России присуща медлительность темпа жизни и заторможенность в политических преобразованиях. Как правило, подобные преобразования происходили не потому, что они целесообразны, соответствуют запросам «духа времени» и принесут очевидную пользу всему обществу, а скорее совершаются, как уступка давно назревшей необходимости и потому зачастую воспринимаются правящими слоями, как неотвратимое наказание за прежнюю беспечность, а социальными низами, как тяжкое возмездие правителям  за былые прегрешения.  Преобразования всегда идут «со скрипом», с великими муками и малыми радостями. По крайней мере, на полвека Россия запоздала с отменой крепостного права, которое губительно тормозило формирование сплоченной нации. РПЦ, насчитывающая огромное число приходов, монастырей и прочих Божьих обителей, все никак не могла обрести своего патриарха. А выдающиеся промысловики, судовладельцы, строительные подрядчики, фабриканты, составившие за несколько десятилетий многомиллионные состояния, по-прежнему числились людьми третьего сословия. Обратной стороной медлительности и заторможенности общественно-политической жизни являлось возникновение тайных обществ и кружков, в которых обсуждались самые радикальные перемены в стране. Наиболее распространенными среди подпольных сообществ были анархические организации. И в период, когда многоплановые реформы стали все же осуществляться, по империи прокатилась волна террористических актов, преимущественно инициированных анархистами.
Складывалось впечатление, что Россия пребывает в зоне постоянного неблагополучия. Когда власть бездействует, то все общество молчит и копит недовольство. Когда проводит  полезные преобразования, то пробуждаются безумцы, которые нападают на столпов общества с бомбами и пистолетами в руках. С одной стороны во всем греко-христианском мире происходила постепенная смена аристократической культуры на культуру мещанскую и Россия, как часть этого универсального мира, не могла не быть подвержена определенным трансформациям, затрагивающим как социально-политические, так и этико-моральные аспекты жизни общества. С другой стороны, вполне конкретных преобразований давно ждали, но они не происходили, а когда начались, то наиболее нетерпеливым и пылким натурам казалось, что эти преобразования в силу своей медлительности проводятся властями только для отвода глаз. Эволюционный путь развития общества эти нетерпеливые натуры уже никак не устраивает, а радикально-революционный путь им представляется наиболее предпочтительным. Завороженные расплывчатыми видениями грядущей жизни, эти мечтательные и решительные люди вполне сознательно и самоотверженно пускались во все тяжкие, обрекая себя на заточение в казематах, ссылки в дальние холодные края или на казни.
Примечательно, что в качестве видных представителей мирового анархического движения выступали русские аристократы: М.Бакунин, Л.Толстой, П.Кропоткин. В других странах вождями анархизма обычно становились представители социальных низов, по вполне понятным причинам недовольные тогдашними порядками в обществе. Тяготение отдельных представителей русской аристократии к анархизму наглядно показывало могущественное обаяние идеологических концептов, способных отколоть от массива правящего слоя такие глыбы, как Л.Толстой, который являлся вторым по влиятельности человеком после государя императора  во всей Российской империи.
Знаменитый писатель и мыслитель прозорливо усматривал все пагубы насилия, используемого в качестве противодействия всем существовавшим тогда «свинцовым мерзостям жизни» и предлагал обществу вернуться к образу жизни первых христиан, чтобы заново пережить всю историю. Он полагал, что иерархическая структура общества должна упроститься и вместо того, чтобы тесниться в душных городах – рассадниках порока, людям полезнее равномерно расселиться по земле, обуздать свои потребности и  жить плодами своих трудов. Он находился в ссоре с Двором, с прелатами РПЦ, не любил националистов и терпеть не мог феминисток.
П. Кропоткин, человек энциклопедических познаний, потомок Рюриковичей, имел все шансы для того, чтобы вращаться в высшем обществе Российской империи, но предпочел судьбу отщепенца. Он не избежал тюремного срока и в основном проживал за границей, на окраине Лондона, занимаясь не только написанием трудов посвященных анархизму, но и просветительской деятельностью среди эмигрантской бедноты, прибывающей в Англию из Восточной Европы. На исходе 70-х годов XIX в. мутная волна террора унесла с собой жизнь его кузена, который служил в Харькове губернатором: тот погиб от выстрелов одесского еврея, примыкавшего к народовольцам. Убийство близкого родственника  террористом никак не сказалось на мировоззрении П.Кропоткина. Наоборот, своими выступлениями и лекциями, а также издаваемыми брошюрами, он оказал огромное влияние на распространение анархических идей, как в Европе, так и в Северной Америке.  
Несмотря на то, что М.Бакунин сумел сплотить разрозненные анархические кружки в различных странах в единое общественно-политическое течение и являлся организатором I интернационала, этот яркий революционер не пользовался популярностью в среде марксистов, потому что откровенно презирал евреев, включая Маркса. А вот граф Л.Толстой и князь П.Кропоткин совершенно индифферентные к евреям, станут для марксистов знаковыми фигурами, потому что всей своей деятельностью убедительно показали, что раскол в обществе возможен на основе столкновения идеологий, причем этот раскол способен затронуть не только широкие социальные слои, но и правящий имперский слой. Это наблюдение подтвердило свою правоту после того, как Габсбурги в союзе с  Гогенцоллернами рассорились с Романовыми и  Виндзорами и, несмотря на то, что все они находились в тесном родстве, затеяли широкомасштабную истребительную войну, дабы доказать свое верховенство в узком кругу августейших семейств.
Как уже говорилось выше, перспективы национально-освободительных движений от имперских властей приобрели огромную популярность в Европе и народы западных окраин Российской империи, конечно же, не могли оставаться в стороне от борьбы за свою независимость. Среди поляков и литовцев стремление к своему суверенитету было наиболее распространенным. Соответствующие брожения и бурления нарастали и в среде местечковых евреев, вследствие чего возникла националистическая партия Бунд с умеренным лозунгом: «Наша страна там, где мы живем!». К тому же до них стали доходить вести о деятельности марксистских  и сионистских организаций:   незамедлительно в их среде появились горячие сторонники этих организаций.
Разгром русской эскадры на Дальнем Востоке имел крайне неблагоприятные морально-психологические последствия, о которых в отечественной историографии не принято распространяться. Впрочем, поражение Российской империи в кратковременной русско-японской войне явилось полной неожиданностью для всего греко-христианского мира. Дело в том, что на протяжении предыдущих двух веков народы, относимые к белой расе, неизменно выходили победителями в вооруженных противоборствах с «цветными». Череда этих успехов в любых уголках планеты, вкупе с выдающимися достижениями европейцев в науках, искусствах, в промышленности и сельском хозяйстве, уже давно породили расистские концепты, весьма убедительные для той поры. И вдруг грянуло поражение от «косоглазых», «недомерков», «желтых морд» - каких-то япошек, прозябающих на окраине человеческой цивилизации. Презрительных эпитетов в адрес народа, создавшего самый восточный карликовый мир, напридумывали предостаточно.
Нетрудно представить себе, как всколыхнулись мстительные чувства у евреев, которые традиционно относились к выходцам с Ближнего Востока. т.е. к «цветным». Например, К.Маркс в молодости носил кличку «мавр» из-за смуглого оттенка своей кожи.   Местечковые евреи не могли скрыть своего ликования. Оказывается русских можно бить! Да еще как могут бить те, кого белые люди относят к «недомеркам»! И притом «недомерки» понесли всего лишь мизерные потери.
 Приведем некоторые статистические данные.
В ходе Цусимского сражения погибло и утонуло с русской стороны 5025 чел. а 7282 чел. попало в плен. Противник потерял всего 116 чел.
 На западных окраинах Российской империи, за «чертой оседлости» проживало около 5 млн. евреев. Эта весьма обширная территория примерно в 50 раз превосходит территорию современного Израиля, где ныне теснятся более  9 млн. жителей.  Но само наличие пресловутой «черты» просто физически мешало дышать всему пятимиллионному еврейскому массиву, томящемуся на западных окраинах империи. В центральных же губерниях России числилось не более четверти миллиона евреев, которые преимущественно селились в обеих столицах или в крупных промышленных и торговых центрах. В центральные губернии допускались так называемые кантонисты, которые проходили гарнизонную службу или являлись надсмотрщиками в тюрьмах, а после соответствующей выслуги лет, имели право остаться в центральной России вместе со своими семьями. Также царское правительство не препятствовало въезду в великорусские губернии купцам первой гильдии, врачам, инженерам, фармацевтам, дантистам, т.е. евреям, имеющим за плечами среднее или высшее образования или солидный капитал.
Вскоре после трагичного Цусимского сражения волна беспорядков прокатилась по всей огромной стране, и еврейская молодежь принимала в них самое деятельное участие. Это скандальная молодежь жаждала осквернять символы имперской власти и потому срывала и топтала трехцветные флаги, сбивала с фронтонов административных зданий двуглавых орлов и превращала гербы в жалкие осколки. Какой-нибудь наиболее ретивый «протестант» вырезал ножом на царском портрете лицо Николая II, просовывал в образовавшуюся дыру свою кудлатую башку: так и расхаживал на  манифестациях и демонстрациях. Евреи активно стремились войти и возглавить разного рода народные комитеты и советы, претендующие на то, чтобы стать полномочными органами «народной власти». Троцкий, Свердлов, Парвус уже тогда заявили о себе как принципиальные сторонники сокрушения империи. Евреи совершали каждое четвертое уголовное или политическое преступление в те годы, хотя их доля в численности населения империи составляла всего около 3%. Тезис «слабого звена в цепи империалистических держав» берет свои истоки в Цусимском сражении.
 Столыпин, Витте и многие другие высокопоставленные чиновники в своих частных записях отмечали, как резко повысился градус агрессивности еврейского населения, которое еще в конце XIX в. казалось весьма робким и законопослушным. И вдруг, точно по мановению волшебной палочки, многие евреи, особенно из молодых, преисполнились дерзости, перестали стесняться оскорбительных выпадов в адрес властей и стали проверять на прочность политическую конструкцию страны. Бурно росло и число еврейских бандитских шаек, контрабандистов, аферистов, сутенеров, а также добровольных пособников, так называемых революционеров и откровенных террористов. Это странное племя, веками прозябающее в распылении, точно услышало некий властный  зов, призывающий  к  испепелению всего того что их окружало.  
Необходимо отметить, что подавляющая часть политических активного населения страны настойчиво требовала демократизации властных институтов и сочувственно относилась к требованиям евреев отменить «черту оседлости», беспрепятственно получать университетское образование, избираться в органы управления и т.д. Глумления же над имперскими символами либерально настроенные великороссы списывали на «неизбежные издержки возмущенного народонаселения». В целом же весьма заметное участие евреев в беспорядках  летом – осенью 1905 г., а также в  революционных брожениях февраля-апреля 1917 г. вполне органично вписывалось в канву событий, предопределивших смену наследственной формы правления на выборную форму правления.
Начало Первой мировой войны вызвало потоки беженцев с западных окраин империи в центральные губернии: бежали поляки и литовцы,  малороссы и белорусы,  русины и евреи: можно сказать, что потоки перепуганных беженцев смыли «черту оседлости» даже не заметив этого. Как уже говорилось выше, царское правительство разрешало селиться в центральных губерниях евреям, обладающими определенными профессиями или солидным капиталом и, разумеется, состоятельные купцы, инженеры или врачи стремились закрепиться в русских столицах или в крупных городах. Вот туда и устремились местечковые евреи – к бывшим землякам, к дальним родственникам, к братьям по вере. Разумеется, «своих» евреи-горожане не отталкивали, но и не осыпали «дарами чудесными». Беженцы были вынуждены ютиться в подвалах, на чердаках, в лучшем случае во флигелях для прислуги, соглашались на любую работу, лишь бы получить средства к существованию. Такова участь всех беженцев. Конечно, десятки тысяч вынужденных переселенцев всех национальностей терпеливо ждали, когда же закончится эта растреклятая война, и они смогут вернуться к своим оставленным очагам. Но обещанная царским правительством быстрая победа над врагом заставляла себя ждать. Беженцы прозябали  в вопиющей тесноте, питались, чем попало, перемогались из последних сил. Своей одеждой, говором они заметно отличались от местного населения, которое также изнемогало от тягот войны. И вдруг вместо известия о долгожданной победе  в города России пришла новость о том, что царь отрекся от престола.
Незамедлительно, в  города и, особенно, в столицы с разных сторон стали накатываться волны «прирожденных марксистов»: из эмиграции, из поселений для ссыльных и тюрем, с окраин империи.  Стремительные метаморфозы происходили и с бывшими земляками и дальними родственниками, к которым прибились беженцы-евреи. Теперь эти бывшие земляки и дальние родственники запальчиво выступали на митингах, участвовали в демонстрациях, избирались в  какие-то советы и комитеты. Конечно, далеко не все себя так вели, но отдельные энтузиасты революционных подвижек проникали даже в органы управления столицами или становились влиятельными чиновниками в министерствах. А некоторые евреи изловчились получить офицерские звания и могли отдавать приказы подчиненным русским солдатам. Впрочем, мировую войну никто не отменял, и та продолжалась еще год после отречения царя.
Брестский мир был для всех беженцев долгожданным событием: многие тотчас же принялись собираться домой – туда, где их родина. Их ничуть не смущало то обстоятельство, что они теперь будут гражданами суверенной Польши или подданными германского кайзера, или Литовского королевства. Они предельно настрадались на чужбине и хотели вернуться  в свои края. Итак, поляки, литовцы, малороссы и белорусы вяжут узлы, пакуют чемоданы и сундуки, сбиваются в большие компании, чтобы сообща противостоять лиходеям и убираются восвояси. Также поступают и евреи, но далеко не все. На своих лицах они почувствовали освежающий ветер перемен, которые происходили в России. На их глазах марксисты захватили власть в столицах, и уже не единицы, а сотни бывших земляков и дальних  родственников мгновенно превратились в важных персон: стали комиссарами, сотрудниками ЧК, ответственными партийными работниками или пропагандистами. Марксисты хлопочут о «мировом пожаре», и от этого очистительного огня панически бегут, куда глаза глядят, аристократы и помещики, фабриканты и судовладельцы, бросая все свое имущество и свои дома на произвол судьбы. А бывшие земляки и дальние родственники, ставшие важными и влиятельными людьми, отнюдь не препятствуют  беженцам заселять эти особняки и пользоваться всем имуществом, убежавших  представителей паразитических классов. Как тут снова не вспомнить лозунг Бунда: «Наша страна там, где мы живем!». После октябрьского переворота этот лозунг вдруг обрел весьма конкретное и зловеще значение.
Для подавляющего большинства еврейских обывателей волею судеб оказавшихся в центральных губерниях России, Ленин становится новым Давидом, одним ударом, сразившим Голиафа, или «вождем мирового пролетариата» или гениальным политиком и стратегом, величайшим  зачинателем грандиозной социалистической революции. Ну что из того, что несколько месяцев тому назад уже произошла в стране буржуазная революция? То была всего лишь национальная русская революция, а теперь идет интернациональная, самая что ни на есть пролетарская. Да, среди лидеров большевиков нет ни одного заводского работяги, но зато все евреи, несмотря на свое социальное положение, являются сами пролетарскими людьми из всех пролетариев.
Впрочем, термин «большевики» относился к внутрипартийному сленгу, а официально это фракция принадлежала к социал-демократической партии. Просто члены той фракции слыли самыми демократичными людьми из всех демократов, и самыми социалистичными из всех социалистов. Чтобы стать своими в среде промышленных рабочих, многие лидеры той партии поменяли привычные шляпы  на потертые кепки. И держались они запанибрата со всеми своими соумышленниками и слушателями. Вот наш вождь – товарищ Ульянов, а вот – Свердлов, почти Сверлов.  Это – Троцкий, стоит добавить в его фамилию одну буковку и будет Троицкий. А  Стеклов потому и Стеклов, что не найти более прозрачного и честного человека. А этот ценнейший профессиональный революционер – Зиновьев. Все они выглядели простыми людьми, озабоченными лишь тем, чтобы хорошо жилось трудовому люду. И выступали они на митингах пылко, жарко  и вполне убедительно:
«Сейчас у вас ничего нет, кроме пары мозолистых рук. Все, что вокруг вас – дома и фабрики, железные дороги и шахты принадлежат эксплуататорам. А надо сделать так, чтобы все, все, все до последнего булыжника на мостовой принадлежало только вам».
Разумеется,  самая архисложная задача для «пламенных революционеров и борцов за свободу всех трудящихся» состояла в настоятельной  необходимости  стать «своими» среди не «своих».   Для этого и применялись псевдонимы, слова-перевертыши и раздвоение смыслов. Не все получалось гладко, далеко не все рабочие и крестьяне шли за замечательными лозунгами и страстными призывами сражаться за прекрасное будущее. И потому только внезапный вооруженный натиск на государственные институты мог привести большевиков к вожделенной власти.
После успешно проведенного октябрьского переворота в русских столицах, большинство евреев уверовали в то, что партия большевиков может делать все что угодно в этой стране. И не страшна даже гражданская война, потому что, чем сильнее хаос, в который погружается общество, тем вероятнее победа сплоченного этнического меньшинства, вооруженного верой в закон неизбежной смены общественных формаций.

Ю.Н. Покровский

Русская Стратегия