Это всего лишь маска.
Это всего 1,5 метра.
Это всего на две недели.
Это только до тех пор, пока количество заражённых не уменьшится.
Это только для того, чтобы уменьшить загруженность больниц.
Это всего лишь на несколько недель.
Это только до тех пор, пока не наступит вакцинация.
Это всего лишь приложение.
Это всего лишь браслет слежения.
Это всего лишь система распознавания лиц.
Это просто для того, чтобы люди знали, что рядом с вами безопасно.
Это всего лишь на несколько месяцев.
Это всего лишь медицинская информация.
Это только для того, чтобы вы могли путешествовать.
Это только для того, чтобы вы могли получить водительские права.
Это только для того, чтобы ты мог выбирать.
Это всего на несколько лет.

Это просто ваша свобода, которая исчезает день ото дня, а вы этого даже не замечаете.

Я скопировала (сократив) эту зарисовку из ФБ-группы Who is who, потому что она очень подходит в качестве вступления к вроде бы другой теме: значимости названий.

Совсем недавно у меня состоялся разговор с умной и юной русской девушкой: выяснилось, что, общаясь в пабликах, она употребляет слово «Беларусь».

- Зачем ты это делаешь? – спросила я. – Ведь есть русское слово Белоруссия.

- Мне это не трудно, - ответила она. – А зато белорусы не обижаются.

- Но ведь таким образом ты замещаешь русское слово нерусским.

- Но это же просто слово. Мне важнее не обидеть людей.

- А вот они не думают о том, чтобы не обидеть тебя.

- Ну, я не обижаюсь.

Русские НЕ ОБИЖАЮТСЯ.

Мы не обижаемся, когда нас учат со стороны, какие слова мы должны использовать в нашем родном языке.

Мы не обижаемся, когда нас заставляют изъять, не употреблять привычное нам слово.

Мы не обижаемся на то, что люди, с которыми мы разговариваем, попросту не думают о том, задевают ли они наши чувства, для них важны лишь собственные чувства.

Получается так, что – не задевают.

Мы не обидчивые. Хорошо ли это?

Или лучше без абстрактного «хорошо» -- чем это для нас заканчивается.

А заканчивается это уничтожением русской топонимики – повсеместно. Либо вообще заменой русских названий на другие, как в республиках Средней Азии, ведь с чувствами русских можно не считаться. Либо записью их в переиначенном виде, как в Белоруссии, где почти 100% населения повседневно говорят по-русски, но вот названия вынуждены читать (и слышать) на белорусской мове. Их это не обижает – или обижает недостаточно, чтобы протестовать.

Другое последствие – в том, что у нас по-прежнему так много мёртвой топонимики: в любом городе есть улицы Ленина, Маркса, Энгельса, и даже Свердлова с Урицким, и Фрунзе с Бауманом – при том что мало кто помнит первых троих, а остальных не помнит почти никто. И они нам никто. Они просто обременяют нашу топонимику, причём в большинстве случаев это вовсе не «то, что было построено при СССР» - нет, в большинстве случаев они нагло захватили чужое место, заместили исконные названия.

И мы это проглотили – или не восстановили справедливость, – потому что это «просто слова». И живём сейчас в окружении мёртвых названий.

Это неправда, что слова не значат ничего. Слова создают среду. Названия населённых мест остаются даже после того, как уже не существует самого места, даже развалин иногда не остаётся. Но по названиям учёные судят о том, кто здесь жил, чем занимался, во что верил.

Мы живём в окружении слов, в которые не верим. Которые ни о чём нам не говорят. И всё это имеет самое прямое отношение к тому, что мы так запросто сдаём слова родного языка, «нас это не обижает».

Но то, что это нас не обижает, по-прежнему не меняет того факта, что не только мы определяем названия, но и названия определяют нас. Наши приоритеты. То, о чём мы хотим помнить и что готовы забыть.

«Беларусь» - это всего лишь слово.

Сперва это всего лишь слово в Белоруссии.

Потом нам говорят, что мы должны употреблять его и в России.

Поскольку российские институции безразлично относятся к русскому языку, они даже вполне официально согласны зафиксировать чужую норму как свою. Потому что им не жалко. Они тоже исходят из того, что это всего лишь слово.

Ну, а дальше можно уже говорить, что это ведь ОФИЦИАЛЬНОЕ название. И если оно не соответствует традициям русского языка – тем хуже для русского языка. Посмотрите на публикации ОФИЦИАЛЬНОЙ «Российской газеты». Там – буквально и фигурально – одна сплошная беларусь.

Я уже не раз писала об этом и повторю снова: есть принципиальная разница между отношением к языку как «просто государственному» -- и как к родному языку народа.

Государственный язык – это просто инструмент. Конечно, язык всегда инструмент, это его нормальная и даже обязательная функция, но отношение к языку просто как к функции – глубоко ущербно. Мы таким образом сами выбрасываем его из своего мироощущения. Завтра – или уже сегодня – функционально удобнее будет английский, и, по сути, в защиту русского языка (языка как всего лишь функции) нельзя будет сказать ни-че-го.

У нас нет другого выбора, как осознать, что русский язык – наш родной. Родной язык большого и разделённого русского народа, и это его значение – глубже, естественнее и более ценно, чем «государственность языка», которая только внешняя подпорка, пусть даже она действительно важна и до поры до времени кажется незыблемой.

Весь комплекс возражений, которые обычно следуют на этот тезис, сводится к тому, что «русские – большие», «с русскими – ничего не случится», «большие – должны уступать маленьким». «Потому что ты старше». «Потому что ты сильнее». «Потому что ты умнее» -- впрочем, это уже редко: слишком комплиментарно для русских и нетолератно по отношению к «меньшим».

Это всё трескучая пурга. Большие русские точно так же болеют, страдают, теряют себя, испытывают неуверенность, их делят и уничтожают по частям. Да, большие русские зачастую добродушнее собранных в кулак «малых народов», но это может быть как преимуществом, так и недостатком.

И русские никогда не стали бы «большими и сильными», если бы в их природе было «уступать». 

Уступать – не надо.

«Что мы можем сделать: ввести войска в Украину, объявить войну Кыргызстану, сбросить на Беларусь ядерную бомбу?» - скажет ехидный комментатор. «Избивать мирных жителей?!»

Каждый из нас может, как самое малое и простое, не уступать в родном языке.

Не уступая в родном языке, мы показываем, что с нашими чувствами надо считаться. Мы показываем это ещё ДО того, как дело дойдёт до «введения войск» и «избиения мирных жителей». Чем раньше – тем лучше. Потому что потом выбор становится всё меньше, окошко возможностей закрывается. Ведь мы так долго терпели – или не обращали внимания на мелочи – что все привыкли, что это нормальное состояние русских. «Им так и надо».

Но это ненормальное состояние.

И когда ты позволяешь симпатичному собеседнику вежливо «поправить» тебя, что «правильно говорить Беларусь» -- ты делаешь шаг по той дороге, которая приводит иногда к вытеснению русского языка из школ и бомбёжкам русских городов, иногда – к массовому отъезду русского населения, а иногда – «просто» к тому, что миллионы русских осознают себя нерусскими. Потому что так они официально получают право на какие-то чувства и их защиту.

Татьяна Шабаева

АПН