Истоки болезни

Демографические процессы, являясь результирующей всей совокупности экономических, политических и духовных измене­ний, происходящих в жизни нации и государства, определяются сложнейшей и отнюдь не арифметической суммой факторов. Поэтому, говоря об идейных истоках нынешнего катастрофиче­ского положения с русской рождаемостью, необходимо учиты­вать не только события сегодняшнего дня, которые у всех на слуху, но и весь предшествующий период развития.

Отправной точкой подобного анализа, на первый взгляд, должен являться период, когда демографическое развитие нации начинает приобретать негативный характер. Однако это очень упрощенный подход, поскольку в таком случае не учитывается важнейшая особенность демографических процессов, а имен­но — их инерционный характер. Ведь прежде, чем новые мотива­ции семьи проявятся в конкретном демографическом поведении, они должны пройти достаточно длительный период своего фор­мирования. С этой точки зрения идейные истоки нынешнего де­мографического кризиса не только русского, но и всех постхри­стианских народов бывшего СССР надо искать не в нынешних реформах и даже не в антисемейных взглядах большевиков, а значительно раньше.

Смело можно утверждать, что уже так называемые револю­ционные демократы в лице Чернышевского, Писарева, Добро­любова, В. Зайцева, с одной стороны, и либералы-западники в лице Кавелина, Герцена и других внесли в русскую жизнь ярко выраженное антисемейное начало. Проповедь равенства жен­щины и мужчины в форме, так называемой, эмансипации, в ко­нечном счете, оборачивалась вопиющим антигуманизмом, по­скольку на деле превращалась в проповедь не равенства, а тож­дества полов, отрицающего самобытность, особенности и уникальность женщины и мужчины. Ведь гуманизм — это лю­бовь к конкретному человеку в его неповторимости, а не абст­рактный принцип любви к некоему усредненному обезличенно­му существу. Причем здесь важно подчеркнуть, что все эти тео­ретики не только порывали с традиционным православным взглядом на семью, но очевидным образом входили в противоре­чие в своих подходах с психофизиологическими особенностями женщины, обрекая ее в лучшем случае на копирование мужских образцов поведения.

Разумеется, антисемейные взгляды были распространены тогда среди очень узкого слоя некоторой части интеллигенции. Если бы это было не так, у нас не было бы, например, такого ге­ния как Д. И. Менделеев, который, как известно, был 12 ребен­ком в семье директора Тобольской гимназии. Однако подобные антисемейные взгляды постепенно захватывали все большее ко­личество людей, и перелом наступил, когда была сокрушена ста­рая русская государственность.

Большевики в теоретическом плане в семейной области, и это важно подчеркнуть, чтобы их дополнительно не демонизи­ровать, не несли ничего принципиально нового по сравнению со своими предшественниками. Просто они, как и всякие револю­ционеры, довели многие идеи до своего логического заверше­ния, во-первых, и, во-вторых, попытались их реализовать на практике. Творчество Коллонтай, Крупской, да и самого Ленина в области семейных проблем не далеко ушло от «Что делать?» Чернышевского. Но была одна принципиальная особенность. Чернышевский писал свои фантазии в Петропавловской крепо­сти, и потом поехал в ссылку на Вилюй, а Ленин, наоборот, из эмиграции приехал в Кремль. И, кроме того, теория бессемейности и тождества мужчин и женщин в условиях нормальной жиз­ни выглядела и воспринималась большинством нормальных лю­дей, как горячечный бред, а вот в условиях разрухи, массовой ги­бели мужчин на I мировой и гражданской войнах, огромного количества беспризорников такая теория становилась для влас­тей, да и многих простых людей уже просто необходимой.

Ленин, например, писал в одной из своих работ об отупляю­щей работе на кухне и в детской. И это могло бы остаться про­сто словами, если бы вскоре не понадобилось претворить тео­рию в жизнь. Во-первых, в стране началась индустриализация и понадобились миллионы новых рабочих рук. Во-вторых, значи­тельно снизилась по сравнению с дооктябрьским периодом опла­та труда. Работа женщин на производстве из долго обретаемого права превратилась в суровую необходимость. Эмансипацию женщины начинали в дворянских салонах за чаем с пирожными, а продолжили в шахтах, на лесоповалах и вредных химических производствах.

Параллельно новая большевистская власть методично осу­ществляла погром церкви, выбивая последние нравственные опоры из-под традиционной русской семьи. И все-таки вплоть до начала Великой Отечественной войны, несмотря на все и теоре­тические, и практические действия государства, русская семья оставалась удивительно устойчивой, настолько была сильна ее природная, духовная основа. Можно даже утверждать, что, не­смотря на индустриализацию, коллективизацию, погром церкви и антисемейный абсурд в области идеологии, демографическое развитие 20 — 40-х годов можно считать удовлетворительным. Конечно, коллективизация и последовавший за ней голод, осо­бенно на Украине, нанесли огромный ущерб, но в целом русская семья еще была вполне устойчивой.

Следующий удар по русской семье был нанесен совместным воздействием теории и неверно истолкованных потребностей практики. Массовый уход мужчин на фронт во время Великой Отечественной войны сразу перевел вопрос о работе женщины на производстве из области семейной теории в область практи­ческой необходимости. Последующая гибель мужчин эту ситуа­цию предельно обострила, и женщины, лишившись кормильцев, вынуждены были остаться на производстве. В этих условиях те­ория только подкрепляла и вынуждена была объяснять практи­ку. Запрет абортов после смерти Сталина был отменен и уже к середине 60-х годов практически все трудоспособные женщины были вовлечены в так называемое общественное производство. По этому показателю и числу абортов Россия уверенно заняла первое место в мире.

Особого внимания для понимания причины демографичес­кой деградации русских требует и проводившаяся руководством СССР социально-экономическая политика. В частности, как это показала в своем исследовании Г. И. Литвинова, одной из осо­бенностей этой политики было то, что РСФСР на протяжении десятилетий использовалась в качестве донора для ускоренного развития «младших братьев». Эта политика была не случайной, а находилась в полном соответствии с известным тезисом Лени­на о необходимости фактического первенства русских по отно­шению к другим нациям и народностям.

Нельзя, разумеется, игнорировать, что одновременно со все­ми перечисленными выше негативными и даже разрушительны­ми антисемейными тенденциями в политике государства отмечались и элементы позитивной демографической политики. Это и постепенное введение гарантированного отпуска по беременно­сти и родам, выплата различных пособий, развитие системы до­школьного воспитания, повышение уровня медицинского обслу­живания женщины, включая разъяснение вреда абортов. Одна­ко все это можно рассматривать как паллиатив, поскольку генеральная линия государственной политики в этой области ос­тавалась неизменной и сводилась к вовлечению женщин в обще­ственное производство. Разрушение традиционной семьи, в ко­торой престарелых родителей содержали их дети, привело к то­му, что для женщины актуальным стал вопрос об обеспечении старости. Это совпало с реформой пенсионного законодательст­ва, в котором практически исключили связь между числом детей в семье, возрастом выхода на пенсию и ее размером. Дети стали экономически не только не выгодны, но и прямо ухудшали бла­госостояние семьи и конкретной женщины. Если учесть, что вся пропагандистская машина государства работала на прославле­ние женщины-работницы, то итог выглядит совершенно естест­венно — первый демографический кризис середины 60-х годов. Именно в это время началась и первая острая дискуссия по демо­графическим проблемам, которая, к сожалению, ничем позитив­ным не закончилась, да и не могла в тех условиях закончиться. Не могла, поскольку велась, во-первых, в рамках мифологии, а во-вторых, не выходила за рамки узкопрофессионального под­хода. Демографы могут обозначить болевые точки, обратить внимание общества на возможные варианты демографического развития, однако изменить принципиально что-либо они не в со­стоянии, поскольку это задача государства и всего общества.

Последний период развития России, если его отсчитывать с 1991 года, многократно усилил все негативные тенденции пре­дыдущих этапов. Чудовищная ломка всех идеалов и представле­ний, распад исторической государственности в совокупности с социально-экономической катастрофой не могли не нанести ущерб, прежде всего семье.

Если добавить к этому утвердившийся в СМИ откровенно антирусский тон, высмеивание традиционных ценностей даже в школьных учебниках, систематические нападки на православие как «отсталую» религию, то можно ожидать только дальнейше­го ухудшения ситуации в самочувствии людей, нравственном со­стоянии общества и, как следствие, углубление кризиса семьи и дальнейшую демографическую деградацию русской нации.

Что нас ожидает?

В одном старом кинофильме герой — весьма молодой чело­век — очень смешно (для зрителей) утверждал, что только «ду­рак без плану живет». Зрители смеялись над героем, у которого нет порывов страсти, у которого вся жизнь расписана вперед на десятки лет, который не совершит никогда безумного поступка.

Сегодня наше общество напротив подобно абсолютному бе­зумцу, не способному и не желающему заглянуть хотя бы в зав­трашний день и задаться простым вопросом о судьбе своих соб­ственных детей, не говоря уже о внуках и правнуках. Мы с лег­костью отказались от всякого планирования, глухи к прогнозам и футурологическим сценариям. Нам мало интересны перспек­тивы развития соседних народов и государств, непосредственно граничащих с нашей страной. Все это очень опасные симптомы снижения инстинкта исторического самосохранения, которые необходимо как можно быстрее преодолеть.

У нормального человека и всего общества в целом, если оно не является идеальным, не может не возникать вопрос о пер­спективах ближайшего и отдаленного будущего и, прежде всего, с точки зрения динамики этнодемографических процессов, про­явившихся в последнее десятилетие. Кто будет жить на просто­рах России через 10, 50, 100 лет? Демографические прогнозы — дело неблагодарное, и в нашей стране они, как правило, были очень неточными. Прогнозы обычно носят обобщающий харак­тер и не учитывают национального состава населения. Кроме того, прогнозы наших специалистов большей частью кратко­срочные, максимум на 25 лет.

Последний из доступных мне официальных прогнозов сделан Госкомстатом и опубликован в Статистическом бюллетене в июне 1997 года. Просчитаны четыре варианта развития демо­графической ситуации до 2010 года. По всем четырем вариантам численность населения России сократится: по самому оптималь­ному на 3,5 млн. человек, а по самому «жесткому» — на 12,5 млн. человек. В прогнозе отсутствуют показатели естественного дви­жения населения для разных российских этносов. Однако по всем вариантам прогнозируется значительный рост населения в таких республиках как Дагестан и Ингушетия, на фоне уменьше­ния населения в большинстве условно «русских» областей.

Прогноз, в основу которого были положены показатели смертности и рождаемости 1994 года, рассчитанный до 2040 го­да, показал возможность сокращения населения России со 148 млн. человек в 1995 году до 83,4 млн. человек без учета миграции, а с учетом ежегодного миграционного прироста в 500 тыс. чело­век— до 107,7 млн человек.

Интересен прогноз М. Бернштама — американского демо­графа и социолога, выполненный на основе данных докризисно­го периода еще до переписи 1989 года. Он сделал расчеты до 2200 года именно по основным нациям Союза, основываясь на, казалось бы, вполне благоприятных демографических показате­лях того времени, но с учетом уже тогда обозначившихся тен­денций. Так вот перспективы таковы. Русских в 2000 году — 136млн. человек, в 2050 — 107млн. человек, 2105 — 64млн. человек, а в 2200 — 23млн. человек. Соответственно численность узбеков, азербайджан­цев, казахов, киргизов, туркмен и таджиков в 2050 году составит более 115млн. человек, а к 2200 году только узбеков будет 69млн. человек. Разумеется это не более чем прогноз, но построенный все-таки не на умозаключениях, а на строгом расчете, учитывающем реальные демографические тенденции.

Анализ существующей динамики этнодемографических про­цессов в России, а также корректная экстраполяция уже сфор­мировавшихся тенденций на ближайшие несколько десятилетий позволяют однозначно прогнозировать целый ряд угроз нацио­нальной безопасности России, что вызывает в последние годы обоснованную обеспокоенность, как ученых, так и широкой об­щественности. Необходимо особо подчеркнуть, что вся тяжесть последствий, происходящих сейчас изменений, ляжет на плечи тех, кому сегодня от 20 до 40 лет.

Здесь надо сделать одно, на мой взгляд, немаловажное, от­ступление. Средняя наша семья, отказываясь от второго ребен­ка, руководствуется далеко не всегда только экономическими устремлениями. Многие, конечно, рассуждают и материальными категориями, предпочитая вместо второго ребенка копить день­ги на автомобиль, дачу, дорогие вещи. Но есть и иная аргумен­тация, когда родители движимы благой целью - дать своему един­ственному ребенку все необходимое, с их точки зрения, для сча­стливой жизни. На бытовом уровне это действительно отчасти выполнимо, по крайней мере, в период детства ребенка. Но эти родители не понимают, как правило, что они, обеспечив своему единственному ребенку счастливую жизнь в детстве (а себе бес­хлопотное существование), обрекают его на страшную взрос­лую жизнь в больной, ослабленной стране. Вот это и есть первое следствие гигантского спада рождаемости в последние 5 лет.

Если же говорить более подробно, то, конечно, на первый план выходит вопрос о комплектовании армии, когда призыву будут подлежать рожденные в 90-е годы. Даже если армия чис­ленно сократится к тому времени, то и в этом случае возникнут значительные трудности с обеспечением призывного континген­та. Сегодняшние споры вокруг отмены части отсрочек и увели­чения срока службы будут вспоминаться как жизнь в «райскую» эпоху, поскольку вплотную возникает перспектива призыва в армию не только всех без исключения студентов мужского пола, но и девушек, как это, например, имеет место в Израиле. Ведь уже сегодня существуют проблемы с комплектованием армии, хотя призыву подлежит многочисленное поколение рожденных в 1980 году (родилось 2,2млн. человек). Что будет через 18 лет, когда комплектовать армию придется из тех, кто родился в 1996 году (1,3млн. человек)? Кстати, в свое время военное ведомство СССР проявляло обоснованную обеспокоенность и настойчиво стремилось к принятию мер стимулирования рождаемости в кон­це 70-х годов. Именно под давлением военных тогда был введен частично оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком до 1,5 лет, вызвавший кратковременное увеличение рождаемости.

Второе последствие снижения рождаемости коснется соци­ально-экономической сферы. Мало кто из родителей, решая ог­раничиться единственным ребенком, задумывается о том, кто и как их будет кормить в возрасте 55 — 60 лет, то есть после выхо­да на пенсию. Да, двоим прокормить одного легче, чем двоих или троих. Но как один будет кормить двоих, а точнее троих или чет­верых? Ведь многие семьи вообще не оставят детей, часть из ра­ботающих мужчин будет вынуждена охранять 4,5 тысячи км только границы с Китаем. Да. о таких вопросах в 25 — 30 лет, когда рождаются дети, действительно мало кто думает. Вот и получается, что вроде бы желая добра и себе, и своему ребенку, родители создают и для себя, и для него гигантскую проблему.

Резко увеличивается доля людей старшего возраста среди населения, возрастает нагрузка на социальные статьи бюджета, возникнет нехватка рабочих рук. Снижение доли лиц молодых возрастов неизбежно приведет к снижению темпов научно-тех­нического развития, поскольку все новое — это дело молодых. В свою очередь нехватка рабочих рук вновь сделает соблазнитель­ной идею привлечения иностранных рабочих из государств с из­бытком трудовых ресурсов, что уже было опробовано в сотруд­ничестве с Китаем, Вьетнамом, республиками Закавказья и Средней Азии. Западная Европа этот путь прошла и сегодня французы, например, все чаще голосуют за представителей На­ционального Фронта, обещающего отправить всех иностранцев домой. Наши власти до сих пор не решат, что делать с вьетнам­скими рабочими, доставшимися России в наследство от Союза...

Все это только начало процесса, поскольку при дальнейшем снижении населения России можно предвидеть самую настоя­щую демографическую экспансию со стороны целого ряда со­предельных государств. Пока мы только видим верхушку айсбер­га, да и это замечать не хотим. Убийство китайским браконье­ром, охотившимся на лягушек, командира нашей погранзаставы, десятки тысяч нелегальных эмигрантов из КНР, растворяющих­ся на просторах Дальнего Востока — вот лишь часть необъяв­ленной экспансии.

Мир уже сегодня перенаселен, и только за последние 20 лет численность населения Земли возросла на 1,7 миллиарда человек, причем 1,5 миллиарда родилось в развивающихся странах. Только за следующие 10 лет численность населения увеличится более чем на 1 миллиард человек. Ресурсов, особенно не возоб­новляемых, уже сегодня во многих странах не хватает. Террито­рия России за Уралом едва ли не самая незаселенная часть суши, здесь живет всего 30 миллионов человек. Абсолютно наивно рассчитывать, что при наших темпах вымирания по 1 миллиону человек в год мы можем рассчитывать удержать эту террито­рию в сколько-нибудь серьезной исторической перспективе.

Еще одно следствие падения русской рождаемости вытека­ет из особенностей нашего государственного устройства. Хотя пока с полным основанием можно считать Россию Русской мо­нонациональной страной, но ситуация не стоит на месте. Це­лый ряд национальностей России имеет очень высокую рожда­емость. При этом национальности объединены политически и имеют свою «государственность». Уже сегодня процесс выдав­ливания русских из так называемых «национальных госу­дарств» в составе России идет полным ходом. Русские там прак­тически отстранены от участия в управлении и уже могут рас­сматриваться только как бесправная рабочая сила. Что произойдет, если демографический кризис не будет преодолен? Вывод очевиден: русские будут покидать все более чужую для них среду, автономии будут становиться практически монона­циональными и все больше будут отделяться от русской Рос­сии. Это уже произошло в Чечне. Следующий этап — их выход из состава России и нежелание русских их удерживать, по­скольку такое удержание будет требовать жертв, в том числе и человеческих, а жертвовать никто не захочет.

Одним словом, дальнейшее снижение русской рождаемости грозит нам неминуемым развалом России вследствие роста сепа­ратизма мононациональных нерусских регионов.

И, наконец, последнее. Перечисленные выше следствия де­мографического кризиса более-менее очевидны и вряд ли кто из серьезных аналитиков станет их категорически отрицать. Тем более, что часть из них поддается точному количественному прогнозу. Однако есть еще одно следствие снижения рождаемо­сти, которое пока еще очень трудно оценить даже приблизительно. Это следствие впервые в мировой истории возникающей массовой однодетности, когда ребенок вырастает без братьев и сестер, а также в большинстве случаев без дедушек и бабушек. Если сюда добавить огромный процент детей без отцов или с символическими отцами, то картина становится еще более слож­ной. Чем грозит это обществу, которое будет состоять из таких людей? Какие новые качества оно обретет и какие утратит? Все эти вопросы остаются пока без ответов. Негативные последст­вия «одиночества» ребенка в семье перевешивают положитель­ные. Не получим ли мы в масштабах страны огромное суммиро­вание эгоизмов? Лично я уверен, что если массовая однодетность будет реальной длительное время, то нас ждет катастрофа именно вследствие ослабления готовности даже к минимальному самопожертвованию, без которого не сможет существовать ни одно государство в мире.

Николай Павлов

1998 г.

источник