В эти январские дни исполнилось 120 лет со дня рождения замечательного русского писателя, чей творческий путь был оборван в расцвете своём, ненасытным большевистским Молохом. Ещё одно светлое имя в бесчисленном синодике мучеников и страстотерпцев, большевиками погубленных… Василий Акимович Никифоров-Волгин.
Его отец был простым сапожником, а мать прачкой. Эти простые, чистые, глубоко религиозные люди воспитывали сына в любви к Богу, к родной земле, к людям. В бедной семье находили возможность помогать нищим, приглашали их к своему скудному столу. Отец и вовсе готов был по Христову завету снять с себя последнее и отдать неимущему. Сын унаследовал эту сердобольность родителя. Он также был удивительно добрым, сердечным, отзывчивым человеком, который ни с кем не ссорился, старался никого не обижать. Однажды, по воспоминаниям сестёр, Василий на улице отдал нищему в жестокий мороз свою шапку и зимнее пальто, сказав при этом: «Жаль человека — мерзнет, а я уж как-нибудь проживу».
Владея грамотой, отец постоянно читал Библию, пел молитвы во время занятия сапожным ремеслом. Он научил грамоте и Васю, и с ранних лет мальчика заставляли читать Евангелие и сочинения свт. Тихона Задонского. Мать наказывала сыну никого не осуждать, её полные кротости слова доносят до нас рассказы Никифорова-Волгина: «Слёзы да покаяние двери райские отверзают»; «Для молитвы пост есть то же, что для птицы крылья!»; «Если радость услышишь, когда причастишься, - знай, это Господь вошел в тебя и обитель в тебе сотворил». Удивительно, сколько мудрости было в этой простой русской женщине…
Василий родился в деревне, в Тверской губернии. Когда мальчику было 10 лет, семья перебралась в Нарву. Здесь он окончил церковно-приходскую школу, служил псаломщиком в Спасо-Преображенском соборе. Из-за бедности Василий не мог окончить гимназию, а потому прилежно занимался самообразования, читая множество книг – и в первую очередь русскую классику и святоотеческие труды. Постепенно талантливый самоучка начал пробовать свои силы в литературе.
Его первая статья, «Исполните свой долг!», вышла, когда юноше исполнилось 20 лет и была посвящена необходимости ухода за могилами воинов Северо-Западной армии генерала Юденича.
Несмотря на отсутствие образование, Никифоров-Волгин активно занимался просветительской, общественной и педагогической деятельностью. Он работал воспитателем внука генерала Ю. Штуббендорфа, был членом Русского национального союза и монархического «Братства Русской правды», Союза взаимопомощи бывших служащих и участников Северо-Западной армии, стал одним из учредителей русского спортивно-просветительного общества «Святогор», при котором в 1929 создается религиозно-философский кружок, положивший начало местной организации Русского студенческого христианского движения. Василий Акимович участвовал в съездах этого движения, проходивших в Псково-Печерском и Пюхтицком монастырях. В 1930—1932 он также возглавлял литературный кружок общества «Святогор». Успешно попробовал себя Никифоров-Волгин и на редакторском поприще, редактируя «Новый нарвский листок» и журнал «Полевые цветы» — орган русской литературной молодежи в Эстонии.
«По искреннему убеждению писателя, - сообщает профессор С.Г. Исаков. - основой человеческой морали может быть только религия, вера в Бога. На ней держится наша жизнь, без нее люди превращаются в зверей. Только на вере, на христианском учении могут основываться программы преобразования человеческого общества и личности.
Отсюда важность Церкви и духовенства как носителей веры. По Никифорову-Волгину, священнослужители — это страдальцы, мученики за веру, люди подлинных идеалов. Они — те, кто не дает нам превратиться в зверей.
Революция для писателя — страшная, злая и всеразрушающая сила, жестоко и беспощадно сметающая старый мир. Спасение же обретается только в возврате к вере, к Богу. Главное — в «революции нашего духа», в преображении нашей русской души, где накопилось так много скверны.
По своим убеждениям В.Никифоров был консерватором. Его любовь — это «лапотная, странная, богомольная Русь», Русь богатырская, кондовая, неразрывно связанная с Православной Церковью, с царем, с древними русскими традициями, обрядами, обычаями. Она гибнет, уничтожаемая революцией, и писатель горестно оплакивает ее. Его надежды только на то, что невозможно большевикам уничтожить всю Русь: «Тот народ спасет Россию, который глубоко сохранил в своей памяти образ тихого, ласкового и печального Бога-Христа!.. Эта Русь, этот народ-печальник, народ-богоносец спасет всех нас. Ни Троцкий, ни Луначарский, ни Горький, ни Маркс, ни иностранцы, ни Милюковы, ни социалисты и монархисты спасут Россию, а «глупая», наивная вера «выживших из ума» стариков»».
Всё отношение писателя к русской катастрофе 1917 года исчерпывающе отразилось в его образе-рассказе «Кошмар»:
«Чахлая, без цветов и трав равнина. Курганы. Гнилые кресты. Ржавые проволочные заграждения. Скелет лошади. Череп человека.
Кружится сухой ветер, вздымая песчаную пыль.
Одичавшая большая дорога с опрокинутыми телеграфными столбами и заросшими бурьяном колеями.
У края дороги, в просветах обожженных берез, развалины большого монастыря.
Уцелевший ржавый купол молится сизому, завечеревшему небу.
Вместо белых голубей витают над монастырем жирные вороны.
Степной ветер звенит ржавыми телеграфными проводами.
Дико и пусто, как во времена печенега.
По дороге плетутся двое. Старый и молодой.
Одеты в тряпье. Землисто-синие лица. Больная развинченная походка.
У старика прогнивший проваленный нос.
Ветер треплет грязно-мочальную бороду.
Молодому лет двенадцать. Широкое обезьянье лицо с низким лбом. Тусклый блеск маленьких злых глаз. Длинные волосатые руки с крючковатыми, мышиного цвета, пальцами. Лицо и руки в багровых наростах.
(…)
Надвинулся сумрак, когда они дошли до развалин монастыря и укрылись под каменными сводами полуразрушенной часовни.
Вспыхивала молния и гремел гром. Наползали зловещие черные тучи.
-- Ыгы-гы... а?-- спросил Демоненок и протянул старику ржавый георгиевский крест.
Старик взял крестик, покачал головой, обнял Демоненка и стал говорить:
-- Слушай, Демоненок... Была Россия...
-- Рос... Рас...-- с усилием повторял мальчик, стараясь врезать в мозг это неведомое и чужое для него слово.
-- Кругом была жизнь. Работали фабрики.
Мчались поезда, нагруженные товаром. Были университеты. Книги. Чистые женщины. Много было солнца. Много было радости...
Демоненок не понимал его, не слушал, но старик продолжал говорить, поникнув головой.
-- Новая мораль о раскрепощении пола, о свободе страстей и о любви -- как половом голоде, Россией была воспринята с таким энтузиазмом и шумом, с каким не встречались в свое время великие писатели старой ушедшей жизни --Достоевский, Толстой, Тургенев...
Свобода полового разгула вошла в моду. Была узаконена и даже установлен был праздник в честь торжествующей плоти, на котором творилось нечто неописуемое по своей животной разнузданности.
Насилия над женщинами считались подвигом. О нем хвастались. Чубаровщина была идеалом юноши, вступающего в жизнь.
Все, что напоминало о чистоте и красоте ушедших дней, было смято, задушено и сожжено.
Страшное было время... Рождались дети и мы давали им новые имена... Тебя я назвал Демоном...
При упоминании своего имени Демоненок закивал головой и загоготал.
-- Да, страшное было время... Вся Россия от края до края, севера и юга, как гангреной была охвачена стихийным развратом...
В 19- году в России появилась неведомая медицине, новая венерическая болезнь, прозванная "головой смерти".
На теле больного появлялись крупные багровые наросты с тремя черными впадинами, имеющие сходство с черепом.
Наросты разъедали все тело. В короткий срок больной превращался в гниющий кровоточащий труп и медленно, в страшных мучениях, умирал.
Впервые эта болезнь появилась в Заволожье, о чем и было сообщено по радио совету старост.
Тревоге, с которой было передано это известие, не придали значения и жизнь России шла своим чередом.
Народился новый человек. Был он расслабленным и хилым, с полузвериными повадками.
Рождалось много идиотов. Вся Россия представляла из себя зловонный разлагающийся труп.
Случайный европеец, попадая в русский край, надолго уносил кошмарное воспоминание о людях, похожих на теней с полузвериными лицами, заживо гниющих...
Старик всхлипывал и, обнимая сына, шептал в тоске и отчаянии:
-- Ты ведь мой! Плоть от плоти, кость от кости... Мною зачатый и мною зараженный... Прости меня... прости... Будь проклята наша жизнь, отнявшая радости наши маленькие, такие хрупкие... нежные...
И, поднимая руки к черному грозовому небу, он кричал шипящим сиплым криком:
-- Проклятый я человек! Порази меня! Убей меня, Боже!
Демоненок глядел на отца и хохотал».
Демоны и демонята вскоре добрались до русского писателя. Во второй половине 30-х Василий Акимович проживал в Таллине. Он был избран почетным членом русского общества «Витязь», печатался в крупном органе российской эмиграции рижской газете «Сегодня». В таллинском издательстве «Русская книга» вышли два его сборника...
В 1940 году в Эстонии была установлена советская власть, и русская эмиграция тотчас оказалась под ударом большевистских карателей, наконец, дотянувшихся до своих врагов, ушедших от расправы двадцать годами раньше. Были закрыты все русские общества и издания. Никифоров-Волгин стал работать сторожем на судостроительном заводе. Своего ареста он ждал, однако, несмотря на это, женился на давно любимой им девушке. Свадьба состоялась 15 мая 1941 года. А через 9 дней, 24 мая, Василий Акимович был арестован.
На допросе писатель показал следующее: «...Я состоял членом местных общественных и культурно-просветительских обществ. Так, в 1926г. в Нарве стало развивать свою деятельность Русское Христианское Студенческое Движение. В течение года (может быть полутора) я состоял членом Движения. В целях создания более крепкого оплота против антихристианского движения и объединения молодежи на евангельских основах в г.Печоры, а затем и в Пюхтицком женском монастыре устраивались ежегодные съезды. На них присутствовали представители религиозных объединений Парижа, Берлина, Праги, Риги, Гельсингфорса и др. С докладами и лекциями выступали профессора и духовные лица из Парижа. В докладах и лекциях говорили о гонениях на христианство в Советском Союзе».
Никифорова-Волгина обвинили в «принадлежности к различным белогвардейским монархическим организациям, издании книг, брошюр и пьес клеветнического антисоветского содержания». В это время гитлеровские войска уже стремительно наступали на Москву. Но «всевидящее око» и «вседушащие руки» продолжали свою «работу». Следствие по делу Василия Акимовича шло несколько месяцев и окончилось приговором к ВМН.
«Эстонский Шмелёв» был расстрелян 14 декабря 1941 года. Место погребения его неизвестно.
Е. Фёдорова
Русская Стратегия
| 
