В конце июня 1920 года красная кавалерия под командованием комкора Жлобы прорвала фронт и устремилась к Перекопу. У Жлобы было свыше десяти тысяч конников при поддержке артиллерии и бронеавтомобилей, у белогвардейцев на этом участке фронта - никаких доступных резервов. Оставалась последняя надежда. И авиаторы не подвели...
Ранним утром 29 июня над красными кавалеристами, заранее уверенными в победе, неожиданно появились 13 бомбардировщиков «Хэвиленд». Этот сюрприз был мастерски подготовлен. Отправленный в разведку еще до рассвета самолет определил, где именно остановились на ночлег конники Жлобы. По возвращении его в тот же район был немедленно выслан другой самолет, и как только выяснялось, что конница собралась большими группами на окраине деревни Черниговка и начинает вытягиваться в походную колонну, вся белая авиагруппа поднялась в воздух. Атака с воздуха стала для только что прибывших на Крымский фронт частей Жлобы совершенно неожиданной. При первых же взрывах бомб кони бросились врассыпную. Обезумев от грохота, они сбрасывали и топтали седоков, опрокидывали тачанки и артиллерийские повозки. Снизившиеся самолеты пулеметным огнем преследовали противника. Причем это было только начало…
Когда самолеты улетели, чтобы пополнить боезапас, красным командирам кое-как удалось собрать уцелевших солдат в походную колонну, но тут последовал новый налет, а за ним — ещё один. Вот как в боевом донесении одну из штурмовок описывал непосредственный участник тех событий: «После бомбометания красные в панике бросились в поле. Летчики, снизившись до 50 метров, пулеметным огнём совершенно разгромили красных, которые бежали на восток и северо-восток. Все поле было покрыто черными пятнами убитых лошадей и людей. Красными были брошены почти все имевшиеся у них повозки и пулеметные тачанки».
На следующий день события развивались по аналогичному сценарию. Красным удалось продвинуться всего на несколько верст - при появлении самолетов они спешно прятались по ближайшим деревням. Группа Жлобы, явно не рассчитывавшего встретить такой отпор, все время наблюдалась самолетами. Всякая попытка перейти в походные порядки влекла немедленную воздушную атаку.
30 июня корпус Жлобы перестал существовать как организованная боевая сила. Мелкие группы всадников, пытаясь вырваться из ловушки, рассеялись по деревням и хуторам, полностью утратив связь с командованием. Выйти к своим смогли немногие, остальные либо погибли, либо сдались в плен подоспевшим к месту прорыва солдатам врангелевской армии. Разгром кавалерии Жлобы, ставший наивысшим достижением белой авиации за всю её историю, даже вошел в советские учебники. Именно на этом примере курсанты летных училищ РККА потом изучали тактику действий самолетов против конницы.
Тогда авиаторы впервые оказали решающее влияние на весь ход войны - если бы Жлобе удалось прорваться в Крым, красные одержали бы победу уже в июле 1920 года…
Все планы красных смог спутать один незаурядный человек, влюбленный в небо. Первый русский георгиевский кавалер от авиации Вячеслав Ткачев.
* * *
Судьба мальчика, который родился 135 лет тому назад в станице Келермесской Майкопского отдела Кубанской области (сейчас это республика Адыгея) в семье войскового старшины была предопределена заранее.. Прадед Вячеслава - подъесаул Андрей Ткачев участвовал во взятии русскими войсками турецкой крепости Анапа и был награждён за выдающиеся боевые заслуги грамотой Екатерины II с присвоением потомственного дворянства. Отец, Матвей Васильевич, в Крымскую войну получил георгиевский крест. Все мужчины в роду Ткачевых верно служили Отчизне на бранном поле. И неизменными спутниками на этом пути были быстрый конь и верная шашка. Но потомственному казаку Вячеславу Ткачеву неожиданно пришелся по нраву совсем другой конь - крылатый…
После окончания Нижнегородского кадетского корпуса Вячеслав поступил в Константиновское артиллерийское училище. Офцерскую службу хорунжий Ткачев начал в небольших гарнизонах Закавказья на самой окраине России. Именно там он прочел в газетах о полетах французских летчиков в Москве и Петербурге: «Читая эти сообщения, я испытывал двоякое чувство: то, что человек обрел наконец крылья и взмыл в воздушный океан, - радовало, а удручало то, что мы, русские, еще не имели таких крыльев и пока только взирали на «крылатых чужеземцев».
.6 сентября 1910 Ткачёва прикомандировывают к Одесскому кадетскому корпусу «для занятия должности офицера-воспитателя». Именно в этом городе двадцатипятилетний сотник впервые увидел парящий в небе аэроплан: «Случайно я взглянул вверх и замер от восхищения. В небе, на высоте не менее 500 метров, плавно парил аэроплан, озаренный лучами заходящего солнца и казавшийся позолоченным… «Какая прелесть!», - мысленно воскликнул я, не в силах оторвать взгляда от аэроплана. От полета веяло чем-то поистине сказочным. Да, да человек обрел крылья! Он парит вровень с орлами. Он озирает всю Одессу, бухту, море. Какая ширь! Какой простор! Я еще никому никогда не завидовал в жизни так, как завидовал в те минуты пилоту, сидевшему на золотистом аэроплане. Моя любовь к авиации вспыхнула с новой силой, а мои мечты о полетах снова стали для меня самыми заветными».
А меньше чем через неделю просматривая газету «Одесские новости» Вячеслав наткнулся на следующее объявление: «В Одессе открывается пилотская школа, куда офицеры одесского гарнизона принимаются бесплатно». И смелая мечта стала явью. Было непросто - «обучение полетам велось без всяких объяснений: до всего надо было доходить своим умом и своими ощущениями». Но это дало начинающему летчику очень ценное умение чувствовать машину, фактически становясь с ней одним целым: «Первый самостоятельный полет я провел очень внимательно и осторожно. Теперь, когда за моей спиной уже не было Хиони, который в любую минуту мог исправить мои ошибки, я напряг всю свою нервную систему, зрение, слух.. и как никогда раньше испытал полное слияние с аэропланом. Он покорно подчинился моей воле, и мне казалось, что я сам превратился в крылатое существо, которое сказочно плыло в голубом воздушном океане».
Получив диплом гражданского пилота, Ткачёв добивается направления на учёбу в Севастопольскую офицерскую школу авиационного отдела Воздушного флота. Ведь молодой казак видел себя только военным летчиком. Там он освоил новый самолет - боевой «Ньюпор». И 1 декабря 1912 года успешно сдал экзамен на звание военного летчика, хотя испытание оказалось непростым: «Когда наконец аэроплан достиг высоты 1000 метров подо мной забелели купола облаков. Они все сгущались, являя собой красивую картину. На высоте 1200 м я прекратил дальнейший подъем. Теперь мне надлежало не изменять взятую уже высоту и зорко следить (через редкие просветы между облаками) за положением аэроплана относительно земных ориентиров. Этот контроль был очень относительным, поскольку никакой карты у меня не было. Просветов становилось все меньше, и я начал опасаться, как бы не уйти в море. Меня уже не прельщали своей красотой поля сплошных, сверкающих на солнце облаков. Бесконечное однообразное болтание по кругу (хотя и не малого радиуса) сделалось нудным. Страшно удручало полное одиночество (впервые вне земли! ). Наконец стрелка часов показала мне, что экзамен окончен, и я, выключив мотор, вошел в густую белую пелену облаков и стал спускаться. Пребывание в этом тумане показалось мне очень длительным. В голове билась одна тревожная мысль: «Где же земля?». И вдруг я увидел ее, землю. Сразу отлегло от сердца. Когда моя «девятка» уже сидела на аэродроме и ко мне подбегали офицеры, я подумал с радостью: «Ну слава Богу, я снова на земле!» и готов был всех расцеловать».
Он мог отправиться служить в Петербург, но выбрал Киев. В июне 1913 года Ткачев участвовал в формировании первой крупной авиационной единицы русской армии — 3-й авиационной роты в Киеве, где затем проходил службу в 11-м корпусном авиаотряде вместе с Петром Нестеровым. Для него настало удивительное время пробы крыльев, пробы своих сил...
Начало летной карьеры Вячеслава Ткачева получилось ярким - 10 августа 1913 года вместе с Петром Нестеровым и лётчиком Михаилом Передковым он совершил первый в мире групповой полёт.
А в декабре того же года - с целью тренировки в продолжительности полётов и ориентировки на незнакомой местности - Ткачев блестяще осуществил одиночную авантюру. Это был поистине выдающийся перелёт общей протяжённостью в 1500 вёрст по маршруту Киев — Одесса — Керчь — Тамань — Екатеринодар. Погода не благоприятствовала, техника капризничала, но пилота это не остановило: « Приближался самый опасный «барьер» на пути перелета - Керченский пролив. Если мотор остановится в тот момент, когда «Ньюпор» будет находиться над серединой пролива, то мне вряд ли удастся дотянуть до суши даже с высоты 1500 метров», - думал я не без опасения. Аэроплан уже шел на высоте тысячи с лишним метров. Внизу открылась дивная картина: вблизи море отчетливо обрисовывало берега Керченского пролива, а где-то в туманной дали маячил таманский берег.
Но вот пролив подо мной. Напряженно и обеспокоенно я стал следить то за уходящим от меня керченским берегом, то за приближающимся таманским… Перетянув благополучно на высоте 1500 метров Керченский пролив (не скрою - в тот момент у меня с души словно свалился тяжелый груз!) , я опустился в Тамани как раз у подножья памятника в честь запорожцев, высадившихся здесь в 1792 году при их переселении на Кубань».
Когда Вячеслав Михайлович вернулся в Киев, Нестеров стал расспрашивать его о перелете.
«Ну-ка, выкладывай, как ты летел через Керченский пролив,— допытывался он,— пожалуй, по ширине этот пролив не меньше Ла-Манша. Тебя, конечно, как в свое время и Луи Блерио, сопровождали миноносцы, моторные лодки!»
В голосе Нестерова звучали иронические нотки.
— Нет, о моем перелете никто не знал ни в Керчи, ни в Тамани,— ответил я.
— На остановках меня не раз спрашивали корреспонденты: «Куда вы летите?», но я неизменно отвечал им одно и то же: «Это военная тайна». Ведь я боялся и не знал, долетит ли мой «Гном» со вдавленным цилиндром до Екатеринодара.
— А вот и дотянул! — весело воскликнул Нестеров. — Да еще как! Твой перелет самый значительный из бывших до этого в России».
Киевское общество воздухоплавания присудило Ткачеву золотой знак «За наиболее выдающийся в России в 1913 году перелёт». Но эта было только начало летописи славных дел отважного авиатора...
* * *
Начинается Великая война, которую потом назовут Первой мировой. 10 марта 1914 года Вячеслава Ткачева назначают начальником 20-го корпусного авиационного отряда. Его авиаотряд входил в состав 4-й армии Юго-Западного фронта, начавшей широкомасштабное наступление на австрийцев.
Через два дня после начала грандиозной Галицийской битвы, Ткачев получает задание произвести разведку в районе Сандомира. Перелетев через линию фронта на своем «Ньюпоре», летчик углубился на территорию противника и вскоре увидел колонны австрийской пехоты, направлявшиеся к передовой. Вознамерившись уточнить численность врага, он полетел дальше, наблюдая за дорогами, и вскоре пришёл к выводу, что по направлению к правому флангу русской армии движется целый австрийский корпус, оснащённый артиллерией.
Можно было возвращаться к своим, но Ткачёв решил еще обследовать район, где шёл бой между передовыми частями русских и австрийцев. О том, что произошло дальше, лётчик потом напишет в своих мемуарах «Крылья России»:
«Чтобы подробнее обследовать тактическую обстановку самого боя, я стал крутиться над районом Красника и делать на карте наброски расположения неприятельской артиллерии. В это время под крыльями почувствовался “горох”, затем вдруг последовал сильнейший удар пуль по металлическим частям аэроплана… Из бака хлынула толстая струя касторового масла. Ротативный мотор “Гном” требовал обильной смазки, и я отлично понимал, что быстрая утечка масла создаст для меня серьёзную угрозу, тем более что высота полёта не достигала сейчас и 1000 метров.
“Неужели плен?!” — мгновенно промелькнуло у меня в голове, и я почувствовал, как от этой мысли сжалось сердце.
Быстро окинув взглядом окружавшую местность, я подумал: “Не сесть ли мне на лес, и если посадка закончится благополучно, то ночью пробраться к своим!”
Однако я тут же отверг это решение и принял другое: с любым риском, но дотянуть до своих и доставить как можно скорее собранные мною сведения! Взяв направление к нашим позициям, я бросил управление ногами, поднял их кверху и носком правого ботинка прикрыл снизу зияющую дыру в баке, чем приостановил буйную утечку масла. В таком положении я дотянул до своих позиций и спустился на полянку, прикрытую кустарником от наблюдения неприятельской артиллерии».
Более того - оставлять свою машину врагу летчик не собирался. С помощью русских солдат, отступавших под напором австрийцев, Ткачёв вытянул «Ньюпор» на шоссе, а затем привязал его к обозной телеге: «Примерно через два часа я был со своим аэропланом в деревне Вильколаз, уже охваченной с юга стрелковыми окопами… Здесь я застал штаб одной из дивизии 14-го корпуса и немедленно доложил начальнику этой дивизии результаты разведки».
Вовремя доставленные « сведения первостепенной важности» способствовали «принятию стратегических решений, приведших к одержанию решительного успеха над противником». За этот подвиг подъесаул Ткачев в феврале 1915 года был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.
А перед этим он уже успел отличиться снова. В декабре Ткачев выстрелами из «маузера» первым среди русских пилотов сбивает в воздушном поединке немецкий аэроплан «альбатрос». Потом эту тактику возьмут на вооружение и другие русские летчики….Только в одном 1915-м его наградят ещё четырьмя орденами. И все будут даны за боевые отличия.
1 августа 1916 года Ткачев сбил австрийский аэроплан «Авиатик», причём аппарат и оба лётчика попали в руки русских воинов. А вскоре Вячеслав Матвеевич возглавил 1-ю истребительную авиагруппу. Своё первое боевое крещение летчики авиагруппы получили во время прорыва воздушной блокады немецкой авиации в сентябре 1916 года под Луцком. Тогда отважным русским пилотам удалось добиться существенного перелома в борьбе за господство в воздухе, а Ткачев стал первым асом России (в те времена асом именовался летчик, сбивший не менее пяти вражеских самолетов).
Его военная карьера складывается блестяще - командующий 11-м авиационным дивизионом, Инспектор авиации армии Юго-Западного фронта... А 9 июня 1917 г. тридцатидвухлетнего подполковника назначают исполняющим должность начальника Полевого Управления авиации и воздухоплавания при штабе Верховного Главнокомандующего. В том же 1917 будет производство в полковники и награждение Георгиевским оружием — «за то, что, будучи командиром 11-го авиационного дивизиона в чине есаула во время боёв под Тарнополем 25-го мая 1916 г., несмотря на губительный огонь зенитных орудий противника, неоднократно прорывался в тыл противника, производил там разведку и своевременно давал ценные сведения о противнике; при этом того же 25-го мая встретившись с "альбатросом" противника, вооружённым пулемётом, вступил с ним в бой и заставил противника обратиться в бегство.
19-го, 21-го и 27-го июня 1916 г. в районе p.p. Липы и Стыри им были добыты и своевременно доставлены в штаб армии сведения особой важности о сосредоточении в этом районе сильной ударной группы противника, угрожавшей прорывом нашего фронта в направлении на Луцк, благодаря чему своевременно принятыми мерами противнику нанесён был полный разгром.
27-го июня во время разведки аппарат подполковника Ткачёва был повреждён разорвавшимся снарядом противника, особенно правое крыло, которое во время полёта могло деформироваться».
Причем Вячеслав Ткачев не только неоднократно пробивался в тыл неприятеля, не страшась огня зенитных батарей, он находил время писать, спеша поделиться с другими авиаторами накопленным опытом. В том же 1917-м Вячеслав Матвеевич завершил работу над первым в истории русской военной авиации пособием по тактике ведения воздушного боя. Он особо подчёркивал, что летчик-истребитель должен сойтись с противником буквально лицом к лицу и вести решительный бой на малой дистанции - только в этом случае можно с большой уверенностью рассчитывать на победу. Как показала жизнь, в этом пособии Ткачёв заложил фундамент для развития тактики истребительной авиации в России.
« Я видел, как Ткачёв летает. Красиво это у него получалось. Ни одной лишней секунды при опробовании мотора. Энергичный взлёт. Чёткость эволюции в воздухе. Устойчивая, уверенная посадка. Вылезет из самолёта — и опять ни одного лишнего жеста или слова. Если можно так выразиться, он летал серьёзно. Чувствовалась и его любовь к полётам, и спокойная уверенность в себе, свойственная людям, хорошо знающим своё дело.
Лишний раз я убедился в этом на аэродроме. В тот день на самолёте Ткачёва устанавливали новый пропеллер. Механик нервничал, воздушный винт почему-то плохо садился на вал мотора. Ткачёв в это время, согнувшись, осматривал шасси. Но вдруг после очередной безуспешной попытки механика взглянул на него, быстро подошёл, сказал холодно:
— Позволь-ка…
Взял пропеллер, широко расставив руки, и сразу, без перекоса, точно насадил его на коническую втулку вала. В отношениях с офицерами, особенно с аристократами-белоручками, Ткачёв был независим, холодно учтив. На солдат же просто не обращал внимания, как будто их не существует. В нём чувствовалась властность. Его уважали и побаивались…», - вспоминал генерал-майор Иван Спатарель.
Летом 1917 Вячеслав Ткачёв по сути был главой авиации России и несомненно мог бы многое сделать на этом посту. Но не успел - ввиду известных событий. 19 ноября, узнав о предстоящем занятии Ставки главковерха прибывшими петроградскими солдатами во главе с новым Верховным Главнокомандующим прапорщиком Крыленко, Ткачёв подал рапорт об отставке, а на следующий день, не дожидаясь ответа, уехал на фронт. Председателю авиасовета он оставил такую записку:
«Захват Ставки большевиками поставил меня в безвыходное положение. Передо мною стояла проблема: остаться на занимаемой должности, подчиниться Крыленко и таким образом принять участие в том государственном разрушении, которое несут с собой захватчики власти, или же отдать себя на милость победителей, выразив им своё неподчинение. Впрочем, разрешение данного вопроса первым способом не могло совершенно иметь места, так как по имевшимся у меня данным, я должен был быть арестованным даже независимо от того, подчиняюсь ли я самозванцу Крыленко или нет. Таким образом, с появлением большевиков в Ставке я погибал для авиации. Считая своим нравственным долгом перед Родиной в её тяжелые дни испытаний работать, борясь всеми силами и средствами с ужасным ядом, несущимся преступниками народа и государства — большевиками, а не сидеть под арестом, я подал рапорт 19 ноября Начальнику Штаба с просьбой об увольнении меня от занимаемой должности и о назначении моим заместителем одного из следующих кандидатов: полковника Коновалова, Степанова или Кравцевича и, сдав временно должность полковнику Нижевскому, 20 ноября я покинул Ставку, подав рапорт об отъезде на фронт. В лице Авиасовета, я каюсь перед всей родной мне авиацией в своих страданиях теперь. Меня можно упрекнуть за то, что я в тяжелую минуту покинул свой ответственный пост, но этим я ускорил свой уход только на несколько часов. Я прошу Авиасовет прийти на помощь моему заместителю всем своим авторитетом и возможными средствами для спасения авиации от полного развала».
* * *
Небезосновательно опасаясь расправы со стороны революционно настроенных солдат и матросов, Вячеслав Ткачев бежал на Кубань - с двумя арестами и побегами по пути.
Он вступил в белый партизанский отряд полковника Кузнецова и сражался против войск Северо-Кавказской Советской республики. Увы, недолго - отряд, прикрывавший переправу через Кубань главных сил, попал в окружение. Полковник Ткачев почти полгода - с марта по август провел в плену у красных в Майкопской тюрьме. Но 7 сентября большевиков из Майкопа выбили.
Вячеслава Матвеевича в качестве войскового старшины Кубанской чрезвычайной миссии отправляют на Украину, к гетману Павло Скоропадскому. После возвращения в Екатеринодар он приступил к формированию 1-го Кубанского авиаотряда. Поначалу в наличии было только несколько старых изношенных аэропланов, найденных в ремонтных мастерских, но за счет трофеев и поставок авиатехники из Англии авиапарк удалось пополнить. К маю 1919-го в 1-м Кубанском было уже около десятка боеспособных машин.
Авиаотряд Ткачёва поддерживал Кавказскую Добровольческую армию Врангеля в боях с 10-й армией РККА. « Авиаотряд, под начальством испытанного лётчика полковника Ткачёва работал энергично и точно: ни одно движение противника не оставалось незамеченным. Куда бы ни уехал Командующий, где бы ни остановился, везде разыскивали его воздушные птицы по георгиевскому штандарту. Один за другим спускались пилоты к штабу, докладывали сведения о противнике и, получив новую задачу, снова взвивались на воздух», - писал потом в своих воспоминаниях генерал-майор Владимир фон Дрейер.
Командующий Кавказской армии высоко оценил способности Ткачёва и 8 мая 1919 года Вячеслав Матвеевич был назначен начальником авиаотряда Кавказской армии, а 19 мая произведен в полковники.
В бою у станицы Великокняжеская летчики под предводительством Ткачева атаковали бомбами и пулеметным огнём красную конницу Буденного и Думенко, посеяв панику и хаос в рядах противника. Это позволило белым кавалеристам генерала Улагая легко прорвать фронт и начать стремительное наступление на Царицын. Ткачев был ранен выстрелом с земли, но сумел вернуться на аэродром и благополучно посадить машину. После непродолжительного лечения Вячеслав Матвеевич вернулся в строй.
В апреле 1920 года Ткачёв назначается начальником авиации Вооруженных Сил Юга России. Благодаря усилиям Вячеслава Матвеевича малочисленные белые авиачасти вскоре стали грозной силой, не раз решавшей исход наземных сражений. Авиация возмещала нехватку конницы, превосходя ее в подвижности и огневой мощи
Ткачев много времени уделял боевой подготовке пилотов, обучению их умению летать строем и слаженно действовать в группе, точно следуя приказам командира. Для лучшей заметности в воздухе командирские машины получили особые цветные обозначения - их отличала яркая окраска капотов и широкие полосы вокруг фюзеляжей.
Вячеслав Матвеевич разработал систему взаимодействия авиации и наземных войск с помощью визуальных сигналов, ведь тогда радиосвязь на самолетах отсутствовала. Сигналы с земли летчикам подавались при помощи геометрических фигур, выложенных из белых полотнищ, хорошо различимых с большой высоты. К примеру, буква «Т» выложенная возле штаба полка или дивизии, означала, что командир части требует от летчика немедленной посадки для передачи важного сообщения. Форма фигур периодически менялась, чтобы не дать красным возможности с помощью ложных сигналов ввести летчиков в заблуждение или заманить в ловушку. Были установлены 4 кода сигналов, которые заменялись один другим через неодинаковые промежутки времени. Потому для правильной выкладки сигналов было недостаточно иметь в руках их таблицу, нужно было еще знать, какой из четырех кодов действует в этот день. Эта предосторожность оказалась отнюдь не лишней - однажды из одного из штабов выкрали таблицы сигналов. А через несколько дней в прифронтовой полосе стали появляться знаки соответствующих белых дивизий с требованием посадки – но не по действующему коду. Разумеется, летчики их проигнорировали. Так что все старания большевиков оказались напрасными.
Связь полотнищами действовала безукоризненно - часто во время боя командование пользовалось именно ею для быстрой ориентировки в расположении своих частей – высланному самолету поручалось облететь фронт и отметить положение дивизий и полков. Авиаторы передавали донесения, сбрасывая соответствующему штабу корпуса или дивизии вымпел с извещением. Этот способ оказался очень надежным - все сброшенные вымпела попали в нужные руки. А когда в Симферопольском авиапарке местные умельцы установили на двух самолетах радиостанции, эффективность и оперативность воздушных разведок ещё более возросла
.Столь четкой и отлаженной системы взаимосвязи между небом и землей, как та, которую организовал Ткачев, не было ни в других белых армиях, ни у красных. Боевая мощь грамотно используемой авиации оказалась очень велика - именно самолеты решили исход многих сражений.
Главной трудностью являлось достижение своевременности удара и согласованности его с действиями войск. За несколько часов обстановка совершенно менялась, и от полученная от штабов ориентировка становилась совершенно бесполезной. Но с этой проблемой удалось справиться. Групповым полетам всегда предшествовала воздушная разведка: в нужный район высылали самолет, остальные в полной готовности ожидали его на аэродроме. Возвратившийся разведчик делал доклад командиру группы, тот отдавал распоряжения, и группа поднималась в воздух. Полет обычно происходил группами не более 7 самолетов. При большем количестве самолетов они разбивались на звенья. Для атаки войск противника самолеты снижались до высоты 200 – 300 метров и накрывали врага пулеметным огнем, ручными гранатами и 20-фунтовыми осколочными бомбами. Прикрытие обеспечивали другие самолеты, державшиеся на большей высоте (800- 1200 м) - они сбрасывали тяжелые бомбы. Потери авиации при такой тактике были минимальны.
Белым летчикам приходилось сочетать обучение с почти непрерывным участием в боях. Поддерживая наступление белой армии они всего за два дня - 7 и 8 июня совершили более 150 вылетов на разведку и бомбардировку. Под командованием Ткачева находилось всего 35 аэропланов, причем часть из них была неисправна, соответственно, каждый экипаж выполнял за день не менее трех боевых вылетов.
1-й Кубанский авиаотряд поддерживал с воздуха бойцов при штурме Царицина. И хорошо укрепленный город, прозванный «красным Верденом», был взят. Летчики обстреливали отступавшего противника и нанесли врагу большие потери.
Свои выдающиеся организаторские способности Ткачёв в полной мере проявил во время прорыва фронта в Северной Таврии кавалерийской ударной группой Жлобы, угрожавшей захватом Мелитополя. У красных было многократное численное превосходство перед белой конницей, но в столкновении с авиацией оно им не помогло. Генерал Врангель в своем приказе так характеризовал работу авиации: «В результате действий самолетов врагу нанесены громадные потери. Противник неоднократным рассеянием его колонн был морально потрясен, и наступление его замедлено. Мы успели произвести перегруппировку и при самом активном содействии летчиков нанести решительное поражение основной группе противника».
В августе 1920 года авиаторам удалось предотвратить еще одну попытку прорва красной конницы - задержав красных до подхода конной группы генерала Барбовича,
Позднее, уже в эмиграции, генерал Врангель так писал о подвигах белых авиаторов: «Наша воздушная эскадрилья под руководством выдающегося лётчика генерала Ткачёва производила в воздухе ряд блестящих маневров, маневров тем более удивительных, что большинство аппаратов пришли в полную ветхость, и лишь беззаветная доблесть русского офицера заменяла технику»
.Но белым авиаторам, совершая невозможное, удалось лишь отсрочить неизбежное. Численность белогвардейских ВВС постепенно таяла - не столько из-за потерь, сколько от аварий и поломок крайне изношенных непрерывной боевой работой машин. Пополнения не предвиделось - западные союзники прекратили поставки.
С такими силами противостоять Красной армии было нереально - 11 ноября пали укрепления Турецкого вала, а утром 15-го последний пароход с солдатами белой армии и беженцами отчалил от севастопольской пристани.
* * *
Из Турции Вячеслав Матвеевич перебрался в Сербию. На чужбине он проведет четверть века. Поскольку формально Русская армия не распускалась, карьера Ткачёва продолжалась: он стал первым и единственным генералом от авиации.
Будучи человеком деятельным, Ткачев служил в Штабе инспекции югославской авиации, работал в Русской Сокольской организации (ставящей целью физическое и духовное совершенствование русского народа как части единого славянского мира) и других эмигрантских организациях, помогал русским летчикам.
И много писал. В Югославии Вячеслав Матвеевич разработал несколько наставлений и пособий для её военной авиации, а также написал работу «Вопросы тактического применения авиации в маневренной войне», где анализировал опыт применения авиации в Гражданской войне. А еще генерал Ткачев был редактором журнала «Пути Русского Сокольства» — органа Краевого Союза Русского Сокола в Югославии.
Но Вячеславу Ткачеву все-таки было суждено вернуться на родину - правда, не по своей воле. Когда в октябре 1944 года к Белграду подходили советские войска, Вячеслав Михайлович отказался эвакуироваться и 20 октября был арестован СМЕРШем 3-го Украинского фронта. Его отправляют в Москву, обвиняют в сочувствии мировой буржуазии, терроризме и участии в антисоветской организации и в августе 1945-го Особое совещание при МГБ СССР приговаривает Ткачева к 10 годам лагерей. Авиатор, которым страна вообще-то должна была гордиться, отсидел свой срок «от звонка до звонка». Вячеслав Ткачев вышел на свободу 70-летним стариком - без права жительства в больших городах, без возможности вернуться в Сербию, где осталась его жена. Всеми забытый герой поселился на Кубани, в Краснодаре, и прожил там в полной безвестности еще 10 лет. Работал в артели инвалидов-переплетчиков им. Чапаева, получая за свои труды 27 рублей 60 копеек. И писал, хотя бы в воспоминаниях возвращаясь к временам, безвозвратно ушедшим. Из-под его пера вышли две книги - "Крылья России («История Российской военной авиации 1914—1917 годов») и повесть «Русский сокол» о жизни и деятельности Петра Нестерова). Потерявший все казак-авиатор Вячеслав Ткачев все-таки сумел сохранить для потомков память о смельчаках, покорявших небо.
Елена Мачульская
Русская Стратегия |
