Последние Романовы покинули Россию 11 апреля 1919 года и среди августейших пассажиров поднявшихся на борт отплывающего из Кореиза (Крым) английского крейсера «Мальборо», была вдовствующая российская императрица Мария Фёдоровна.
Датская принцесса Мария София Фредерика Дагмар (Мария Фёдоровна — после перехода в православие) (1847—1928), ставшая супругой императора Александра III (1845-1894) и матерью последнего российского императора Николая II, прожила в России более 50 лет.
Вступление принцессы Дагмар в российский императорский дом началось с драмы — в 1865 году скоропостижно скончался её жених, старший сын Александра II великий князь Николай Александрович, и Мария София Фредерика выходит замуж за его брата – второго сына Александа II, Александра III. Так ей выпадает участь быть не только свидетельницей, но и личной участницей крушения российского императорского дома: гибели его главы, – её сына Николая, и всей его семьи. Перенести огромную личную, женскую и человеческую трагедию.Убит большевиками был и её младший сын Михаил.
Ранее умерли два других её сына: Александр (в 1870 году) и Георгий (в 1899 году).
Тесть, император Александр II, скончался на её глазах в Зимнем дворце от бомбы террориста, один из братьев мужа — Сергей Александрович также стал жертвой террора. В 1913 году был убит и родной брат Марии Фёдоровны принц Вильгельм, греческий король Георг I.
Муж, император Александр III, скоропостижно умирает от нефрита в возрасте 51 года.
Королева Дании Луиза (в окне) и её дети. Замок Фреденсборг. 1889 год.
Справа налево: король Греции Георг I, императрица Мария Фёдоровна, принцесса Уэльская Александра, принц Фредерик, будущий король Дании Фредерик VIII, герцогиня Кумберлендская Тира и принц Вальдемар.
Император Александр III и императрица Мария Фёдоровна в парке замка Фреденсборг — летней резиденции датской королевской семьи. Начало 1890-х годов. Рамка работы В.А.Болин. Серебро, эмаль. Москва. 1910 год. Собрание королевы Дании Маргрете II.
Император Александр III, принцесса Уэльская Александра и императрица Мария Фёдоровна. Замок Фреденсборг. Конец 1880-х–начало 1890-х годов. Архив Королевской библиотеки Дании.
За трапезой в имении Спала (Варшавская губерния). Сентябрь 1892 года.
Во главе стола император Александр III, рядом (на переднем плане) императрица Мария Фёдоровна, в центре на заднем плане — цесаревич Николай Александрович.
Л.Туксен. Королевские семьи Европы во дворце Кристианборг. 1883 год. Дворец Кристианборг. Копенгаген.
В центре стоят: император Александр III и императрица Мария Фёдоровна с великим князем Михаилом. В центре на заднем плане — цесаревич Николай. В центре сидят: король Дании Кристиан IX и его супруга королева Луиза. Справа стоят: король Греции Георг I и его супруга королева Ольга Константиновна с дочерью принцессой Александрой. Слева сидит принц Уэльский Эдуард, будущий король Англии Эдуард VII. Рядом с ним стоит его супруга принцесса Уэльская Александра
Представители царствующих домов Европы в Кобурге. Германия. Весна-лето 1894 года.
Сидят: кайзер Германии Вильгельм II, королева Англии Виктория (в центре), вдовствующая германская императрица Виктория. За ними стоят: цесаревич Николай Александрович, его невеста принцесса Гессенская Алиса, великая княгиня Мария Павловна (вторая справа), великая княгиня Елизавета Маврикиевна (первая справа). В предпоследнем ряду — великий князь Сергей Александрович (в центре), великий князь Владимир Александрович (второй справа). В последнем ряду — великий князь Павел Александрович (второй слева), великая княгиня Елизавета Федоровна (вторая справа).
Только сильный характер, ум, развитое чувство долга, глубокая религиозность, непоколебимая уверенность, что «на всё воля Божия» позволили Марии Федоровне не только не согнуться под ударами судьбы, но и остаться в памяти современников “Императрицей с головы до ног”.
Мария Фёдоровна, будучи действующей и став вдовствующей императрицей, вела огромную общественную работу, как глава Института императрицы.
И.Н.Крамской. Портрет императрицы Марии Федоровны. 1882 год. Государственный Русский музей.
В ведении Института императрицы находились учебные заведения, воспитательные дома, приюты для обездоленных и беззащитных детей, богадельни. Благотворительные учреждения Ведомства были созданы практически во всех крупных городах Российской империи. В Москве и Московской губернии их насчитывалось не менее 10, в Петербурге и его окрестностях — более 17. Среди них были: Общество попечения о детях лиц, ссылаемых по судебным приговорам в Сибирь; Братолюбивое общество по снабжению неимущих квартирами; Приют для неизлечимых больных; Александро-Мариинский дом призрения; Благотворительное общество при Обуховской больнице; Мариинский институт для слепых девочек и Институт взрослых слепых девиц; Мариинский родовспомогательный дом и находящаяся при нем школа повивальных бабок; многочисленные общины сестер милосердия, попечительства нуждающимся семействам воинов, дома призрения детей бедных жителей, приюты для сирот, оставшихся после павших воинов; и т.д.
По инициативе Марии Федоровны в 1882 году возникли Мариинские женские училища для девушек-горожанок (промежуточная ступень между начальной школой и средним учебным заведением). Императрица попечительствовала также женскому Патриотическому обществу, Обществу спасения на водах, Обществу покровительства животным и другим. На протяжении многих лет она была шефом полков, в том числе гвардейских — Кавалергардского и Синих кирасиров, — и постоянно оказывала им необходимую поддержку.
Деятельное участие принимала Мария Федоровна и в возглавляемом ею Обществе Российского Красного Креста (РКК), что особенно проявилось в годы русско-турецкой и Первой мировой воин. Под началом Марии Федоровны все женщины императорского дома принимали участие в организации лазаретов, санитарных поездов, складов белья и медикаментов, приютов и мастерских для увечных воинов и т.д.
Великая княгиня Ольга Александровна — сестра милосердия РКК. Киев. 1915 год.
Всю свою жизнь Мария Фёдоровна ведёт дневник, отправляет и получает огромное количество писем тем, кого любит и с кем разлучена. Вначале это – её родные в Дании, Англии, других странах Европы, позже – её дети и внуки. Она много ездит по России, особенно накануне 1917 года по делам РКК. И отовсюду пишет письма родным, друзьям.
Император Николай II и великий князь Николай Николаевич на маневрах. Красное село. 1913 год.
Известие о том, что Николай II 2 марта 1917 года подписал отречение от престола, поразило вдовствующую императрицу как гром среди ясного неба. Она тогда находится по делам РКК в Киеве и на следующий день выезжает в Могилев, к сыну – Николаю II.
Как вспоминала фрейлина Зинаида Менгден, императрица прибыла в Могилёв 3 марта. “Было очень холодно. Они увидели царя, стоявшего в одиночестве на перроне, далеко от большой свиты. Он был спокоен и полон достоинства, но выглядел смертельно бледным. Мария Фёдоровна спустилась вниз и пошла навстречу своему сыну, который медленно приближался к ней. Они обнялись. Окружающие приветствовали их, склонив головы. Воцарилась глубокая тишина. Затем мать и сын вошли в небольшой деревянный сарай, служивший, по-видимому, гаражом. <…> Когда, после некоторого промежутка времени императрица-мать и царь вышли наружу, их лица были спокойны…”.
На следующий день Мария Фёдоровна запишет в своём дневнике:
“4 марта. Спала плохо, хотя постель была удобная. Слишком много тяжелого. В 12 часов прибыли в Ставку, в Могилев в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции, <…> рассказал обо всех трагических событиях, случившихся за два дня. Он открыл мне своё кровоточащее сердце, мы оба плакали.
Сначала пришла телеграмма от Родзянко, в которой говорилось, что он должен взять ситуацию с Думой в свои руки, чтобы поддержать порядок и остановить революцию; затем — чтобы спасти страну — предложил образовать новое правительство и… отречься от престола в пользу своего сына (невероятно!). Но Ники, естественно, не мог расстаться со своим сыном и передал трон Мише! Все генералы телеграфировали ему и советовали то же самое, и он наконец сдался и подписал манифест.
Ники был невероятно спокоен и величествен в этом ужасно унизительном положении. Меня как будто ударили по голове, я ничего не могу понять! Возвратилась в 4 часа, разговаривали. Хорошо бы уехать в Крым.
Настоящая подлость только ради захвата власти. Мы попрощались. Он настоящий рыцарь.”
Мария Фёдоровна пробует в эти дни уговорить сына уехать за границу, поддерживая аналогичные советы свиты. Но Николай II неприклонен и принимает решение вернуться в столицу.
Из дневника Марии Фёдоровны:
“8 марта. <…> Один из самых горестных дней моей жизни, когда я рассталась с моим любимым Ники!
<…> Сидели до 5 часов, пока он не ушел. Ужасное прощанье! Да поможет ему Бог! Смертельно устала от всего. Нилов не получил разрешения ехать с Ники. Все очень грустно! Большая часть свиты остается в Могилеве. <…>”.
8 марта они видятся последний раз.
Возвратившись в Киев, императрица пишет письмо своей невестке, вдове её брата Вильгельма — короля Греции Геoрга I, греческой королеве Ольге Константиновне:
“18 марта 1917 г. Киев
Мой ангел,
Если представится возможность, попытаюсь послать тебе весточку. Сердце переполнено горем и отчаянием. Представь, какие ужасные времена нам еще предстоит пережить. Не понимаю, как я осталась жива после того, как обошлись с моим бедным, любимым сыном. Благодарю Бога, что была у него в течение этих ужасных пяти дней в Могилеве, когда он был так одинок и покинут всеми.
Это были самые страшные дни в моей жизни. Испытания, которые посылает нам Господь, мы должны нести с достоинством, без ропота. Но как нелегко терпеть, когда вокруг такая злоба и ярость. Не могу тебе передать, какие унижения и какое равнодушие пережил мой несчастный Ники. Если бы я не видела это своими глазами, я бы никогда этому не поверила.
Он был как настоящий мученик, склонившийся перед неотвратимым с огромным достоинством и невиданным спокойствием. Только однажды, когда мы были одни, он не выдержал, и я одна только знаю, как он страдал и какое отчаяние было в его душе! Он ведь принес жертву во имя спасения своей страны после того, как командующие <фронтами> генералы телеграфировали и просили его об этом. Bce они были одного мнения. Это единственное, что он мог сделать, и он сделал это! <…>
Здесь, однако, относительно спокойно, несмотря на «праздник свободы», который прошел позавчера с 7 утра до 6 часов вечера: процессии с красными флагами, Марсельезой и т.д. И хотя полиции не было, был относительный порядок. Совсем не было пьяных.
Можно ли было представить, что все это произойдет здесь, в России, и что народ так быстро и с такой радостью изменит свое поведение. <…>
Началось брожение в армии. Солдаты убивают офицеров и не хотят больше сражаться. Для России всё будет кончено, всё будет в прошлом.<…>”.
В конце марта 1917 года Мария Федоровна с дочерьми Ксенией и Ольгой, их мужьями — великим князем Александром Михайловичем и полковником Н.А.Куликовским, и семьями переехали в Крым. Здесь вдовствующая императрица находилась в течение двух с половиной лет, до апреля 1919 года, сначала в Ай-Тодоре, затем в Дюльбере и Хараксе. Это пребывание стало для них практически домашним арестом.
Ай-Тодор. Дворец великого князя Александра Михайловича.
Имения, в которых содержат членов российской императорской семьи, находятся под наблюдением команды, состоящей из 72 человек, большей частью матросов Черноморского флота и солдат из Ялтинской дружины под командованием прапорщика В.М.Жоржалиани. Караульные посты соединены между собой, а также с канцелярией начальника охраны, находившейся в имение Чаир, полевыми телефонами. По указанию Петроградского Совета уже в апреле 1917 года в Ялту приезжает следственная комиссия для произведения обысков всех арестованных, включая и императрицу-мать Марию Фёдоровну.
Обыск во дворце Ай-Тодор. 1917 год.
В одном из писем Мария Фёдоровна описывает перенесённые ею во время обыска унижения:
“4 мая 1917 г. Ай-Тодор
Мой ангел,
<…> На нас смотрят здесь, как на настоящих преступников и опасных людей. Трудно в это поверить. А как грубо и непристойно с нами обращались на прошлой неделе во время домашнего обыска!
В половине шестого утра я была разбужена морским офицером, вошедшим в мою комнату, которая не была заперта. Он заявил, что прибыл из Севастополя от имени правительства, чтобы произвести у меня и в других помещениях обыск.
Прямо у моей кровати он поставил часового и сказал, что я должна встать. Когда я начала протестовать, что не могу этого сделать в их присутствии, он вызвал отвратительную караульную, которая встала у моей постели. Я была вне себя от гнева и возмущения. Я даже не могла выйти в туалет. У меня было немного времени, чтобы набросить на себя домашний халат и затем за ширмой — легкую одежду и пеньюар.
Офицер вернулся, но уже с часовым, двумя рабочими и 10-12 матросами, которые заполнили всю мою спальню. Он сел за мой письменный стол и стал брать всё: мои письма, записки, трогать каждый лист бумаги, лишь бы найти компрометирующие меня документы. Даже мое датское Евангелие, на котором рукою моей любимой мамы было написано несколько слов, — все было брошено в большой мешок и унесено. Я страшно ругалась, но ничто не помогло.
Так я сидела, замерзшая, в течение трех часов, после чего они направились в мою гостиную, чтобы и там произвести обыск. Матросы ходили по комнате в головных уборах и рассматривали меня; противные, дрянные люди с наглыми, бесстыжими лицами. Невозможно поверить, что это были те, которыми мы прежде так гордились.
<…>
Невероятно, чтобы собственный народ обращался с нами так же, как немцы обращались с русскими в Германии в начале войны.<…>”.
К весне 1918 года обстановка в Крыму резко обострилась. Ялтинский Совет требовал немедленной казни всех Романовых, а Севастопольский — ждал приказа от Ленина. Комиссар Задорожный от имени Севастопольского Совета объявил Романовым, что они, как и лица их свиты, должны поселиться в имении Дюльбер, где и ожидать информации из Москвы. Эти действия Задорожного спасли арестованных членов императорской семьи от расстрела.
К началу лета Ялта была занята немцами, начавшими оккупацию Крыма. Для узников Дюльбера это было в тот момент спасением.
Вот так и случилось, что вдовствующая императрица Мария Фёдоровна оказалась 11 апреля 1919 года на борту английского дредноута “Мальборо”, отказываясь верить слухам и рассказам о гибели сына Николая и его семьи, и до последних мгновений не желая бежать из России.
Начался следующий трудный и безрадостный период в жизни Марии Фёдоровны – период бедной родственницы и “компрометирующей гостьи”, особенно, когда она посещала страны, заключившие дипломатические отношения с новой Россией.
Императрица Мария Федоровна возле русской церкви св. Александра Невского. Слева лейб-казак Т.К.Ящик. Копенгаген. 1924 год.
Даже в 1925 году, несмотря на то, что уже не оставалось сомнений в гибели царской семьи, императрица надеялась, что Николай II и его семья «чудодейственным способом» спасены. Она запретила близким служить панихиды по членам царской семьи. И хотя она и оказала финансовую поддержку следователю Н.А.Соколову, когда тот проводил расследование в Сибири, как только ей стало известно, что в живых никого не осталось, она отказалась принять как самого Соколова, так и собранное им досье, и «коробку с находками».
Мария Фёдоровна умерла 13 октября 1928 года в Видёре под Копенгагеном. Проводить в последний путь бывшую русскую императрицу в Копенгаген съехались сотни русских эмигрантов из Парижа, Лондона, Стокгольма, Брюсселя.
Отпевание состоялось 19 октября. На панихиде были представители всех королевских домов Европы — норвежский король Хокон, племянник императрицы, бельгийский король Альберт с наследником Леопольдом, будущие короли Англии братья Эдуард и Георг, а также большое количество других высокопоставленных лиц, был и великий князь Кирилл Владимирович, принявший на себя в 1922 году императорский титул.
А вот как описывал похороны бывшей российской императрицы полномочный представитель Советов в Дании М.Кобецкий 5 ноября 1928 года в депеше на имя заместителя наркома иностранных дел СССР М.М.Литвинова: “Похороны бывшей царицы Марии Фёдоровны были, по желанию короля, организованы как “семейное событие”. Из дипломатов приглашен был только дуайен. Вообще король и МИД проявили в этом случае по отношению к нам полную корректность: нигде не было вывешено ни одного старого русского флага, эмигрантам-офицерам было запрещено стоять в почетном карауле в мундирах и т.д. Друг эмигрантов, латышский генконсул датчанин В.Христиансен вывесил было трехцветный флаг, но мы позвонили в МИД и флаг был убран… Смерть старухи, — заканчивал свое сообщение Кобецкий, — несомненно, будет способствовать дальнейшему разложению местной белой колонии. Большинство газет по поводу похорон писало, проливая слезы умиления, что это похороны старой России”.
В действительности похороны прошли торжественно. Копенгаген давно не видел ничего подобного. Гроб с телом российской императрицы Марии Фёдоровны, датской принцессы Дагмар, был доставлен в усыпальницу датских королей города Роскилла, в его знаменитый собор.
Похороны императрицы Марии Фёдоровны. Копенгаген. 19 октября 1928 год.
Почётный караул Датской королевской Лейб-гвардии около русской церкви св. Александра Невского. На переднем плане король Дании Кристиан Х (первый справа). Архив Королевской библиотеки Дании.
Траурная процессия с прахом императрицы Марии Федоровны на улицах Копенгагена. 19 октября 1928 года.
Роскилльский собор. Дания.
По воспоминаниям дочерей, Мария Фёдоровна при жизни не раз высказывала мысли о своём желании быть похороненной в России, в Петербурге, в Петропавловском соборе, где покоится прах её супруга, императора Александра III и где есть специальное место для её захоронения. Однако императрица всегда подчеркивала, что это может произойти лишь тогда, когда в России всё будет спокойно.
источник |
