Среди слов «китаец», «перс», «англичанин» слово «русский» стоит особняком. Это не только существительное, но и прилагательное.
«Русский» – это уже характеристика. Так характеризуют определения, как «добрый» или «тяжёлый».
Какой же набор свойств совмещает определение «русский»? Большинство великих романов «литературного» столетия посвящены этой теме. Нет, это не оговорка и не преувеличение. Дело в том, что чуть ли не все великие романы ХIХ в. написаны в России и посвящены прояснению сущности русского человека. Пожалуй, только сочинения Виктора Гюго и Стендаля составляют исключение и достойно представляют «французскую тему».
Чем же так интересен и притягателен русский человек, что подвигнул гениальных романистов на создание литературных шедевров?
А тем, что способен «вмещать всевозможные противоположности и разом созерцать обе бездны, бездну над нами, бездну высших идеалов, и бездну под нами, бездну самого низшего и зловонного падения», – писал Достоевский.
Русский – это человек, проживающий на земле Русской. Вот его первейшее и древнейшее свойство. Позднее, когда земли прирастали, русскими стали звать не всех тех, кто жил на них, но только православных, которые к тому же говорили на одном языке. Итак, три основополагающих свойства таятся в определении «русский»: причастность земле (стране), православная вера, язык (культура).
Именно благодаря отказу от узко племенных амбиций развивался и креп русский народ, сумевший создать огромную империю. После принятия Золотой Ордой мусульманства в качестве государственной веры (XIV в., эпоха правления хана Узбека), многие великие татарские воины отказывались жить под сенью этой религии.
 Они крестились, получали имена в соответствие со святцами и, тем самым, пополняли народ православный. Цари охотно приглашали на службу датских и шотландских рыцарей, те так же крестились по православному обряду, женились на московских или тверских боярышнях или княжнах и становились служилыми московитами.
Приезжали европейские мастера для строительства дворцов, фортификационных сооружений или в качестве гувернёров и сохраняли своё вероисповедание (католики, лютеране). Они продолжали оставаться «немцами», потому что исповедовали другую веру и были привержены иному языку.
Уже с XV в.  сакральная миссия Святой Руси заключалась в избавлении родственных по вере народов от не православного ига и в объединении всего славянского мира. Хорват Крижанич бежал за помощью не в Западную Европу, а в Московию, мечтая об освобождении Балкан от мусульманства. Русские отважно дрались на Шипке и немедленно вступились за маленькую Сербию против кайзеровской Германии. Покровительства России искали малые христианские народы: грузины, осетины, армяне, молдаване. Русские прекрасно осознавали своё предназначение как оплота православной веры. Это осознание придавало им стойкости в испытаниях. Известны многочисленные факты, когда они предпочитали мученическую казнь в плену за отказ принять другую веру. Случаи дезертирства, предательства были явлением исключительным. Наши предки знали, зачем живут.
После октябрьского переворота, став «советскими», русские люди
в своём большинстве продолжали придерживаться исторически сложившегося образа мыслей, то есть были готовы воевать за угнетённых сколько угодно и с кем угодно. Но если в ХIХ в. для русских двусмысленная роль жандарма-жертвы, агрессора-освободителя сохранялась, то, после Второй мировой войны радикально изменилась политическая ситуация в остальном мире. Приоритеты военной экспансии стали уходить на задний план, уступая место экспансии экономической. Мы же продолжали жить в насквозь милитаризованной стране вплоть до конца 80-х годов, получая весьма нелестные отзывы о «загадочной русской душе».
Россия оказалась в состоянии затяжной холодной войны с «Левиафаном» – всеми экономически развитыми странами. Эта борьба длилась столь долго лишь благодаря колоссальным природным ресурсам слабеющей империи и готовности советских людей немедленно двинуться в любую точку земного шара, стоило только генсеку решительно махнуть рукой в каком-то определённом направлении. Но, повторюсь, эта готовность выражала собой не безропотную покорность судьбе, а проистекала из сложившегося веками образа мыслей.
С изменением в армейских уставах основного вида боевых действий с наступательного на оборонительный могущественная держава сразу же стала одной из бедствующих стран, в которой деградируют многие сферы жизнедеятельности общества. В этом отношении СССР повторил судьбу Золотой Орды, которая не имела равных себе в военном отношении, но представляла собой довольно аморфное экономико-политическое образование.
Век тому назад многие мировые авторитеты видели в России ту силу, которая выведет человечество из духовного кризиса. «И, может быть, именно русский, пропустив мимо себя всю историю человечества, включится в гармонию вещей поющим сердцем», – писал Рильке.
«Свет придет из России», – вторил великому австрийскому поэту Вивекананда, пытавшийся синтезировать в одно учение все мировые религии. Если Азия – праматерь всех вероисповеданий, Европа – это центр светской культуры, то Россия как раз и виделась многим видным интеллектуалам той гигантской аркой, способной соединить азиатский этатизм и мистицизм с европейским эстетизмом и рационализмом. 1870-е–1920-е годы общепризнанно считаются «эпохой русских». Еще в 30-е годы ХХ века Жан Поль Сартр и его подруга Симона де Бовуар только от русской литературы  ждали настоящих откровений.
И вот, теперь на Россию никто не возлагает ответственной миссии. В ходе сегодняшних массовых опросов обывателей-европейцев на тему: «В какой стране вы хотели бы жить?» – большинство отдают предпочтение Франции, Испании, Швейцарии, Люксембургу, Англии. Какие-то доли процента достаются Чехии, Болгарии. О России же даже не упоминается. Население живет в бедности, граничащей с нищетой. Число умерших устойчиво превышает число родившихся. Волны эмигрантов устремляются во все концы света в надежде обрести на чужбине лучшую жизнь.
Россия теряет земли, налицо разбалансированность финансово-экономической системы. Культурная жизнь бьется в тенетах провинциализма. Разгул преступности и особенно коррупции сродни с не стихающим пожаром. Очень много признаков неблагополучия, тотальной депрессии – утраты исторической перспективы. Очень многое указывает на то, что в ХХ веке русский народ попал под жернова времени, а они, как известно, перемололи в труху не одну цивилизацию. В течение нескольких десятилетий великие народы оказывались «пылью на ветру».
Если попытаться кратко охарактеризовать состояние русского человека на протяжении всего, ныне уже завершившегося XX столетия, то можно сказать так: он жил с неприязнью к сегодняшнему дню. Гармонии с действительностью  трудно было бы ожидать от народа, в течение нескольких веков построившего обширнейшее государственное образование, которое еще при двух последних российских императорах вошло в фазу своего упадка. Поэтому у людей то преобладают настроения отрешенности и отстраненности, интерес к трансцендентальным сферам, то их ослепляет вера в «светлое будущее», ради наступления которого не жалко и жизнь положить, то возникает идеализация прошлого, подпитываемая вполне объяснимой гордостью за своих предков.
В русском человеке крепка готовность претерпеть лишения, избранные им добровольно, или Божью кару за грехи, или вынести притеснения от деспота, потому что он прекрасно понимает мистическую природу верховной власти. Но одновременно он болезненно воспринимает ущемление своих интересов, несправедливости от себе подобных. И от того русский – очень раним и обидчив. Он раним потому, что слишком доверчив и наивен, порой не сознавая, что эти свойства характерны только для сильных людей. А обидчивость – это национальная слабость, ахиллесова пята русского характера. В этих свойствах таятся истоки его высокой эмоциональности, гневливости и безжалостности. Ведь он не боится проиграть и предпочтет несдержанность выгоде. Для него ценнее полное доверие к человеку, нежели взаимовыгодное сотрудничество с тем, кто вызывает у него антипатию.
Но если в прежние времена религиозное сознание опиралось на чувство вины и на стремление к прощению других, то ныне понимание собственной греховности стало выхолощенным, и прощать никто никого не хочет: отсюда и повсеместная жестокость.
Социальная незащищенность различных слоев населения, духовная дезориентация сделали столь широко распространенной воровскую заповедь: «Не верь, не бойся, не проси». Не случайно так стремительно пошла в гору пагубная романтика воровского дела. К сожалению, этот факт сопрягается с тягой русского человека к экстремальному, чрезвычайному, и еще - с желанием быстро изменить свою жизнь к лучшему. В довершение ко всему в стране идет раздел и передел собственности. Миллионы потеряли свои денежные накопления, которые держали в сбербанке, тысячи нажили состояния на сомнительных спекуляциях. Наглые проходимцы  грабят квартиры и угоняют автомобили. Изворотливые дельцы присваивают себе собственность, благодаря юридическим ухищрениям. Мошенничество стало стилем жизни для целых социальных групп.
Получаемое таким образом имущество вряд ли способствует возникновению чувства неприкосновенности владения. Опять же преобладает психология «хапка», прорыва «из грязи в князи», которая порождает девиз: «Живем однова!»
Россия никогда не входила в ареал действия римского права, освящающего собственность. И прежде всем владели царь и ряд князей. А православие - духовная основа «русского одиночества» - всегда призывало к бессребреничеству. Еще Л.Н.Толстой и Н.А.Бердяев отмечали у русского купечества отсутствие духа накопительства. Почти все крупные промышленники мечтали раздать на склоне лет свои богатства и провести свои последние дни в каком-нибудь скиту или в «пустыни». Отсутствие духа накопительства позволяло русским богатеям жить на широкую ногу на мировых курортах. Именно они, как никто другие, интересовались искусством и были наиболее щедрыми меценатами (Щукин, Третьяков, Мамонтов и др.) или жертвовали огромные суммы на возведение соборов, больниц, детских приютов... А миллионщик Елисеев, влюбившись в хорошенькую женщину, вообще забросил все дела и уехал в Париж.
Поэтому русский человек – это временный собственник. Самоубийства по причине разорения вряд ли станут распространёнными. «Как пришло, так и ушло», – этот вывод будет утешать многих незадачливых  предпринимателей. В глубинах души русского человека частнособственнические интересы сталкиваются с установками христианской ортодоксии. Ведь не случайно жили в сёлах в бедных домах, но за то какие соборы возводили – одно загляденье! А позже ютились в «хрущобах», но не жалели ни сил, ни средств на «великие стройки коммунизма».
Тысячу лет православные иерархи наставляют народ русский. Но сегодня РПЦ, существующая в контексте всеобщего упадка христианства, сама нуждается в выработке новых отношений с обществом. Нуждается потому, что общество стремительно меняется – больное общество, жаждущее утешения. Кому, как не духовным отцам, следует объяснять людям, что такое благо, в чём заключается смысл жизни и есть ли такой смысл вообще? Имеется ли прогресс нравственности и расширение сферы добра?
Возрождение храмов и монастырей – отрадное явление. Ныне мало осталось тех, кто бы бравировал своим безбожием. Но и влияние Церкви на людей носит в основном обрядовый  характер: крещение, венчание, отпевание. Причём, в своей основной массе эти таинства воспринимаются современниками как дань традиции: очень мало тех, кто знает их сакральное значение. Живущих под сенью святоотеческой культуры – единицы из десятков тысяч. И нет уверенности, что ситуация изменится в будущем. Уже много лет меня не покидает чувство того, что отдельные священнослужители поражены соблазном гордыни и не пытаются примениться к людям, а ждут того часа, когда эти люди, растерянные и обессилевшие от междоусобицы (или конкуренции), сами придут в Церковь, каясь в грехах своих тяжких.
Да, православие выпестовало и вынянчило русский народ.
Да, в годы торжества большевизма православная Церковь подверглась жесточайшим преследованиям. Теперь её восстановили в своих правах, в роли «града не от мира сего». Но вполне вероятно, что трогательной сцены возвращения блудного сына (русского народа) может и не произойти. Литургии проводятся на малопонятном языке, а миряне тем временем сгорают или истлевают от множества страстей, ведомые сонмом искушений. И только маргиналы, сражённые горем люди, прирождённые мистики да политики (в дни предвыборных кампаний) устремляются под сень храма.
Ныне не власть ведёт тяжбу с Церковью, а сам дух эпохи. Очень трудно, практически невозможно совмещать напряжённый трудовой ритм с длительными полуторамесячными постами и бдениями. Культ обнажённого человеческого тела, сексуальная революция также плохо совместимы с целомудренным бытием. Легко осуждать людей за падение нравов, половую распущенность, за скорые разводы, предавать анафеме сексуальные меньшинства. Но подобные осуждения не придают целительной упорядоченности в общественной жизни.
Получилось так, что православная Церковь осталась прежней, опираясь на веками выверенные догматы нестяжательства, целомудрия, послушания. А русские люди стали иными. Их жизнь во многом регулируется другими ценностями, которые можно называть бесовскими наваждениями. Но подобные осуждения только усугубляют дальнейшее размыкание духовного института и подавляющей части русского народа.
Православие не исчезает и не гибнет, оно присутствует в каждом русском как родовая память, оно вечно, как небо. И, тем не менее, власть православия становится всё более опосредованной, рассеянной.
Православие осталось бы в наших душах даже в том случае, если бы большевики сравняли с землёй все храмы, сожгли все иконы и поголовно истребили всех священников. Но народ-богоносец, какими являлись русские в прежние века, увы, стал другим. Теперь это народ, придерживающийся мещанских ценностей жизни. Каноны праведности не в чести.
Как-то исподволь подрастерялась у людей гордость за свою культуру – то, что является основой патриотизма. «Мировая теснота», развитие телекоммуникаций, лёгкость путешествий заставили русских убедиться в том, что наши бескрайние земли, большие и малые города не вполне прибраны. Скверную службу для русского искусства сослужило и стремление к идолопоклонству. Если в старые добрые времена зодчие строили удивительные по красоте храмы, оставаясь безымянными, безвестные поэты слагали песни, которые мы с удовольствием поём и по сей день, то ныне составлены многотомные энциклопедии, на страницах которых теснятся имена, фотографии и снова имена. С воодушевлением ставим памятники, создаём музеи, привинчиваем к стенам домов барельефы или строгие мемориальные доски. Громкие имена носят площади и улицы, пароходы и даже города. А искусство хиреет. Так тихие пруды, которые давно уже никто не чистит, покрываются ряской тины, зарастают камышом и осокой. Даже проплывающие по небу облака всё более смутно отражаются в таких прудах.
Многие музеи, конечно, интересны, как памятники архитектуры, как сохранившиеся дворянские усадьбы: Тарханы, Спасское-Лутовиново, Ясная Поляна. Но в ХХ веке многие замечательные люди селились в тесных, зачастую коммунальных квартирах, не обременённых изысканной обстановкой. Каждый городок почему-то захотел доказать свою значимость тем, что не обделён рождением или хотя бы временным пребыванием какой-нибудь известной личности. Создаются новые «святые места». Они включаются в туристические маршруты, становятся центрами паломничества. Происходит фетишизация личных вещей людей достойных, но давно покойных. Многие интимные стороны жизни этих людей, благодаря усилиям разного рода «ведов», приобретают публичный характер.
Думается, что ни о каких адресных музеях Пушкин или Лермонтов даже и мысли не допускали. Они созданы скорее даже вопреки их воле, их творческому завещанию. Если бы они сейчас воскресли, то немедля бы вызвали на дуэль тех, кто роется в их письмах и любовных записках. Да, они мечтали о памятниках, но только «нерукотворных». Столы и стулья, черновики и подробности частной жизни не составляют культуры, это аксессуары псевдокульта, это суррогаты явлений духа в обезбоженном мире.
Подлинные герои не нуждаются в усилиях, чтобы память о них сохранялась: они - неотъемлемая часть истории народа. От Евпатия Коловрата или Гермогена не осталось ни вещей, ни квартир. Но память об этих людях пережила века и будет жива до тех пор, пока есть на белом свете русский народ. Однако эти славные имена, сама память о них практически бы стёрлись, если бы Московия потеряла свою независимость и вошла в состав Польского королевства в качестве одного из дальних воеводств или была бы колонизирована Швецией.
Когда потомки достигают значительных успехов в делах государственного устройства, культуры, то возрастает и сияние дел героев, вышедших из этого народа в предыдущие века. Когда же страна находится в упадке, то тускнеет свет, исходящий от славных имён, их дел, мыслей, заветов. Сжимается их значимость, уменьшается их роль, раз слабеет в потомках сила их примера.
Когда многие соотечественники уезжают в другие страны в поисках более сытой и безопасной жизни, когда миллионы оказались в «ближнем зарубежье» и тщетно пытаются получить тамошнее гражданство, неизбежно появляются вопросы: «А где кончается русский человек и становится европейцем, американцем или австралийцем?». Русский – это ведь не узко племенной признак, при котором доминирует «состав крови». Русский – это сложный сплав многих черт и характеристик, выработанных как в ходе истории становления народа, так и перенятых у других народов, проживающих от Балкан до Сахалина. Позволю смелость утверждать, что русским перестают быть, утратив два из трёх основополагающих свойств, и тогда русский становится человеком с «русскими корнями», россиянином или, в конце концов, «гражданином мира».
В настоящее время быть русским нелегко. Слишком долго
другие народы поспешно расступались, дабы не оказаться под копытами русской тройки. Ближние и дальние соседи охотно вспоминают многие обиды и былые страхи, упиваются  своей безбоязненностью. Некоторые срываются и устраивают «гон» на русских. Подобные неприятные времена переживали все народы, когда-либо создававшие мировые империи. Испанцы, покидающие просторы обеих Америк, англичане, уходящие из Индии, Африки... Пришёл и  наш черёд сжиматься численно и территориально.
Вряд ли от всего этого русские впадут в грех шовинизма. История подсказывает, что народы, способные создавать мировые империи, обладают определённым иммунитетом. Ни испанцы, ни англосаксы, ни турки, также переживавшие периоды уныния, в шовинизм не впадали. Французы – да. Немцы – да.
Шовинизм способен быстро сплотить народ, из босяков-санкюлотов за несколько лет выковать железных воинов. Но безумные столь же сильны и бесстрашны, однако, как правило, заканчивают свои дни в специальных лечебницах. Шовинизм – это тотальное сумасшествие, это нетерпимость и агрессия. Это один из видов ужасной ереси. Появление своего Наполеона или Гитлера Россия просто не переживёт. Хочется верить, что такового и не будет. Но в эти нелёгкие годы не уходит из головы мысль о тщете усилий многих тысяч и тысяч русских людей, живших в предшествующие времена.

Ю.Н. Покровский

Русская Стратегия