Мы теряем его под натиском англоязычного канцелярита или наш язык и прежде так же страдал, но выжил?
Международный день родного языка отмечается с 1999 года. Вы удивитесь, но русский – 6-й язык мира по численности говорящих — «родным» стал только в 2019-м, когда в школьной программе появились два новых предмета — русский родной язык и русская родная литература. А до этого какой изучали, пыхтя над диктантами и сочинениями? Оказывается, государственный. Так это два разных языка? Нет, это разные образовательные стандарты. Голову сломаешь…
Чиновникам от просвещения пришлось оправдываться перед родителями и журналистами. Терминология, в которой комментировалось внезапно учрежденное родство, поневоле наводит на мысли о состоянии самого распространенного в Европе, хотя бы географически, языка. «Данный модуль» (это про язык Пушкина и Гоголя?). «Сетевая модель обучения» (значит, родной можно изучать заочно?). «Интегрированные курсы» (сперва говорим на государственном, а потом плавно переходим на родной?). «Две линейки учебных пособий» (лишний вес в неподъемном школьном рюкзаке?). И т.д.
Чиновники говорят на третьем условно русском. Корней Чуковский в книге «Живой как жизнь» ввел для него в обиход слово «канцелярит». Книга «дедушки Корнея» о тогдашних языковых болезнях вышла в 1962 г. Но бурные дискуссии спровоцировала опубликованная чуть раньше повесть Василия Аксенова «Звездный билет». Именно оттуда хлынул поток «живого как жизнь» молодежного сленга 60-х. «Чувак», «башли», «накиряться» — эти и многие другие жаргонизмы прижились с легкой руки Аксенова. 79-летний Чуковский отнюдь не был ретроградом. Он понимал, что язык, не подпитываясь «улицей», новыми словами и словечками, перестает развиваться и омертвевает. До поры до времени он обогащается за счет разных уровней разговорной речи, далеко не всегда литературной. Но о чем же тогда беспокоился Вадим Шефнер в давнем стихотворении?
Гаснет устная словесность,
Разговорная краса;
Отступают в неизвестность
Речи русской чудеса.
Где критическая черта, за которой речь начинает засорять язык и разрушать норму? «Молодой человек подобен воску», — говорится в пьесе Фонвизина «Бригадир». Если молодежный «суржик» лингвистически так живителен, чего филологи опасаются, когда новые формы начинают вытеснять сложившиеся? Топляк, накапливаясь на дне реки, может превратиться в ценную мореную древесину, а может отравить фенолом воду, рыбу и людей. Сегодня мы едва сдерживаем поток американизмов, пришедших вместе с компьютерами и голливудскими фильмами. «Ты в порядке?», «Это твои проблемы» да исчерпывающее все человеческие эмоции «Вау!». Сценарий, считайте, почти готов.
Чудеса русской речи не впервые подвергаются испытаниям. «Смесь французского с нижегородским» повергала в негодование Фонвизина и Грибоедова. Последний, будучи полиглотом (свободно владел девятью языками), в блистательной по языку комедии, которую школьники сегодня читают с зевотой и словарем, за компанию с галломанией припечатал еще и англоманию, и германофилию. Было, значит, чего опасаться.
Нас, выросших на русской классической литературе, так же ужасает варварская смесь постсоветского с голливудским. «Устная словесность» «гаснет», теряя разнообразие, клишируясь и подменяя словарный состав. Доходит до смешного! Пытаясь справиться с повальной безграмотностью, словно на дворе 1919 г., мы внедряем «тотальный» диктант. О принципах отбора предлагаемых для него текстов умолчим. Но почему «тотальный»? «Широкоохватный» слишком длинно? Ну, назовите просто «широкий». Будет вам метафора. Ведь «Широка страна моя родная» означает не только протяженность в поперечнике. Но метафора — перенос значения, где «образ входит в образ» (Пастернак) строится на содержательном выборе. Для этого надо знать много слов.
Прах адмирала Шишкова с «мокроступами» и других «строгих и верных опекунов языка отечественного» (Пушкин) окончательно развеян ветром перемен. Кино и телевидение, лепившие языковые клише конца ХХ века, отступают под напором «мемификации», заданной форматом социальных сетей. Соцсети — соревнование в скорости реакции. Кто первый – и короче остальных – осветил или организовал событие, тот и калиф на час. Мем — единица информации, размножающаяся со скоростью света при значительном «сжатии» смыслового посыла. «Живой журнал» по сравнению с Твиттером — это «Война и мир» по сравнению с газетой. «Что сказать-то хотел?» - тоже мем, отражающий состояние мышления при жестком лимите символов.
В «мемасик» превращается все, включая объяснение в любви. Среди этих вербальных комиксов попадаются не уступающие в остроумии максимам Ларошфуко или афоризмам Уайльда. Но разница существенная. Мемомода незаметно приводит к единой системе высказывания. По конкретному поводу выдается один и тот же набор идиом. Это сравнимо с суповым набором эпохи дефицита: на некоторых костях присутствовали мясные остатки, но большинство было обглодано на стадии формирования. «До мурашек» — выражение восхищения. «Как-то так» — финальная фраза, демонстрирующая скромность автора. Но и столь лаконичные формулы уже избыточны. Все чаще их заменяет просто набор буквенных обозначений в зависимости от установленной раскладки. ЗЫ вместо PS. «ЛОЛ» вместо «громко смеюсь». RIP вместо «светлая память». ИМХО, ЕВПОЧЯ и еще многое. Рамки дозволенного раздвигаются прямо пропорционально вымыванию культурного. Скоро дикторы и лекторы начнут выражаться посильнее ломовых извозчиков. Словарь Даля просится в макулатуру. Т9 предсказывает вводимый текст, как Ванга. Голосовые помощники Алиса и Маруся оставляют в прошлом архаический навык письма.
«Думать не надо, плакать нельзя», — как писал поэт. Но иногда так тянет всплакнуть по невозвратным временам «великого, могучего, правдивого, свободного»! Родного…
Марина Кудимова
