 Прокуратура Краснодарского края проверяет ситуацию с вынесением предупреждения об экстремизме сотрудникам скорой помощи Абинской больницы после их жалоб о невыплатах надбавок по CОVID-19. Об этом со ссылкой на ведомство, сообщает РИА «Новости».
Ранее в Telegram-канале издания «Подъем» появилась информация о том, что медработников Абинской районной больницы на Кубани, пожаловавшихся на отсутствие президентских доплат, заподозрили в экстремизме. Один из медиков рассказал, что после опубликованного видеобращения их начали вызывать в прокуратуру, Следственный комитет. Сообщалось также о якобы имевшей место угрозе возбуждения дела об экстремизме водителю скорой.
В прокуратуре Краснодарского края факт реагирования правоохранительными органами в отношении медиков подтвердили.
«Да, такой момент есть. Полиция с подачи коллег из другого ведомства решила кого-то из врачей вызвать, было даже выдано письменное предупреждение о недопустимости нарушения законодательства об экстремизме. Конечно, в нынешних условиях так делать не нужно. Сейчас разбираемся, возможно, сигнал коллег был неверно воспринят. Прокуратура тоже опрашивала медиков, но как раз именно в связи с их жалобами на неполучение доплат в целях защиты их прав, и, конечно, никаких предупреждений не делала», — цитирует РИА «Новости» представителя пресс-службы надзорного ведомства Кубани.
Несколько дней назад мы писали о том, что Следственный комитет начал проверки по фактам жалоб медиков на невыплату надбавок. Явление приобрело массовый характер. Видеообращения с жалобами записали медработники Новосибирской, Рязанской, Владимирской, Иркутской областей, Краснодарского края
В итоге стало известно о нескольких увольнениях главврачей (например, в Козельской межрайонной и в Армавирской больницах).
И что делать врачам в таком случае? Могут ли им за отстаивание своих прав, действительно, «пришить» экстремизм?
— Согласно принятой в начале 2000-х гг. Шанхайской конвенции, экстремизм — это действия, направленные на захват и удержание власти или на свержение конституционного строя, а также насильственное посягательство на общественную безопасность (в смысле — с оружием), — поясняет исполнительный директор Международной мониторинговой организации CIS-EMO Станислав Бышок.
— Всё. Дальше выскажу своё мнение. В российском законодательстве это определение расширили и углубили, присовокупив к нему никак не относящиеся к свержению власти обстоятельства вроде пропаганды национальной исключительности или демонстрации нацистской символики. Но даже под такую расширительную формулировку история в Краснодарском крае никак не подпадает.
Другое дело, что есть ещё такое понятие — секьюритизация, от слова security — безопасность. Секьюритизация — это когда государство начинает толковать в контексте вопросов государственной безопасности явления, которые традиционно в неё не входят: кто-то что-то в интернете написал, кто-то как-то не так отозвался о знаковом историческом событии, в каком-то СМИ появилась трактовка, отличающаяся от официальной линии, например, по коронавирусу.
В этом контексте при желании можно «секьюритизировать» и требование выплаты положенных надбавок. Мол, «всем сейчас тяжело, а эти тут лодку раскачивают со своими стяжательскими интересами». Звучит абсурдно, но у секьюритизации, как и у революции, не существует «естественного» конца — эти процессы нужно пресекать извне.
«СП»: — Если бы история не получила огласку, реально могли бы кого-то привлечь? Или все же это только угрозы? Есть ли прецеденты, когда в России сажали за экстремизм там, где его близко не было?
— Ответ на вопрос, можно ли кого-то осудить с какими-то абсурдными формулировками, довольно очевиден. Вспоминается история с ныне покойным писателем Константином Крыловым, которого по «экстремистской» 282-й статье несколько лет назад привлекли к 120 часам общественных работ за произнесённую на митинге фразу «пора кончать с этой странной экономической моделью». Такой вот расширительный экстремизм.
«СП»: — Почему местные власти так боятся жалоб медиков?
— Местные власти скорее опасаются не жалоб медиков самих по себе, а того, что эти жалобы могут услышать в федеральном центре — и уже оттуда придёт если не прямая помощь медикам, то явное выражение недовольства деятельностью этих самых местных властей. После окончания пандемии коронавируса состоится общегосударственный разбор полётов, вследствие которого некоторые региональные руководители имеют шансы «утратить доверие». На мой взгляд, логика здесь именно такая — аппаратная.
«СП»: — Что делать медикам в такой ситуации? Кому жаловаться?
— Максимальная публичность требований и апелляция к центральной власти представляются разумными — и законными — методами достижения собственных целей.
«СП»: — Это все же единичный вопиющий случай или «нормальная практика» для России?
— Когда один или, тем более, несколько подобных «перекосов на местах» становятся известны широкой общественности и начинают обсуждаться здесь и там, может сложиться впечатление, что мы имеем дело с общим явлением, общероссийской картиной. Вряд ли это так. Речь идёт скорее о том, что у нас, как и везде в мире, во-первых, в принципе стало больше возможностей для донесения какой-то проблемы до максимального числа людей, а, во-вторых, обострилось чувство справедливости, и повысились требования к власти, в частности, связанные с соблюдением базовых прав человека. Теперь проявления несправедливости даже на региональном уровне вызывают живую реакцию по всей стране. Это хороший шаг в сторону более солидарного общества.
— Прокуратура заинтересовалась действиями правоохранителей только потому, что об угрозах медикам стали писать в СМИ, и это вызвало всеобщее возмущение, — считает член исполкома незарегистрированной партии «Другая Россия» Андрей Милюк.
— А так, угрозы привлечь за экстремизм — это обычная практика. За время своей политической деятельности я много раз наблюдал, как возникали политические движения, инициативные группы граждан, просто какие-то люди организованно пытались бороться за свои права. И все они без исключения проходили через этап, когда их вызывали на «беседу в органы» и начинали угрожать 282-й статьей УК РФ.
Да что об этом говорить, если перед каждым разрешенным митингом организаторов на камеру предупреждают о недопустимости нарушения антиэкстремистского законодательства и прочее, и прочее. Короче говоря, запугивают под видом профилактики преступлений.
Рассчитывают, что человек испугается, прекратит «шатать режим». Тут надо понимать логику правоохранителей. Если они угрожают — значит, скорее всего, дело завести не могут: не хватает оснований, слишком резонансный случай или что-то еще. Иначе бы они сначала завели, и только потом предложили фигуранту договариваться.
Единственно верная позиция в такой ситуации — не поддаваться на шантаж, немедленно сообщать об угрозах в СМИ и писать жалобы в инстанции. Как видим, это работает. Вряд ли краснодарская прокуратура кого-то накажет, но медиков хотя бы перестанут запугивать.
«СП»: — Что все-таки произошло? Почему местные власти пошли на такое? Испугались огласки?
— Не думаю, что местные власти как-то особенно сильно испугались видеообращений медиков. Это всего лишь стандартная практика работы с «проблемными» группами граждан. Политические активисты прекрасно об этом знают. Большинство людей политикой не интересуются, поэтому для них становится шоком такое поведение правоохранителей.
Принципиально эта практика меняться не будет. Антиэкстремистское законодательство изначально принималось, как инструмент борьбы с несогласными. За это можно сказать «спасибо» нашим либералам, которые в начале 2000-х пролоббировали эти поправки для борьбы с «русским фашизмом». Многие из них до сих пор принципиальные сторонники существования 282-й статьи.
Из года в год понятие экстремизма расширяется, а ответственность ужесточается. Сейчас, напомню, максимальное наказание за экстремизм — 10 лет лишения свободы (п. 1 ст. 282.1 УК РФ). И речь идет о ненасильственной политической деятельности. Только недавно в МВД подготовили законопроект, по которому участие в несогласованной акции может быть приравнено к экстремизму.
В начале 2010-х годов я проходил обвиняемым по делу о продолжении деятельности НБП* (так называемое «Дело двенадцати»). Одним из эпизодов экстремистской деятельности обвинение называло проведение акций «Стратегии-31» в Петербурге. Тогда политических свобод было больше, и в приговоре судья исключил эти эпизоды — они выглядели слишком уж дико. Как видим, в МВД сделали выводы и подготовились заранее к новым акциям протеста.
* Межрегиональная общественная организация «Национал-большевистская партия» (НБП) признана экстремистской решением Московского городского суда от 19 апреля 2007 года и её деятельность запрещена.
источник | 
