрессивную антирелигиозную риторику 1930-х гг.
«Церковники и сектанты,-отмечалось в постановлении ЦК КПСС от 7 июля 1954 г. изыскивают различные приемы для отравления сознания людей религиозным дурманом... Празднование религиозных праздников, нередко сопровождающееся многодневным пьянством, массовым убоем скота, наносит большой ущерб народному хозяйству, отвлекает тысячи людей от работы, подрывает трудовую дисциплину». Верующие характеризовались как «наиболее отсталая часть населения». Говорилось, что одним из серьезнейших препятствий на пути скорого построения коммунистического общества в СССР является религиозное сознание части населения[iv].
Реализация этого документа не заставила себя долго ждать. Так, после принятия июльского постановления по всей странестали преследовать прихожан, разгонять молящиеся в храмах, закрывать церкви. В течение 1954-1955 гг. количество храмов в стране сократилось до 13 376[v].Активизируется антирелигиозная пропаганда. Как в 1930-е гг., ситуацией не преминули воспользоваться различные антиобщественные и маргинальные элементы.
Еще до выхода июльского постановления, весной 1954 г., в Пасхальную ночь, в Крыму были зафиксированы многочисленныехулиганские проявления в отношении верующих и православных священнослужителей. Так, в Бахчисарае в Николаевском молитвенном доме 4 молодых парней, которые вошли в храм в головных уборах, подняли шум и стали свистеть, для их удаления были вынуждены пригласить находившегося недалеко на улице милиционера, который отобрал у хулиганов паспорта и удалил их с территории молитвенного дома.Напротив Николаевской церкви села Пионерское, Симферопольского района примерно в 20—25 метрах открыт вино-водочный ларек, который торговал водкой всю ночь. Пьяные «заходили в церковь и поднимали шум, что мешало нормальному проведению церковной службы, конечно, их удаляли из церкви сами верующие, но у последних создавалось убеждение, что ларек против церкви торговал ночью водкой с целью, чтобы пьяные сорвали пасхальную службу»[vi]. Случаи хулиганства со стороны пьяных в Пасхальную ночь также имели место в Николаевском соборе Евпатории, препятствовали крестному ходу в Белогорске[vii].
Особенно много вреда церковной жизни приносили школьники, которые ради озорства били стекла в окнах храмов и совершали другие пакости.
Власти смотрели на это сквозь пальцы. Более того, стремились внести свою лепту в дело борьбы с «религиозным дурманом». То дорожный отдел, ремонтируя дорогу, разрушит мостик для проезда в церковную ограду, то установят водопроводный кран в ограде церкви, и образуется целое болото. А в Ново-Александровке возле церкви председатель колхоза Файнберг поместил свинарник, в результате во время кормления свиней, которые своим ревом и криком заглушали церковные службы, верующие теряли«молитвенное настроение, что вместо ладана кадильного отвратительный запах от свиного кала проникает в храм»[viii].
С принятием июльского постановления у хулиганов оказались развязаны руки.
Так, священник Симферопольского кафедрального собора Моссейчук однажды шел по улице, и подростки, увидев его, стали оскорблять. Настоятель собора Иван Милославов по данному случаю говорил, что некоторые священники даже не выходили на улицу, чтобы не подвергнуться словесным нападкам со стороны молодежи[ix].
Это вызвало сильную негативную реакцию духовенства и мирян. Особенно громко прозвучал голос архиепископа Симферопольского и Крымского Луки (Войно-Ясенецкого). Уже 23 марта 1954 г. он обратился к Патриарху Алексию I с письмом о необходимости созвать Собор епископов, так как положение Церкви считает очень тяжелым[x]. На постановление ЦККПСС от 7 июля 1954 г. святитель Лука откликнулся яркой проповедью: «Не бойся, малое стадо»:
«Атеизм стал распространяться во всех странах, и прежде всего во Франции, позже, гораздо позже, уже в конце 18-го века. Но везде и всюду, несмотря на успех пропаганды атеизма, сохранилось малое стадо Христово, сохраняется оно и доныне.
Вы, вы, все вы, слушающие меня – это малое стадо! И знайте и верьте, что малое стадо Христово непобедимо; с ним ничего нельзя поделать, оно ничего не боится, потому что знает и всегда свято хранит великие слова Христовы: «Созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ее».
Так что же, если даже врата адовы не одолеют Церкви Его, малого стада Его, то чего нам смущаться, чего тревожиться, чего скорбеть?! Незачем, незачем! Малое стадо Христово, подлинное стадо Христово неуязвимо ни для какой пропаганды. Вера малого стада, его любовь к Господу Иисусу Христу так тверды, что даже врата ада не сокрушат эту веру»[xi].
Сопротивление духовенства и верующих, и в первую очередь, существование в партийном руководстве противников жесткого антирелигиозного курса, заставили Хрущева и его сторонников временно отступить.
10 ноября 1954 г. вышло постановление ЦК КПСС «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения».По ряду пунктов оно было прямо противоположно июльскому, осуждало произвол, наклеивание ярлыков, оскорбление верующих и, в частности, задержало появление журнала «Наука и религия», посвященного пропаганде атеизма в массах: обещанный в 1954 г., он начал выходить только в 1958 г. Новое постановление вызвало волну благодарственных телеграмм от духовенства различных епархий[xii].
В целом, кратковременное наступление властей на религию привело к прямо противоположному результату. Увеличилась посещаемость храмов, выросло количество треб и совершенных таинств. Как отмечалось в протоколе съезда благочинных Крымской епархии, который проводился 8-9 декабря 1954 г., «после пропаганды народу в церкви прибавилось», в Симферопольском кафедральном соборе на службах стало появляться больше мужчин[xiii].
До 1957 г. православие в СССР вновь пережило, пусть и не в полной мере, ренессанс. Открываются новые храмы. Так, если по состоянию на 1 января 1955 г. в СССР насчитывалось 13 376 действующих церквей, то на 1 января 1957 г. их было 13 430[xiv]. Увеличилась и численность православного духовенства (с 11 993 на 1 января 1955 г. до 12 288 на 1 января 1957 г.[xv])
Впервые за годы советской власти Русской Православной Церкви разрешили напечатать Библию, Евангелие, и в 1956 г. они вышли общим тиражом 50 тыс. экземпляров[xvi].
Русская Православная Церковь за эти годы значительно укрепила кадры духовенства, омолодила их. В 1956 г. число желающих поступить в семинарии и академии по сравнению с 1952 г. увеличилось в два раза и составило 765 человек на 384 места. По разрешению госорганов многие в прошлом репрессированные священники возобновили служение[xvii].
Но в 1957 г. тучи вновь начинают сгущаться. Увеличилось количество атеистических лекций. Если в 1956 г. было прочитано 1875, то в 1957 – 3875[xviii]. В печати появляются статьи отрекшихся от сана священников.
Устранив своих соперников-сталинистов (Молотова, Маленкова, Ворошилова), осенью 1958 г. Хрущев инициировал новое наступление на религию. Оставаясь «революционным романтиком», Никита Сергеевич считал заигрывание с духовенством и верующими несовместимым с идеями коммунизма. Еще в 1937 г., в бытность первым секретарем МК и МГК ВКП(б), он говорил на февральско-мартовском пленуме: «Перестраивая Москву, мы не должны бояться снести дерево, церквушку или какой-нибудь храм»[xix]. Таким образом, предубеждение против духовенства возникло у Хрущева давно.Ему он оставался верен в течение всей своей жизни. 17 октября 1961 г., выступая с докладом на XXIIсъезде КПСС, Хрущев заявил, что «коммунистическое воспитание предполагает освобождение сознания от религиозных предрассудков и суеверий, которые все еще мешают отдельным советским людям полностью проявить свои творческие силы. Нужна продуманная и стройная система научно-атеистического воспитания, которая охватывала бы все слои и группы населения, предотвращалараспространение религиозных воззрений, особенно среди детей и подростков»[xx].
Новая антирелигиозная кампания готовилась с весны 1958 г. Проводились совещания, составлялись аналитические обзоры, справки, записки. По результатам этой деятельности осенью 1958 г. вышло несколько секретных постановлений, направленных не только на усиление атеистической пропаганды, но и на осуществление административных мер по ограничению прав религиозных организаций. Был повышен налог с земельных церковных участков, включая даже кладбища при монастырях. Из библиотек изымались религиозные книги.
С 1958 г. запрещалось принимать в монастыри лиц моложе 30 лет, значительно сократилось число семинарий. Отменялось право оказывать финансовую помощь приходам, монастырям, была подорвана экономическая база Церкви, изгонялись насельники из обителей, за неуплату налогов судили даже архиереев[xxi].
В отличие от гонений 1930-х гг., когда приоритетным было физическое истребление духовенства и верующих (либо отправка в концентрационные лагеря), новая антирелигиозная кампания ставила во главу угла идеологическое перевоспитание. Люди с религиозным мировоззрением в глазах остальной части общества изображались как «недалекие» и «заблудшие», но все же советские граждане, которых следовало убедить отказаться от «суеверий» и «предрассудков». Другими особенностями были: тотальность и выраженный антисектантский характер. Борьба с религией велась силами не только правоохранительной системы, но и партийных и советских органов власти, руководства и коллективов предприятий, профсоюзов, комсомола, общественных организаций.
Методы борьбы с религией применялись самые разнообразные:
- давление на религиозных лидеров;
- пропаганда;
- ликвидация религиозных организаций и снос культовых зданий;
- увеличение налогов;
- уголовное преследование верующих;
- преследование за «тунеядство»;
- изъятие детей из семей верующих.
Ужесточение антирелигиозной политики государства крымское православное духовенство и верующие ощутили уже в первом квартале 1958 г. В этот период на территории области было прочитано 680 лекций по атеистической тематике и 1383 – по естественнонаучным проблемам[xxii].
Соответствующие материалы публикуются в средствах массовой информации. Многочисленные авторы публикаций и радиопередач наперебой доказывали своим читателям и слушателям, что от религии – один вред. Подавляющая часть антирелигиозных статей, напечатанных в крымской прессе этого времени, была написана в грубой и злобной тональности. В большинстве статей речь шла о поведении священников, якобы допускавших самые безнравственные поступки.
Мишенью пропаганды стали и активные верующие. О них писали в многочисленных фельетонах, в которых изображали людьми лицемерными и двуличными. Так, в материале «Житие «святых», опубликованном 22 июня 1960 г. на страницах газеты «Слава Севастополя», рассказывалось о нравах, царящих среди некоторых активных прихожан Покровского собора. Их обвиняли в моральном и бытовом разложении распутстве, стяжательстве, пьянстве[xxiii].
Весьма привечались публикации, написанные якобы от имени отрекшихся верующих. Так, 10 июня 1959 г. в газете «Слава Севастополя» появилась статья «Почему я перестал верить в Бога». Автор, некто Г.Безбородов, выдавая себя за бывшего верующего, выступил с разоблачением церковных чудес и далее писал о том, как любит советскую власть и ценит все блага, которые она дает советскому человеку.
С первых строк Безбородов обрушился на Церковь с обвинениями, что в дореволюционное время она была верным прислужником капитализма, что священнослужители и сегодня только и делают, что обманывают народ, особенно, когда проводят религиозные обряды.
«Сейчас, — делился размышлениями автор, — церковники тоже пытаются одурманивать людей. Они проповедуют, что бог милостив, что он любит людей, что люди на земле братья. А как же тогда понимать фашистские зверства, учиненные на нашей земле, когда миллионы безвинных людей фашисты сжигали в печах лагерей смерти? Братья ли нам американские империалисты, которые готовят атомную войну?
Бога создали, выдумали правящие классы для того, чтобы удобней было эксплуатировать людей. Не бог управляет природой, а разум человеческий»[xxiv].
Наиболее распространенным способом дискредитировать Церковь, была возможность обвинить священников в коррупции и расхищении средств, которые дают прихожане. Об этих и других неприглядных поступках информировал читателей еще один «бывший верующий», И.Пацуев. В материале под громким названием «Я навсегда порвал с религией», опубликованном в «Славе Севастополя» 17 ноября 1959 г. он обвинял настоятеля Покровского собора, священника Романовского в присвоении денежных средств прихожан. Другие члены общины обвинялись в воровстве и бытовом пьянстве:
«Вот Ирина Сотникова, Ей, как непорочной, открыт вход в алтарь. Так эта «праведница» дошла до того, что в алтаре пьет водку, тащит деньги из кружки пожертвований.
Или взять активистку Елену Стегнищеву. Она тоже заимствует деньги из тарелочного сбора. А староста Агафья Васильева, бывает, всю тарелку со сбором опорожняет в свой карман»[xxv].
Завершалась публикация обращением «ко всем, кто еще верит»:
«Опомнитесь, не тратьте понапрасну душевные силы, не ищите цели жизни в религиозных отправлениях. Не ищите света во тьме! Включайтесь на полную силу во всенародное дело, стройте радостную жизнь на земле»[xxvi].
Тему воровства и коррупции среди православных священнослужителей продолжила статья «У церковной кормушки», которая была напечатана 30 апреля 1960 г. в «Славе Севастополя». Духовные пастыри здесь прямо обвинялись в том, что их деятельность представляет собой сплошной обман прихожан и все это делается для того, чтобы «заполнить деньгами верующих свои бездонные карманы». Чтобы статья выглядела более правдиво, автор приводил несколько примеров, где прихожане возмущаются «жадностью попов»[xxvii].
В антирелигиозной пропаганде широко применяется наглядная агитация. В областном и городском музеях полуострова были организованы передвижные научно-атеистические выставки.
Закрываются церкви и храмы. За период с 1 января 1958 по 1 января 1959 г. количество действующих храмов сократилось с 48 до 43[xxviii]. В 1959 г. лампады погасли еще в 10 крымских храмах. Удары прежде всего были нанесены по сельским общинам[xxix]. В 1960 г. еще 9 церквей лишились регистрации, и в 9 из 21 районов Крыма храмов совсем не стало[xxx].
Поводом для закрытия храмов становились конфликты в церковной среде. Если раньше Уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви пересылал жалобы на священников, старост и казначеев епископу, то теперь он придерживал их, используя все возможности для того, чтобы подлить масла в огонь и развалить приход. Так, в селе Почтовое поругались две женщины-прихожанки. Пожаловалась одна на другую Уполномоченному, а тот сделал частную ссору поводом для расправы над всей церковной двадцаткой:
«Священник церкви в с. Почтовое Черкашинов Леонид окрестил ребенка без ведома и согласия родителей — отца коммуниста и матери комсомолки, отпевал умершую на дому, без согласия всех членов семьи, узурпировал права членов ревизионной комиссии... с его согласия и по прямому его указанию в церкви была избита член ревизионной комиссии Осягина, разоблачившая Черкашинова, церковного старосту и казначея в присвоении ими церковных денег... Черкашинов снят с регистрации. Церковь не функционирует. В районе и в частности в с. Почтовое усилена научно-атеистическая пропаганда, главным образом индивидуальная работа с членами церковной двадцатки... Судебный процесс записан на магнитофон и транслируется Крымским радиовещанием»[xxxi].
Суд приговорил старосту к заключению и частным определением порекомендовал закрыть храм как место раздоров и махинаций[xxxii].
Храмы закрывались и по «техническим причинам». По указанию Уполномоченного комиссия составляла протокол, что здание находится в аварийном состоянии и к эксплуатации не пригодно. Так были закрыты храмы в Алуште, Ялте, Найденовке, Евпатории.
В феврале 1963 г. прекратились богослужения в Покровском соборе Севастополя. Здание передали городскому архиву и спортивному клубу[xxxiii]. Закрытие храма предварялось травлей священников и прихожан. Так, в 1962 г. в газете «Слава Севастополя» опубликовали статью «Два лица Евдокима Васильева», о том, что, будучи мастером цеха, он подрабатывает регентом соборного хора. Не забыли и то, что в период оккупации города гитлеровцами он принимал участие возобновлении богослужений, и первым венчался в соборе (на церемонии присутствовали представители оккупационных властей)[xxxiv].17 марта 1963 г. прихожане собора обратились к Уполномоченному с просьбой защитить настоятеля о. Серафима Пекло и не перемещать его из города.
«Небольшая группа лиц, - жаловались заявители, - любящих склоки, чинит годами по собору, чернили священников, ни один не был хорошим, нападки, вымышления испытывали все. Протоиерей Крашановскийо<тец> Иоанн умер от излияния крови в мозг. Романовский о<тец> Дмитрий от склок вынужден уйти на покой. Шишадскийо<тец> Иоанн решился во многом подражать, подвели, за что и сняли его с работы. Смагард старичок протоиерей, довели, голодовку объявил, уезжая сильно плакал. Перечисленные священники уже умерли. Архимандрит о<тец> Игнатий, который сейчас в Евпатории служит, что только не испытывал, пока не попал в больницу. О<тец> Серафим также несет натиск клеветы, нападки от тех же лиц; для любящих склоки, им хотя бы кого не прислали, будет жертвой…»[xxxv].
Просьба осталась без удовлетворения.
После передачи архиву и спортивному клубу внутренние помещения собора подверглись капитальной перестройке, практически полностью уничтожившей все настенные росписи и участь декора. Аналогичная участь постигла и другие православные храмы. В 1962 г. решением Евпаторийского горисполкома, была закрыта церковь Святого пророка Ильи 1918 г. постройки, восстановленная и содержавшаяся силами прихожан. Поводом к этому стало, якобы аварийное состояние колокольни, которая по необоснованным предположениям местных чиновников могла обрушиться. «Аварийную» колокольню в конечном итоге снесли, а в здании церкви организовали спортзал «Спартак». То же самое стало и с храмом Святого Николая (1831 г. постройки) в поселке Зуя. В 1962 г. он стал использоваться как сельский клуб и спортзал.
В Феодосии местным отрядом дератизации был самовольно занят храм Иоанна Богослова для хранения в нем хлорной извести; предприятием «Зеленхоз», под склад садового инвентаря, эксплуатировался храм Сергия XIV в. Церковь Архангелов Михаила и Гавриила 1408 г. в Феодосии, арендовавшаяся артелью «Искра», была полностью загрязнена внутри. На мраморные плиты с тонким разным узором ставились металлические ящики, испортившие всю резьбу. В восточной стене и в большом своде образовались многочисленные трещины. В охранной зоне памятника был построен деревянный навес. Местные власти из года в год откладывали реставрацию памятника, считая его состояние «удовлетворяющим технически потребностям своего назначения». Переубедить их не смогли ни мнения специалистов, ни техническая экспертиза. Осмотр, проведенный в октябре 1963 г. членами совета по охране памятников при Феодосийском горисполкоме, показал следующее: «Церковь находится в катастрофическом, аварийном состоянии. Стены и своды в любой момент могут обрушиться, что представляет большую опасность для вплотную расположенных одноэтажных жилых домов и может повлечь человеческие жертвы». Еще один памятник культовой архитектуры Феодосии-Георгиевская церковь XIV в., пребывавшая в ведомственном пользовании организации «Курортторг», так же оказалась доведенной до аварийного состояния. Ее западная часть была превращена в свалку мусора, а подпорная стена серьезно повреждена[xxxvi].
Действия партийных и государственных органов вызвали сопротивление духовенства и верующих. Особо много хлопот атеистам доставил святитель Лука.
В ответ на закрытие храмов и сокращение числа прихожан архиепископ подготовил проповедь «Слово в день Введения в храм Пресвятой Богородицы» и разослал ее по всем приходам для зачтения. Владыка рекомендовал организовывать домашние церкви, где и воспитывать детей в христианском духе[xxxvii].
Вплоть до завершения своего земного пути владыка писал жалобы в Совет по делам Русской Православной Церкви, в Московскую Патриархию, обращался к органам местной власти. Как правило, письма в инстанции не приносили ожидаемых результатов. Пресекались лишь самые вопиющие случаи, способные вызвать массовое возмущение верующих.
Так, в докладе Уполномоченного за первое полугодие 1959 г. отмечались следующие нарушения со стороны местных органов:
В Алуштинском районе председатель Малореченского сельсовета Сидунов был наказан за то, что не разрешил выехавшему священнику, по просьбе верующих, провести крещение детей, тогда как на освящение дома колхозницы дал согласие.
В селе Желябовка Нижнегорского района, 1 января 1959 г. священник Наконечный был вызван на похороны. Некто Петров, будучи пьяным, остановил грузовик, в котором ехал священник, и потребовал его выйти из машины. Наконечный отказался подчиниться, за что был обруган нецензурной бранью. Узнав о происшествии, Уполномоченный принял меры. Петрова осудили на 30 суток, о чем сообщили в епархию.
В Черноморском районе 1 и 2 мая 1959 г. из тира, построенного около церкви, выстрелами из пневматических ружей было разбито несколько стекол в окне алтаря. Секретарю райисполкома и председателю местного ДОСААФ объявили выговор, тир закрыли.
Председателю Чистенького сельсовета Титову Уполномоченный объявил выговор за то, что тот обвинил учительницу, дочь псаломщика и церковного старосты, что она «плохо ведет антирелигиозную пропаганду среди детей и особеннов своей семье».
Председателям нескольких сельсоветов указано на недопустимость давления на верующих с требованиями выйти из состава церковной двадцатки[xxxviii].
Но эти частные меры не приводили к ослаблению антирелигиозного прессинга.
Некоторые священнослужители не выдерживали и снимали с себя сан. Отрекшись от веры, они привечались властями, которые привлекали их для антирелигиозной работы. Так, в 1958-1959 гг. сняли с себя сан священники Зубов, Беляев, Горбачев и диакон Горбачев[xxxix]. Эти и другие подобные факты широко освещались в местной печати. В 1960 г. Крымское государственное издательство даже издало книгу Беляева «Под сенью храма», которая пользовалась спросом у пропагандистов. Ранее бывший священник писал статьи на атеистическую тематику. За это власти вначале трудоустроили его счетоводом совхоза «Береговой» Евпаторийского района, а затем предоставили квартиру в городе, и вместе с супругой перевели на работу в один из санаториев здравницы[xl].
За священниками устанавливается тотальная слежка, их телефонные разговоры прослушиваются, письма перлюстрируются. Фиксируется буквально каждый их шаг.
Против наиболее активных представителей духовенства и верующих также применялись репрессии. Так, за 1961—1964-гг. в СССР было осуждено по религиозным мотивам 1234 человека. Многие из них были отправлены в тюрьмы, лагеря, на поселение, в ссылки[xli].
Церковная жизнь Крыма угасала.
Проиллюстрируем вышесказанное выдержкой из отчета Уполномоченного за 1961 г.:
«Священник ФИРКОВСКИЙ в письме своей дочери в гор. Луцк 5 января 1961 года писал: «Церковная жизнь в Крыму пошатнулась крепко, так что сейчас церковные дела скверные. Сегодня служу, а через месяц могу очутиться за бортом и остаться навсегда без службы».
Священник ФИЛИМОНОВ 11 января 1961 года в письме к своим знакомым, проживающем в г. Москве, писал: «…Должен сказать, что обстановка в Крымской епархии весьма тяжелая, и ее нельзя сравнить с Ташкентской. Сделал большую ошибку, что взял с собой сразу все свое имущество, возможно, придется отсюда удирать».
Архиепископ Крымский ЛУКА, будучи не в силах предотвратить развал епархии, в одной из своих проповедей в церкви заявил верующим, что он до крайности удручен тяжелыми церковными делами, в связи с чем намерен уйти за штат»[xlii].
11 июня 1961 г. владыка окончил свой земной путь. После смерти Луки церковная жизнь Крыма стала разрушаться еще более стремительно. Новый предстоятель, митрополит Гурий (Егоров), не мог открыто противиться намерениям государства, которые сводились к полной ликвидации церкви: «В связи с уменьшением числа приходов целесообразно повести линию на создание условий к ликвидации Крымской епархии»[xliii].
Вместе с тем, ошибочно утверждение, что Гурий совсем не пытался противодействовать антирелигиозной политике власти. Кандидат богословия, проведший около 10 лет в лагерях и ссылках от Ледовитого океана и Беломорканала до Средней Азии, Ашхабада и Ташкента, основатель и один из руководителей Александро-Невского братства в Ленинграде, тайно сохранявшего и передававшего традиции русского монашества и богословско-пастырские знания, первый наместник Свято-Троицкой Сергиевой лавры после длительного периода ее разорения, после прибытия в Крым митрополит с первых дней в глазах местных органов зарекомендовал себя отрицательно.
Внешне сохраняя лояльность, в практической деятельности владыка всячески противодействовал антицерковным мероприятиям. В этом направлении Гурий оказывал влияние на верующих.В частности, в городах Алуште и Судаке, где были изъяты церковные здания как клубные, прихожане, набравшись мужества (очевидно, не без благословения митрополита) направили жалобы в различные правительственные инстанции с просьбами о возврате им церквей[xliv].
Хрущевский удар по Русской Православной Церкви в Крыму был ужасен. После отставки генсека (произошло это 14 октября 1964 г., в день Покрова Пресвятой Богородицы) на полуострове осталось только 14 действующих храмов, в которых служили 18 священников и 5 дьяконов[xlv].
Религиозная жизнь в быту все более уходила в подполье. Открыто приобрести Журнал Московской Патриархии означало привлечь к себе нежелательное внимание, поэтому его выписывали тайно, как правило, на адрес знакомого старика-пенсионера. В самиздате распространялась религиозная литература. Что-то привозили из-за рубежа. Иконы в домах на виду не держали, с церковными праздниками поздравляли друг друга скрытно. Такая линия поведения в основном была присуща тем людям и семьям, которым было что терять.
Но, несмотря на преследования, государству не удалось добиться сколь либо заметного сокращения «религиозных пережитков». Как отмечалось в отчете о работе Крымского Уполномоченного за 1961 г., в самый разгар гонений посещаемость церквей в дни больших религиозныхпраздников продолжала оставаться высокой, «хотя в сравнении с предыдущими годами она значительно сократилась»[xlvi]. Особую тревогу вызывали факты посещения храмов детьми школьного возраста. Высоким оставался и уровень религиозной обрядности среди населения. Если венчания по области в 1961 г. исчислялись единицами, то по данным священников, «явно заниженным», исповедовалось 36850 человек. Особую тревогу вызывало значительное число крещений новорожденных. Причем, в сравнении с 1960 г. количество окрещенных младенцев выросло с 6332 до 6681 человек, что составлялось 29,8% к числу родившихся (22439)[xlvii].
Аналогичная ситуация во многом сохранялась и в последующие годы. Так, в 1964 г. партком Белогорского производственного Управления, обеспокоенный достаточно высокой религиозной обрядностью среди населения и участием в обрядах коммунистов и комсомольцев района, обязал райисполком, отдел культуры и отдельно лиц, занимающихся атеистической пропагандой, закрыть церковь в Белогорске. Для этого предполагалось арестовать и привлечь к уголовной ответственности священника Леонида Дунаева, обвинив его в крещении детей без согласия родителей. Три коммуниста района объяснили факт крещения своих детей в церкви тем, что они, были крещены священником без их согласия. Естественно, что это было ложью, так как ни одно крещение без согласия родителей священник в тех условиях совершить не мог. Органами власти предполагалось закрыть исполнительный орган Белогорского храма. В городе намечалось провести большой диспут для верующих, на который планировалось пригласить наиболее влиятельных и популярных пропагандистов атеизма.
Но, в связи с переменами в антирелигиозной политике (за несколько месяцев до отставки Хрущева партийно-советское руководство выпустило ряд директив, осуждающих явные «перегибы» в отношении духовенства и верующих) все мероприятия были прекращены. Это спасло священника Дунаева от незаслуженного наказания[xlviii].
Жесткая политика государства в отношении Русской Православной Церкви в конечном итоге породила немало проблем и для самой власти, подорвала ее авторитет на международной арене. В мире стали раздаваться голоса в защиту духовенства и верующих, активизировались и церковные диссиденты, которые стали более активно протестовать против гонений, апеллируя к различным организациям. В итоге западное общественное мнение становится все более нетерпимым к преследованиям религии в СССР.
В начале марта 1964 г. в Париже состоялся трехтысячный митинг, на котором выдающийся французский писатель, лауреат Нобелевской премии Франсуа Мориа заявил; «Когда Христа распинают в Москве — мы в Париже слышим Его стоны на кресте». После митинга был отправлен протест Хрущеву, и 4 марта создан международный «Комитет информации об антирелигиозном положении в СССР», в который вошли видные французские писатели[xlix].
Аналогичные акции прошли в различных городах Европы и США. В этой обстановке и ряд известных представителей компартий западных стран сочли необходимым выразить осуждение гонениям на религию в Советском Союзе.
Реакцией государства стало принятие ряда постановлений, в которых осуждались «перегибы», признавались многочисленные случаи произвола со стороны местных органов. Но авторитет Хрущева и его окружения в народе стремительно падал, в том числе, и из-за его антицерковной политики.
Деятельность государства только укрепляла стремление верующих отстаивать свои убеждения,привлекала внимание к страданиям Церкви со стороны многих неверующих и прежде безразличных людей, пробудила интерес мировой общественности к положению религии в Советском Союзе.
В результате осенью 1964 г. новое руководство страны было вынуждено отказаться от прежнего жесткого курса, перейдя к значительно более умеренной тактике постепенного вытеснения религиозных организаций из общественной жизни страны, одновременно активно используя Московскую Патриархию на международной арене.
[i]Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь в XX веке. — М.: Вече, Лепта, 2010. – С.351
[ii]Филиппов Б.А. Очерки по истории России. ХХ век: учеб. пособие – 2-е изд., испр. – М.: Изд-во ПСТГУ, 2012. – С.464-465
[iii]Шкаровский М.В. Указ. соч.
[iv]Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. – М.: Политиздат, 1991. – С.363
[v] Кострюков А.А. Лекции по истории Русской Церкви (1917-2008): Учебное пособие. – М.: Изд-во ПСТГУ, 2018. – С.220
[vi]Колымагин Б.Ф. Крымская экумена: Религиозная жизнь послевоенного Крыма. – СПб: Алетейя, 2004. – С.33
[vii] Там же. – C.33-34
[viii] Там же. – С.35
[ix]Крымская епархия в документах святителя Луки (Войно-Ясенецкого) и надзирающих органов. 1946-1961 гг.: Сборник документов / Сост., предисловие: протоиерей Николай Доненко, Р.А.Замтарадзе, С.Б. Филимонов. – Симферополь: Н.Орiанда, 2015.– С.816
[x]Шкаровский М.В. Указ. соч. – С.352
[xi]http://www.biblioteka3.ru/biblioteka/luka/propovedi-tom-3/txt33.html
[xii]Шкаровский М.В. Указ. соч. – С.353
[xiii]Крымская епархия в документах святителя Луки (Войно-Ясенецкого) и надзирающих органов. 1946-1961 гг. – С.826
[xiv] Филиппов Б.А. Указ. соч. – С.465
[xv] Там же. – С.456
[xvi]Шкаровский М.В. Указ. соч. – С.355
[xvii]Алексеев В.А. Указ. соч. – С.365
[xviii] Костюков А.А. Указ. соч. – С.222
[xix]Алексеев В.А. Указ. соч. – С.361
[xx]Материалы XXII съезда КПСС. – М.: Госполитиздат, 1961. - С.111-112
[xxi]Дроба С.А. Церковь, государство и общество XX века по периодическим изданиям и воспоминаниям современников. Исторический очерк — Тверь: Издатель Алексей Ушаков, 2010. - С.191
[xxii] Катунин Ю.А. Православная церковь Крыма в 1958-1963 гг.// http://dspace.nbuv.gov.ua/bitstream/handle/123456789/81004/19-Katunin.pdf
[xxiii]Слава Севастополя, 22июня 1960., №125 (10594)
[xxiv]Слава Севастополя, 10июня 1959., №113 (10326)
[xxv]Слава Севастополя, 17ноября 1959., №226 (10439)
[xxvi] Там же.
[xxvii]Слава Севастополя, 30 апреля 1960., №86 (10555)
[xxviii]Крымская епархия в документах святителя Луки (Войно-Ясенецкого) и надзирающих органов. 1946-1961 гг. – С.1045
[xxix]Колымагин Б.Ф. Указ. соч. – С.37
[xxx]Там же. – С.38
[xxxi]Там же.
[xxxii]Там же. –С.38-39
[xxxiii]Покровский собор в Севастополе: страницы истории / Сост.: Н.М. Терещук, С.Е. Сорокин. — К.: КММ, 2010.– С.43-44
[xxxiv]Там же. – С.139-140
[xxxv] Там же. – С.141
[xxxvi] Соколов А.А. Памятники культовой архитектуры Крыма в эпоху хрущевских религиозных гонений (конец 50-х – середина 60-х гг. ХХ века)// Ученые записки Таврического национального университета им. В. И. Вернадского Серия «Исторические науки». Том 27 (66), № 4., 2014 . – С.78
[xxxvii]Крымская епархия в документах святителя Луки (Войно-Ясенецкого) и надзирающих органов. 1946-1961 гг. – С.1080
[xxxviii]Крымская епархия в документах святителя Луки (Войно-Ясенецкого) и надзирающих органов. 1946-1961 гг. - С.1104-1105
[xxxix]Там же. – С.1112
[xl] Катунин Ю.А. Указ. соч.
[xli]Алексеев В.А. Указ. соч. – С.375
[xlii]Крымская епархия в документах святителя Луки (Войно-Ясенецкого) и надзирающих органов. 1946-1961 гг. – С.1181
[xliii]Колымагин Б.Ф. Указ. соч. – С.45
[xliv]Новоторцева А.М. Архипастырское служение митрополита Симферопольского и Крымского Гурия (Егорова) в годы советской власти // Вестник Костромского государственного университета, №2, 2019. – С.63
[xlv]Колымагин Б.Ф. Указ. соч.
[xlvi]Крымская епархия в документах святителя Луки (Войно-Ясенецкого) и надзирающих органов. 1946-1961 гг.– С.1176
[xlvii]Крымская епархия в документах святителя Луки (Войно-Ясенецкого) и надзирающих органов. 1946-1961 гг. – С.1178
[xlviii] Катунин Ю.А. Политика государства в отношении церкви в Крыму в 60-80-е годы ХХ века//https://core.ac.uk/download/pdf/38413313.pdf
[xlix]Шкаровский М.В. Указ. соч. – С.380
| 
