Показ телеканалом «Россия» сериала об Иване Грозном предсказуемо всколыхнул полемику «грознистов» с «антигрознистами». Полемика эта с давних пор имеет накал, положительно являющийся для меня загадкой, ибо события пятивековой давности как будто не относятся к жизненным вопросом нашего бытия и уж точно не являются поводом к записыванию друг друга в ряды врагов. Но раз уж тема эта столь болезненна, попробую расставить акценты, сколь возможно, беспристрастно.
В своё время А.С. Пушкин мечтал написать трагедию об Иване Грозном. Вправду, фигура эта глубоко трагическая. Трагическая в своей роковой раздвоенности, ибо история даёт нам двух Иоаннов в одном человеке, и в полемике о нём каждая сторона предпочитает видеть лишь одного из этих двух.
В исходной точке мы имеем человека, замечательно одарённого и умом, и волей, и многочисленными талантами. Человека, который был как будто бы создан для того, чтобы сделаться величайшим правителем и благодетелем своего народа. Но кроме природных дарований, могучего потенциала была и иная данность – внешние условия.
В каких условиях возрастал одарённый, умный, впечатлительный ребёнок? Скоропостижно умирает отец, следом умирает мать. И не просто умирает, но была, по-видимому, отравлена. Отнимают от ребёнка самых дорогих ему после родителей людей, отнимают и губят в заточении. Маленький Царь оказывается игрушкой бояр. Его именем они борются друг с другом и творят неправды. Самим им открыто пренебрегают, унижают его. Но в то же время поощряют самые дурные его наклонности – к примеру, с младенческий лет приучают к жестоким забавам (что не принято было в те времена), к вседозволенности, к разнузданию низменных страстей. Ко всему, что по убеждению хитромудрых бояр должно было отвлекать молодого правителя от государственных дел и позволять им дальше блюсти свою корысть.
Каким мог вырасти ребёнок в таких условиях? Разумеется, как минимум, с психологическим надломом, с тяжёлой душевной травмой. Бояре, «воспитывая» его таким образом, не понимали, что куют собственную погибель. И тут стоит подчеркнуть, что именно бояре (за редким исключением) по существу пожали в итоге то, что сами они посеяли. Это отнюдь не были невинные жертвы, «белые» и «пушистые», которых истребил кровавый тиран. Эти люди сами готовы были истреблять и истребляли тех, кто оказывался на их пути.
Надо отдать должное молодому Иоанну. Вначале он сумел побороть и дурное влияние, и наклонности. И с этого начинается история первого Иоанна – светлого. Здесь мы видим взятие Казани и Астрахани, Стоглавый собор, Судебник и многие-многие полезные для Отечества деяния. Царь, несмотря на ужасное воспитание, был человеком книжным и религиозным. Он собирает огромную по тем временам библиотеку, сам прекрасно владеет пером, а кроме того сочиняет и музыку. Рядом с ним в этом время – наконец-то! – люди, которым он доверяет, которых он любит, которых уважает. Его голубица – Царица Анастасия. Его друг Адашев. Его наставник Сильвестр. Эта атмосфера любви и доверия, столь необходимая этой богато одарённой, но на всю жизнь травмированной и оттого нервической натуре, была чудодейственной средой для вызревания благих плодов.
Но дальше рок опять начинает тяготеть над судьбой Царя. Во время паломничества гибнет его первенец. Тяжёлая болезнь поражает его самого, он оказывается на смертном одре, и уже никто не верит в его выздоровление. Что же видит умирающий Царь вокруг себя? А видит он, как у самой постели его всё те же бояре, а также самые присные его, Адашевы, Сильвестр, начинают «делёж» его наследства. И не желают присягать его сыну Ивану, чтобы не повторилось полусмутного времени ребёнка на троне. И собираются предаться двоюродному брату, нарушая тем верность ему самому. И это люди, которых он облагодетельствовал, которых считал искренними друзьями, которым верил.
Царь выздоровел, но осознал себя вновь одиноким. Он больше никому не мог верить. Кроме Анастасии. И тут следует самый тяжкий и непоправимый удар. Царица скончалась. Ушла единственная преданная ему душа. Единственная, кого он любил, кому ещё мог верить. Что, в сущности, может быть страшнее? Только то, что его голубица умерла не сама, но, как и мать, была отравлена…
Вот, с этого момента, от гроба Анастасии начинается история второго Иоанна – мрачного… На месте прежнего Царя является человек, чья душа неисцелимо больна, чья психика сокрушена. Он больше никому не верит. Он одержим подозрениями и страхами. Он ненавидит и терзает других, а после жестоко терзается сам. Он меняет своих несчастных жён, инстинктивно ища замену своей потере, но не находя её и от этого ожесточаясь ещё больше. В этом душевном расстройстве великая трагедия самого Иоанна, но и трагедия России, потерявшей своего светлого Царя. Можно и должно оплакивать эту трагедию, скорбеть о Царе, чьи дарования, чьи огромные возможности оказались в плену недуга, жестоко мучившего его самого и обратившего его в мучителя других. Но весьма странно на этом основании прославлять Иоанна в качестве святого.
Почитатели Грозного настаивают, что он был оклеветан. Этот доводов также нуждается всего лишь в объективном рассмотрении, без крайностей. Вскрытие могилы сына Ивана Васильевича, убийство которого традиционно тяготело на нём, поставило под сомнение эту версию, так как череп Царевича оказался неповреждён. Что ж, оставим в покое данное «семейное дело» и снимем это обвинение с Царя. Можно также согласиться с тем, что зарубежные источники нельзя почитать сугубо достоверными. Однако, есть синодики, которые заботливо вёл сам Иоанн Васильевич, и в них мы находим отнюдь не только возможных преступников, но и уж явно невинные жертвы, те, кои много позже назывались у нас «членами семьи врага народа». Жёны. Дети. Прочая родня. А подчас и челядь. Да, жестокое время, жестокие нравы, но разве это является оправданием для расправ над невинными? Или тем паче свидетельством в пользу святости? Никак.
Пригласим следующего свидетеля, на которого совсем негоже наплевать православным людям. Православную Церковь. Это она, Церковь, а не злокозненные иноземцы, непреложно и на протяжении веков рассказывает нам о митрополите Филиппе, перед гробом которого каялся за окаянство предшественника Царь Алексей Михайлович, об игумене Корнилии, которого Царь во время минутного припадка обезглавил самолично, а потом горько рыдал над его телом, о блаженном Николе, который после учинённой Иоанном новгородской резни встречал его во Пскове словами: «Мяса в пост не ешь, а человечью кровь пьёшь?» - и тем заставил Царя отступить от уже обречённого было города. Кстати, во время новгородской резни топили в реке монахов, грабили церкви – в наказание непокорному городу. Это ли есть деяния святого?
История, как и всякая личность в ней, не терпит крайних суждений, основанных на эмоциях и пожеланиях, как нам бы хотелось видеть её. Она требует уважения к себе, знания себя и основанных на знаниях, а не досужем мифотворчестве объективных оценок.
Вовсе не нужно изображать Грозного каким-то сверх-извергом, дьяволом во плоти и т.д. (подобную трактовку мы, в частности, можем найти у о. Льва (Лебедева) в его весьма интересном, но далеко не бесспорном труде «Великороссия. Жизненный путь»), но уж никак невозможно, следуя вслед за известным провокатором Душеновым, возводить эту трагическую фигуру во святые. Мы должны помнить всё то важное и благое, что сделано Иоанном, отдавая ему должное за это. Но, почитая святых мучеников, ставших жертвами его безумия, не смеем мы, презрев многовековой голос Церкви, петь осанны мучителю. Тут уж одно из двух. Или молимся мы митрополиту Филиппу и игумену Корнилию или Грозному Царю. Одно с другим несмесимо. Об Иоанне Васильевиче надлежало бы молиться, о душе его, чтобы Господь простил ему великие согрешения, совершённые в помрачении рассудка. И это, пожалуй, наиболее христианское, православное отношении к этой чрезвычайно сложной фигуре нашей истории.
Однако, складывается впечатление, что подобное ровное отношение к Грозному кому-то не нужно, и потому его нарочно делают одной из тех «дохлых кошек», что с большим усердием вбрасываются в русскую среду для бессмысленных споров и ещё более бессмысленных ссор.
В России царской фигура Ивана Грозного имела вполне однозначную оценку. Ни один царский историк не то что не возводил несчастного Царя во святые, но и близок не бывал к воспеванию его. Один из лучших наших историков-монархистов, генерал Нечволодов, как кажется мне, смог наиболее объективно рассказать о царствовании и личности Иоанна, отдавая справедливость и его заслугам, и той среде, которая окружала его, и в то же время с сокрушением русского человека констатируя горестную действительность второй половины правления Грозного. Никто из русских Государей не почитал этой раздвоенной фигуры. Нет Ивана Васильевича и на памятники 1000-летию России. Вкупе с непреложной позиции исторической Русской Православной Церкви это должно начисто снимать вопрос о «святости» и прочих современных поветриях.
Поветрия эти берут начало в советском периоде нашей истории. Заметим, что в Русском Зарубежье, в Русской Зарубежной Церкви ничего подобного не было и близко. А в СССР со времён товарища Сталина начались поползнования вылепить из Грозного некий образ «сильного вождя». Иосиф Виссарионович, как известно, симпатизировал Иоанну, укоряя лишь в том, что не всех бояр перебил. Именно по этой симпатии и забраковал Коба вторую серию эйзенштейновской дилогии…
Неслучайно сегодня культ Ивана Грозного особенно распространён именно в среде «патриотов»-сталинистов. Для них он совершенно естественен. Они в данном случае совершенно последовательно. Но к чему уподобляться им русским православным людям, понять сложно.
И ещё один характерный момент. Все мы знаем, как сложно бывает пробить в нашей стране установку памятников выдающимся русским деятелям. Но памятники Иоанну растут в последнее время, как грибы после дождя. Даже в Москве, в центре её в минувшем году явился новый монумент. Спрашивается, кому и зачем это нужно? Явно не одним лишь искренним почитателям Грозного Царя…
Е. Фёдорова
Русская Стратегия |
