«Если мы хотим быть справедливыми и объективными, а мы хотим этого всегда, то в нынешней войне на Востоке мы должны последовательно отличать друг от друга коммунистический репрессивный антирусский режим, который осуществляет руководство в этой войне, от русского народа, который вынужден в этой войне сражаться и страдать», - в этих словах выдающегося русского философа Ивана Александровича Ильина заключена суровая правда о той действительности, которая разверзлась перед русским народом с первого дня нападения гитлеровской Германии. Мог ли наш народ умолкнуть в скорби и умыть руки в борьбе двух тиранов? Сегодня можно с большой уверенностью сказать, нет, русский народ не мог стоять в стороне от кровавой схватки с нацизмом. Наши домашние злодеи уже были привычны и обыденны по сравнению с мировым злом, которое в 1941 году олицетворял Гитлер. К этому времени русский народ уже лишился своей элиты, своего государства, своей истории и традиций. Какое значение может иметь современная дискуссия о том, опередил Гитлер Сталина в своей агрессии или нет? Советский Союз по сути своей был агрессивной державой, всегда и везде выжидавший своего часа для навязывания народам марксизма-ленинизма, для мифической «диктатуры пролетариата»… Превентивной ли была война или агрессивной? Да хотя бы и то, и другое, в любом случае русскому народу грозило уничтожение. Всё же в Советском Союзе не обсуждалась проблема, надо ли истребить немецкий народ целиком, его предполагали всё-таки советизировать под марксистским соусом, в своё время произведённым в Германии с ненавистью к русскому человеку (хотя до лозунга «убей немца!» вместо гитлеровца докатились); не обсуждалась и проблема, как прекратить рождаемость немецкого народа, с нашей коммунистической точки зрения – пусть рожают, но мы сумеем этих немчиков воспитать в духе марксизма-ленинизма; не обсуждалось и как уморить немецкий народ голодом, голодом надо только прореживать народные массы, не чуткие к построению социализма; не обсуждалось, кого расстреливать в первую очередь, а кого во вторую, - зачем же расстреливать, если и на Колыме, и в Норильске не хватает рабочих рук и бесплатного труда. Нет, сталинское использование человека до смерти было несколько гуманнее гитлеровской программы уничтожения, которой в Третьем Рейхе посвящались научные конференции и издавались десятки брошюр и зловещие секретные документы.
И потому у русского народа ни в первые недели, ни в последующие месяцы и годы кровавой истребительной непосильной войны не было другого выхода, кроме беспощадной борьбы против теории и практики германского нацизма. Но в массовом сознании народа этот неизбежный вывод созрел далеко не сразу.
От моря Баренцева до моря Чёрного развернулись сражения советско-германского фронта. Так было привычно описывать начало войны. На самом деле это не совсем так. Ожесточённые сражения происходили только на направлениях главных ударов, которые наносили германские армии. И за счёт концентрации войск и массированных ударов Вермахт получал очевидные преимущества. Например, пока советская 4-я армия подвергалась яростным ударам танковой группы Гудериана и 4-й полевой германской армии соседняя 10-я советская армия безропотно продолжала стоять в белостокском выступе. И уже через несколько дней войны оказалась в глубоком окружении. Погибли обе армии: и та, что подвергалась ударам со всех сторон, и та, что просто стояла. Определённая вина, конечно, лежит на командующем 10-й армии генерале Голубеве, но главная беда была в том, что воевать готовились на чужой территории и об обороне не помышляли. Не получая никаких приказов от командующего Западным фронтом генерала армии Павлова, советские командармы боялись самостоятельных решений, связанных с маневрированием и отступлением. Хорошо вооружённые, кадровые 3-я, 4-я и 10-я армии в белостокском выступе не сыграли никакой самостоятельной роли, были окружены и попросту рассеяны.
На второй день войны Сталин и руководители наркомата обороны ощущали себя людьми с плотно завязанными глазами.
Командующие Северо-Западным и Западным фронтами не могли сообщить ничего реального со своих театров военных действий, и у высшего советского руководства ещё сохранялись иллюзии относительно начала большой войны. В Кремле ведь знали и гордились большими цифрами наличия орудий, танков и самолётов, и надеялись с помощью этого количественного превосходства в военной технике, захватив инициативу в свои руки, выиграть войну. О том, что к вечеру 23 июня многие отдельные ударные соединения Вермахта преодолели уже более сотни километров к востоку, в Москве ещё не знали. Не знали и о громадных потерях танков, самолётов и орудий.
По предложению Сталина была образована Ставка главного командования, председателем которой назначили Тимошенко, а членами Ставки – Сталина, Жукова, Молотова, Ворошилова, Будённого и Кузнецова. Конечно, ни о каком лидерстве Семёна Тимошенко не могло быть и речи, он не принял ни одного самостоятельного решения, первое и последнее слово всегда оставалось за Сталиным. Почему было принято столь опереточное решение, неизвестно.
Вермахту в первую неделю восточной кампании удалось воплотить основные слагаемые блицкрига. Как в Польше. Как во Франции. Как в Греции и Югославии. В тылу Красной армии уже в первые дни действовали диверсионные германские отряды. Материальная авиационная часть была разгромлена отнюдь не только ударами с воздуха, в панике она была брошена или начала перебазироваться глубоко в тыл. В хаосе такого перебазирования и малого опыта пилотов потери значительно возросли. Как в Польше. Как во Франции. Танковые группы немцев, сконцентрированные на направлениях главных ударов, не встретили заранее подготовленных рубежей обороны и быстро вырвались на оперативный простор. Как в Польше. Как во Франции. Наступающие немецкие армии умело координировали взаимодействие пехоты, танков и авиации. Как в Польше. Как во Франции.
Но под гром артиллерии и взрывы авиационных бомб наиболее внимательные германцы услышали и раскаты совсем другого звучания и содержания. В безнадёжных ситуациях, уступая в технике и в умении, советские лётчики таранили немецкие «Мессеры» и «Юнкерсы», в жестоких штыковых и рукопашных боях германский солдат впервые увидел противника, презирающего смерть.
Начальник германского Генерального штаба сухопутных войск генерал Гальдер 24 июня записал в дневнике: «В общем, теперь стало ясно, что русские не думают об отступлении, напротив, бросают всё, что имеют в своём распоряжении навстречу вклинившимся германским войскам. При этом верховное командование противника, видимо, СОВЕРШЕННО НЕ УЧАСТВУЕТ В РУКОВОДСТВЕ ОПЕРАЦИЯМИ ВОЙСК. Можно отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели места случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен». Не как в Польше. Не как во Франции.
Информационная блокада советского руководства усугублялась ещё и тем, что в первую неделю войны в Германии было решено не публиковать никаких сводок с восточных фронтов. Немецкое радио не сообщало ни о направлениях главных ударов, ни о захваченных трофеях и городах.
Чем отличается профессиональный офицер, полковник, командир артиллерийской бригады от прапорщика, призванного из запаса и назначенного командовать резервной ротой?
Генерал-фельдмаршал риттер Вильгельм фон Лееб во время Первой мировой войны был полковником и командовал артиллерийской бригадой.
Его советский оппонент, командующий Северо-Западным фронтом в Прибалтике, генерал-полковник Фёдор Кузнецов был прапорщиком и командиром резервной роты. В живой силе Кузнецов уступал фон Леебу, но зато имел почти двукратное преимущество по танкам и авиации. Но преимущество в боевой технике куда-то испарилось уже в первый день войны, почти вся авиация загадочным образом исчезла. Важным отличительным моментом в боевых действиях в Прибалтике было то, что войска фон Лееба встретили активную поддержку со стороны местного населения, в первую очередь, литовцев и латышей. Например, Каунас, древняя столица Литвы был освобождён литовскими повстанцами из подпольного литовского фронта активистов уже 26 июня, ещё до того, как в город вступили мотоциклисты передовых немецких частей. А 30 июня, когда немецкие танки подошли к Риге, немцев радостно встречали рижане, включая немногочисленных русских эмигрантов, которых не успели переселить в сибирские лагеря. Самым ярким штрихом кампании фон Лееба в Прибалтике стал стремительный бросок 56-го танкового корпуса под командованием генерала Манштейна, который преодолев в кратчайший срок 300 километров, сходу захватил два стратегически важных моста через Западную Двину в районе Даугавпилса. Это была совершенно новая тактика ведения войны.
23 июня армии советских фронтов начали подготовку к немедленным контрударам согласно Директиве №3 наркома обороны маршала Тимошенко. Поспешные, плохо организованные наступления привели наши войска к большим потерям и неудачам. Механизированные корпуса вступали в бой один за другим, сходу, не успевая сосредоточиться, под непрерывными ударами вражеской авиации. Например, 9-й мех. корпус генерал-майора Константина Рокоссовского перед контрударом должен был совершить более чем 200-километровый форсированный марш, потеряв на нём почти половину своих боевых машин. 21-й мех. корпус Северо-Западного фронта генерала Дмитрия Лелюшенко наносил контрудар утром 29 июня, имея в составе 98 танков. К вечеру этого же дня в корпусе осталось всего 7 (семь!) танков. Не удивительно, что при таких потерях и в других советских частях и соединениях немецкие войска уже в начале июля вступили в пределы Псковской области.
23 июня войну Советскому Союзу объявила Словакия.
26 июня Советский Союз буквально вынудил выступить против него Финляндию. История эта заслуживает внимания. После Зимней войны, когда покончить с независимостью Финляндии не удалось, в военном ведомстве СССР продолжали планировать победную операцию против соседней страны. Она планировалась на осень 1940 года, но неожиданно воспротивился Гитлер, в августе 1939 года не возражавший, чтобы страна Суоми вошла в зону интересов Советского Союза. Не ожидавшее столь неудачного начала войны с Германией военно-политическое руководство СССР в первую неделю стремилось наполнить свои прежние противофинляндские планы новым содержанием, мы уже говорили об авиационной провокации в ночь на 22 июня 41 года. Ранним утром этого длинного дня Геббельс объявил, что Финляндия вместе с Германией выступила против большевизма. Это не соответствовало действительности, и после протеста финского министерства иностранных дел вечером 22 июня Геббельс взял свои слова обратно. Неизвестно, случилась бы ли ещё одна война на Карельском перешейке, но 25 июня советская авиация провела крупную бомбардировку финских городов, убила около тысячи мирных финских жителей после чего 26 июня последовало объявление Финляндией войны Советскому Союзу.
27 июня Венгрия начала военные действия против советского Юго-Западного фронта.
В большинстве европейских стран от Испании до Норвегии и Дании прошли митинги в поддержку германской агрессии и запись добровольцев, желающих сражаться вместе с Вермахтом против большевицкой России. Геббельс объявил крестовый поход, а начальные успехи германских войск вызвали у европейских ландскнехтов немедленное желание примкнуть к ним.
Бойцы литовской самообороны 25 июня при подстрекательстве нацистов организовали в Каунасе еврейский погром.
24 июня для информации населения о ходе советско-германской войны было создано Совинформбюро, во главе которого был поставлен секретарь ЦК и Московского горкома партии Александр Щербаков. Первые радиосообщения были очень далеки от действительности. Например, 27 июня советское радио сообщило о том, что в течение 26 июня на минском направлении наши войска вели бой с просочившимися войсками противника. На самом деле танковые группы Гудериана и Гота прорвались навстречу друг другу, чтобы уже через день окружить в районе Минска несколько советских армий. Понятно, что Совинформбюро тогда было призвано вселять уверенность в победе и бодрость, но те, кто цитируют в качестве информации Совинформбюро, очевидно, и сегодня страдают от недостатка уверенности и бодрости.
Советское руководство в условиях информационной блокады приняло несколько решений, которые оказались своевременными и дальновидными. 24 июня был создан Совет по эвакуации, который возглавили Николай Шверник, Алексей Косыгин и Михаил Первухин. Главной задачей Совета стала эвакуация важнейших промышленных предприятий из западных областей страны на Урал и в Сибирь.
25 июня на центральном направлении Ставка создала Резервный фронт во главе с маршалом Будённым.
29 июня Центральный Комитет ВКП(б) объявил о Великой Отечественной войне советского народа против гитлеровских захватчиков. В определённом смысле это был полный крах большевицкой идеологии. Власть во своё спасение начала восстанавливать исторические традиции русского народа. Пролетарская солидарность выбрасывалась в помойную яму.
30 июня Сталин назначен Председателем ГКО – Государственного Комитета Обороны. ГКО стал верховным органом управления в стране в годы войны. В состав ГКО вошли-Молотов, Ворошилов, Маленков, Берия.
26 июня на перроне Белорусского вокзала в Москве на проводах уходящих на фронт воинских частей впервые прозвучала великая песня «Вставай, страна огромная» композитора Александра Александрова на слова Лебедева-Кумача (по другой версии слова эти были написаны ещё в годы Первой мировой войны Александром Адольфовичем Боде, а Лебедев-Кумач, следуя их большевицким традициям, просто присвоил чужой текст, самую малость изменив его). Эта песня как бронебойный снаряд, как источник силы и мужества, однажды услышав, её уже никогда не забудешь. Такие песни и сами выходят на поле боя и ни сёл, ни городов не сдают…
27 июня в Ленинграде началось формирование дивизий народного ополчения. Ополченцы – рабочие и студенты, учёные и служащие выполнят свой гражданский долг в самые трагические месяцы войны, когда кадровая армия прогнётся после первых ударов Вермахта и практически перестанет существовать, во всяком случае, значительно изменится в своём составе. Не все ополченцы были добровольцами, как у нас было принято считать, часть из них отлавливалась специальными патрулями НКВД в магазинах и на улицах. Мало кто из ополченцев первого призыва остался жив, но их жертвы – дорогой ценой – сначала помогли выиграть время, а потом и битвы под Москвой и Ленинградом.
Не обошлось и без типичного для большевизма закручивания гаек на шее собственного народа, без террора к беззащитным в правовом отношении гражданам. В тюрьмах, оставляемых врагу городов, поспешно уничтожались заключённые, расстреливались, сжигались… Немецкие пропагандисты немедленно этим пользовались, демонстрируя на весь мир трупы в тюрьмах Львова, Каунаса, Риги и других городов. Пропаганда? Да, геббельсовская, но, увы, чистая правда и беспрецедентное уничтожение гнусной большевицкой властью своего народа. И это Отечественная война? Об этом нам с вами, уважаемый читатель, придётся ещё поразмышлять по ходу нашего повествования.
Народный комиссар Государственной безопасности Всеволод Меркулов издал 28 июня приказ о порядке привлечения к ответственности изменников и членов их семей. В приказе не было даже уточнено, кого именно считать членом семьи изменника Родины. Очевидно, что документ был нужен для устрашения и очередного набора бесплатной рабочей силы.
Гитлер в эти успешные дни тотального наступления часто предавался безудержным мечтам о светлом будущем тысячелетнего Рейха. Фюрер сам себе противоречил, заявляя, что сначала надо взять Минск и Москву, потом убеждал себя, что Киев и плодородная Украина ему нужнее, а 30 июня определил тактическую цель совершенно по-новому: «Задача овладения Финским заливом является первостепенной, так как после ликвидации русского флота настанет возможность свободного плавания по Балтийскому морю и подвоз шведской железной руды. Занять Москву мы сможем только в августе».
30 июня начальник германского Генерального штаба отмечал свой день рождения. Гальдеру исполнилось 57 лет. После поздравлений от своих подчинённых Гальдер направился в Ставку фюрера с докладом, где прежде всего отметил, что напряжённая обстановка на южном фланге советско-германского фронта разрядилась. Германский стратег имел в виду величайшее танковое сражение, которое развернулось в полосе наступления группы армий «Юг». С обеих сторон участвовало более 2,5 тысяч танков. В результате контрударов советских механизированных корпусов для наступавшей 1-й танковой группы Клейста в первую неделю войны несколько раз создавалась критическая обстановка. Но, увы, не более того. Клейста очень умело поддерживала авиация. Можно только предполагать, каким бы мог быть удар советских мех. корпусов, если бы они не совершали многокилометровых маршей, не были бы основательно растрёпаны немецкой авиацией, а наносили бы удары с подготовленных рубежей в условиях стратегической обороны. Огромное количество советских танков было потеряно без боя. Начальник Генерального штаба Красной армии Георгий Жуков, который в те дни был командирован на Юго-Западный фронт, в мемуарах давал положительную оценку контрударам. Ведь в результате именно этих действий наших войск на Украине, писал Жуков, был сорван в самом начале вражеский план стремительного прорыва к Киеву. В действительности результат был обратным. Именно после потери более полутора тысяч советских танков в контрударах в районе Броды – Дубно Вермахт начал стремительно продвигаться по Украине. И как сам маршал Жуков отмечает, угроза Киеву возникла уже в первую неделю июля, а 9 июля немцы захватили Житомир. Разве это не стремительное продвижение к Киеву?
Генерал Рокоссовский, командовавший тогда одним из этих механизированных корпусов, 9-м, вспоминал о контрударах совсем иначе, чем Жуков. Рокоссовский отмечал, что мех. корпусам не дали сосредоточиться, что половина танков вышла из строя на маршах, либо была выбита штурмовой авиацией немцев.
В штабе командующего Юго-Западным фронтом генерала Михаила Кирпоноса хорошо понимали неподготовленность контрударов, за исключением члена Военного Совета фронта Николая Вашугина, который не мог представить себе, что инициатива находится в руках врага. Уже к вечеру 26 июня мех. корпуса понесли катастрофические потери. 27 июня застрелился член Военного Совета фронта Николай Вашугин. Суровая реальность не вписывалась в его иллюзии.
В итоге вместо очевидного преимущества в танках Юго-Западный фронт стал испытывать их недостаток. Вот чему так радовался генерал Гальдер в свой день рождения – разгрому танковых войск Юго-Западного фронта. Именно это предопределило судьбу Киева.
Посмотрим, какую реакцию вызвало начало советско-германской войны в Соединённых Штатах Америки. Президент Рузвельт уже 24 июня заявил, что считает войну Советского Союза справедливой, освободительной и будет всячески помогать России. Но среди американских политиков популярны были и другие идеи. В тот же день, 24 июня, сенатор Трумен выступил со своим печально известным афоризмом: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии. И таким образом пусть они убивают, как можно больше». Конечно, цинизм этого высказывания очевиден, а за цинизмом прячется привычное для американского политика стремление к мировому господству Соединённых Штатов. Но если мы вспомним неизвестную широким массам речь Сталина на заседании Политбюро 19 августа 1939 года, то в ней услышим нечто очень похожее на циничный подход сенатора Трумена. «Товарищи! – сказал в заключение своей речи Сталин. - В интересах СССР, родины трудящихся, чтобы война разразилась между Рейхом и капиталистическим англо-французским блоком. Нужно сделать всё, чтобы эта война длилась как можно дольше в целях изнурения двух сторон. Именно по этой причине мы должны согласиться на заключение Пакта, предложенного Германией, и работать над тем, чтобы война, объявленная однажды, продлилась максимальное количество времени». Генеральный секретарь выражается, конечно, изящнее американского сенатора, он говорит об изнурении двух сторон, тогда как Трумен ляпнул то же самое совершенно откровенно: пусть побольше убивают друг друга! Как видите, люди с кровавым размахом очень похожи. Дело только в том, что один из них – наш с вами, а Трумен – чужой, его мы и активно осуждаем…
Интересно, что Гитлер полагал, что нападение на СССР приведёт к улучшению отношений Германии с Америкой и даже с Великобританией!
В конце июня фюрер издал закон о преемственности власти в условиях войны. Своим наследником он назначил рейхсмаршала Германа Геринга. В эти же дни министерство иностранных дел Германии обратилось к Японии с официальной просьбой начать войну против СССР на Дальнем Востоке…
29 июня Сталин, Берия, Ворошилов, Маленков, Микоян и Молотов прибыли в наркомат обороны. Сталин хотел услышать подробный доклад о положении дел на фронтах, но ни Тимошенко, ни Жуков не смогли ему сообщить ничего вразумительного. Фразы: не могу знать, трудно объяснить, точных данных не имеем, по нашим предположениям – взорвали Сталина, который в достаточно грубой и резкой форме обвинил в профессиональной некомпетентности начальника Генерального штаба Красной армии. Жуков зарыдал и выбежал из комнаты, Молотов пошёл за ним успокаивать плачущего начальника Генерального штаба. Через некоторое время Жуков вернулся в кабинет для продолжения доклада…
В последний день июня в Германии вышел в радиоэфир первый информационный выпуск. Сводка о девяти днях войны против Советского Союза. Гитлер и немецкое радио захлёбывались от восторгов. Захвачены Минск и Каунас, Бобруйск и Либава, Брест, Львов, Гродно, Вильнюс, Белосток и Барановичи, Пинск и Броды. Советская авиация практически уничтожена, потери большевиков в воздушных машинах окажут решающее влияние на предстоящие сражения. В Белоруссии наступающие германские армии и танковые группы окружили несколько советских армий. Войска в котлах методично и последовательно уничтожаются. Далее в первой немецкой сводке цифры трофеев и пленных с очень небольшой долей преувеличения.
После вынужденного вступления в войну Финляндии для её вооружённых сил возникло несколько очагов противостояния с Красной армией. Во-первых, надо было избавиться от приставленного пистолета к затылку – вытеснить противника с полуострова Ханко, где располагалась советская военно-морская база. В планах маршала Маннергейма значилось и наступление на Карельском перешейке до рубежа реки Сестры, оставленного в 1940 году. На Ханко оборонялся гарнизон под командованием генерал-майора Сергея Кабанова. Финские атаки были отражены хорошо организованной обороной. Финские части имели большие потери в первых же боях.
К исходу первой недели войны против Советского Союза оптимизм среди руководителей Третьего Рейха подавлял все разумные чувства. Вермахт накануне новых триумфов – это убеждение было всеобщим в гитлеровской Ставке.
Американские и английские военные весьма пессимистично оценивали положение дел на Востоке, они считали, что Красная армия сопротивляться будет недолго, от четырёх недель до трёх месяцев. Генералы не понимали, что в России воевать будет не армия, а русский народ.
Но были среди союзников Советского Союза два неисправимых оптимиста. К счастью, их звали Уинстон Черчилль и Франклин Рузвельт. Премьер-министр и президент были уверены, что сопротивление русских будет упорным и долгим…
Да, в первые дни войны с Германией мы понесли невосполнимые потери. Невосполнимые потому, что в условиях хаоса, неразберихи, нераспорядительности и паники погибают всегда самые лучшие, самые храбрые, самые стойкие и умелые, кто не бежит с поля боя, а держится до последнего и погибает, хотя бы на несколько минут задержав наступающего врага. А потом эти минуты, вырванные у врага в крепости и в чистом поле, в окопе и на дороге начнут соединяться в дни и месяцы и позволят Советской России удержаться на краю пропасти.
Прижатые к стене, мы обретаем точку опоры, - закон русской пружины.

Заказы можно также присылать на orders@traditciya.ru