Доклад на научной конференции «Человек, общество и власть в годы «Русской Смуты» 1917-20-х годов. Память, осмысление, примирение».

Ялта, 13 ноября 2020 г.

Для Русской Православной Церкви в Крыму революции 1917 г. и последовавшее за ними лихолетье Гражданской войны являются временем больших потрясений. До ноября 1920 г. на полуострове сменилось несколько политических режимов, каждый из которых по-своему выстраивал взаимоотношения с духовенством и верующими. Но самыми бескомпромиссными были мероприятия советских правительств. Первые убийства православных священников, грабежи и осквернение храмов Таврическую епархию потрясли уже в конце 1917-начале 1918 г. Эти трагические события сегодня достаточно подробно исследованы. Также известно о судьбах тех пастырей, которые пострадали в ходе террора, захлестнувшего полуостров в начале 1920-х гг. Непродолжительный период «второго крымского большевизма» (весна-июнь 1919 г.) на этом фоне несколько выпадает из поля зрения историков. В целом считается, что, хоть неограниченное насилие и оставалось доминирующим принципом советской политики, репрессии в Крыму в это время были сравнительно «мягкими». Сегодня можно уверенно утверждать: такая оценка, как минимум, спорна. Подтверждением служат мероприятия, проводимые в отношении Русской Православной Церкви и ее служителей.

В основе настоящего доклада - документы Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков, хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ). Протоколы допроса свидетелей и пострадавших, акты осмотра позволяют составить следующую картину.

Официальные дискриминационные мероприятия в отношении Церкви в рассматриваемый период выразились в запрете преподавания Закона Божия в школах, запрете общей молитвы учащихся накануне и после занятий, удалении икон из учебных заведений.

Как и другие непролетарии, «духовные служащие церквей всех вероисповеданий» были зарегистрированы в качестве тылового ополчения[i].

При этом священники не чувствовали себя защищенными. Их квартиры обыскивали, а опрошенный в качестве свидетеля настоятель ялтинской Гимназической церкви памяти св. Григория Богослова, о. Иоанн Булгаков, поведал следующее. Однажды он стоял на балконе, а мимо проходило несколько красноармейцев. Один остановился и сказал: «здесь поп живет, надо бы его арестовать и расстрелять», на что другой возразил: «не стоит со всякой сволочью связываться»[ii].

Не все красноармейцы были столь сдержанными в своей «классовой ненависти».  Так, в апреле 1919 г., за несколько дней до наступления Пасхи, зверски убит настоятель храма великомученика Георгия Победоносца в Армянске, протоиерей Владимир Веселицкий. Священника отвели на пустырь, веревками привязали к столбу и стали подвергать мучительным пыткам. После многочасовых истязаний обезображенное тело духовного пастыря бросили на городской площади и запретили хоронить. Но православные жители Армянска нарушили этот запрет и на следующий день, перед заходом солнца, погрузили останки о. Владимира на телегу, укрыли от посторонних глаз травой и соломой и похоронили на городском кладбище[iii].

В Феодосии и ее окрестностях в рассматриваемый период были убиты заштатный диакон Матковский (расстрелян в лесу в умении генерала Хорвата «Имарет») и диакон Петр Иванович Ткаченко (5 апреля 1919 г. по приказанию командира карательного отряда зарублен на улице перед собственным домом в селении Кишлав (ныне – Курское)[iv].

Благочинный Евпаторийского уезда, о.Иоанн Сербинов приводит информацию об убийствах ряда православных священнослужителей в материковых уездах Таврической губернии: Днепровском, Бердянском и Мелитопольском. Так, в марте 1919 г. в Днепровском уезде убиты священники: Алексей Спасский, Василий Ерофалов, Евгений Попов, Павел Денежный, Алексей Дедович, Павел Войнарский, Иоанн Царевский, Андрей Самарский, Михаил Зеленкевич, Григорий Шарков. В числе убитых благочинный также ошибочно называет Иоанна Углянского, служившего в окрестностях Симферополя, который в действительности погиб годом раньше.

В селе Белозерка Мелитопольского уезда убит Никита Семаков, «над которым во время ареста издевались, наносили ему побои, водили его по селу, а затем убили». В Бердянском уезде расстреляны о. Василий Юхов, Дмитрий Кусковский, Павел Буцинский и в селе Нижней Рогачки – Виктор Писаревский (с ним расправились за то, что в 1918 г. восторженно встречал немцев). В селе Голая Пристань убит священник Александр Русаневич[v].

Православное духовенство страдало и в ходе упорядоченных репрессий, которые проводили органы ВЧК.

Так, по обвинению в связях с Добровольческой армией 23 апреля 1919 г. в Феодосии арестован протоиерей Кладбищенской церкви Алексей Богаевский. На квартиру к священнику прибыли двое матросов, которые отвели его под конвоем в местную ЧК, где батюшку заключили под стражу. Проведя ночь под арестом, под давлением прихожан, которые собрались у здания «чрезвычайки», о. Алексей наутро был освобожден[vi].

30 мая 1919 г. в Севастополе арестован епископ Вениамин (Федченков). Поводом для ареста стало то, что владыка, желая утешить нескольких женщин, чьи родственники якобы служили у белых (в действительности это были специально подосланные провокаторши), сказал им, что «скоро большевики уйдут»[vii].

Взятие Вениамина под стражу всколыхнуло верующих. У здания ЧК собралась толпа, которая требовала освобождения владыки. Горожан дважды разгоняли матросы, но это не заставило их отступиться. В количестве 1 тыс. человек верующие собрались в ограде Покровского собора, где в аудитории церковные активисты обсуждали возможность отправки делегации для ходатайства об освобождении епископа. Во время заседания в аудиторию ворвались двое матросов, которые «позволили себе возводить хулу на Бога, Матерь Божию и Св. Николая Чудотворца, прибавляя к матерной брани Имя Божие, или Имя Матери Божьей и Святителя Николая.

Ругаясь таким образом, матросы обвиняли собравшихся в устройстве заговора против советской власти и требовали, чтобы присутствовавшие разошлись.

Затем матросы стали избивать представителей Приходского Совета ручками от револьверов», лидера ранили довольно сильно, потом арестовали и увели с собою.  Выйдя затем к прихожанам, они потребовали, чтобы те разошлись и нескольких человек вскоре арестовали. 

«Дня через четыре арестованные были освобождены»[viii].

Приведенное выше свидетельство дополняют строки воспоминаний владыки, согласно которым, после разгона толпы «прихожане под председательством старшей сестры Владимирского собора, жены генерала П-ва, собрались в нижней церкви Покровского собора для выработки мер защиты. Но отряд «чрезвычайки» явился туда с саблями наголо (так это все потом рассказывали в городе) и разогнал их. А генеральше будто бы порезали даже руку. Порядок водворили. Однако этот протест народа не прошел напрасно. Начальство разрешило четырем представительницам прихода являться по утрам в «чрезвычайку» и осведомляться о моем состоянии.

Один из защитников вообразил, что мне уже переломали ноги и руки и увезли в Одессу на казнь. На этой идее он сошел с ума и был отправлен в лечебницу... Боюсь сказать сейчас, но, кажется, меня после возили к нему, чтобы он убедился в фантастичности своего воображения. И он оправился. Зато одна из четырех прихожанок-делегаток, посещавших меня в «чрезвычайке», скончалась от разрыва сердца. Так сохранилось в моей памяти. Генеральшу большевики после не трогали, и она скончалась мирно»[ix].

Епископ Вениамин провел в заключении восемь дней, затем его отпустили.

К сожалению, владыка не был единственным духовным пастырем, попавшим в руки ЧК. Как показал настоятель церкви Михаила Архангела при штабе крепости, протоиерей Михаил Папета, были арестованы настоятели трех монастырей: Херсонесского, Инкерманского и Георгиевского, вместе с братией «по несколько человек от каждого монастыря». Всего большевики арестовали до 30 монашествующих лиц[x].

Как показал очевидец, после ареста монахов он лично слышал, как один чекист просил другого «дать ему этих монахов, чтобы их приставить к стенке и расстрелять», но просьба не была удовлетворена[xi].

Аресты православных священников не обошли стороной и Евпаторийский уезд. Так, в селе  Бий-Орлюк (ныне - Орловка) арестован священник Петр Безабава, которому вменялось в вину то, что он одобрительно отозвался в частной беседе о Добровольческой армии. Батюшку привезли в Евпаторию, где несколько дней держали в ЧК, избивая и всячески глумясь (в том числе, вырывали из бороды волосы). При переводе в тюрьму священника облачили в рваный халат и остригли[xii].

 Как свидетельствует о. Иоанн Сербинов, «если только никто из священников г. Евпатории и уезда не был убит, то это объясняется тем, что сами же прихожане стояли на страже и не допускали никаких эксцессов. Вообще же к духовенству большевики относились пренебрежительно, враждебно и все время травили их, доказывая неоднократно, что всех священников нужно перебить. Два раза весь причт, предупрежденный о каких-то приготовлениях, должен был в ночное время прятаться, будучи охраняем прихожанами. Намеревались было в соборе устроить столовую, но, к счастью, этого не было»[xiii].

В Симферополе в рассматриваемый период также арестовали нескольких православных священников – Сердобольского, Назаревского, Николая Мезенцева и неназванного архимандрита. За исключением Мезенцева, «который был арестован безо всякой причины», батюшек арестовали «за проповеди». Впрочем, попытка ареста Сердобольского потерпела неудачу, встретив отпор со стороны прихожан[xiv].

Весьма многочисленными были попытки ограбления и осквернения православных святынь. Так, в Феодосии осквернен храм на военном кладбище, «где большевики, взломав замки на двери, прошли в храм и там похитили покров, а на престоле сделали надпись «да здравствует советская…», и разрезали иконы Спасителя и Божьей Матери». Также осквернен храм-часовня во имя Св. Ильи Пророка, совершено поругание храма во имя Архангела Михаила в селении Владиславовка. Там «разграбили все ценные священные и освященные предметы церковной утвари» (в том числе, святые дары из престола). Далее были похищены ковры, из которых сделали конские попоны. Жилище священника Константина Брянцева подвергли грабежу и разгрому, «вся квартира в целом была обращена в отхожее место»[xv]. Также упоминается греческий храм-часовня, расположенный за городом, при осмотре которого обнаружили, что запиравшие дверь два замка были разломаны, конторка внутри раскрыта, икона Николая Угодника вынута из рамы и лежала на аналое. Еще одна икона, которая стояла в сторожке у шкафа, была разломана[xvi].

В мае 1919 г. в Ялте имела место попытка ограбления красноармейцами Александро-Невского собора, которые хотели вынести оттуда все ценности, главным образом, священные сосуды и церковную утварь. Этому помещала собравшаяся толпа прихожан[xvii]. Также удалось отстоять благочинного о. Сергия Щукина, которого красноармейцы собирались арестовать за то, что он «держал речь прихожанам, убеждая их успокоиться». По-видимому, бойцы посчитали, что батюшка призывает народ к борьбе против советской власти[xviii].

После ухода большевиков священнику Александро-Невского собора, о. Виктору Баженову, из гостиницы «Россия» передали икону с двумя отверстиями от пуль, расстрелянную «по объяснению прислуги гостиницы комендантом города Койдецким во время пирушки»[xix].

После оставления красными Ялты икону осмотрели члены деникинской Особой комиссии, о чем составили протокол. В результате сохранилось детальное описание образа и причиненных ему повреждений.

«…икона состоит из пяти небольших образков вставленных в деревянную раму под стеклом, сделанную в форме креста. На этих образках, размером каждый 2 на 2 ½ вершка, изображены: на помещающемся в середине – посещение Праведной Елизаветы Божией Матерью, на верхнем – Нечаянной Радости, на нижнем – Св. Преподобного Сергия и на боковых – слева от смотрящего на икону – Св. Дмитрий и справа – Мария Магдалина. Стекло в иконе разбито, часть его отсутствует, в оставшейся же части имеются два круглых отверстия с расходящимися от них в разные стороны трещинами на стекле. Против каждого из этих отверстий, но несколько выше их, в иконах видных револьверные пули крупного калибра, остановившихся в своем прохождении; одна в краю образа Св. Дмитрия и другая в верхнем левом краю иконы Св. Сергия»[xx].

Таким образом, несмотря на непродолжительность и некоторую ограниченность масштабов преследований, период «второго крымского большевизма» продемонстрировал со всей очевидностью, что отношение «революционных» властей к Русской Православной Церкви оставалось враждебным.