Когда мы охотно упрекаем большевиков в бессовестности и лжи, когда усматриваем в их поведении повадки людоедов, то, тем самым, пытаемся изобличить в них некую бесовскую совесть, диагностировать патологическое моральное уродство, следствием которых и явилось извращение представлений о мире и добре, о справедливости и порядочности до их противоположности. Вот, мол, из-за рокового стечения обстоятельств, во власти оказались дурные люди и стали все делать из рук вон плохо. Но дальше этого эмоционального протеста, прояснение событий вековой давности почему-то не идет. Видимо это происходит потому, что наше сознание не хочет признать правду другого мира – карликового, принципиально чуждого универсальному миру, неотъемлемой частью которого Россия являлась на протяжении всей своей истории. Нет, греко-христианский мир никогда не был тих и благостен, представляя собой единство и борьбу противоположностей, которую мы привычно называем противостоянием между Востоком и Западом. Но на Востоке и на Западе этого универсального мира, несмотря на все свои отличия, люди поклонялись одному Богу, некогда умершему на распятии, а затем воскресшему. И еще - почитали древнегреческих мудрецов, установивших ценностную триаду: жить ради добра, истины, красоты. За долгую историю существования греко-христианского мира, то Восток доминировал над Западом, то Запад над Востоком, в связи с чем, возникали в онтологическом пространстве универсального мира локальные миры (древнегреческий, римский, византийский, европейский, русский). Эти локальные миры сохраняли между собой признаки первородства – духовное наследие древних греков, которое подлежало боговдохновенному переосмыслению в каждую новую эпоху.
Но кроме этого огромного, плодоносного мира существовал во времени другой, более чем крохотный, малоприметный мирок, предельно стиснутый универсальным миром (если быть точным, то двумя универсальными мирами: греко-христианским и персидско-мусульманским), но жизнестойкий, благодаря самосознанию своей исключительности и фанатичной вере его насельников в свое грядущее вселенское торжество. Этот карликовый мир также имел свои этапы, свои внутренние противоборства. Вследствие одного из таких противоборств, античность обогатилась идеей любви к ближнему и выработала новое религиозное представление об окружающем мире. Естественно и греко-христианский мир всегда оказывал влияние на самосознание и судьбы карликового мира. Ведь евреи везде были в качестве постояльцев, или в качестве людей, находящихся в той или иной стране как бы проездом. А марксистская идеология выступала одним из проявлений карликового мира, упорно претендующего на свою историческую роль в эпоху Просвещения, индустриализации и развития торгово-денежных отношений.
Если титаны Просвещения подняли идеи гуманизма на высочайший уровень, то марксизм насквозь пропитан человеконенавистничеством. В нем содержится яд редуцирования, предназначенный для всего возвышенного и гениального. Если «просветители» были готовы умереть за право каждого человека высказывать свое собственное мнение, то марксисты хотели, чтобы слушали только их одних и приходили в крайнее раздражение, когда кто-то с ними не соглашался. Просветители мыслили категориями мира, марксисты категориями войны или классовой борьбы. Чтобы подытожить этот пассаж, можно сказать так: большевики являлись антиподом русского мира – антимиром. И в антимире не может считаться ложью все то, что, так или иначе, споспешествует ходу очистительного пожара. Ведь пожар выступает наиболее эффективным средством для окончательного сокрушения старого мира. Как не может считаться преступлением уничтожение людей, не вписывающихся в картину нового мира. Антимир жаждал полного искоренения всей августейшей семьи, а также ее ближайших родственников, потому что они олицетворяли собой вершину русского мира. Прежде чем разрушить величественный собор, воинствующие безбожники обычно сначала сбрасывали с купола золоченый крест – символ веры. А затем выносили все ценности из храма, после чего подкладывали под основание здания динамит.
Расправа над августейшей семьей, ее родственниками и приближенными означала в глазах большевиков бессилие русского мира, обреченного на слом и полное забвение. Это был символический акт: для марксистов архиважный, многозначительный, который можно истолковать следующим образом. Глупый государь молился и уповал со всеми своими близкими на второе пришествие давно распятого по требованию правоверных евреев смутьяна, а вместо него пришли выразители подлинной истины, и штыками превратили всех Романовых в кучу грязи, которой место в зловонной яме. Это был акт долгожданного возмездия. Ведь Хозяин земли русской, не скрывал своего презрения к евреям, не пускал их в Великороссию, потому что считал их нечистью и нехристями. Тогда они сами вторглись в ключевые русские города, не спрашивая более его волеизъявлений и разрешений, и подвергли унизительной расправе, чтобы выказать свой праведный гнев и свое презрение. В конце концов, это был акт веры в грядущее торжество нового мира, в котором нет места императорам и прочим «хозяевам», а есть место только для носителей и выразителей научной истины – марксизма.
Человек антимира не терзается мучительными вопросами: Порядочно ли то, что он делает? Зачем обманывает каждым своим словом? - Ведь он убежден в том, что все существующие запреты и ограничения установлены поборниками угнетения и тирании. Лишь уничтожив все эти запреты и ограничения, жертвы тирании и угнетения могут почувствовать себя свободными людьми. Кроме «черты оседлости» существовали другие, незримые, но непроницаемые границы, которые требовалось преодолеть тем, кто прокладывал дорогу в «светлое завтра». Выжигание «царской грибницы» являлось для «прирожденных» марксистов героическим прорывом из плена русского мира. Они все-таки сделали то, чего до них никто в России не осмеливался сделать.
То, что для русского человека казалось кощунственным и чудовищно жестоким, человек антимира совершал без долгих колебаний, зачатую даже легко и непринужденно. В этом и состояло его преимущество – в отсутствии традиционных для христианского мировосприятия самоограничений и самоосуждений.
Именно жарким летом 1918 г. большевики сознают себя реальной, самодостаточной силой, способной осуществить переворот во всех крупных странах, и, тем самым, в корне изменить ход человеческой истории. Убийством немецкого посла они объявляют войну правящему классу всех немецко-говорящих государств. Расправа над царской семьей – это начало уничтожения русского мира. Покушение на военно-морского атташе Великобритании в Петрограде – это мрачный вызов всем странам Антанты. «Третья сторона» мирового вооруженного конфликта своими решительными действиями показывала пример социальным низам всех стран: «Поступайте так, как мы поступаем, и обретете свободу!» (от оков эксплуатации, от гнета тирании, от паутины предрассудков). Ни одно из существующих государств эта «сторона» не видела в качестве своего союзника. Такова сермяжная правда сплоченного меньшинства, из века в век презираемого христианами, особенно духовенством и рафинированными аристократами. Но отныне все изменилось. Это меньшинство, удерживая власть в России, уже воспринимало себя необоримым «девятым валом» мировой революции, а системное разрушение всех империй – благом для исстрадавшегося человечества.
Если после «февраля» все активные участники политической жизни в России (прежде всего это относится к фракциям в Государственной думе) лихорадочно пытались заявить о своем первенстве и о своих конкурентных преимуществах, способных привести Россию к блистательным военным победам и дальнейшему процветанию, то к лету 1918 г. все эти прения утратили свою актуальность. Одни лишь левые эсеры попытались при помощи оружия напомнить большевикам, что тоже имеют право на политическую активность, но их восстание было быстро подавлено. Сакраментальный вопрос: «Кто же правит Россией?» - окончательно прояснился с выходом закона «Об антисемитизме». Убив прирожденного правителя, добровольно отказавшегося от власти, захватчики власти - «прирожденные» марксисты решились назвать себя.
Из данного нормативного акта вытекало, что любое проявление антисемитизма немедленно каралось смертью. Ни в одной стране не существовало такого закона. Но, и не в одной стране не было такой правящей верхушки, какая угнездилась в старинной крепости в самом центре Москвы. «Прирожденные» марксисты, как умели и как могли, защищали себя, свою сущность, свое мироотношение, свои надежды. Со всей очевидностью, с выходом этого закона, узурпация власти одной из партий экстремистского толка оборачивается вторжением «третьей силы», претендующей на мировое господство, и, соответственно, превращается в оккупационный режим. Это закон о неподсудности любых действий тех, кого невозможно отнести к коренным жителям Русской земли, и кто никак не связан с историей становления и развития России.
В чем состоит главное отличие узурпаторов от оккупантов? Узурпаторы являются частью общества, которое, как правило, подвергается различным формам тирании в целях воссоздания утраченного порядка или проведения непопулярных реформ. Иногда такие тираны даже обретают статус национальных героев. Так видное место в истории Португалии занимает маркиз де Памбал, который жестокими мерами пресек вакханалию насилия в Лиссабоне, разрушенном в 1755 г. сильнейшим землетрясением. Узурпация власти нередко схожа с болезненной хирургической операцией, в ходе которой занемогшему человеку удаляют какую-то конечность или какой-то внутренний орган. Случаются и узурпаторы-авантюристы, стремящиеся стать влиятельными и богатыми людьми в то время, когда все общество пребывает в состоянии подавленности и смятения. Они энергично действуют подкупами, не гнушаются убийствами своих противников и становятся, фактически, преступниками во власти. И те, кто способствует их восшествию во власть, (тщеславные глупцы, корыстолюбцы) оказываются в роли пособников преступников. Хотя такие узурпаторы пытаются заигрывать с народом, они обычно оказываются всего лишь «халифами на час»: их свергают, судят и казнят. Иногда им удается скрыться за пределами своей страны. Всякое бывает. У каждого народа есть и свои уроды.
Совсем иной характер действий у оккупационного режима. Террор им необходим, чтобы подавить сопротивление наиболее дееспособных групп населения, оказавшегося в зависимости от нежданных пришельцев. Оккупанты, конечно, могут учитывать особенности менталитета местного населения, традиционные нормы поведения, но твердо устанавливают свои порядки и правила, нарушения которых имеют трагические последствия для ослушников.
Однако и оккупанты различны. Те из них, которые являются жителями греко-христианского мира, вольно или невольно придерживаются общепринятых взглядов на общество, религиозную жизнь, государственные институты, на сам феномен человека в качестве существа нравственного. Оккупация территории и, населения на ней проживающего, пришельцами другого мира, обычно носит более трагический характер: достаточно вспомнить судьбу империи инков, уничтоженной конкистадорами или судьбу греков, издавна освоивших побережье Босфора и Дарданелл и порабощенных турками-османами. Уместно вспомнить и судьбу самих евреев, попавших под иго всемогущего Рима.
Как показывает исторический опыт, узурпация власти обычно производится сравнительно узкой группой лиц под предводительством боевитого смельчака. Конечно, у него быстро появляются многочисленные приспешники, которых он привлекает на свою сторону разнообразными привилегиями и прочими преференциями. Но именно этот атаман определяет облик власти, стиль правления. Однако стоит такому диктатору-узурпатору серьезно захворать или умереть, или быть убитым явными - неявными врагами, и установленный им политический режим разрушается или кардинально меняется. Узурпация всегда кратковременна по историческим меркам. Именно поэтому петербуржцы или москвичи, в своем подавляющем большинстве, были уверены в том, что большевики будут изгнаны из столиц уже к лету 1918 г. Но получилось иначе.
Оккупационный режим устанавливается чужеземцами, инородцами, захватчиками и способен длиться веками, методично уничтожая или подавляя порабощенный народ. Так, ирландцы могут многое рассказать на эту болезненную для них тему. Оккупационный режим устойчив благодаря сильной метрополии, из которой исходит в качестве инструмента насилия. Убийство наместника-сатрапа – прокуратора–гауляйтора и его ближайших помощников отнюдь не приводит к ликвидации установленного режима: непременно появляется другой, более грозный ставленник, более жестокий надзиратель, более свирепый гарнизон, многократно усиленный метрополией. Однако у большевиков не было метрополии: идея радикального переустройства всего мира – вот, их родина и драгоценная мать. Да, они были плоть от плоти международного марксистского движения, но само это движение осталось без единого координационного штаба: т.н. II интернационал распался, оказавшись не в силах противостоять ура-патриотическим настроениям воюющих держав. Но, в том-то и дело, что идеологи этого движения, как и его организаторы, привыкли к состоянию рассеяния и распыления, и каждая из разрозненных его частиц могла сколько угодно ждать нового сигнала, нового призыва к объединению, и, заслышав этот призыв, начать стягиваться к другому центру, а, фактически, все к тому же столь вожделенному Новому Иерусалиму. Спрут мог быть разодран на клочки и куски, но любой кусок был готов к тому, чтобы при стечении благоприятных обстоятельств, стать новым спрутом и генерировать новые щупальца со своими жадными присосками.
Действия оккупационных властей не обсуждаются завоеванным населением и тем более не могут осуждаться. Оккупанты сознают себя властным меньшинством, чуждым большинству, и постоянно готовы к подавлению любых признаков недовольства и возмущения. Оккупация – это система грубого, кровавого принуждения со стороны иноземных, инокультурных захватчиков над местным населением, лишенным права жить по своим традиционным законам.
Что касается марксистов, то, согласно их теории преобразования мира, в «светлое завтра» мог попасть лишь пролетариат, от лица которого «преобразователи мира» и уставили диктатуру. Все остальные слои населения подлежали ликвидации или «перевоспитанию». Другими словами, насилие и только насилие могло быть наиболее употребимым средством властвования: ведь «переделке», «переплавке» и «отбраковке» подлежало не менее 95% жителей России. От грандиозности предстоящих задач правящая верхушка находилась в состоянии эйфории. Пришло их время вершить историю!
В связи с грядущими «историческими свершениями», именно евреи первыми почуяли леденящий холод, готовый саваном опуститься на страну, и те мрачные перспективы, которые ждут их всех в том случае, если большевиков в одночасье сомнут армейские части, решившие не подчиняться оккупационному режиму, или прогонят войска Антанты, собравшиеся помочь России, как своему бывшему союзнику. Да, и любое возмущение русского общества, начавшееся в каком-нибудь уездном центре вроде Мурома, из локального могло стремительно превратится в общенациональное. Ашкенази хорошо знали о печальной участи своих предков, принявших самое активное участие в раздувании гражданской войны в Персии в далеком VI в. Как были неплохо осведомлены и о разгроме Хазарии в Х в.
Покушения на Урицкого и Ленина – это реакция одиночек, пытавшихся пресечь безумие большевизма ради спасения своего маленького народа от ярости гиганта (Голиафа), который рано или поздно придет в сознание после полученного удара камнем, выпущенного из пращи (выстрела «Авроры»). Л.Кенгиссер происходил из приличной еврейской семьи, интегрированной в русское общество и связывающей свою дальнейшую жизнь с судьбой этого общества. Он был молод, образован и отважен. Кенгиссер пошел на убийство Урицкого, желая показать всей России, что отнюдь не все евреи стремятся быть пособниками оккупационного режима, и не желают искать защиты под сенью пресловутого антисемитского закона. Что касается Ф.Каплан, то некогда она принимала самое деятельное участие в партии эсеров, преждевременно износилась, приобрела неизлечимые недуги, и уже стояла одной ногой в могиле. Именно вследствие этих качеств, партия эсеров и делегировала ее на акцию. Подобный подход широко применялся в те времена в террористических организациях. Достаточно вспомнить, что Г.Принцип, убивший наследника австрийского престола, также страдал смертельной болезнью.
Таким образом, покушения на видных большевиков, во многом определявших характер и стиль оккупационного режима в России, проистекали из гремучей смеси отчаяния от непоправимости, вершащихся на глазах событий, и слепой надежды здравомыслящего еврейского населения России, что их примеру последуют другие одиночки, способные на героическое самопожертвование. Власти не могли не отреагировать на этот вызов, но отреагировали сообразно избранной стратегии. Покушения расценивались, как прицельные удары в сердце революции, а последующие репрессии, как борьба с контрреволюцией. Были схвачены сотни заложников, преимущественно из аристократии, и немедленно казнены. Так власти под любыми предлогами отсекали от русского мира кусочек за кусочком и старательно пережевывали отрезанную плоть.
Ю.Н. Покровский
Русская Стратегия |
