Если в период советизации страны, средостения между «прирожденными» и «приобщенными» марксистами были фактически упразднены (часть «прирожденных» подверглась отбраковке, а многие «приобщенные» заняли ключевые посты в партии и правительстве), то затем партию стали пополнять колаборанты, простые сельчане и горожане, а также воспитанники молодого государства – бывшие сироты, малолетние преступники, бродяжки, прошедшие систему детских домов, колоний, казарм, общежитий и доказавшие своей специфической комсомольской активностью преданность «делу партии». В связи с этими процессами трансформировалась не только власть (из террористической организации в своеобразный «клир»), но и общество (из сословного - в двухслойное). Общество стало состоять из «сознательных» (тех людей, кто горячо поддерживали власть) и «не сознательных», (тех, кто предпочитали занимать пассивную общественно-политическую позицию). Причем число «сознательных» быстро росло, а число «не сознательных» неуклонно сокращалось. Эта многообещающая тенденция привела уже в первой половине 30-х годов партийный аппарат, «компетентные органы», госструктуры, вооруженные силы, производственные коллективы к полному единству в лоне церкви красного дьявола (сокращенно ЦКД). Власть уже могла опираться на поддержку миллионов «сознательных», которых, в свою очередь, уже смело можно было назвать советским народом. А властитель (мудрый вождь, командир всех командиров, начальник начальников, первый человек в партии и Отец народов) уже никак не умещался в образе древнего Соломона, потому что сочетал в себе черты антихриста европейской истории (Наполеона) и свойства государя императора, поставившего всю Россию на дыбы (Петра I); причем, превосходил своими качествами всех выше названных правителей, ибо стал несравненным аватарой – воплощенным божеством.
Что такое христианская церковь? Это собрание людей, которые объединены общностью веры в бессмертие своей души и в наступление Судного дня. Они придерживаются нравственного закона, регламентирующего их повседневную жизнь, читают и почитают Библию, не подлежащую обсуждению вследствие того, что Слово Божье наделено беспримесной правотой. Христианских церквей несколько, но их отличия не столь уж существенны, как это может показаться на первый взгляд. Самая древняя из них – православная, которую еще называют ортодоксальной и которая на протяжении многих веков являлось духовным стержнем истории России.
А что такое ЦКД (церковь красного дьявола)? Это – псевдоцерковь. Да, это тоже собрание людей, которые объединены убежденностью в наступление «светлого завтра» и верой в то, что марксизм есть изреченная истина. Они верят в «закон» (смены общественно-экономических формаций), который действует вне зависимости от волеизъявлений отдельных индивидуумов, социальных групп и целых народов. Действие такого закона неостановимо, как восход солнца. Адепты этой псевдоцеркви почитают «Капитал» в качестве своей главной книги, проливающей свет на подлинный характер происходящих событий. Они имеют свой «клир» (партработников и тружеников агитпропа), свои святыни (в первую очередь, это мавзолей с мумией Ленина), свои праздники и ритуалы, начиная с пионерских линеек и заканчивая торжественными похоронами видных деятелей партии и правительства.
Другими словами, оккупационный режим, установленный мононациональным меньшинством, никак не связанным с культурой, историей России, просуществовав полтора десятка лет, отнюдь не был свергнут, а трансформировался в весьма специфическое религиозное образование. И эта трансформация сопровождалась массовым энтузиазмом со стороны тех, кто на себе ощутил притягательную силу социальных лифтов, а также поддерживалась энергией всех тех, кто стал обладателем комсомольского или партийного билета.
Несмотря на то, что количество «несознательных» сокращалось, почему-то множились и ряды откровенных врагов советского народа. Эти хитроумные враги продолжали проникать в силовые ведомства и даже в генералитет армии, таились в бюрократических структурах и в артистической среде. Внешне ничем не отличимые от советских людей, враги были опасны вдвойне: им доверяли государственные секреты, а они сотрудничали с разведками из других стран, становились подлыми агентами «международного влияния», изыскивали любую возможность, чтобы убежать заграницу и оттуда строить козни молодому государству.
От русского общества сначала отсекли элиту, затем украинцев и белорусов, затем представителей множества малых народов и национальностей, затем репрессировали «контру» и «вредителей», затем оставшихся великороссов отождествили с русскими. Но названия русский народ, тем не менее, никто не отменял, потому что такие архаичные названия должны были отпасть сами собой, как отпадают болячки с выздоравливающего тела. А здоровое тело, как раз и есть советский народ – строитель нового мира. Каждый советский человек готов умереть во имя «заветов Ильича» по первому требованию партии. Советские люди – это дисциплинированные трудяги, просыпающиеся спозаранку, чтобы идти к станку или в поля, или на стройку, или в учебные аудитории, где необходимо что-то делать конкретное и в чем государство остро нуждается.
А враг народа уклонялся от выполнения подобных обязанностей или выполнял их спустя рукава, или все делал вроде бы хорошо, но одновременно собирал данные, занимаясь шпионской деятельностью. Он завидовал величавой поступи советского строя и радовался любым временным трудностям, неизбежно возникающим в ходе строительства коммунизма. «Враг народа» - это вердикт, схожий с обвинениями в ереси или в колдовстве в средние века. Стоит подобный вердикт огласить и сразу же коллективное мнение поддерживает эту огласку, а вокруг бедолаги, подпавшего под действие столь сурового приговора, образуется «мертвая зона». Бедняга мгновенно выпадает из всей системы социальных отношений, обречен на исчезновение, и никто не смеет даже взглядом посочувствовать ему. Он быстро утрачивает человеческий облик, становится кожаным мешком, набитым переломанными костями или «строительным мусором». «Врагом» может стать любой человек: бухгалтер заготовительной конторы и «недобитая белая сволочь», известный режиссер и начинающий художник.
Неустанное выявление коварных врагов дисциплинирует все общество, мобилизует его энергию на ударные направления и стройки, поднимает уровень политической сознательности и общественной активности. Каждый гражданин, проживающий на территории СССР, должен стремиться к тому, чтобы заслужить почетное звание – «советский человек», а для этого ему необходимо неустанно и ревностно доказывать свою полезность требовательному государству.
Вся страна превращена в гигантскую селективную станцию, где денно и нощно идет отбраковка негодного материала, сортировка годного и дополнительный отсев. Наряду с демонстративными акциями и судилищами происходит и скрытый отбор, в ходе которого люди пропадают самым таинственным образом, и никто не может внятно объяснить: что с ними произошло, и где они находятся? Селекторами являются «люди в галифе», но есть немало и тех, кто в штатском. Не жалея своих сил, они усердно трудятся над «человеческим материалом» достойным «светлого будущего». Работы – непочатый край. Ведь Россия – это сплошная «не поднятая целина». Но селекционеры не унывают. Они живут во имя того самого «светлого будущего», приближают его наступление, как могут, как умеют, как у них это получается. А когда и к ним, другие «люди в галифе» предъявляют обвинения в «шпионаже» или «вредительстве», селекционеры-неудачники даже не возражают. Если прежде были неисповедимы пути Господни, то почему же все действия советского государства должны быть понятны и объяснимы. Эти действия следует просто принимать, как грозу на небе, как карстовый провал под ногами или как проявление высшей воли.
Входящая во взрослую жизнь молодежь была уверена в том, что вся история человечества началась с 1917 г., а до этого имела место длительная цепь заблуждений, в ходе которой наивные люди только напрасно тратили свои силы и свои жизни. Не пристало человеку, устремленному в будущее, всматриваться в позорное прошлое и тем более восторгаться «буржуазными» достижениями науки и техники. А об искусствах тех давних эпох и говорить было нечего, потому что они насквозь пропитаны церковным ладаном и только дурманили мозги недалеким верующим людям. Но, наконец-то, пробил звездный час, наступило торжество истины (в октябре 1917 г.) и люди прозрели: теперь они четко знают, что их ждет впереди - гармоничное коммунистическое общество, в котором изобилие материальных благ станет столь же естественным, как и воздух в небе или вода в реках и озерах.
Однако не следует забывать, что после всех эмиграций, расчленений общества по территориям, после всех экспроприаций и конфискаций, а также экскрементаций православных святынь, после всех экзекуций «паразитических классов» в стране оставалось немало людей, которые хорошо помнили ту Россию, столь скоротечно ставшую «старой» и «никчемной». Те, кто родились на исходе прошлого века, пребывали в самом расцвете своих сил. И даже те, кто являлись сверстниками самого Сталина, еще не достигли пенсионного возраста. Что же касается самих преобразований, то первоначально они проводились преимущественно в столицах и крупных губернских центрах. Если захват власти в столицах осуществился фактически одномоментно, то дальнейшее распространение «диктатуры пролетариата» шло не столь быстро. В глухих провинциальных городках и селениях, привычный патриархальный стиль жизни практически не менялся вплоть до конца 20-х годов, когда началось планомерное массовое закрытие и разрушение воинствующими безбожниками храмов, а также обобществление крестьянских хозяйств под руководством новоиспеченных районных властей.
И многие люди, оказавшись со всех сторон обложенными правилами общежития советского государства, очень хотели вернуться в ту прежнюю Россию, любезную их сердцу и глазу. Они привыкли к шумным, пестрым ярмаркам и к крестным ходам под хоругвями, расшитыми золотыми нитями. С раннего детства их души взволнованно откликались на колокольный звон, который плыл над привольными полями и лугами. Каждое крупное село гордилось своей церковью, и сельчане не жалели средств на их строительство и внутреннее убранство. Колокольни и церкви, обычно ставили на всхолмьях, по берегам рек или озер, чтобы их можно было видеть издалека. Русским людям был хорошо знаком благоговейный трепет, когда они стояли на службах в окружении своих многочисленных родственников и соседей, а на клиросе певчие затягивали «херувимскую». И особенно им нравились праздники: Рождество, Пасха, Троица, Успенье, Покров с обильными угощениями, разудалыми плясками, кулачными боями и задорными песнопениями.
Эти люди были когда–то любимы своими матушками и папашами, тетушками и дядьями, братьями и сестрами, и, в свою очередь, любили своих матушек и папаш, своих дядьев и кок, своих братанов и сестренок. Старшие обычно присматривали за младшими, а младшие старались слушаться старших. Они помнили свои венчания и крещения своих детей, а также отпевания своих стариков. И свои первые влюбленности хорошо помнили, первые поцелуи в каком-нибудь овине или на берегу черемухового омута. Их ностальгия проистекала не только из стремления вернуть привычный уклад жизни. Сложившиеся уклады менялись и прежде, и порой довольно болезненно менялись: такова уж наша жизнь. Но кое-как пережив первую треть XX в., насельники Русской земли были до глубины души потрясены и оскоблены тем, что происходило на их глазах и что они слышали. Они любили свою Россию с ее мельницами, крупорушками, барскими усадьбами, часовенками, резными наличниками на окнах и палисадниками под окнами. Но та Россия совсем не упоминалась ни в газетах, ни по радио, а, если и упоминалась, то лишь как «бескрайнее свинство» и «царство грязи», «империя мерзости», в лучшем случае, как «отсталая страна», предназначенная для колониального раздела более сильными державами.
Никогда еще русский мир не подвергался столь жестоким унижениям. Предавались забвению достойнейшие люди и вся история русского народа. О недавно отгремевшей Первой мировой войне, если и упоминалось, то только как об «империалистической», о которой и говорить-то неприлично, и тем более неуместно вспоминать миллионы погибших и покалеченных на той страшной войне. То там, то здесь, в городах и селах гремели взрывы: то рушили церковки и величавые соборы, колокольни и часовенки, монастыри и пустыни. Кладбища превращали в парки культуры и отдыха, оборудовали там закусочные и танцплощадки, а кладбищенские храмы, где отпевали усопших, переоборудовали в кинотеатры: там с утра до вечера крутили пропагандистские фильмы.
Достаточно сравнить фотографии и кинодокументалистику тех лет с фотографиями, отстоящими от эпохи индустриализации и коллективизации на пару-тройку десятилетий назад, (например, с фотографиями Прокудина – Горского или Дмитриева), чтобы понять, какие разительные перемены произошли во внешнем облике людей и окружающей их действительности. На дореволюционных фотографиях мы видим приветливых девушек в пестрых ситцевых сарафанах и однотонных платочках, бородатых мужиков в косоворотках: крестьян, лавочников, ремесленников, матросов с речных пароходов и катеров. Также видим удивительной красоты пейзажи, опрятные деревеньки по берегам рек и, конечно же, аккуратные сельские церковки или древние величественные монастыри.
Фотографии 30-х годов производят совсем иное впечатление. Гладко выбритые для постановочных съемок лица делегатов всевозможных съездов и конференций, руководители строек социализма и передовики производства, знатные пастухи и свинарки стиснуты сверх напряжением «героических будней». Более чем неприглядное и просто страшное настоящее они воспринимают, как трудную и опасную переправу из «постылого прошлого» в «прекрасное будущее», и каждый боится оступиться, сделать неправильный шаг и утонуть в бурунах, что крутятся слева и справа той переправы. За исключением знаменитых артистов и высшего руководства, лица людей, достойных отражения на страницах газет или кинодокументалистики тех лет, выглядят изможденными: вместо улыбок – вымученный оскал, а преждевременные морщины старят даже 30-ти летних.
В прежние эпохи мужчины стремились выглядеть старше своих лет, что придавало им солидности: для этого отпускали бороды, ходили степенно и разговаривали не спеша. Советский человек тщательно убирает растительность со своего лица, обнажая лишь свое переутомление. Он весел всего лишь по команде фотографа и удивительно похож на других, таких же, как и он, делегатов съездов, передовиков производства и знатных тружеников полей. Он энергично жестикулирует, охотно выкрикивает призывы и лозунги и всегда спешит, словно опасается не успеть в туалет.
Неумолимо сдавливая со всех сторон объем воцерковленной жизни и святоотеческого наследия, решительно выжигая каленым железом дворянскую культуру, подвергая едкому остракизму деловую хватку предпринимателей, советская власть пригнетала и расплющивала, а затем раскатывала по поверхности жизни всех русских людей без разбора. Предполагалось возникновение принципиально нового смыслового пространства, новой системы социальных связей, новых форм общежития и сотрудничества, нового искусства и новой науки.

Юрий Покровский

Русская Стратегия