Амалия Кюсснер Кудерт – почти забытое имя в истории живописи, и совсем незнакомое русскому читателю. Но в конце XIX века она была очень популярной, а нежные портреты-миниатюры её работы заказывали монаршие семьи.
Как это часто бывает, первыми внимание на миниатюры Амалии обратили дамы полусвета – французские и британские театральные актрисы. Они сделали ее портреты модными. Вслед за ними начали поступать заказы от состоятельных американок из семей Астор и Вандербильт, а уже после Консуэло Вандербильт, герцогини Мальборо, миниатюры у Амалии заказали принц и принцесса Уэльские – будущие король Эдуард VII и королева Александра.
В 1899 году художница получает заманчивое предложение из России - от Великой княгини Марии Павловны-старшей, супруги Великого князя Владимира Александровича. От таких заказов не отказываются, и Амалия, спешно пересекла океан, чтобы в марте 1899 года оказаться в Петербурге. Знания о России у художницы были очень спутанные и по большей части основанные на нелепых байках о вечной зиме и бродящих по улицам городов медведях. Медведей Амалия на улице так и не встретила, а вот мартовские дни в Петербурге совершенно не были похожи на весну: «Там еще царила зима, и воздух был наполнен мелким снегом, что делало город несколько мрачным».
Но рассуждать было некогда – Амалию уже ждали во дворце Великого князя Владимира. Взглянув на Великую княгиню, Амалия сразу захотела написать её окутанной легким газовым шарфом так же, как писали век назад королеву Пруссии Луизу. Поделившись мыслями с Марией Павловной, Амалия её очень позабавила – ведь еще никто прежде не отмечал её сходства с королевой Луизой – её прабабушкой.
На следующее утро после этого приема должен был состояться первый сеанс позирования у Великой княгини, но его пришлось перенести – к Амалии прибыл посыльный из Зимнего дворца с письмом, в котором Императрица Александра Федоровна приглашала ее во дворец. Царица видела ранее репродукции миниатюр Амалии и узнав, что художница прибыла в Петербург, намеревалась заказать у неё миниатюру. Растерявшись, Амалия посоветовалась с Великой княгиней, но Мария Павловна сказала, что заказ Царицы важнее и потому его нужно сделать в первую очередь, она же может немного подождать.
Экипаж доставил Амалию Кюсснер в Зимний дворец, где её уже ждала Государыня. Впоследствии Амалия будет так вспоминать об этой встрече: «У двери большой гостиной стоял нубиец в национальном костюме, вооруженный многочисленными мечами. В центре гостиной стояла царица и, казалось, ждала меня. Она протянула руку и поприветствовала меня так же любезно и просто, как это сделала Великая княгиня. Воистину, величайшие из тех, кого я знала, всегда были самыми добрым и простыми. Она была одета очень просто, в красивое чайное платье, какие в те года любая молодая жена и мать носили дома. Единственными её украшениями были серьги с крупными жемчужинами и кольцо с великолепным звездным рубином».
Амалии и ранее доводилось видеть фотографии и портреты Александры Федоровны, но впоследствии она признавалась, что ни одно изображение не дает точного представления о красоте русской Императрицы. «Возможно, это связано с тем, что большая часть её красоты исходит от изысканного оттенка её лица и тонкого очарования, которое невозможно изобразить и непросто описать» - предполагала Амалия.
В своих воспоминаниях Амалия дала интересное описание облика Государыни: «Она очень высокая и стройная, прекрасно сложена. Её черты почти греческие по своей правильности, и естественное выражение её лица сразу поразило меня своей необыкновенной задумчивостью и томительной печалью, которая никогда не исчезала, даже когда она улыбалась. Её волосы поразительно красивы и пышны, длинные, густые, блестящие, золотисто-коричневого оттенка. Глаза у нее большие, мягкие, сияющие, серо-голубые, с длинными ресницами, и я написала их опущенными, потому что она так застенчива, что почти никогда не поднимает глаз без румянца. Несмотря на эту застенчивость, Царица впечатлила меня чем-то более глубоким и серьезным, чем просто восхищение красивой, грациозной женщиной. Трудно определить, каким именно было это впечатление, но его можно назвать величием из-за отсутствия более подходящего термина; всё это время я чувствовала, что мне выпала большая честь находиться в её присутствии, хотя никто не мог быть добрее или проще во всем, что она говорила и делала».
К сеансу приступили на следующее утро. Он проходил в сиреневом будуаре Императрицы в Зимнем дворце. «Это была изысканная комната, очень женственная и индивидуальная. Я никогда не видела ничего подобного. Основным цветом был сиреневый - в роскошных шелковых драпировках на стенах, мягких ковриках на полу, шторах на окнах, покрывалах, подушках, рамах картин и даже в самих картинах - везде была лиловая нота. По всей комнате стояли заполненные прекрасными лиловыми орхидеями вазы».
Но времени на восхищение было не так много. Царица тотчас же принялась позировать. Она замерла и неподвижно просидела целый час ничем не отвлекая художницу от работы. Когда сеанс близился к завершению, за дверью послышался щелчок шпор и шаги. Государыня подняла глаза, улыбнулась, её щеки покрылись румянцем и она сказала: «Император идет».
Император произвел на Амалию очень сильное впечатление: «В его внешности было что-то, от чего перехватывало дыхание и сильнее билось сердце. Он был спокоен и прост, глядя прямо на меня уверенными, ясными, добрыми глазами. В тихом достоинстве его осанки тоже была какая-то величественная грация. Прежде всего, он выглядел добрым - в его глазах, в его лице, в его голосе была доброта; доброта сквозила в каждом нежном движении его легкой фигуры. Говоря о молодости и нежности Императора, я не имею в виду отсутствие силы. Вряд ли вопрос о физической храбрости может появиться в любом королевском деле, поскольку личное бесстрашие является частью воспитания монарха и это присуще королевской крови. В его прямом взгляде и его искреннем голосе чувствовалась духовная сила. Моему возбужденному воображению он казался человеком полностью осознающим вес своей судьбы и несущим тяжелое бремя с большим спокойствием».
Это первое приятное впечатление только усилилось, когда Император пожелал, чтобы Амалия сделала миниатюру и для него и начал ей позировать. Если Государыня во время сеансов сидела неподвижно и молча, то Государь предпочитал беседовать со своей американской гостьей. «Я помню, что одной из первых тем, на которую мы беседовали, была наша война с Испанией, которая была тогда у всех на устах. Меня удивило то, насколько глубоко он понимал американские чувства, насколько ясно он видел нашу точку зрения и как он был знаком с именами и карьерой каждого известного американца. Он выразил свое восхищение нашим национальным независимым характером и мнением. Мне запомнилось, как он сказал: «Вы, американцы, никогда не беспокоитесь о том, что думают другие народы». Он также говорил о ведущих американских газетах, показывая, что хорошо знаком с ними, и я случайно узнала, что вся пресса, которая касается России или Императорской семьи, попадает в его личный кабинет. Зная об этом, я всегда смеялась над заблуждением о том, что царя держат в неведении об общественном мнении и текущих событиях. Он говорил на любую тему свободно и естественно… Только однажды я почувствовала, что передо мной был Великий Белый Царь Всея Руси, а не обычный человек. В тот раз я упомянул Сибирь, с той ноткой ужаса, с какой американцы, обычно говорят об этом крае террора, поспешно добавив, что это, должно быть, самое тоскливое место, потому что там так холодно и пусто. Император говорил быстрее, чем обычно, и сказал, что напротив, Сибирь - красивый, плодородный край, зеленый и цветущий летом, с бездонными золотыми и бирюзовыми шахтами под богатой почвой».
Пока Амалия выполняла заказы Императорской семьи, в Петербург наконец пришла весна, Россия готовилась к Пасхе. Увидев несколько раз во время сеанса маленьких великих княжон Ольгу и Татьяну, Амалия была так ими очарована, что попросила у Государыни позволения преподнести девочкам пасхальный подарок: «Императрица с радостью согласилась, и я отправила им проволочную клетку в виде большого яйца. Проволока была обвита цветами, а внутри цветочной клетки был живой белый воробей. Когда в следующий раз я увидела Императрицу, она сказала мне, что девочки, впервые увидев птицу, были так взволнованы, что выпустили её из клетки, и не успокаивались, пока Император не поймал её и не отправил обратно в клетку».
Сделав портретные миниатюры для Императорской четы, Амалия возвратилась к заказу Великой княгини и, как и планировала, написала ее окутанной в легкий шарф. Кроме того, Амалия выполнила миниатюру для дочери Великой княгини, прекрасной Великой княжны Елены Владимировны, которая через несколько лет вышла замуж за принца Николая Греческого.
Выполнив все миниатюры, Амалия отправилась в США. Приезжать в Россию ей больше не доводилось. Шло время, в 1905 году европейская и американская пресса начала выливать на Императорскую семью немыслимое количество грязи. Амалия, читая о «кровавом и жестоком» Царе всегда очень удивлялась и недоумевала – ведь она знала этого человека лично и не могла сказать о нем ни единого дурного слова. К тому же, находясь в России, она замечала, что простые люди любят своего Царя и прекрасно к нему относятся.
Свои воспоминания о поездке в Россию и знакомстве с Императорской семьей она опубликовала в 1906 году в Century Magazine. Это был своего рода ответ на немыслимое количество грязи и небылиц о Романовых, захлестнувших прессу. К сожалению, этот слабый голосок истины остался почти незамеченным – как выразились бы сегодня, Амалия была «не в тренде».
Амалия Кюсснер Кудерт умерла в 1932 году. Судьба написанных ею для Императорской семьи миниатюр остается неясной. К сожалению, сейчас мы можем созерцать только их черно-белые репродукции. Где находятся сами миниатюры - не известно. Возможно они пылятся в запасниках одного из музеев или осели в частных коллекциях, а может быть и так, что нежные миниатюры тонкой работы были раздавлены грязным большевицким сапогом еще в роковом 1917 году, когда пьяные толпы хозяйничали в Императорских дворцах…
Елизавета Преображенская
Русская Стратегия
|
