Ныне укореняется версия о том, что Уралсовет послал телеграмму Ленину и Свердлову для отвода глаз, перед самым расстрелом, когда Центр уже ничего не мог изменить. Об этом говорил следователь В.Н. Соловьев:
«Телеграмма принята в Москве в 21 час 22 мин. По московскому времени. Потребовалось какое-то время, чтобы телеграмма дошла до адресатов. Тем более, надо учесть: телеграф тогда находился не в Кремле, а на Мясницкой. Не забудем и разницу во времени - она составляет два часа, то есть в момент принятия <Москвой> телеграммы в Екатеринбурге было 23 часа 22 минуты. В это время Романовым уже предложили спуститься в расстрельную комнату».
Однако руководивший казнью Юровский в своей «Записке» дает совершенно другую хронологию событий, отличающуюся от вышеприведенной более чем на два часа:
«Грузовик <для перевозки трупов> в 12 часов не пришел, пришел только в 1/2 второго. Это отсрочило приведение приказа в исполнение. <…> Когда приехал автомобиль, все спали. Разбудили Боткина, а он всех остальных».
В воспоминаниях «Последний царь нашел свое место» Юровский повторяет, что в 12 часов ночи к Ипатьевскому дому должен был приехать «товарищ <Ермаков>, который скажет пароль “трубочист” и которому, нужно отдать трупы, которые он похоронит и ликвидирует дело»:
«Однако ни в 12, ни в 1 час ночи “трубочист”не являлся, а время шло. Ночи короткие. Я думал, что сегодня не приедут. Однако в 1½ постучали. Это приехал “трубочист”«.
«Трубочист» опоздал на полтора часа, так как в Американской гостинице, где находилась УралоблЧК и откуда должен был уйти грузовик для перевозки тел, ждали ответа из Москвы на телеграмму Голощекина и Сафарова.
Итак, давайте восстановим действительную последовательность событий. В 21.22 на Московский почтамт приходит телеграмма из Петрограда, в которой пересылается послание Ленину и Свердлову от Уралсовета. В Екатеринбурге - 23.22, Юровский ждет «трубочиста» к полуночи.
Сведения о том, как отреагировала Москва на телеграмму уральцев, можно почерпнуть из воспоминаний бывшего охранника Ленина А.Ф. Акимова:
«Когда тульский губком <Акимов оговорился, следует читать: «Уральский совет»> решил расстрелять семью Николая, Совнарком и ВЦИК написали телеграмму с утверждением этого решения. Свердлов послал меня отнести эту телеграмму на телеграф, который помещался тогда на Мясницкой улице. И сказал - поосторожней отправляй. Это значило, что обратно надо было принести не только копию телеграммы, но и ленту. Когда телеграфист передал телеграмму, я потребовал у него копию и ленту. Ленту он мне не отдавал, тогда я вынул револьвер и стал угрожать телеграфисту. Получив от него ленту я ушел. Пока шел до Кремля, Ленин уже узнал о моем поступке. Когда пришел секретарь Ленина мне говорит - тебя вызывает Ильич, иди, он тебе сейчас намоет холку…».
Далее бывший охранник рассказывает: Ленин отчитал его за то, что угрожал оружием телеграфисту. Приводя этот факт, Акимов пытался показать гуманность Ленина, который позаботился об испуганном телеграфисте (отдавая в это время приказ о казни Царской семьи).
Вернемся к хронологии. Грузовик с «трубочистом» прибыл к дому Ипатьева в 01.30 (по местному). В Москве - 23.30. До этого момента Ленину и Свердлову вполне хватает времени, чтобы ответить Уралу. Что они, несомненно, сделали (свидетельство охранника Акимова). После получения ответа из Москвы и отправилась машина от здания ЧК к дому Ипатьева.
По ее прибытии Юровский передает лейб-медику Боткину свое требование: всем узникам спуститься в полуподвальное помещение. Напоминаю: это было чуть позже полвторого ночи по местному времени. Около часа уходит на сборы и приготовления к казни: расстрел начался приблизительно в половину третьего по местному времени и закончился в три часа ночи. В Москве - 00.30 и 01.00, соответственно. Таким образом, большевицкое руководство располагало полновесными тремя часами, чтобы приостановить казнь, если бы таковая не входила в его планы.
Допустим совершенно фантастическую ситуацию. И Ленин, и Свердлов к полдесятому вечера ужасно утомились, заснули беспробудным сном, и когда пришла телеграмма из Екатеринбурга, никто не решился их потревожить. Либо оба вождя были заняты столь неотложными делами, что не могли отвлекаться на такую «мелочь», как судьба Романовых. Пусть так. Но ведь в Москве никаким образом не могли знать точное время, когда прозвучат выстрелы в подвале Ипатьевского дома. Пусть из Москвы послали телеграмму позже, когда ничего уже нельзя было изменить. Но где же тогда эта «фантастическая» телеграмма или хотя бы упоминание о том, что она существовала, но опоздала? Вопрос риторический. А вот где реальная телеграмма Центра, дававшая санкцию на убийство и о которой упоминал Юровский, понять нетрудно. Вспомните хотя бы рассказ охранника Акимова, как он с оружием в руках добывал на почтамте телеграфную ленту, чтобы замести все следы контактов Москвы с Уралом. Трудно сомневаться, что и уральцам были даны строгие инструкции по уничтожению документа.
Правда, следователь Соловьев неоднократно утверждал, что «текст телеграммы был таким, что не требовал ответа». Нельзя с этим полностью согласиться, так как вся тональность екатеринбургского послания говорит именно о необходимости ответа: «не терпит отлагательства, ждать не можем», «сейчас же вне всякой очереди сообщите». Если же подходить чисто формально, то ответ действительно можно было и не посылать. Но только в том единственном случае, если Москва согласна на немедленную казнь и дает на это свою санкцию. Отсюда прямо вытекает, что такая санкция была дана либо в виде телеграфного сообщения (о чем свидетельствовали убийца Царской семьи Юровский и охранник Ленина Акимов), либо «по умолчанию».
Глеб Анищенко
Русская Стратегия
(Опубликовано в журнале "Голос Эпохи" №4/2020)
|
