Жалкое поведение Горького после возвращения из Италии и до смерти я приписывал его заблуждениям и неуму. Но недавно опубликованная переписка 20-х годов даёт толчок объяснить это ниже того: корыстью. Оказавшись в Сорренто, Горький с удивлением не обнаружил вокруг себя мировой славы, а затем – и денег (был же у него целый двор обслуги). Стало ясно, что за деньгами и оживлением славы надо возвращаться в Союз и принять все условия. Тут стал он добровольным пленником Ягоды. И Сталин убивал его зря, из перестраховки: он воспел бы и 37-й год.

(с) Александр Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ»

Итак, поведаю о том, как Горький под конец жизни сперва уехал из России, а потом вернулся и поселился в СССР, став сотрудничать с большевицкой властью. В 1918 году Горький вошёл в серьёзные противоречия с властью большевиков. Из партии он был исключён, газету «Новая жизнь» закрыли. Горький пытался спасать от расстрелов и арестов кого-нибудь из интеллигенции, хлопотал перед Лениным, создал издательство «Иностранная литература», где имели возможность спастись от голодной смерти многие известные русские писатели и поэты. Но противоречия обострились слишком сильно. Второй раз Горький покинул Россию 16 октября 1921 года. В 1921 – 1923 годах он жил в Гельсингфорсе (Хельсинки), Берлине, Праге. До 1924 года его как «неблагонадёжного» не пускали в Италию, где в 1922 году к власти пришли фашисты. Н вскоре разрешение на проживание в этой стране было дано (под давлением СССР). Там он поселился на сей раз в Сорренто, на вилле Il Solio (не слишком дорогая, по словам Ходасевича) – на Капри его не пустили. Месячный бюджет писателя составлял тысячу долларов в месяц. Ежемесячно из СССР Горькому выплачивалось за издание его произведений 100 тысяч немецких марок, 10 тысяч итальянских лир или 325 долларов. Денег этих не хватало, ведь с Горьким жила ещё и его семья, привыкшая жить на широкую ногу. Сноха Надежда Пешкова любила одеваться по последней европейской моде. Сын Максим Пешков был страстным автогонщиком – а спортивные машины стоили дорого (только в СССР он смог позволить себе иметь спортивную модель итальянской «Лянчи»). Сам Горький привык ежевечерне принимать гостей за щедро накрытым столом, денег же считать не любил, так что от него их прятали.

Мария Андреева вскоре последовала за Горьким «в целях надзора за его политическим поведением и тратою денег». С собой она взяла своего нового любовника, сотрудника НКВД Петра Петровича Крючкова, будущего бессменного секретаря писателя, с которым вместе поселилась в Берлине, в то время как сам Горький с сыном и невесткой обосновался за городом. В Германии Андреева, воспользовавшись своими связями в советском правительстве, устроила Крючкова главным редактором советского книготоргового и издательского предприятия «Международная книга», в результате чего, Крючков при содействии актрисы стал фактическим издателем произведений Горького за рубежом и посредником во взаимоотношениях писателя с советскими журналами и издательствами. Вследствие этого Андреева и Крючков смогли полностью контролировать расходование Горьким его немалых денежных средств. В соответствии с договором, подписанным писателем в 1922 году с Торгпредством СССР в Германии и рассчитанным на срок до 1927 года, он терял право как самостоятельно, так и через других лиц издавать свои сочинения на русском языке – как в России, так и за границей. Единственными оговорёнными каналами издания становились Госиздат и Торгпредство. Горькому выплачивался ежемесячный гонорар за издание его собрания сочинений и иных книг в размере 100 тысяч германских марок или 320 долларов. Финансирование Горького осуществлялось через Крючкова, выбить деньги писателя из СССР, по словам Андреевой, было делом тяжёлым.

В Европе Горький действительно был известным писателем, его пьесы шли во многих театрах мира. Он пользовался определённой популярностью. Он переписывался с Роменом Ролланом, Андре Жидом, Анри Барбюсом, высоко ценил Анатоля Франса, одобрительно отзывался о Кнуте Гамсуне: «В современной литературе я не вижу никого, равного ему по оригинальности творчества». Зато, когда слава угасла, а деньги закончились, уехавший из России вскоре после того, как поссорился с захватившими власть большевиками, Горький подумал, что пора уже возвращаться в Россию и поступать на службу советскому режиму, чтобы снова жить так, как он привык жить. Ему пообещали неограниченный кредит, отсутствие забот о доме и даче, щедрые гонорары и многое другое. В большевистской Москве Горький вместе с семьёй поселился в особняке Рябушинского на Малой Никитской (где и жил с 1932 года до самой смерти), а после его кончины в нём жила сноха Надежда Алексеевна Пешкова. С 1965 года там расположен Музей-квартира Горького. Также у Горького была и дача в Горках-10 (ныне – Одинцовский район) и ещё одна – Тессели в Крыму. Владислав Ходасевич пишет: «Деньги, автомобили, дома – всё это было нужно его окружающим. Ему самому было нужно другое. Он в конце концов продался – но не за деньги, а за то, чтобы для себя и для других сохранить главную иллюзию своей жизни». В 1936 году была куплена, капитально отремонтирована и обставлена мебелью дача в деревне Жуковка №75 для Надежды Алексеевны Пешковой – всё это стоило 160 тысяч рублей. За 9 месяцев того же года обслуживание дома в Москве и двух дач Горького обошлось в 1 миллион 10 тысяч рублей. Таким образом, Горький и его семья обходились государству примерно в 130 тысяч рублей в месяц. Писатель Сигизмунд Кржижановский в книге «Сказки для вундеркиндов» очень точно написал: «У нас слаще всего живется Горькому, а богаче всех Бедному».

Как говорится, за всё приходится платить. И Горький платил за все эти роскошные условия – фактически, своей собственной душой. С конца мая по осень 1928 года он посещал СССР, где его возили по специально подготовленным к его визиту объектам, чтобы продемонстрировать «успехи Страны Советов». В 1929 году Горький в сопровождении одного из руководителей ОГПУ Глеба Бокия посетил Соловецкий лагерь особого назначения, а летом 1933 года был организован писательский тур на только что построенный Беломоро-Балтийский канал. После этой поездки, Горький стал редактором объёмной книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина», изданной в 1934 году. В ней Горький открыто не скупился на похвалы эксплуатации заключённых, являвшихся фактическими рабами: «Это одна из наиболее блестящих побед коллективно организованной энергии людей над стихиями суровой природы Севера. В то же время это – отлично удавшийся опыт массового превращения бывших врагов пролетариата-диктатора и советской общественности в квалифицированных сотрудников рабочего класса и даже в энтузиастов государственно необходимого труда. Быстрая победа над враждебной людям природой, совершённая дружным натиском тысяч разнородных, разноплеменных единиц, – изумительна, но ещё более изумительна победа, которую одержали над собой люди, анархизированные недавней звериной властью самодержавного мещанства. Принятая Государственным Политуправлением исправительно-трудовая политика, сведённая в систему воспитания проповедью единой, для всех спасительной правды социализма и воспитания общественно полезным трудом, –  ещё раз блестяще оправдала себя. Она была оправдана и раньше в многочисленных трудовых колониях и коммунах ГПУ, но эту систему «перековки» людей впервые применили так смело, в таком широком объёме». Кроме того, Горький «одним своим присутствием на советском литературном Олимпе оправдывал проводимую Сталиным репрессивную политику. Он был всемирно известным писателем, к которому прислушивались и которому верили». (Источник) Эту книжицу Александр Солженицын назвал первой в русской литературе книгой, воспевающей рабский труд: «Особенно унизительной во всей этой истории была роль Горького. От него требовалось не просто оправдать применение принудительного труда, но как бы благословить само существование лагерной системы, что он и сделал». Книгу «Канал имени Сталина» с полной уверенностью можно отнести к числу самых лживых и лицемерных произведений мировой литературы.

Далее взглянем на одну личность, с которой Горький был в хороших дружеских отношениях. Это – Генрих Ягода (Енох Иегуда). Семья Ягоды была связана родственными отношениями с семьёй Свердловых. Отец Ягоды, Гершон Филиппович, приходился двоюродным братом Михаилу Израилевичу Свердлову, отцу Якова Свердлова, жившему в Нижнем Новгороде. Впоследствии Ягода женился на Иде Леонидовне Авербах (дочери родной сестры Якова Свердлова Софьи Михайловны), своей троюродной племяннице. У них был сын Гарик (1929 – 2003, Израиль). Живя в Нижнем Новгороде, Ягода познакомился и с самим Яковом Свердловым. Братом Иды Авербах был советский литератор Леопольд Авербах, выведенный в «Мастере и Маргарите» как председатель МАССОЛИТа Берлиоз, а также один из прототипов критика Латунского (основным был Осаф Литовский) – поскольку был одним из активных участников травли Михаила Афанасьевича вместе  с другим РАППовцем Владимиром Киршоном (Иуда из Кириафа в романе получил немало его черт). Авербах был женат на дочери большевика Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, близкого к Ленину, чей брат, генерал Михаил Бонч-Бруевич был одним из активных февралистов и инициаторов дела полковника Мясоедова. Несмотря на имевший место в 1928 году литературный конфликт с Горьким (описан в статье Луначарского «Нехорошо»), в начале 1930-х Авербах гостил у него в Италии, после чего тот писал Сталину о своём госте: «Весьма умный, хорошо одарённый человек», «ещё не развернулся как следует и которому надо учиться», «его нужно бы поберечь» (Максименков Л. Очерки номенклатурной истории советской литературы (1932 – 1946) // Вопросы литературы. 2003. № 4). Борис Бажанов в своих мемуарах писал: «У четырёх братьев Свердловых была сестра. Она вышла замуж за богатого человека Авербаха, жившего где-то на юге России. У Авербахов были сын и дочь. Сын Леопольд, очень бойкий и нахальный юноша, открыл в себе призвание руководить русской литературой и одно время через группу «напостовцев» осуществлял твердый чекистский контроль в литературных кругах. А опирался он при этом главным образом на родственную связь, – его сестра Ида вышла замуж за небезызвестного Генриха Ягоду, руководителя ГПУ». Эта самая Ида Авербах была юристом и служила следователем прокуратуры. В 1936 году издательство ОГИЗ опубликовало её работу «От преступления к труду», посвящённую деятельности исправительно-трудовых лагерей в СССР. Работа вышла под редакцией самого прокурора СССР Андрея Вышинского и с его предисловием. В ней Авербах характеризовала ГУЛАГ как идеальное средство «превращения наиболее скверного людского материала в полноценных активных сознательных строителей социализма». Она писала: «Переделка враждебного и неустойчивого сознания наилучшим образом происходит при концентрации работ на гигантских объектах, поражающих воображение своей грандиозностью». Александр Солженицын, упоминавший и активно цитировавший Иду Авербах в «Архипелаге ГУЛАГ», указывал, что она планировала защитить диссертацию по проблеме «изменения сознания в лагерных условиях». 16 июня 1938 года Ида Авербах была расстреляна на полигоне «Коммунарка» (её муж – 15 марта того же года, в Лубянской тюрьме). Ранее, 14 августа 1937 года, был расстрелян и её брат Леопольд Авербах, арестованный по делу Ягоды как один из его близких родственников.

К предреволюционным годам относится знакомство Ягоды с Максимом Горьким, с которым они позже поддерживали дружеские отношения.

Под руководством Ягоды был учреждён ГУЛАГ и увеличилась сеть советских исправительно-трудовых лагерей, началось строительство Беломоро-Балтийского канала силами заключённых. К освещению этой стройки было привлечено 36 видных писателей во главе с Максимом Горьким. По сведениям американского историка Ричарда Спенса, Ягода сумел наладить нелегальные поставки леса из ГУЛАГа в Канаду, прибыль от которых поступала на его швейцарский счёт, который остаётся невостребованным по настоящее время: «Возвращаясь к Ягоде, стоит сказать, что в Соединённых Штатах в настоящее время живут его родственники. Они обнаружили, что у Ягоды был счёт в швейцарском банке, на котором он будто бы годами копил деньги и которым он, конечно же, не смог воспользоваться вследствие внезапного крушения его карьеры в 1937 году. Так что счёт по-прежнему существует, и на нём есть деньги. Сколько? Родственники не говорят, а я не настаиваю. Они рассчитывают, что деньги рано или поздно достанутся им. Однако проблема состоит в том, что большую часть своей жизни Ягода был советским должностным лицом. Откуда взялись эти деньги? Если они похищены из государственных фондов, а это, скорее всего, так и есть, на них может претендовать правительство России. Родственники пока не могут получить доступ к этим средствам – банк говорит им, что они должны подтвердить свои родственные связи с владельцем счёта. Они находятся в двоюродном родстве с Ягодой, а у Ягоды был сын, которого им найти не удается. Они как раз и обратились ко мне с вопросом, не знаю ли я чего-нибудь об этом сыне. Но я не имею ни малейшего представления, что с ним сталось, и не знаю никого, кто может это знать». При обыске у Ягоды, согласно протоколу, были найдены фильмы (11 штук), открытки и фотографии (3904 штуки) порнографического характера, резиновый искусственный половой член и прочее. Там же указано огромное количество предметов одежды и прочего имущества в больших количествах. Хотя, если подумать, у какого из тогдашних партийных бонз не было такого?

Считается, что любовницей Ягоды была невестка Горького Надежда Пешкова («Тимоша»), вдова сына писателя, Максима Алексеевича Пешкова. Как отмечалось выше, ходили слухи о том, что в Тимошу был влюблён сам писатель. На процессе 1938 года, в ответ на обвинение в убийстве Максима Пешкова, Ягода признал себя виновным и утверждал, что делал это из «личных соображений» – из-за влюблённости в его супругу. Хорошо знавший Пешкова поэт Владислав Ходасевич и многие современные исследователи находят это вполне правдоподобным. Лидия Норд в воспоминаниях о Тухачевском приводит следующий момент из разговора маршала с Гамарником, после снятия первого с должности замнаркома обороны:

« – Бабы тебя сильно подвели  – эта твоя блондинка, Шурочка. И «весёлая вдова»  – Тимоша Пешкова.

– Со Скоблиной я уже несколько лет тому назад порвал, – ответил Тухачевский, – а за Надеждой Алексеевной больше ухаживал Ягода, чем я». Впрочем, Марфа Пешкова, дочь Надежды и невестка Лаврентия Берия, категорически отрицала какую-либо связь своей матери с Ягодой.

В апреле 2015 года Верховный суд России признал Генриха Ягоду не подлежащим реабилитации, сославшись на федеральный закон о реабилитации от 1991 года. Незавидная судьба палача.

По поводу кончины Горького возникло много разговоров. Считалось, что его отравили или же «неправильно лечили». Разные версии выдвигались и выдвигаются на этот счёт. Не могу сказать что-то точное и определённое на этот счёт. Горький под конец жизни окончательно стал послушным орудием большевиков, он уже не мог иначе, даже если бы и не желал. Он фактически продал душу дьяволу – впрочем, как отмечается и совершенно справедливо, ещё задолго до переезда в сталинский СССР. Современник Горького, эмигрант И.Д. Сургучёв приводил в своих воспоминаниях следующий момент: «А вы знаете? – сказал мне Горький, – я ведь учился иконописи. Но не пошло: веры не было. А это самое главное в этом деле. Большая комната. Сидят человек двадцать богомазов и пишут иконы. А я вступил, как растиратель красок, ну и присматривался, конечно. Пишут Бога, Божию Матерь и Николу. Хозяин – мрачный, платит подённо и следит, чтоб не раскуривали. Скука, а песен петь нельзя. Попробовали божественное: «Кресту Твоему» – не идёт. Я был мальчишка бедовый. Подойдёшь к одному-другому и шепнёшь: «Нарисуй ему рожки!» Так меня и прозвали: «дьяволёнок». Хозяину это не нравилось, вынул он из кармана сорок копеек и сказал: «Собери своё барахлишко и к вечеру очисть атмосферу». И вот вечером, когда я пришёл к товарищам попрощаться, один из них вынул из стола две маленьких иконки и сказал: «Вот для тебя специально написал, выбирай». На одной был написан Алексей, Божий человек, а на другой – дьявол румяный и с рожками. «Вот выбирай, что по душе». Я выбрал дьявола, из озорства. «Ну, вот я так и мыслил», – ответил богомаз, – «что ты возлюбишь дьявола. Ты из дьявольской материи создан. И мамаша твоя не иначе, как путешествует на Лысую Гору». «Как же, как же, – ответил я, смеясь, – я и сам ездил с ней не один раз». «Ну, вот и молись своему образу: он тебя вывезет», но, прибавил богомаз, «жди дурного конца». Что-то в душе у меня ёкнуло <…> Я знаю, что много людей будут смеяться над моей наивностью, но я всё-таки теперь скажу, что путь Горького был страшен: как Христа в пустыне, дьявол возвёл его на высокую гору и показал ему все царства земные и сказал: «Поклонись и я всё дам тебе». И Горький поклонился. И ему был дан успех, которого не знали при жизни своей ни Пушкин, ни Гоголь, ни Лев Толстой, ни Достоевский. И всё это было только наваждение. И этим путём наваждения он твёрдой поступью шёл к чаше с цикутой, которую приготовил ему опытный аптекарь Ягода. Начальники чрезвычайной комиссии не любят фотографироваться, но, всё-таки, где-то однажды я увидел портрет Ягоды. И тут вы, пожалуй, будете менее смеяться: Ягода, как две капли воды, был похож на дьявола, пророчески нарисованного талантливым богомазом…». Что ж, пожалуй, очень и очень точно. Отрекшийся от Бога Горький заключил договор с дьяволом. Как я отмечал в статье о Павке Корчагине, отречение от Бога и половая распущенность великолепным образом сочетаются друг с другом. Неизвестно точного отзыва горького о романе «Как закалялась сталь» и нет написанной им специально рецензии на книгу, но нет сомнения – этот роман ему действительно понравился. Тем более, что сам Горький был одним из любимых авторов Павки Корчагина. Для повышения своих знаний, он стал посещать городскую библиотеку: «В большинстве книги были старые. Новая литература скромно умещалась в одном небольшом шкафу. Здесь были собраны случайно попавшие брошюры периода гражданской войны, «Капитал» Маркса, «Железная пята» и еще несколько книг. Среди старых книг Корчагин нашел роман «Спартак». Осилив его в две ночи, Павел перенёс книгу в шкаф и поставил рядом со стопкой книг М. Горького». Как отмечает автор статьи, цитирующий этот фрагмент, «Толстой, Тургенев, Лермонтов, Фет, Батюшков, Лесков, Аксаков, не говоря уж о Достоевском Павку не интересовали. Не заинтересовали его и Шекспир, Доде, Флобер, Гомер, Сервантес, Диккенс… Это всё хлам! А вот «Капитал», «Спартак» и «Враги» Горького – самое оно для поднятия революционного духа». Впрочем, про отношение Горького к русской классической литературе – чуть позже.

В следующей, заключительной части, я постараюсь сделать выводы и сказать, почему же Горького нельзя и бессмысленно сегодня возвеличивать и возвышать, как это пытаются упорно делать неокоммунисты.

Сергей Зеленин

Русская Стратегия