Краткий 75-дневный период второй попытки установления советской власти в Крыму в годы Гражданской войны продлился с апреля по июнь 1919 г. Принято считать, что это время характеризуется относительной «мягкостью» установленного режима и его репрессивной политики.
Сегодня можно смело утверждать, что это утверждение, как минимум, спорно.
Подтверждение тому – материалы Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков, хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ). После того как регион перешел под контроль Вооруженных сил Юга России (ВСЮР), новые власти немедленно провели опрос очевидцев и иные следственные действия. В результате получен обширный фактический материал, свидетельствующий о многочисленных проявлениях террора и криминала со стороны коммунистов.
Демонстрация в Крыму. 1919. Фото из книги «Крымский щит России» (Симферополь, 2019).
Передовые части Красной армии вошли в Симферополь 11 апреля 1919 г. Случилось это вечером, однако уже «с часа дня около окружного суда начали группироваться делегации профессиональных союзов с красными знаменами. Гоголевская ул. от угла Пушкинской до поворота к мечети на Бетлинговской ул. была густо запружена народом: шествие направилось к вокзалу, имея в голове и в середине по оркестру музыки. Тротуары, окна, трамвайные столбы и заборы — все было усеяно гражданами и гражданками города. Вблизи вокзала на площади, прилегающей к Евпаторийскому шоссе, вооруженными отрядами было построено каре. Правая сторона Вокзальной ул. была предоставлена для делегаций, которые выстроились шпалерами; в центре каре были размещены два автомобиля с представителями Военно-революционного комитета и политических партий. К 5 час. на Евпаторийском шоссе показались конные солдаты Красной Армии. Громкое «ура» заглушало «Интернационал». Первая сотня советских войск, салютуя профессиональным союзам и населению, восторженно встречавшим их, остановилась рядом с автомобилем. Прибывшему отряду были принесены приветствия и поздравления от коменданта города, Военно-революционного комитета, совета профессиональных союзов, амнистированных политических, Областного комитета коммунистической партии. Все приветствия покрывались восторженным «ура» и «Интернационалом». После приветствия автомобили с делегациями направились мимо профессиональных союзов, за ними ехали раненые солдаты Красной Армии, отряд советских войск и, в строгом порядке, делегация профессиональных союзов. Шествие тянулось по Вокзальной и Екатерининской улицам. После прибытия в город отряду был предложен обед и квартиры. Все время, пока продолжалась встреча советских войск, соблюдался полный порядок и организованность. Рабочие города Симферополя показали, насколько они сильны своей внутренней спайкой и проникнуты стремлением к порядку»[i].
Красные в Симферополе
В отличие от предшествующего периода (1918 г.), красные прибыли «с готовой организацией». Вместе с войсками «прибыли военно-революционный штаб, комиссары, коменданты, чрезвычайки, следователи и сотрудники чрезвычаек и т.п. лица»[ii]. Находясь в городе, они пополнили свои учреждения местными жителями.
Приход большевиков жители города поначалу встретили с воодушевлением и надеждой. Но вскоре были разочарованы.
Сразу «на головы обывателей посыпались всевозможные декреты»: о национализации земли, банков, аптек, фабрик, заводов, частных школ, учете мебели, музыкальных инструментов, нот, пишущих и швейных машин и конфискации всего имущества лиц, которые отсутствовали в городе и «не явились сюда в течение 10 дней». Одновременно начались обыски оружия, «сопровождавшиеся не всегда, но во многих случаях – грабежами», аресты и реквизиции[iii].
По мнению армейского руководства, гражданская власть и население должны делать все для удовлетворения повседневных нужд армии: ее нужно кормить, одевать, лечить, снабжать деньгами, рыть окопы.
Имущие горожане были обложены контрибуцией, за неуплату которой сажали в тюрьму. Оставленные квартиры реквизировались для нужд советских учреждений[iv].
Широкое распространение получила принудительная мобилизация «буржуазии», вне зависимости от состояния здоровья, пола и возраста, на проведение работ «для помощи фронту»: строительство земляных укреплений, рытье траншей и окопов. Для поддержания «трудовой дисциплины» при этом нередко применялись телесные наказания. С целью заполучить в свое распоряжение и в необходимом количестве рабочие руки, власти нередко устраивали облавы. Поэтому, чтобы попасть в число отбывающих трудовую повинность, достаточно было просто случайно оказаться в неподходящем месте и в неподходящее время.
Первоначально «буржуев» ловили на улицах, однако затем стали собирать по квартирам. С этой целью домовые комитеты должны были передавать властям списки лиц в возрасте от 18 до 45 лет, отнесенных к непролетарским слоям населения. На практике, однако, в числе мобилизованных на принудительные работы оказались даже 80-летние старики. При этом известен случай, когда за невыполнение поставленной перед ними задачи пьяный матрос избил двоих пожилых братьев нагайкой[v]. Другой симферополец, занятый на работах по доставке артиллерийского орудия из казарм на вокзал, был избит нагайкой за то, что не смог поднять ящик с патронами[vi].
Вопиющий случай произошел в первый день Пасхи, когда большую группу женщин и девушек из числа интеллигенции отправили на работы по уборке казарм. При этом им не разрешили переодеться, заставив работать в пасхальных нарядах, а затем, когда одна из женщин вымыла пол, «кто-то из большевиков намеренно загадил его, совершив на полу естественное отправление, после чего заставил ее руками выбросить экскременты, несмотря на ее просьбы позволить ей взять лопату»[vii].
Девушки и молодые женщины также становились объектом сексуальных домогательств. Наравне с мужчинами их также заставляли трудиться на тяжелых работах, например, погрузке вагонов[viii].
Группа командиров Крымской Красной армии
Приведенные выше нелицеприятные факты дополняют показания 19-летней студентки юридического факультета Таврического университета Татьяны Романовской:
«Во время последнего пребывания большевиков в гор. Симферополн ими были установлены принудительные работы для всех не состоящих в профессиональных союзах, для женщин в возрасте от 18 до 40 лет, для женщин в возрасте от 18 до 40 лет, возраст мужчин я не помню, причем женщины, имевшие детей моложе трехлетнего возраста, освобождались. В первый день праздника Св. Пасхи – 7-го апреля 1919 года (по новому стилю – 20 апреля – Д.С.), только я кончила разговляться со своими двумя подругами Софьей Аркадьевной Хохловкиной и Викторией Яковлевной Сенченко, раздался стук в дверь и появилось три милиционера, которые потребовали, чтобы мы все три отправились в 5-й Комиссариат, помещавшийся во дворе при гостинице «Астория» около вокзала железной дороги, причем взяли бы с собой половые ведра и тряпки. Пока мы разыскивали ведра, которых у нас не было, милиционеры ругались, торопили нас и не дали нам даже возможности переодеться, т< ак>. что мы были вынуждены отправиться в праздничных платьях. Это было 9 часов утра. Дорогой милиционеры должны были заходить в другие дома, чтобы привлекать других на принудительные работы и отправили нас одних. Когда мы подошли к гостинице «Астория» мы зашли в нее, чтобы узнать куда идти дальше. Здесь нас встретил какой-то пьяный солдат, который заявил, что мы должны остаться в помещении «Астории» для производства работ и приказал нам пройти в соседнюю комнату, где и обождать. В комнате стоял стол, на котором были остатки от закусок, бутылки из-под вина и т<ому>. под<обные> следы пиршества.
Когда моя подруга хотела пройти в комнату, солдат вынул ключ из двери и мы, боясь, что нас запру, заявили, что подождем во дворе. Там мы прождали часа два, а затем нам приказали вымыть пол в комнате, где нас принимал солдат. Из эпизодов, которые с нами произошли в то время, когда мы находились на работе могу рассказать следующее: по приходе нашем в «Асторию» моя подруга Хохловкина заявила солдату, что она знает, что ходить на работы принуждают евреи. Находившийся тут же второй человек, по-видимому помощник комиссара – еврей по национальности (солдат был комиссаром), раскричался на нее и в конце концов заявил, что Хохловкина будет арестована, если скажет хоть одно слово против евреев. Далее, во время моего разговора с солдатом, когда я протестовала против принуждения к работам и удивлялась почему нам не предоставляют места в канцелярии, солдат приблизился ко мне, а к Хохловкиной какой-то матрос и оба они обещали предоставить нам места в канцелярии, если мы выпьем с ними вина и будем затем некоторое время встречаться с ними. Вообще нужно сказать, что с молодыми женщинами они были любезны, назначали их на более легкие работы, а над пожилыми они издевались страшно, хотя и не были. Особенно издевались они над полными и старыми женщинами, назначая их в то же время на более тяжелые работы.
Когда мы пришли в помещение «Астории» мы не знали, кто там находится, но впоследствии узнали, что там помещается какое-то военное учреждение, кажется подводное плавание. До 5-го Комиссариата мы так в тот раз и не дошли и только видели как оттуда повели человек двадцать мужчин и женщин – стариков и молодых, которых отправили на железную дорогу мыть вагоны. После этого случая меня привлекли тем же порядком через милицию к принудительным работам еще пять раз, но новых издевательств не производили»[ix].
В борьбе с произволом военных гражданские власти были бессильны, и только фиксировали характерные проявления, информируя о них центральные органы.
Красная гвардия в Симферополе. 1919. Фото из книги «Крымский щит России» (Симферополь, 2019)
«Войсковые части прямо на вокзале забирали прибывающие хлеб, сахар и бензин, зачастую предназначенные для города», — докладывал заведующий финансовым отделом совнархоза Абрам Галлоп на заседании Симферопольского Ревкома[x].
«В Симферополе, - сообщал в ЦК РКП (б) Украины член крымского обкома Моисей Шустер, - одним красноармейским отрядом был окружен один из небогатых районов города (преимущественно еврейский), красноармейцы забирали все что им понравилось»[xi].
В свою очередь, советская пресса предлагала обывателям набраться терпения.
«Нам некогда думать о мирном строительстве, — сообщала своим читателям 20 мая 1919 г. газета «Таврический коммунист». — Все силы сверхчеловечно напряжены для войны…» [xii]
Понятно, что в такой обстановке ни о какой созидательной работе, налаживании производства, повышении качества жизни не могло быть и речи.
В занятых крымских городах создавались территориальные подразделения Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). Для ее организации на полуостров прибыл инструктор Всеукраинской чрезвычайной комиссии И.В.Дурандин. Вскоре была образована Таврическая губ. ЧК, которая работала в Симферополе. Кроме нее, на территории полуострова действовали 6 прифронтовых ЧК и несколько особых отделов[xiii]. А уже 14 апреля (т.е. спустя всего 3 дня после вступления красных войск в Симферополь) была образована Крымская республиканская комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем на полуострове (КрымЧК)[xiv]. Одновременно были созданы городские и уездные ЧК. Как и в других регионах страны, контролируемых большевиками, в задачи крымских чекистов входила ликвидация «контрреволюционных заговоров», они должны были обеспечить выполнение распоряжений советских органов власти, «не останавливаясь перед применением насилия»[xv].
15 апреля 1919 г. на заседании коллегии Таврической губ. ЧК крымские чекисты распределили между собой основные обязанности, а также обратились к Симферопольскому ревкому с просьбой выдать в распоряжение ЧК 20 тыс. рублей для расходов на укомплектование штата. Тогда же было принято решение о формировании при ЧК отряда в 60 человек, набранных только по рекомендации профессиональных и политических организаций, а также членов коллегии ЧК [xvi].
Последующие заседания коллегии также были посвящены в основном кадровым вопросам. Руководство и состав комиссии неоднократно менялись. Так, на проведенных шести заседаниях (с 14 по 30 апреля 1919 г.) председатели ЧК переизбирались четыре раза. Менялись и заведующие отделами[xvii].
Бойцы Красной армии в Крыму. 1919. Фото из книги «Крымский щит России» (Симферополь, 2019)
На первых порах местную ЧК (ставшую впоследствии губернской) возглавил вышеупомянутый И. Дурандин, а вскоре председателем утвердили Купайгородского[xviii].
22 мая 1919 г. Таврическая губ. ЧК была упразднена и влита в Особый отдел (ОО) при Реввоенсовете (РВС) Крымской Красной армии. Фактически ликвидация губернской ЧК затянулась до начала июня 1919 г. С 22 мая 1919 г. ОО при РВС Крымской Красной армии стал республиканским органом по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности[xix].
Арестованных по обвинению в контрреволюции заключали под стражу в Особом отделе, который «наводил на всех ужас»[xx]. Местом заключения стали подвальные помещения домов №2, принадлежащего Стацевичу, и дома № 9, принадлежащего Безчастному, расположенные по улице Суворовской[xxi].После того как красные оставили город, 17 июня 1919 г. члены деникинской Особой комиссии осуществили визуальный осмотр подвалов, о чем составили протокол.
Подвал дома Стацевича был «расположен по длине всего дома, выходящего фасадом на улицу. Вход в подвал со двора по каменной лестнице, в начале которой деревянные двери, а в конце – полустеклянные. Глубина подвала около 1 ½ саженей, длина 6 саженей и ширина, одной половины подвала 3 сажени и другой 5 ½ саженей. На высоте сажени от уровня бетонного пола галерея 5 окон длиною 5 четвертей арш<ин> и шириной 8 вершков каждое, причем три из них выходят на улицу, и два во двор. Окна расположены (над самой землей) на уровне земли. В подвале имеются два фундамента для печей и два стояка, поддерживающих пол квартиры.
На полу находятся две кучи мусора из остатков соломы, сенной трухи, обрывков бумаг и книжек, там же находятся несколько старых ящиков, два матраца и каменные плиты, последние разложены вдоль стен»[xxii].
Подвал в доме № 9 располагался «под холодным дровяным сараем, расположенным под одной крышей с кухней дома, которая примыкает непосредственно к самому дому. Вход в подвал находится в сарае, где имеется люк с подъемной крышкой и ведущая в подвал узкая и крутая деревянная лестница. Длина подвала 7 ½ аршин, ширина 4 ½ аршина и глубина от уровня пола сарая 1 сажень. Пол земляной. На уровне земли в подвале имеется одно окно длиной 5 четвертей и высотою 8 вершков. Воздух в подвале холодный сырой и затхлый. По стенам подвала видны следы сырости. На полу сарая валяются остатки досок и кадушек и разного мусора. По своему устройству подвал может быть назван ледником, хотя помещения для льда в нем и нет»[xxiii].
Заключенные в подвал люди спали на полу «без всяких приспособлений для спанья, или сидя на ступенях». Спать большинству приходилось сидя. Питание арестованных состояло из чая, который давали утром и вечером, и фунта хлеба в день на человека[xxiv]. Сидя в подвале, люди подвергались издевательствам. Кроме того, пребывание в столь неблагоприятных условиях отрицательно сказывалось на их самочувствии. Так, один из арестантов, товарищ прокурора Туримов после освобождения стал «совершенно болен, т.к. туберкулез у него значительно обострился»[xxv].
Многие из арестованных проводили в заточении по 2-3 недели без допроса и предъявления к ним обвинения. Трое полковников, которых оправдал военно-революционный трибунал, после этого просидели в подвале еще месяц.
Неудивительно, что после перевода арестантов в тюрьму последняя «казалась им раем»[xxvi].
В период своего пребывания в городе красные арестовали нескольких православных священников – Сердобольского, Назаревского, Николая Мезенцева и неназванного симферопольского архимандрита. За исключением Мезенцева, «который был арестован безо всякой причины», батюшек арестовали «за проповеди». Впрочем, попытка ареста Сердобольского потерпела неудачу, встретив отпор со стороны прихожан[xxvii].
Дела арестованных по обвинению в контрреволюционной деятельности велись двумя судебно-следственными комиссиями. Одна функционировала при Особом отделе, вторая – при трибунале. Если первая не находила возможности освободить арестованных без суда, их дела передавались во вторую комиссию.
Как показал допрошенный в качестве свидетеля присяжный поверенный Георгий Доценко, во главе отдела стоял «какой-то Давыдов (фамилия вымышлена), как говорили, бывший каторжанин; в числе же сотрудников Давыдова был еврей-бандит Зборский, который был приговорен к расстрелу за бандитизм самими же большевиками, но за выдачу 400 бандитов, из коих 200 были расстреляны, помилованный. Следователями были Егоров – взяточник, занимавшийся незаконными реквизициями при обысках и самими же большевиками посаженный за это в тюрьму, но ввиду желания отправиться на фронт, освобожденный оттуда; еврей студент Горский; матрос Пархоменко, человек малограмотный и несколько других лиц. Бывшие же до отдела чрезвычайки состояли главным образом из евреев»[xxviii].
Далее тот же свидетель показал, что многих арестованных освобождали за взятки[xxix]. Таким образом, аресты были доходным и прибыльным делом.
Расстрелов в городе в этот период «было, по-видимому, меньше». Так, согласно показаниям священника Новокладбищенской Всехсвятской церкви Стефана Шпаковского, в метрической книге церкви значатся имена двух убитых: супружеской четы Меченко, которые были убиты матросами за караимским кладбищем. По той же метрике значатся убитыми еще несколько человек, но обстоятельства их гибели неизвестны[xxx].
В целом насилие и произвол в Симферополе в рассматриваемый период проявлялись преимущественно в виде реквизиций и обысков, которые производили военные власти. На этом фоне деятельность органов ВЧК прослежена мало, чего нельзя сказать о других городах.
Дмитрий Соколов
Русская Стратегия
[i] Владимирский М.В. Красный Крым 1919 года. — М.: Издательство Олега Пахмутова, 2016. – С.22
[ii] ГА РФ, ф. р470, Оп. 2, д. 89. - Л.8
[iii] Там же. - Л.9
[iv] Там же.
[v] Там же. – Л.9-10
[vi] Там же. – Л.10
[vii] Там же.
[viii] Там же. – Л.13
[ix] Там же. – Л.24-25
[x] Владимирский М.В. Указ. соч. – С.63
[xi] Там же. – С.65-66
[xii] Вьюницкая Л.Н., Кравцова Л.П. Дорогами революции: Путеводитель. Симферополь: Таврия, 1987. - С.67
[xiii]Скоркин К.В. На страже завоеваний Революции. История НКВД-ВЧК-ГПУ-РСФСР. 1917–1923: Монография. М.: ВивидАрт, 2011. - С. 845
[xiv]Брошеван В.М. Симферополь: белые и темные страницы истории (1918–1945 гг.). Историко-документальный хронологический справочник. Симферополь: ЧП ГУК, 2009. - С.24
[xv]Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Крым в период Великой Октябрьской социалистической революции, иностранной интервенции и Гражданской войны (1917–1920 гг.). - Симферополь: Крымиздат, 1957. - С. 171
[xvi]Ишин А.В. Проблемы государственного строительства в Крыму в 1917-1922 годах – Симферополь: ИТ «Ариал», 2012. – С.109-110
[xvii]Крымский щит России – Симферополь: Н.Орiанда, 2019. – С.15
[xviii] Владимирский М.В. Указ. соч. – С.210
[xix] Скоркин К.В. На страже завоеваний Революции. Местные органы НКВД-ВЧК-ГПУ РСФСР. 1917-1923: Справочник. - М.: ВивидАрт, 2010. – С.396
[xx] ГА РФ, ф. р470, Оп. 2, д. 89. – Л.29
[xxi] Там же. - Л.10, 40
[xxii] Там же. - Л.40
[xxiii]Там же.
[xxiv] Там же. – Л.10
[xxv] Там же. – Л.29
[xxvi] Там же. – Л.10
[xxvii] Там же. – Л.30
[xxviii] Там же. – Л.10-11
[xxix] Там же. – Л.11
[xxx]Там же. – Л.33
|
