Чудовищный поход большевиков-самозванцев и их служак-чекистов на русские деревни и сёла совпал по времени со строительством Беломорканала. Большевицкий поход под началом Сталина, гения зла и насилия обернулся истреблением и массовым изгнанием крепких крестьян из родных мест проживания во время принудительной сплошной коллективизации и бандитского раскулачивания.
Сотни тысяч, миллионы добропорядочных, трудолюбивых крестьян вместе с другими многочисленными «контрреволюционерами» и «врагами народа» арестовывались, и одни из них беспощадно расстреливались, а другие под вооружённым конвоем загонялись в тюрьмы, где подневольные заключённые лишались не только свободы, но и всечеловеческого права свободно трудиться. Одной из первых чудовищных тюрем с колючей паутиной, опутавшей всю русскую землю, был Беломорско-Балтийский лагерь – крупномасштабное подразделение Главного управления лагерей (ГУЛАГа).
Беломорканал даже по современным меркам – гигантский объект «строительства социализма», возведённый на костях народных. Он соединяет Белое море, Онежское озеро и Балтийское море. Его длина невообразимо велика – около 240 километров, и проложен он через горные скалы, лесные массивы, плодородные поля, заливные луга и болотистые топи. Выемка сотен миллионов кубометров грунта вместе со скальными породами и возведение множества сложнейших гидротехнических малых и крупных сооружений – таков чрезвычайно большой объём работы, тяжёлой и трудоёмкой, выполненной строителями, лишёнными свободы. Этот весьма протяжённый канал прокладывался грудью, вручную, с применением примитивных, потогонных орудий труда. Для немыслимо большой и тяжёлой работы без строительной, механизированной техники была привлечена огромная армия заключённых – более 120 тысяч человек, среди которых подавляющее большинство – арестованные и загнанные в тюрьмы крестьяне. По уточнённым данным, общая численность строителей канала гораздо больше – не менее 280 тысяч.
Каждый подневольный строитель Беломорканала, оказавшийся в тюремной зоне, назывался заключённым каналоармейцем, или сокращённо «з/к». От этих двух букв произошло широко известное, жаргонное слово «зэк».
«Каналоармеец! От жаркой работы растает твой срок!» – так было начертано крупными буквами на агитационном плакате с изображением двух ударных строителей, устремлённых в «светлое будущее». Этот необычайно большой плакат, красиво оформленный и с заманчивым призывом трудиться, не жалея живота своего, развешивался во многих видных местах огромной лагерной зоны, ограждённой колючей проволокой, и хорошо просматривался издалека. Глядя на него, любой каналоармеец, предварительно прошедший суровые и жестокие испытания с пытками и издевательствами при арестах и на допросах, начинал невольно верить и надеяться на лучшее: ему казалось, чем добросовестнее он будет работать, тем быстрее выпустят его на свободу. На самом же деле радужные надежды невольников почти никогда не оправдывались: от жаркой, непосильно тяжёлой работы в суровых климатических условиях вовсе не таяли сроки – не дождавшись своего досрочного освобождения, десятки тысяч заключённых погибали и преждевременно умирали в муках и страданиях. Некоторым зэкам, оставшимся в живых, по доносу прикормленных лагерных стукачей и озверевших бригадиров, тюремное начальство без суда и следствия могло не только скостить срок заключения, а, наоборот, в административном порядке увеличить его без права дальнейшего обжалования. Доносили и сокамерники-уголовники, перекладывавшие свои кубометры на плечи слабых и беззащитных землекопов…
Подавленные горем, измождённые и измученные заключённые преждевременно умирали не только от изнурительного, непосильного, тяжёлого труда в суровых, нечеловеческих условиях, но и от немыслимо плохого, скудного питания, и от систематического ежедневного недоедания. Не более 500 граммов хлеба, испечённого неизвестно из чего, выдавалось далеко не всем и не всегда даже после выполнения чрезмерно большой, лошадиной нормы выработки. Мало что давала и мутная баланда, приготовленная из морских водорослей либо из обглоданных рыбных костей, и больше напоминавшая помои, чем съедобное блюдо. И это всё, что входило в суточный рацион скудного, полуголодного питания каналоармейца.
Согласно официальным данным, явно заниженным в угоду партийной власти, при строительстве канала погибло более 10 тысяч заключённых. В действительности же их было гораздо больше – в разных источниках называются в несколько раз большие цифры – от 50 тысяч до 200 тысяч погибших и умерших. О тридцати тысячах жертв на каждого главного наёмного убийцу-чекиста упоминается в художественно-историческом произведении «Архипелаг ГУЛАГ» известного русского писателя Александра Солженицына, лауреата Нобелевской премии: «Так впору было бы им выложить на откосах канала шесть фамилий – главных подручных у Сталина и Ягоды, главных надсмотрщиков Беломора, шестерых наёмных убийц, записав за каждым тысяч по тридцать жизней: Берман – Фирин – Коган – Френкель – Раппопорт – Жук». Сколько тысяч каналоармейцев и сколько вчерашних крестьян, лишённых свободы, было зарыто в сырую землю на откосах канала, до сих пор достоверно неизвестно.
Не случайно русский поэт Николай Клюев, предвидевший трагические последствия разрушения традиционного уклада крестьянской жизни при бандитском раскулачивании и принудительной коллективизации, сравнивал Беломорканал со смертью.
Это образное и очень меткое сравнение он выразил словами:
То Беломорский смерть-канал,
Его Акимушка копал,
С Ветлуги Пров, да тётка Фёкла.
Великороссия промокла
Под красным ливнем от дождей
И слезы скрыла от людей ...
Большевицкие каратели-мракобесы не оставили без пристального внимания такое откровенное и смелое высказывание поэта о горькой правде жизни в то смутное и жестокое время, когда балом правил не вождь с царём в голове, а демон властолюбия и тщеславия.
Беломорские стихи Николая Клюева, учителя Сергея Есенина, известного русского поэта относятся к незаконченному авторскому циклу «Разруха», и некоторые из них были приобщены к сфабрикованному уголовному делу. Его постигла та же печальная, трагическая судьба, как и многих миллионов невинно убиенных в эпоху развёрнутого строительства социализма на крови, – в 1937 году поэта в очередной раз арестовали и расстреляли…
Совсем иная, радужная атмосфера вокруг Беломорканала искусственно нагнеталась в разных средствах печати и в литературе. Для чего по инициативе и воле партийных диктаторов, по их заказу в августе 1933 года на завершающей стадии строительства канала была организована творческая группа из 120 писателей и художников во главе с Максимом Горьким, прославлявшим советскую власть. В эту группу входили такие известные в то время писатели, как Алексей Толстой, Михаил Зощенко, Виктор Шкловский, Валентин Катаев, Вера Инбер и другие. Совершая водное путешествие на роскошном, комфортабельном пароходе, специально оборудованном по высшему разряду, они останавливались в разных местах огромной лагерной зоны и имели возможность общаться с каналоармейцами. Лагерное начальство устраивало высоким московским гостям пышные приёмы, что называется, на должном уровне, и пыталось, как ему было велено, показать, что ударный труд на стройке способен превратить вчерашних «преступников» в добропорядочных граждан.
После завершения путешествия некоторым особо уважаемым писателям доверили, а вернее, предписали написать архиважную книгу, посвящённую Беломорканалу. «Архиважное» предписание было выполнено в сжатые сроки, и красиво оформленный литературный «шедевр» с названием «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина: История строительства, 1931–1934 гг.» вышел в свет под редакцией Горького, Авербаха и Фирина в конце 1934 года, накануне открытия очередного партийного сборища, или съезда партии. Этот сугубо идеологический партийный «шедевр», красиво изданный большим тиражом (более 100 тысяч экземпляров), был строго выдержан в духе социалистического реализма, весьма далёкого от реальной жизни русского трудового народа.
Характерная, обобщающая цитата из книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина»: «Это одна из наиболее блестящих побед коллективно организованной энергии людей над стихиями суровой природы севера. В то же время – это отлично удавшийся опыт массового превращения бывших врагов пролетариата-диктатора и советской общественности в квалифицированных сотрудников рабочего класса и даже в энтузиастов государственно-необходимого труда. Быстрая победа над враждебной людям природой, совершённая дружным натиском тысяч разнородных, разноплемённых единиц – изумительна, но ещё более изумительна победа, которую одержали над собой люди анархизированные недавней, звериной властью самодержавного мещанства».
После прочтения этих возвышенных и хвалебных, но льстивых и лукавых строк с возмущением и волнением можно вполне обоснованно сказать: победа над стихиями суровой природы севера действительно была одержана – построен гигантский канал вместе со многими сложными гидротехническими сооружениями. Но какой же ценой далась такая победа? Сегодня всем просвещённым людям известно – ценой десятков тысяч жизней! Кому же такая «блестящая победа» нужна была? Партийным вершителям судеб народных, для которых «изумительная» и в то же время страшная победа нужна была для удержания власти в своих руках, обагрённых кровью!
По своему скудоумию и духовной опустошённости партийные диктаторы не могли понять, что высшая победа человека заключается вовсе не над суровой природой, которую они пытались покорить чужими и голыми руками, и не над подневольным народом, оказавшимся в их власти, а над самим собой. Гораздо важнее для русского народа была нравственная победа над демоном властолюбия и тщеславия, окончательно и бесповоротно поразившим души и сердца партийных самозванцев. Но об этой простой истине не хотели знать не только они, но и многие советские писатели, пригретые властью и продавшие свою душу дьяволу. Едва овладев словом повествования, они, как и их партийные кукловоды, отвергали Слово, которое было в начале и которое призывало и призывает от начала сотворения мира любить ближнего своего как самого себя.
Один из авторов хвалебного эпоса о Беломорканале Александр Авдеенко, поражённый материальным достатком строителей, писал: «Я ошалел от увиденного достатка ударников-каналстроевцев. На больших блюдах под прозрачной толщиной заливного лежали осетровые рыбины. На узких тарелках купались в жире кусочки тёши, сёмги, балыка. Большое количество тарелок были завалены кольцами колбасы, ветчины, сыра. Пламенела свежая редиска…».
Можно только позавидовать богатейшей фантазии советского «писателя» Авдеенко. Почему-то он не добавил к названным вкусным блюдам соловьиные язычки под острым восточным соусом – изысканное блюдо из блюд. Но на это у него, по-видимому, не хватило ни знаний, ни литературного мастерства, ни художественного воображения. Не назвал автор и помоеобразную, мутную баланду, в которой крупина за крупиной гоняется с дубиной и которой ежедневно потчевали проголодавшихся каналоармейцев. Он не писал и о том, как полуголодные заключенные, выбившиеся из последних сил, в рваной промерзшей насквозь одежде вынуждены были выдавать на гора кубометры грунта, превратившегося на морозе в твердую каменную глыбу. Очевидно, этот советский «прогрессивный» писатель, ошалевший от увиденного достатка каналстроевцев, в творческом угаре социалистического реализма не разглядев истинную ужасную картину их тюремного полуголодного содержания. По-видимому, он спьяну перепутал полупустой стол зэков, сколоченный наскоро из грубо отёсанных досок, с лакированным столом с точеными фигурными ножками, переполненным всякими яствами, – столом больших и совсем небольших партийных чиновников и многочисленных «слуг народа». Всем этим партийным властителям судеб народным через специальные распределители и закрытые от народа магазины поставлялись не только сёмга, осётр и балык, но и красная, и чёрная икра, и многое другое, которое простому труженику и тем более заключённому не снилось даже в самом сладком сне...
Какова же судьба книги о Беломорканале, написанной в угоду партийным чиновникам и строго выдержанной в рамках лукавого социалистического реализма? Судьба этой хвалебной и пропагандистской книги, как и судьба многих тысяч подневольных каналоармейцев, оказалась трагичной – спустя всего лишь три года весь её многотысячный тираж был изъят из широкого обращения, в том числе из всех городских и сельских библиотек. Красиво изданная книга была написана по заказу, а вернее, по приказу ОГПУ и партийных вожаков и по их же отмашке, по приказу Главлита, и её огромный тираж был уничтожен сразу же после расстрела уголовного преступника Ягоды, одного из главных «положительных» героев этого печального эпоса. Глубоко символично, что подобная трагическая судьба постигла не только многих реальных, невымышленных персонажей книги, в том числе и преступных надсмотрщиков Беломора, или главных наёмных убийц-чекистов, но и некоторых её авторов, вольно или невольно продавших душу дьяволу за совсем никчемушную плату – крохи от барского стола. После ареста одних из них расстреляли, а других бросили в тюрьмы либо сослали подальше от родной земли.
О трудовых подвигах строителей Беломорско-Балтийского канала, до 1961 года носившего имя Сталина, усатого «отца всех народов», спустившегося с кавказских гор, с целью пропаганды широко и с восторгом вещали во всех многолюдных местах и писали с размахом во всех газетах, включая центральные. Более того, в 1932 году в честь этого прославленного канала было налажено массовое промышленное производство папирос с надписью на пачке «Беломорканал» и незатейливой его картинкой. Цена этих папирос была сравнительно низкой, но содержание вредных, губительных смол в их табаке было чрезмерно высокое. В жизни это означало открытое и то же время лукавое пожелание партийных безумцев «тёмному» народу: «Курите себе на здоровье!», – хотя даже самый заядлый курильщик знает: курение вредит здоровью. И особенно вредны папиросы с повышенным содержанием никотина, поражающего не только легкие, но и нервную систему. В папиросах «Беломорканал» можно разглядеть не столько символ победы человека над суровой природой, как того хотелось партийным «мудрецам», а сколько совсем другую символику – негласное, суровое и каждодневное напоминание о том, что любой человек в любое время мог повторить и трагическую судьбу каналоармейца. Мог повторить не сегодня, так завтра печальную судьбу заключённого, ни за что, без суда и следствия посаженного в тюрьму на долгие годы и испытывавшего все муки земного, рукотворного, большевицкого ада.
Не только партийные «мудрецы», академий не кончавшие, но и многие советские журналисты воспевали, как могли, победу человека над беломорской суровой природой. Так оно и было. В советской прессе, включая центральные газеты «Правда» и «Известия» и множество газет местного пошиба, на всю катушку, во всю мощь была развернута пропагандистская компания. Во всём соцветии словоблудия с высоким журналистским мастерством преподносилось строительство Беломорканала как «первый в мире опыт перековки трудом самых закоренелых преступников-рецидивистов и политических врагов». По своему скудоумию газетные сочинители, самопровозглашённые герои того времени, не могли понять простую истину: в жестоких, суровых условиях на самом деле можно перековать людей, но только на орала, пригодные разве что для пахоты земли, чего и добивались в тюрьмах и ссылках партийные диктаторы.
Перековать взрослого человека, а вернее сказать, выражаясь русским языком, его перевоспитать – задача безнадежная и по своей сути бредовая и преступная, безумная и безнравственная, если учесть, что заключённые в подавляющем большинстве не были преступниками, а были порядочными и благочестивыми людьми, по вине партийных диктаторов-самозванцев оказавшимися в неволе.
Многие «маститые» журналисты и «классики» советской литературы в едином творческом порыве, граничащем с безумием, взахлёб вещали и писали: «Работа их переучит. Воры на строительстве канала перекуются и превратятся в добропорядочных советских граждан». В тоже время в многочисленных газетах и журналах не находилось места для правдивого, честного рассказа о том, как же на самом деле перековывали глубоко несчастных тружеников, незаслуженно посаженных в тюрьмы. Не писали о том, как при арестах и на допросах подвергали жестоким пыткам арестантов, как загоняли им тонкие гвозди под ногти, чтобы становилось невыносимо больно и таким зверским способом выбить «чистосердечное признание» и пришить невиновному арестанту уголовную статью с расстрелом либо лишением свободы на многие годы.
В многоликой прессе, скованной цепями соцреализма, не находилось места для правдивых статей, где рассказывалось бы о том, как перековывали невинных, несчастных невольниц, вчерашних тружениц-крестьянок, выгнанных из родной хаты, оторванных от их любимой работы в поле и дома и разлучённых со своей многодетной семьёй. Как их принуждали носить в фартуках непосильно тяжёлую ношу, болотную жижу поздней осенью, когда грачи улетели ушедшее лето искать и когда дуют холодные ветры и начинает замерзать вода в лужах.
Не писали и о том, как засланные наёмные стукачи своими подлыми доносами продлевали срок заключения добросовестным каналоармейцам и как почти в каждой тюремной бригаде десятник-самозванец орал во всё горло на измождённого, выбившегося из последних сил землекопа: «Давай кубометры! Иначе поплатишься пайкой!», – сопровождая каждое слово умопомрачительной матерной бранью и тем самым запугивая всех остальных и нагло демонстрируя, что он хозяин и царь. Издевались, как могли, над запуганными землекопами и тюремные урки, которые давали кубометры чужими руками. На все эти открытые, наглые издевательства над землекопами укутанные в тулупы служаки-надзиратели с заряженной винтовкой в руках смотрели сквозь пальцы, ехидно ухмылялись, потакая тем самым озверевшим бригадирам и заядлым тюремным рецидивистам.
Ни внутрибригадные урки-бандиты со звериным оскалом, перекладывавшие свои кубометры на плечи запуганных и физически слабых зэков, ни зажравшееся лагерное начальство вместе с надзирателями не хотели понять, что в лютые морозы невозможно выдать сразу на гора злосчастные кубометры, как ни долби кайлом или ломом скалу либо насквозь промёрзшую, окаменевшую землю.
Прикормленные журналисты не писали и не вещали и о том, как каналоармейцы вынуждены были работать в рваных, до дыр изношенных спецовках, мокрых от пота, дождя и снега, и как в сильные морозы промёрзшая насквозь одежда становилась твёрже рыцарского панциря, а насквозь пропитанные потом рубахи примерзали к телу. И ни слова о том, как доведённых до крайнего отчаяния землекопов находили в ближайшем лесу либо в бараке с петлёй на шее. Умалчивали и о том, как некоторые заключённые, не выдержав жестоких испытаний и издевательств, отрубали себе топором руку и клали её на стол тюремному начальству…
В хвалебной, красной прессе и в «прогрессивных» произведениях советской литературы не упоминалось и о том, как в последние авральные месяцы стройки измученные, обессилевшие каналоацмейцы, падая в обморок, умирали с кайлом или лопатой в руках. И таких жертв было в несколько раз больше, чем за всё время «ударной» стройки канала.
Зато почти в каждой газете яркими, радужными красками рисовалась совсем другая, радужная картина Беломорканала, о которой выразительно и кратко передают «откровенные» слова одного из участников «художественного» путешествия Льва Никулина (Олькеницкого), ставшего позднее лауреатом Сталинской премии. Они были адресованы тогдашнему наркому внутренних дел Ягоде: «Человечность» и «гуманность» всё же большие слова, и мне кажется, не следует от них отказываться. Высшая человечность и гуманность сделана Вами – первым строителем ББК (Беломорско-Балтийского канала). Она заключается в прекрасной работе над исправлением человека. Она заключается в беспокойстве и создании лучших условий жизни для трудящегося народа. Любая иная человечность и гуманность является ложью».
Сегодня хорошо известно, что безумная попытка «исправить» или перековать честных, добропорядочных людей и сделать их крепче гвоздей обернулась общенациональной, кровопролитной трагедией для всего трудового народа, а вершители судеб народных при этом ликовали и испытывали чувство глубокого удовлетворения от своей власти, никем и ничем не ограниченной. Не менее известно и другое – истинная «гуманность и человечность» уголовного преступника Ягоды, получившего исключительную меру наказания – приговор к расстрелу. Исправила его могила, а не рабский труд в неволе, которым он пытался перековать на свой бандитский лад порядочных и благочестивых людей, и от которого, во многом и по его вине они погибали миллионами…
Претерпев тяжелейшие испытания и пройдя все круги земного ада, многие заключённые каналоармейцы всё же выжили, и некоторые из них вышли на свободу. Согласно официальной статистике, после окончания строительства канала было освобождено около 12 тысяч заключённых, а ещё примерно 60 тысячам сократили срок. Что же на самом деле давало долгожданное освобождение заключённому, когда его оторвали от родной земли, вырвали из родной семьи, отняли у него дом и имущество, а родных и близких сослали туда, куда Макар не гонял телят. Куда же ему, глубоко несчастному и отверженному самозваной властью, было податься, когда он оказался бездомным, никому не нужным и чужим среди своих в своей же стране, и когда нигде его не брали на работу? Или другой вопрос: что означало сокращение тюремного срока для посаженного на десять и более лет за горстку зерна, припасённого для спасения от голода своих детей? Эти вопросы оставались без ответа долгие десятилетия. О них не хотели знать ни большевицкие, ни партийные диктаторы, одурманенные неограниченной властью, ни их верные служаки с оружием в руках. Эти животрепещущие и злободневные, но жизненно важные вопросы, обходили стороной и журналисты, пригретые властью, и писатели, побеждённые демоном социалистического реализма.
Непомерно высокой ценой и невообразимо большим числом безвинных жертв обошёлся Беломорканал. А в последнее время, после падения коммунистического режима, когда «светлое будущее» с недостроенным социализмом кануло в лету, выяснилось, что его эксплуатация обходилась и обходиться слишком дорого и, следовательно, обременительна и не выгодна. Поэтому объём грузоперевозок и пассажиропоток по прославленному в советскую эпоху каналу, называемому «чудом», резко сократились, а его многочисленные технические сооружения, включая шлюзы, начали разрушаться. Беломорский чудо-гигант, не востребованный в полной мере в последние годы, продолжает простаивать. Сегодня по нему очень редко проплывают многотонные баржи, нагружённые песком, строительными материалами или древесиной, хотя водный вид транспорта самый дешёвый. И здесь редко когда можно видеть пассажирские либо туристические теплоходы или яхты, владельцы которых ради потехи решили испытать шлюзовые барьеры Беломорканала. И многие современные путешественники, и владельцы роскошных и дорогостоящих яхт даже не знают, какой ценой он построен. А некоторые из них, завладевшие огромными народными богатствами и в одночасье ставшие миллиардерами за счёт чужого труда, не хотят знать, что откосы и берега канала усеяны костями народными…
Подобных печальных, трагических последствий и всенародной беды, очевидно, не случилось бы, и их вполне можно было избежать, если бы сначала думали, анализировали и считали, а потом строили. Но в то смутное и суровое сталинское время многим благомыслящим людям не давали думать и, тем более, анализировать и считать. Очень часто за всякие разумные идеи и здравые рассуждения жестоко наказывали, если с ними не соглашался Сталин, «мудрейший вождь» с незаконченным семинарским образованием, спустившийся на русскую землю с кавказских гор. На вершине власти и на всех её ступенях полуобразованные партийцы, дурно воспитанные, думали не о том, как строить канал либо гидроэлектростанцию на равнинной реке и целесообразно ли их строить, а лишь о том, как не оказаться на обочине власти, силу которой они успели ощутить, вкусив её сладкие плоды. Для их же многочисленных подручных и подневольных исполнителей всякие здравые рассуждения и разумные предвидения были только во вред. Поэтому многие промышленные объекты, включая мощные гидроэлектростанции, построенные на равнинных реках, не обошлись без большого ущерба живой природе и приносили и приносят больше вреда, чем пользы.
Решение о строительстве Беломорканала было принято летом 1930 года. К тому времени во всю мощь заработала большевицкая, репрессивная машина под бандитским лозунгом раскулачивания и сплошной коллективизации, вследствие которых стремительно пополнялись тюрьмы заключёнными из бывших крестьян, и число таких невольников не по дням, а по часам росло. Тюремная репрессивная машина работала без сбоев и, со временем набирая обороты, поставляла всё новую и новую дармовую, рабочую силу, всё больше и больше заключённых: к концу 1930 года их число возросло до 700 тысяч, а через год – примерно до двух миллионов. Такому немыслимо большому нахлынувшему потоку изгнанников невозможно было обеспечить хоть какие-то самые минимальные, человеческие условия труда и самые необходимые бытовые условия проживания, да и кормить их было нечем. Для тяжёлых земельных работ использовались потогонные орудия труда: лопаты, ломы, кирки, мотыги и самодельные тачки, – которых тоже не хватало. Именно с такими примитивными орудиями труда работали землекопы на равнинной части Беломорканала. Значительная часть его прошла через горные, скальные породы, которые с большим трудом вырубались кайлом, молотком и зубилом…
Мозолистыми руками сотен тысяч заключённых в суровых климатических условиях без строительной техники, вручную не только был грудью проложен Беломорканал, но и возводились многие гиганты-заводы, гидроэлектростанции и другие промышленные объекты советской индустрии. Поэтому все многочисленные «ударные стройки социализма» прошлого века усеяны костями многих сотен тысяч, миллионов честных тружеников, расстрелянных внесудебными палачами до окончания их срока заключения и умерших в муках и страданиях от непосильного тяжёлого труда, страшного голода и изнурительного холода.
Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. Русский богатырь на троне. М.: ООО «Традиция», 2019. – 144 с.
Карпенков С.Х. Стратегия спасения. Из бездны большевизма к великой
России. М.: ООО «Традиция», 2018. – 416 с.
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.
Карпенков С.Х. Экология: учебник в 2-х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: Директ-Медиа, 2017.
Степан Харланович Карпенков
Русская Стратегия
|
