75 лет назад русский народ одержал победу над иноземными захватчиками. Фактически, было завершено то, что началось ещё в августе 1914 года, когда Германия начала войну против России. Поскольку власть в стране в 1945 году принадлежала антинациональным и антирусским силам, то тех целей, которые ставились прежде, достигнуто не было и даже то, что мы смогли получить, получили в сильно урезанном виде или же с определённым подвохом (например, Восточную Пруссию – только частично, остальная была отдана Польше, а Закарпатье, несмотря на просьбы местного населения, включили в состав «Украины»). Но победа эта досталась нашему народу страшной ценой – и сегодня считают, что даже официальная цифра в 27 миллионов человек погибших не является окончательной и полной. Впрочем, жертвы были не только в лице непосредственно погибших во время войны – было много тех, кто умер от ранений, полученных на войне, через месяц, полгода, год, два, три года, десять лет и так далее. Было множество искалеченных, людей, навсегда ставших инвалидами. Сюда можно добавить и большое число нерождённых детей. В общем, очень и очень много людей пострадало в результате этой страшной войны.

Молодёжный парламент Вологодской области затеял акцию в социальных сетях, где вывешивались сделанные ими информационные материалы по ситуации в нашей области в годы войны, основанные на информации, полученной в нашем областном архиве. Это, прежде всего, личные документы, то есть, голос самих людей. И внезапно эта акция показала ту сторону войны, которую не очень-то хотят вспоминать. Но раз уж ребята решили поднять эту тему, то давайте посмотрим, что же нам сообщается в этих информационных материалах. Проект называется «Война за жизнь» (письма из вологодского тыла). На мой взгляд, он заслуживает внимания, поскольку показывает непарадную сторону истории Великой Отечественной войны.

Прежде всего, из них сразу становится видно – в области был голод. Самый настоящий голод. Отметим, конечно, что наш регион имел прифронтовой характер – линия фронта проходила тут же, в Ленинградской области и в Карелии, рядом были и частично оккупированные Тверская (тогда называлась Калининской) и Новгородская (на тот момент входила в состав Ленинградской) области, причём, немного и на территории Вологодчины – в Вытегорском районе, где бои велись у посёлка Ошта (знаменитая Оштинская оборона). Авианалётам и бомбёжкам подвергались города и посёлки области, особенно те, что имели стратегическое значение. Прежде всего, бомбили железную дорогу, по которой шли грузы для фронта, продовольствие для блокадного Санкт-Петербурга (тогда назывался Ленинградом), а оттуда, к нам, вывозили эвакуированных. На эту тему есть фильм «Коридор бессмертия», в котором показано, как работала железная дорога, связывавшая город на Неве с «большой землёй». Немалое число блокадников остались навсегда в Вологодской земле. Также сюда везли раненых в госпиталя, расположенные в учебных заведениях (я в своё время закончил школу, в которой как раз в годы войны располагался один из таких госпиталей) – и не все из них выжили. Об этом напоминают мемориальные кладбища – кладбище блокадников, которое находится юго-западнее города, и кладбище воинское, расположенное рядом с Введенским кладбищем (о нём я недавно писал). Не могу не сказать, что одним из тех, кто осуществлял эти перевозки, фактически рискуя своей жизнью, был мой родной дед, коренной вологжанин Василий Григорьевич Зеленин (его не стало десять лет назад, он ушёл из жизни в возрасте 93 лет), машинист паровоза, героически выполнявший свою работу.

В своё время население нашего края (если подсчитывать в современных границах) приближалось чуть ли не к двум миллионам человек. Гражданская война и все связанные с нею лишения, включая эпидемии тифа, холеры и других болезней, не повлияли сильно на численность населения – русская деревня не была ещё разрушена и разорена, рождаемость была традиционной и привычной. Моя бабушка (мама моего отца) и её брат-близнец родились как раз в 1921 году. И вообще в 20-е годы рождается немало детей в крестьянских семьях. Пережив продразвёрстку (против которой у нас происходили крестьянские восстания, наиболее крупными из которых были Пришекснинское и Вельское), крестьяне надеялись, что теперь-то жизнь наладится, и они будут жить спокойно, хозяйствуя на своей земле. Однако вскоре всё это было нарушено коллективизацией и раскулачиванием. В область стали поступать спецпоселенцы (как правило, расселявшиеся в труднодоступных местах, в частности, в Тотемском районе и ряде соседних с ним), жившие в очень тяжёлых и нередко антисанитарных условиях (этот факт отмечал вологодский врач Сергей Горталов, ставший вскоре одной из жертв репрессий). Раскулачивали и в самой области. Кому-то повезло, как моему прадеду, участнику Первой мировой войны Александру Ивановичу Головину – он вступил в колхоз одним из первых, чтобы сохранить жизнь и свободу для своей семьи, пожертвовав частью своего имущества.

Репрессии также собрали свою кровавую жатву. За 10 месяцев конца 1937 – начала 1938 годов решением тройки УНКВД по Вологодской области к высшей мере наказания было приговорено 2 090 человек, а 2 615 человек отправлены в лагеря сроком на 8-10 лет. Достаточно взять один день работы палачей для того, чтобы оценить масштабы кровавого безумия: 4 декабря 1937 года на Вологодчине за «контрреволюционные преступления» было осуждено 289 человек, из них 234 приговорено к высшей мере наказания. «Анализ базы данных УФСБ по Вологодской области показывает, что основной удар репрессивной машины государства был направлен на жителей сёл и деревень. 96% обвинённых в протоколах значились бывшими кулаками». То есть всё очень чётко – репрессиям подвергались не мифические «либералы-троцкисты», а простые русские крестьяне. Вологодская область также оставалась и местом ссылки для репрессированных, а также здесь находилось и несколько лагерей. А в конце 30-х – начале 40-х здесь появились ещё и лагеря для военнопленных – сначала поляков, финнов, а потом уже и немцев и их союзников. Такой лагерь находился, в частности, в Грязовецком районе – под него были заняты помещения Корнилиево-Комельского монастыря. Размещали пленных и в отобранных у Церкви храмах – например, в Богородице-Рождественской церкви, где крестили, венчали и отпевали моих предков по линии бабушки, одно время располагались немцы, строившие дорогу на железнодорожную станцию Бакланка.

Большое количество молодых крестьянских парней ушли на войну – и по призыву, и добровольцами. И многие не вернулись, или же вернулись искалеченными – как телесно, так и духовно. Бабушкин брат-близнец Евгений, 21-летний парень, погиб в страшной мясорубке под Царицыным (тогда – Сталинград, ныне – Волгоград). Другой брат, Геннадий, вернулся с войны живым (на фронте он был санинструктором и спас немало жизней бойцов), но душевно надломленным. Умер уже в 1980-х – война надломила. Погибли на войне отцы Василия Белова, Владимира Аринина, Александра Романова, Юрия Каюрова и Валерия Гаврилина. Всего 370 тысяч вологжан были призвано на фронт, из них погибли 203 811 человек, то есть примерно 62% от числа ушедших на войну. В одном только бывшем приходе упоминавшейся Богородице-Рождественской церкви Грязовецкого уезда можно насчитать несколько десятков не вернувшихся с войны – погибших в бою, пропавших без вести, умерших от ран, погибших в плену. Всё это – молодые здоровые мужчины, многие из которых так и не завели семей, не имели детей.    

А что в тылу? И вот приближаюсь к той теме, которую я озвучил выше. По официальным данным, которые имеются на сегодняшний день, на территории области от голода, болезней и других причин умерло 221 тысяча человек, то есть, каждый четвёртый вологжанин! А ведь это сравнимо (и сравнивается) с потерями одной только Белоруссии, полностью оккупированной немцами! Тыловая и прифронтовая область, которая не была оккупирована, где не велось крупномасштабных боевых действий, потеряла, в общей сложности, почти полмиллиона человек (впрочем, в это число включаются и умершие в госпиталях воины из других регионов и блокадники, но даже и в этом случае масштаб всё-таки впечатляет). Это существенно превышает среднестатистический показатель по стране. Фактически, наша область является одной из самых пострадавших от войны.

Что же переживало вологодское крестьянство, по которому ранее прошлась катком коллективизация с раскулачиванием?  Основная часть трудоспособного мужского населения деревни, как было отмечено, ушла на фронт. Для нужд войны была изъята значительная часть тракторов, грузовых машин, более 74 тысяч лошадей. Значительно сократилось поголовье крупного рогатого скота. На 30 декабря 1941 года в сельском хозяйстве области не хватало более 61% рабочих рук, недоставало тягла. «В Тотемском районе, к примеру, где было 146 колхозов, для выполнения заданий по вывозке древесины и на внутриколхозные нужды требовалось 5730 лошадей. Однако к работам были пригодны только 3075 лошадей и 625 коров и быков». В своём дневнике за 5 августа 1944 года вологодский писатель Александр Яшин (участник войны) сообщал следующее: «Сговорились 6 баб и пахали сами поочерёдно все 6 участков. 5 тянут плуг и одна за плугом… Так пахали по всей деревне. Кони подохли этой зимой». В 1942 году в одной из бригад колхоза «Пересвет» Кирилловского района на уборке зерновых работало всего двое мужчин в возрасте 67 и 57 лет, остальные же были женщины. «По информации, поступившей из Харовского района в декабре 1941 года, из 135 колхозов в 40 колхозах люди совершенно не обеспечены хлебом. В Ильинском сельсовете в семи колхозах не причитается на трудодень ни одного грамма. В Шарьинском сельсовете не причитается на трудодень ни одного грамма. Аналогичная картина наблюдалась ещё в трех сельсоветах Харовского района». Положение населения области было тяжёлым.

И здесь стоит обратиться к строчкам из писем, в которых вологжане изливали свои страдания, всё наболевшее, говоря о том, что они переживали тогда. Из письма Ф. М. Решетовой, уроженки Междуреченского района: «Дают по 150 граммов хлеба, да и этот несчастный паёк выкупить не на что. Вова ходит в школу, ботинок нет, есть одни, в которые не влезает. Пока тепло, ходим босиком, а потом не знаю, в чём пойдёт. У меня одно платье, да и то разорвалось. Скоро зима подходит, валенок нет». Автором другого письма является студентка агротехникума Маша Слезина: «Мама, картошки так бы и поела, а её здесь нет. В столовой в супе поймаешь иногда картошку, но это редко. Хлеба дают 200 граммов и порцию супу в обед и две ложки на второе. Все дни есть хочется». Теперь приведу фрагменты из писем, которые были опубликованы на ресурсах упомянутого молодёжного парламента. Панов из дома инвалидов в Прилуках: «Я не в состоянии насытиться. Постоянно ощущаю голод. Истощённый организм. Я превратился в скелет, а кожа нестерпимо зудит от дистрофической сыпи». Анна Григорьева, Тотьма: «Папа, я живу в детдоме. Здесь издеваются надо мной. Не дают ботинок, хожу босая. На завтрак кусочек хлеба, а на обед два и немного супу из свекловичного листа.  Мне надоело жить». Жукова, оттуда же: «Папа, сейчас едим мох, да дудки. Намелем да пекём колобки такие. Пока ещё живы, так приезжай». Ушковская, детдом города Великий Устюг: «Мы живём плохо, потому что хлеб бывает два раза в неделю. У нас в детдоме все опухли. Весь первый класс не ходит в школу из-за опухоли».  Можно вспомнить, что умерли мать и младшая сестра Николая Рубцова, после чего сам поэт попал в детский дом (его отец в то время был на фронте и потерял связь с семьёй, считалось, что он погиб, но на самом деле выжил, правда, у него появилась другая семья). Уже после войны попал вместе с сестрой в детдом будущий композитор Валерий Гаврилин (его отец погиб на фронте), чью мать арестовали за то, что она хотела прокормить в голодное время своего сына – её обвинили в краже ржи. Стоит вспомнить про закон о трёх колосках, который действительно действовал – о том, как преследовали за сбор колосков с поля, мне рассказывала бабушка по маминой линии. Тут стоит привести уже другие строки из писем. Строкина, Белозерск: «Меня отдали под суд военного трибунала. Я взяла 15 поленьев в затоне. Два дня была комната не топлена. Ребята сидели в нетопленной, вот я и решила». Лыбикова, Чёбсара: «Дядя Вася, нам в пособии отказали, не знаем, как кормиться. Сказали справку надо об инвалидности. А мама у нас и с кровати не встаёт». Абрамова, Междуречье: «Прошу вашего распоряжения дать мне отрубей как красноармейской семье. Муж погиб на фронте. Хлеба не имею совершенно. На моём иждивении двое детей». 

В итоге, в Вологодской области, особенно в сельской местности, резко возросла смертность. Непосильные для женщин, стариков и подростков условия труда, бесконечные мобилизации на лесозаготовки и торфопредприятия, на оборонные работы, на восстановление угольных шахт Кузбасса и Подмосковья, спровоцированные военным временем болезни и эпидемии – всё это привело к тому, что уже в 1942 году смертность превысила рождаемость в пять раз. Можно посмотреть на табличке, сколько человек умерло в это время.

Пик смертности – это 1942 год, очень тяжёлый. Зима 1941 – 1942 года выдалась лютой, сельское хозяйство страдало от нехватки рабочих рук, ситуация была очень и очень трудной. Далее смертность начинает снижаться, но всё же деревня понесла тогда огромные и невосполнимые потери. От них область уже так и не оправилась. Потери были воистину колоссальные. Население Вологды сегодня составляет более 300 тысяч человек. Так что можно сопоставить это с общим числом умерших. На территории Вологодской области проживало в 1939 году приблизительно 1,6 млн. человек. В 1959 году население составляло уже приблизительно, 1,3 млн. человек. Т.е. за 20 лет на территории нашего региона численность населения сократилась приблизительно на 300 тысяч человек! Хочется спросить после этого – одни ли лишь оккупанты виноваты в этом? Почему подобного не было во время Первой мировой войны? Почему тогда никакого голода в Вологодской, Новгородской и Олонецкой губерниях не было? Почему не было случаев, упоминаемых выше в отрывках из писем?   

Может потому, что тогда не было колхозов, не были уничтожены крепкие крестьянские хозяйства, не было такого возмутительного и ужасного отношения к русскому народу, к народу-труженику? Может потому, что у власти стояли люди с национальным мышлением? Может потому, что война велась совершенно иначе. Может потому, что управленцы тогда были совершенно иные, настоящие профессионалы. Факт в том, что тогда люди в тылу не голодали и не было подобных сцен, которые были описаны выше.

В заключение приведу слова певца Юрия Лозы, очень точно передающие то, каково приходилось русским людям в тылу в военные годы: «все рассказы о военных днях – у меня от отца и от матери, которые были в то время детьми. И первое, о чем они вспоминают, это то, что все время хотелось есть. Вся война для моих родителей – это страшный голод. Поэтому воспоминания в основном касались того, как они искали еду: как удавалось находить картофелину, как в поисках картошки натыкались на крысу, как съели собаку — такие вот истории. Ужасные рассказы, через которые раскрывается образ войны, то, чем это было для всего нашего народа». Мы должны помнить об этом, о той трагедии, которая была у нашей страны и нашего народа и не допускать никогда повторения её. Вечная память всем тем, кто погиб, кто умер, кто не дожил до Победы. Мы не должны забывать, какой страшной ценой она нам досталась и делать из этого выводы, извлекать уроки на будущее. 

Сергей Зеленин

Русская Стратегия