Приобрести книгу "Диктатура совести" в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15554/

В «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевского рассыпано много очень верных, на мой мужицкий взгляд, мыслей о монархическом устроении русской души и о значении этого феномена для русской жизни.
«У нас, русских, есть две силы, стоящие всех остальных во всем мире, — это всецелость и духовная нераздельность миллионов народа нашего и теснейшая связь его с Монархом… Народ наш разумен и тих, а к тому же вовсе не хочет войны, но уж коли надо будет, коли раздастся великое слово Царя, то весь пойдет, всей своей стомиллионной массой, и сделает все, что может сделать этакая стомиллионная масса, одушевленная одним порывом и в согласии, как един человек… Такой народ может быть вполне удостоин доверия. Ибо кто же его не видал около Царя? Это дети Царевы, дети заправские, настоящие, родные, а Царь им отец. Разве это у нас только слово, только звук, только наименование, что «Царь им отец»? Кто думает так, тот ничего не понимает в России! Нет, тут идея глубокая и оригинальнейшая, тут организм живой и могучий, организм народа, слиянного со своим Царем воедино. Царь для народа не внешняя сила, а воплощение его самого, всей его идеи, надежд и верований его… Да ведь это отношение народа к Царю как к отцу и есть у нас то настоящее, адамантовое основание на котором всякая реформа у нас может зиждиться и созиждется. Если хотите, у нас в России и нет никакой другой силы, зиждущей, сохраняющей и ведущей нас, как эта органическая, живая связь народа с Царем своим, из нее у нас все и исходит… У нас гражданская свобода может водвориться самая полная, полнее, чем где-либо в мире, в Европе или даже в Северной Америке, и именно на этом адамантовом основании она и созиждется. Не письменным листом утвердится, а созиждется лишь на детской любви народа к Царю, как к отцу, ибо детям можно многое такое позволить, что и немыслимо у других, у договорных народов, детям можно столь многое доверить и разрешить, как нигде еще не бывало видано, ибо не изменят дети отцу своему».
Эти монархические мысли Ф.М. Достоевского я выудил из его «Дневника писателя» за 1877–1881 годы.
Дать слово «серым зипунам» Федор Михайлович предложил в январском номере «Дневника» за 1881 год. С русской интеллигенцией он при этом объяснился так:
«Пусть народ скажет сам о нуждах своих. Мы же, ”интеллигенция народная“, пусть станем пока смиренно в сторонке и сперва только послушаем. О, не из каких-либо политических целей я предложил бы устранить на время нашу интеллигенцию, — не приписывайте мне их пожалуйста, — но предложил бы я это из целей чисто педагогических. Да, пускай в сторонке пока постоим и послушаем, как ясно и толково сумеет народ свою правду сказать, совсем без нашей помощи, и об деле, именно об заправском деле в самую точку попадет, да и нас не обидит, коли об нас речь зайдет. Пусть постоим и поучимся у народа, как надо правду говорить. Тут же поучимся и смирению народному, и деловитости его, и реальности ума его, серьезности этого ума.
Скажете: „Податлив народ наш на нелепые слухи, — какой же мудрости ожидать от него?“ Так. Но одно дело — слухи, а другое — единение в общем деле.
Это будет воистину школою для всех нас, ибо все искренние люди, все жаждущие правды и общей пользы, — такие все присоединятся к премудрому слову народному; все же неискренние разом обнаружатся. А если окажутся и искренние, что в народ не уверуют, — то это какие-нибудь доктринеры сороковых и пятидесятых годов, старые неисправимые дети. Они будут только смешны и безвредны. Все же, кроме них, прочистят глаза свои и очистят понимание свое.
Молодежь наша, ищущая правду и тоскующая по ней, сразу поймет, что и народ ищет правды. Познакомясь столь близко с душой народа, молодежь наша бросит те бредни крайних европейских учений, которыми теперь увлечена.
Кто знает, может быть это было бы началом такой реформы, которая по значению своему даже выше крестьянской: тут произошло бы то же освобождение умов и сердец наших от некоей крепостной зависимости, в которой и мы тоже пробыли два века у Европы, подобно, как крестьянин, недавний раб наш, у нас. В 1860 году двухвековая стена, отделявшая народ от интеллигенции, пала материально, а ныне эта стена падет духовно. Что же может быть выше и плодотворнее для России, как не это духовное слияние сословий? Свои в первый раз узнают своих. Стыдившиеся доселе народа нашего, как варварского, устыдятся прежняго стыда своего и многое почтут, чего прежде не чтили. И когда доложит народ все о себе и замолкнет его смиренное слово — спросите тогда мнение интеллигенции о том, что сказал народ. О, тогда и их интеллигентское слово плодотворно будет, ибо они все же ведь интеллигенты и последнее слово за ними. Но пример народа, сказавшего прежде их свое слово, избавил бы нас от многих промахов и дурачеств, если бы нам самим пришлось прежде народа сказать свое слово. И увидите, что ничего не скажет тогда наша интеллигенция народу противоречиво, а лишь облечет его истину в научное слово и разовьет его во всю ширину своего образования, ибо все же ведь у ней наука, а наука народу страшно нужна…»
Так и хочется ввернуть, — вспоминая слова Царицы Александры «темные дети», — наука нужна нам, русским людям, не для того, чтоб перестать быть детьми, но, чтобы перестать быть легкой добычей для всякого рода плутов и демагогов. Наука нужна нам для того, чтобы вместо детей темных, несмышленых и хулиганистых, каковыми многие являемся теперь, соделаться детьми благоразумными и богобоязненными.
Еще чуть-чуть Ф. М. Достоевского, завершение его мысли:
«…Наука народу страшно нужна. Весьма возможно, что духовное спокойствие началось бы у нас именно с этого шага. Явилась бы общая надежда и стали бы ясно осознаваться наши цели. Это очень важно, ибо интеллигент наш совсем не знает или весьма нетвердо и сбивчиво знает о том, какие есть теперь и могут быть вперед наши цели. В этом у нас очень слабо. А эта сбивчивость, это незнание есть источник великого безпокойства и неустройства, и не только теперь, а и несравненно горшаго в будущем».
Январский выпуск «Дневника писателя», откуда взяты эти слова, составлялся между 9 и 15 января 1881 года, т. е. совсем незадолго до смерти писателя, последовавшей 28 января 1881 года. Таким образом, это есть, скорее всего, последнее напутствие и пожелание Ф. М. Достоевского русским людям. К сожалению, оно не было услышано, и его слова о «великом безпокойстве и неустройстве», имевшемся тогда и «несравненно горшем» неустройстве грядущем, оказались пророческими. Доживем ли мы, русские люди, до таких благословенных времен, когда это пожелание будет услышано?.. Бог весть.