В любой деревне во все времена, круглый год – весной и летом, осенью и зимой – всегда работ полон рот и особенно во время летней, страдной поры. На протяжении многих веков православные русские крестьяне в воскресные дни и церковные праздники обычно не начинали больших работ на земле за исключением самых неотложных и крайне необходимых в своём небогатом хозяйстве. В такие дни они ходили в церковь, чтобы помолиться и попросить помощи Божией в их земных трудах. После октябрьского переворота семнадцатого года большевики-безбожники повсеместно закрывали и разоряли церкви и храмы, а верующие люди, составлявшие подавляющее большинство, вынуждены были молиться дома в кругу своей семьи.
В крестьянской хате, почти каждой, над столом, в самом почётном месте, называемом красным уголком, находилась божница с иконами Спасителя, Богородицы и других святых. Она отождествлялась с алтарём православной церкви, а стол – с церковным престолом. Иконы располагались в верхнем правом углу на полке, где, кроме того, хранились веточки освящённой вербы, сосуд с богоявленской водой и свечи. Восковая свеча зажигалась до совершения молитв, обычно в церковные праздники. По старой доброй традиции всякий благочестивый человек, войдя в хату, прежде всего, крестился, обратив свой взор на иконы, а потом здоровался с хозяином и его семьёй…
Большевики-самозванцы, отъявленные безбожники, захватившие власть, вели ожесточённую и непримиримую борьбу не только со всеми наиболее сильными и крепкими крестьянами, добропорядочными людьми, но и с православием в целом, закрывая храмы на русской земле и истребляя священнослужителей. До повального, массового изъятия икон во всех крестьянских избах дело не доходило – на такой варварский и богохульный подвиг они не решались и не осмеливались. Поэтому в крестьянских избах, которые большевицкая стихия полного разорения и истребления обошла стороной, оставались красные уголки с иконами, как это было до большевицкого переворота. Сохранилась и древняя, православная традиция регулярно обращаться с молитвой к Богу.
Молился дома и крестьянин-пахарь Корней Ковалёв. Православную веру он унаследовал от благочестивых родителей, а её духовную основу постигал ещё до октябрьской смуты в церковно-приходской школе на уроках Закона Божия. По церковным праздникам и чаще всего по воскресным дням он читал Евангелие и Псалтырь. Евангелие – на русском языке, а Псалтырь – на старославянском. Особых затруднений в понимании прочитанного текста он не испытывал – в школе в начальных классах изучали языки, русский и старославянский, и прилежному, любознательному ученику Корнею не составило особого труда освоить их азы, чтобы понимать всё прочитанное в Библии.
Повзрослевший Корней чаще всего читал Евангелие. Эту книгу в ажурном кожаном переплёте с узорчатым тиснением купил в церковной лавке его отец Трофим Васильевич ещё до большевицкого переворота, и он свободно владел простейшей грамотой и худо-бедно знал старославянский язык. Отец и сын, будучи грамотными, старались сосредоточенно, не отвлекаясь читать Священное Писание, дабы постичь божественную истину. Особенно близка и понятна им была притча о сеятеле…
В один зимний воскресный день, когда все утренние работы по хозяйству были завершены, Корней, встал перед иконой Спасителя, зажёг восковую свечу, сделанную его руками, и, совершив крестное знамение, тихо произнёс:
– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.
Затем, прочитав наизусть несколько молитв, заученных ещё в детстве, он открыл Евангелие от Марка и начал неторопливо, вдумчиво и с большим вниманием читать главу с притчей о сеятеле. Следующие слова он знал наизусть:
– ...Вот вышел сеятель сеять; и, когда сеял, случилось, что иное упало при дороге, и налетели птицы, и поклевали то.
– Иное упало на каменистое место, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока.
– Когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло.
– Иное упало в терние, и терние выросло, и заглушило семя, и оно не дало плода.
– И иное упало на добрую землю и дало плод, который взошёл и вырос, и принесло иное тридцать, иное шестьдесят, и иное сто.
По завершении чтения Евангелия Корней Ковалёв перекрестился перед образом Спасителя и, сев на лавку возле окна, погрузился в свои мысли и воспоминания. Притча о сеятеле всегда волновала его до глубины души и вызывала благоговейное, трепетное чувство. Иначе и быть не могло. Он сам много раз сеял жито, пшеницу и овёс. Его отец Трофим и дед Василий тоже были сеятелями. Они, как и многие труженики-крестьяне, росли и жили на земле, которую всем сердцем любили. И все они пахали, сеяли и собирали урожай. Все они своими мозолистыми руками добывали свой хлеб насущный, работая в поте лица от зари до зари.
Корней своими глазами не один раз видел, как упавшие на проезжую дорогу зёрна, хотя и всходят, но вскоре погибают в ростках. Видел, как налетевшие, прожорливые птицы склёвывали почти всё посеянное, и тогда весь труд сеятеля пропадал даром. Наблюдал, как трудно вырастить хлеб на плохой, худой почве и как дружно восходит, набирает силу, колосится и дозревает в зёрнах золотая рожь на ухоженной, удобренной земле.
Корнею казалось, что притча о сеятеле написана про него, хотя со школьных лет знал, что она имеет более глубокий, духовный смысл – речь идёт в ней о Сеятеле, сеющем Слово, которое было в начале и всегда призывало и призывает любить всех и вся, включая вспаханную землю, чтобы собрать стократный урожай…
Отец и дед Корнея всю жизнь пахали землю сохой – плуга тогда ещё не было. Это был тяжёлый, изнурительный физический труд. Чтобы удержать соху на весу и чтобы она не зарывалась глубоко в землю, требовались большие практические навыки и почти богатырские, исполинские силы – соха то и дело норовила вырваться из вспахиваемой земли. Натруженные руки пахаря всегда были в мозолях, долго не заживавшие и после пахоты. Соха досталась по наследству и Корнею, но ему пришлось пахать на ней недолго – появился плуг, более совершенное орудие земного, крестьянского труда.
Соха, самая примитивная и простая по устройству, пришла на смену мотыге, которую сегодня некоторые хозяева используют для окучивания картофеля в своём огороде. Её мог изготовить любой умелый и смекалистый крестьянин, имея сошник – железный наконечник в виде заострённого треугольника, выкованного в кузнице. Смастерить же плуг мог только опытный мастер-кузнец, всегда и всеми уважаемый в деревне за его умелый труд творить чудеса с раскалённым добела железом.
Закреплённый на полозьях сохи железный сошник разрывает землю, не переворачивая полностью взрыхлённого пласта почвы. Поэтому после вспашки сохой оставались неровные, рваные борозды, да и проворные, вездесущие сорняки не закапывались глубоко в землю и быстро набирали силу. К тому же пахарь вынужден был со всех сил удерживать нелёгкую соху на весу, что очень сильно его утомляло...
«...На соху налегая рукою, пахарь задумчиво шёл полосою» – такими словами заканчивается стихотворение «Поздняя осень. Грачи улетели…». Оно написано выдающимся русским поэтом Николаем Некрасовым незадолго до отмены крепостного права крестьян, вынужденных долгие столетия пахать и сеять на земле своей и барской. В нём простым и понятным языком представлена печальная картина крестьянской жизни, не всегда радостной, когда пахарь и сеятель не по силам работу затеял, что случалось в некоторых деревнях, да и не так уж часто на земле русской в целом. Ниже приведены несколько строф этого трогательного до слёз стихотворения.
Поздняя осень. Грачи улетели,
Лес обнажился, поля опустели,
Только не сжата полоска одна…
Грустную думу наводит она...
Кажется, шепчут колосья другу:
«Скучно нам слушать осеннюю вьюгу…
Заяц нас топчет, и буря нас бьёт…
Где же наш пахарь? Чего он ждёт?»
Ветер несёт им печальный ответ:
«Вашему пахарю моченьки нет.
Знал, для чего и пахал он и сеял,
Да не по силам работу затеял»…
Нелегкий труд пахаря выпал на долю многих поколений крестьян на земле русской. Испытал его на себе по своей воле и граф Лев Толстой, для которого такой труд был отнюдь не барским делом. На картине «Пахарь Л.Н. Толстой на пашне», написанной известным русским художником Ильёй Репиным, изображён пахарь с сохой, обладавший писательским даром и пытавшийся через земной труд познать крестьянскую жизнь, чтобы сделать её достойной для всех крестьян. Илья Репин вспоминал: «В один жаркий августовский день, в самую припеку, после завтрака Лев Николаевич собирался вспахать поле вдовы… Шесть часов, без отдыха, он бороздил сохой чёрную землю, то поднимаясь в гору, то спускаясь по отлогой местности к оврагу…».
Долгое время соха была основным и единственным средством пахоты земли на бескрайних русских просторах. Лишь в первой половине прошлого века стал широко применяться плуг. В плуге вместо сошника один лемех, впереди которого устанавливается железный нож, а вверху крепится вогнутый отвал. Сначала отвалы вытёсывались из дерева твёрдой породы, а потом выковывались из прочного стального листа. Металлические детали нож и лемех плуга подрезают землю вместе с сорняками, а отвал подымает пласт вверх и полностью его переворачивает. При этом подрезанные сорняки оказываются под толстым слоем почвы, и большая часть из них увядает и погибает, а рост остальных существенно замедляется. Плуг гораздо легче удерживать пахарю в руках, чем соху. Его, как и соху, вполне может тянуть одна лошадь, если почва относительно рыхлая, как в нечерноземной зоне. Если же почва слишком твёрдая, какой она обычно бывает, например, в южных краях, когда высохнет на солнце, её вспахивают не на лошадях, а на быках, более сильных и выносливых. По желанию пахаря плуг может захватывать борозды шире или уже. Можно регулировать и глубину вспашки: если отпустить у лошади чересседельник, плуг пойдет глубже, а стоит подтянуть его, вспашка будет мельче…
Своё детище-плуг Корней знал досконально и берёг его. После каждой пахоты тщательно очищал его от налипшей земли, обычно называемой грязью, и все его части, заглаженные вспахиваемой почвой до зеркального блеска, смазывал отработанным маслом, чтобы их не разъедала ржавчина. При вспашке Корней старался держать плуг относительно неглубоко, чтобы не зарыть в землю верхний плодородный слой почвы и чтобы была меньше нагрузка на плуг, да и лошади при этом гораздо легче его тянуть.
К лошади, как и к плугу, Корней относился с любовью, причём любовью особой. Она всегда была накормленной и ухоженной. Перед пахотой либо другой тяжёлой работой он давал ей лучшее сено либо свежую скошенную траву, а иногда подсыпал небольшую мерку специально припасённого овса, если оно оставалось после долгой зимы. Он твёрдо знал: лошадь нужно гнать не кнутом, а овсом и сеном. И она отвечала своим послушанием заботливому хозяину, реагируя без принуждения и понукания на каждый его жест.
Всей земной наукой и практикой пахоты и обращения с лошадью Корней владел в совершенстве, и его любимая работа пахаря, хоть и была тяжёлой, но всегда приносила радость. Тяготы и в то же время радости крестьянского труда превосходно описал простыми и приземлёнными словами в своих проникновенных стихах известный русский поэт Алексей Кольцов, с большим мастерством отразивший, как никто другой, живое, трепетное общение пахаря с лошадью и пашней, на которой всходят всё посеянное сеятелем и даёт многократный урожай. Его стихотворение «Песнь пахаря» Корней полюбил всем сердцем – оно трогало его до слёз и пробуждало в его душе самые возвышенные чувства. Особенно ему нравились следующие строфы:
Ну, тащися, сивка,
Полем-десятиной:
Выбелем железо
О сырую землю.
Весело на пашне...
Ну, тащися, сивка!
Я сам-друг с тобою,
Слуга и хозяин.
Пашенку мы рано
С сивкою распашем.
Зёрнышку сготовим
Колыбель святую.
Его вспоит, вскормит
Мать – земля сырая.
Выйдет в поле травка,
Вырастет и колос,
Станет спеть, рядиться
В золотые ткани.
С тихою молитвой
Я вспашу, посею...
Уроди мне, Боже,
Хлеб – моё богатство!
Это великолепное, замечательное стихотворение, ставшее народною песней, Корней выучил наизусть ещё в детстве, когда учился в третьем классе церковно-приходской школы. Ему казалась, что эта песня сложена про него самого, про его отца, про их послушную лошадь, для которой пахарь становился слугой и хозяином, и про пашню, на которой, по Божьему благословению, уродился хлеб – бесценное богатство. Очень часто зимними вечерами, когда рано темнело, в редкие свободные минуты он читал наизусть это стихотворение своим подрастающим, любознательным детям, будущим пахарям, сеятелям и жницам…
Опытные землепашцы раньше пахали сохой или плугом не один раз в течение всего года, дабы лучше разрыхлить землю и сделать её доброй. Особенно это важно и необходимо для ржи, посеянной осенью. Ранней весной после долгой зимовки она набирает силу, и во второй половине лета созревает. Поэтому она и называется озимой. Многовековой крестьянский опыт показывает, что озимые культуры более урожайные, чем яровые, посеянные весной, когда едва подсохнет и прогреется солнцем земля.
Плугом на лошади пашут землю и наше время во многих деревнях и сёлах на бескрайних русских просторах. Пашут преимущественно на собственных земельных участках, оставленных владельцам после принудительной коллективизации и оставшихся на долгие десятилетия основным средством выживания многодетных крестьянских семей. Как и раньше, земля вспахивается перед посевом – осенью и весной. Вспаханная осенью земля остается на зиму. Зимние морозы и тающий снег на солнце делают своё благородное дело – доводят её до мелкого рыхления. Весной после вывоза навоза на поле удобренная земля вспахивается для посева яровых культур.
Пахать землю на лошади всегда было нелегко. Поэтому всякий пахарь-крестьянин пытался всеми доступными средствами облегчить свой нелёгкий труд. И ощутимое облегчение пришло далеко не сразу, только после появления трактора.
Трактор, в отличие от лошади, тащит за собой не один, а несколько плугов, и везет пахаря-тракториста. Им можно вспахать гораздо быстрее большую площадь земли, чем на нескольких лошадях. Пламенный мотор трактора сжигает солярку и не требует сена, заготовка которого – также нелёгкий крестьянский труд во время летнего сенокоса на лугу.
Первые трактора на земле российской появились ещё до большевицкого переворота, и они были большой редкостью. Их могли купить наиболее крепкие крестьяне-хозяева с большим опытом земледелия. С приходом большевиков-самозванцев к власти трактора десятилетиями не появлялись, и только со средины прошлого века их начали применять на широких колхозных полях, вытесняя лошадь. А на своей земле, на приусадебных участках, в подавляющем большинстве российских деревень и сёл плуг и лошадь – до сих пор основное средство обработки земли…
Корнею приходилось пахать сохой и плугом. Сохой он пахал только в ранней юности. Перейдя к плугу, он сразу же оценил его достоинства и преимущества. Но его отец настолько привык к сохе, настолько полюбил её, что долго не мог расстаться с ней. Соха не была выброшена. Она, как реликвия, бережно хранилась в гумне, и Корней показывал её своим детям, вспоминая о своём отце, о своей юности и рассказывая, как он сам учился пахать и сеять.
Плуг для Корнеевых сделал опытный кузнец Демидов, проживавший в соседней деревне Кобылино. У него была своя небольшая кузница, и благодаря его изобретательности и умелым рукам плуг получился, как говорится, на славу. Он был лёгкий, не ломался и не изнашивался. К концу пахоты его лемех и отвал блестели на солнце как зеркало. Пахать таким плугом было одно удовольствие.
Чтобы полностью владеть даже хорошим плугом, выкованным умелым кузнецом, и чтобы лошадь слушала пахаря, нужен многолетний опыт – надо вспахать не одну десятину земли, и пахать не один год. Корней вспоминал, как нелегко давалась ему, казалось бы, совсем простая наука пахаря. И сначала он вспахивал сравнительно немного земли. Но после освоения такой земной науки он мог вспахать не меньше других опытных пахарей, взрослых мужиков. Однажды, ещё до раскулачивания, на своей земле Корней вспахал почти десятину за один день. Правда, в ту весну после снежной зимы и сильных морозов земля была очень рыхлой и мягкой, как пух, и плуг без особых усилий погружался в землю, а лошадь его легко тянула, шла свободно, без принуждения и не уставая…
Оставшиеся восемнадцать соток земли после бандитского раскулачивания и принудительной коллективизации Корней вспахивал плугом, тем же дедовским способом, как и его предки, испытывавшие радость и удовольствие от своего земного труда, да и времени требовалось совсем немного – не целый день, как для вспашки десятины, а всего не более двух часов.
Любовь к кормилице-земле передалась ему от родителей и прежде всего от отца. И она прививалась с самого раннего детства. Он часто вспоминал, как в детстве отец брал его с собой в поле, как вместе они ехали на подводе и как сидел в конце полосы на мягкой зелёной траве и наблюдал, как, наклонившись, ходил за плугом отец-пахарь, которому легко повиновалась послушная лошадь. Он испытывал настоящую детскую радость, увидев проворных галок, важно и не торопливо шествующих по свежевспаханному полю. Совсем молодому Корнею хотелось скорее стать взрослым и самому ходить за плугом. Однако подросшему мальчику отец доверил сначала не плуг, а борону, за которой легче ходить без особых навыков. Конечно же, молодой пахарь, идя за бороной босиком по мягкой рыхлой земле, испытывал великую радость, ведь ему, как взрослому, доверили очень важную работу – ходить за бороной по полю, вспаханному и засеянному житом его отцом. Нравилось начинающему сеятелю управлять вожжами лошадью без всякого принуждения…
В семилетнем возрасте Корней, как и многие крестьянские дети, пошёл в первый класс. Учёба ему очень нравилась. Ходил в школу охотно и прилежно учился, и учитель считал его лучшим своим учеником, вполне способным продолжать учиться, и возможности учиться дальше были, но только при желании родителей. Однако после четвёртого класса его учёба закончилась: Корней не мог пойти против воли своих родителей, для которых главным было вовсе не школа и не чтение книг, а работа в поле, работа на земле, которая кормила и не давала умереть с голоду. Научится пахать, сеять, косить и собирать урожай – вот это настоящая земная наука. И она даётся с не меньшими трудами и усилиями, чем освоение азов элементарной математики и великого русского языка. Так считали не только родители и их предки, но и повзрослевший их сын Корней, и все крестьяне-труженики, любившие всем сердцем свою землю. И не поэтому ли их древних предков называли землянами?
Пахать землю, сеять жито и косить траву на лугу – эти и другие земные работы выполнять с любовью и по-настоящему Корней научился не сразу: понадобились годы, чтобы плуг выводил ровную борозду, а после проворной, острой косы во время сенокоса не оставалось нескошенной травы под покосами. Оставшуюся траву опытные и умелые косцы с насмешкой, а иногда с укором называют бородой...
Сеять же он научился гораздо быстрее. Конечно же, и такой, казалось бы, простой навык сеятеля давался тоже не совсем сразу. Сначала брошенные им зёрна рассыпались неравномерно – в одних местах было густо, а в других пусто. Иногда правая рука с горстью семян непроизвольно ударялась о висевший на груди лубок, и семена просыпались прямо под ноги. Но к концу дня совсем молодой сеятель испытывал радость от того, что с размаху брошенные им зёрна жита либо пшеницы ложились ровно, веером, как и у его отца. Потом каждый год повзрослевший Корней выходил в своё поле вместе с отцом сеять жито либо другие злаки. Выходил до тех пор, пока большевики-самозванцы не отняли землю, принадлежавшую его родителям. Однако, несмотря на это, Корней всегда считал себя пахарем и сеятелем, часто вспоминая то время, когда все мужики в деревне выходили пахать и сеять не в чужое, а в своё поле, чтобы вырастить хлеб, который во все времена составлял основу основ жизни. Они хорошо знали: у кого хлеб есть, тот не просит есть, или, по-другому, кто хлеб носит, тот и есть не просит. Понимали они и то, что хлеб насущный не только даёт силу физическую, но и объединяет материальное и духовное начала человеческого бытия.
Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. Русский богатырь на троне. М.: ООО «Традиция», 2019. – 144 с.
Карпенков С.Х. Стратегия спасения. Из бездны большевизма к великой
России. М.: ООО «Традиция», 2018. – 416 с.
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.
Карпенков С.Х. Экология: учебник в 2-х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: Директ-Медиа, 2017.
Степан Харланович Карпенков
Русская Стратегия
|