В преддверии нового 2021 года экс-губернатор Омской области Леонид Полежаев, воссоздавший в Омске Успенский и Воскресенский соборы, в очередной раз напомнил жителям Омска о главном городском храме, разрушенном почти столетие тому назад.
– В этом городе жили люди, создававшие красоту для себя и для потомков. Увы, они слишком хорошо думали о них. Руины разрушенного собора святого Илии Пророка не вызывают у потомков ни признательности, ни уважения к вере и морали своих предков. Возможно, новый 2021 год разбудит эти чувства у омичей. Хочется надеяться, – написал он на своей странице в социальных сетях.
И разумеется, тут же из всех дыр выскочили крикуны и болтуны всех мастей и принялись громко возмущаться, доходя до прямых оскорблений. Куда тут базарным бабам….
Вообще, любое упоминание Ильинского храма незамедлительно вызывает у говорящих голов в Интернете нервную реакцию, точнее, настоящую истерику...
Восстановить любой разрушенный храм - святое дело. Но Ильинский собор к тому же замкнул на себе всю омскую историю. Место, на котором он был возведен - ключевое, знаковое для Омска…
Драматическая предыстория города на Оми
Построенная полковником Бухольцем три сотни лет тому назад на берегу Оми - на краю тогдашнего мира, русская крепость стала главным и единственным результатом экспедиции за «песошным золотом» в калмыцкий город Еркет (Яркенд на территории современного Китая), предпринятой по приказу Петра. Ведь ей суждено было стать для российской империи воротами в Азию.
Императора заинтересовало золото с далекой бухарской реки, о котором ему рассказал сибирский губернатор Матвей Гагарин. Ведь государственную казну изрядно опустошали расходы на войну со шведами. 22 мая 1714 года на адмиралтейской галере «Святая Наталия» царь собственноручно написал резолюцию на доношении сибирского губернатора: «Построить город у Ямыш озера, а буде мочно и выше, а, построя крепость, искать далее по той реке вверх, пока лотки пройти могут, и оттого итти далее до города Эркети».
Возглавить экспедицию Пётр I поручил человеку, которого хорошо знал ещё со времен потешных войск — подполковнику Ивану Бухолцу (Бухольцу). Этому офицеру Преображенского прежде довелось участвовать и в Азовских походах, и в Северной войне. Но теперь ему предстояла совершенно другая и весьма нетривиальная миссия.
В Санкт-Петербурге Бухольцу выделили двух сержантов и шестерых солдат из Преображенского полка. С ними он должен был отправиться в Москву, а оттуда — в Сибирь. Иначе говоря, отбыть в неизвестность: Ямышевское озеро воспринималось русской администрацией как географический объект, расположенный за пределами подвластной территории, то есть за границей русской Сибири.
На двадцати подводах Бухольц добрался до Москвы только в конце июня. В городе он пробыл почти полтора месяца. Дело было не только в бумажной волоките, хотя без нее конечно не обошлось. Нужно было найти офицеров, желательно боевых и опытных. Это удалось сделать с помощью военной канцелярии.
В Сибирь решили двигаться самым надёжным водным путём. Но по рекам дошли только до устья Чусовой, а от Чусовой до Тобольска отправились уже на подводах. На эту дорогу ушло почти три месяца: в Тобольск русский экспедиционный корпус прибыл только 13 ноября.
Только вот оказалось, что в столице Сибири им совсем не рады - для местного начальства Бухольц стал непереносимой обузой, свалившейся как снег на голову. Матвея Гагарина в городе не было: он в очередной раз уехал в Петербург. Делами экспедиции губернатор поручил заниматься тобольскому коменданту Дорофею Траурнихту. Но хотя тот и приходился Бухольцу тестем, подготовку экспедиции это совсем не ускорило.
Выяснилось, что сибирские гарнизонные полки, из которых предполагалось набрать солдат для предстоящего предприятия, в реальности существуют только на бумаге. Впоследствии Бухольц отмечал, что «приехал он, Бухолц, ноября 13 числа того же 1714 году, и был без команды генваря по 9 число 715 году», то есть почти три месяца. Только в январе стали приходить рекруты из окрестных деревень. В своих донесениях в столицу Бухольц постоянно жаловался на неопытность солдат, на то, что они «экзерциции не знают».
Сложности были и с вооружением - в городе оказались всего лишь две годных пушки. Пришлось отливать новые тут же, в Тобольске. О том, чтобы отправиться в путь весной, как это планировалось изначально, не могло быть и речи.
Из доношения подполковника Бухольца царю Петру, написанного 9 июня 1715 г., видно, что даже в начале лета не было лодок, не хватало оружия.
И главное, Бухольц не нашёл ни одного человека в Тобольске, который мог бы подтвердить, что возле Яркенда есть золотой песок: «А подлиннова и вернава ведомца о песошном золоте близ Еркета господин губернатор мне не дал, а тоболские жители, которые бывали в Еркете, не единой не сведом о том золоте подлино, а привозят то золото в Тоболск бухарцы и продают».
Впрочем, Бухольц был готов отправляться на Ямышево и заложить там крепость с имеющимся вооружением, а нового дожидаться уже на месте. Но перед самым отплытием экспедиции губернатор Матвей Гагарин всё-таки прислал из Москвы две тысячи фузей (кремнёвых ружей) «немецкаго добрава дела» и столько же палашей.
Наконец весь провиант с пушками, ядрами, гранатами и порохом был погружён на дощаники. 30 июня на 33 дощаниках и 27 больших двенадцативёсельных лодках отряд отплыл из Тобольска. И снова не благодаря, а вопреки: плыть предстояло против течения.
В распоряжении Бухольца было три полка: Санкт-Петербургский, Московский и Драгунский — общей численностью 2797 человек. Все они были собраны из наспех обученных крестьянских парней. Численность полков в ходе экспедиции постоянно менялась в сторону уменьшения: солдат не вдохновляло предстоящее предприятие с весьма туманными перспективами и они попросту сбегали при любой возможности.
К середине июля отряд прибыл в Тару, в августе добрался до Татмыцкой слободы — самого южного русского поселения на Иртыше. Впереди был почти двухмесячный путь к Ямышеву озеру (расположенному в 40 км южнее нынешнего города Павлодара). Это озеро было знаменито на всю Сибирь: здесь добывали самосадную соль, которая, по утверждению современников, была «чиста, аки лёд-ясенец». По тем временам - важнейший стратегический ресурс.
1 октября 1715 года первая цель путешествия наконец была достигнута. Возле впадавшей в Ямышевское озеро речки Преснухи за месяц с небольшим построили крепость: в виде половинки шестиугольника, стенами обращённого в сторону степи. Возле стен возвели небольшой вал и вырыли ров.
Продолжать путь зимой было бессмысленно, потому на Ямышево решили остаться на зимовку. Бухольц начал налаживать отношения с местным населением. 29 декабря 1715 г. он писал кабинет-секретарю А. В. Макарову: «С калмыки, теленгуты, которых десять тысяч кочуют недалеко от Ямышева утвердился писмами ,чтоб им с людми царского величества ссор не иметь. А к контайше посылал с известием, что при Ямышеве город зделал и отписал к нему, дабы он с войском царского величества был в мире и до указанного места итти не претил…»
Только вот правитель Джунгарии Цеван-Рабдан, так и не получил письма, которое Бухольц, начав строительство крепости, отправил ему с поручиком Маркелом Трубниковым. В этом письме Иван Дмитриевич сообщал, что его экспедиция не преследует захватнических целей - крепости на джунгарской территории строятся в связи с поисками рудных ископаемых. Но поручик Трубников был захвачен в плен казахами, воевавшими с Джунгарией. А Цеван-Рабдан в итоге расценил экспедицию Бухолца как политическую коалицию цинской империи с Россией, направленную против него. И двинул к Ямышевской крепости 10-тысячное войско под командованием своего брата Церен-Дондоба.
В метельную ночь 9 февраля 1716 года джунгарские калмыки внезапно напали на русскую крепость. « В четвертую пятницу зенгорцами на крепость было учинено нападение. И хотя из крепости при многом сопротивлении они были выгнаты, но оне крепость со всех сторон так облезли, что никак невозможно было и губернатора об оном уведомить». Бой длился 12 часов. Две с половиной тысячи вчерашних крестьянских парней под командованием опытных офицеров смогли отбить нападение в разы превосходящего войска. Но крепость оказалась в осаде.
Не взяв крепость приступом, Церен-Дондоб взял цитадель в кольцо: людей у него было достаточно. А у Бухольца не было толковых пушкарей: «бомбардиры были инженерству неискусны, более бомбы метали наудачу, нежели как надобно». Выйти же в чистое поле с плохо обученным войском против конницы, в четыре раза превосходившей по численности русское войско, было равносильно самоубийству.
Вскоре калмыки выставили русским ультиматум, на который Бухольц ответил достойно: чтоон «не обык боятся угроз и, будучи снабжен довольным числом съестных припасов, может переждать без нужды до того времени, пока ис Тоболска, куда он уже писал, болше войска на вспоможение…»
Но в реальности надеяться было не на что. Часть продовольствия была потеряна: калмыки сумели захватить амбары. Все вестники попали в плен, соответственно, в Тобольске так и не получили известий о том, что отряд Бухольца оказался в критическом положении. Потом начались болезни: моровая язва и цинга косили людей не хуже калмыцких стрел. Таких потерь русские в Сибири ещё не несли…
Так прошла зима. И весной на военном совете было принято непростое решение — разрушить крепость и отступить, «дабы многая артиллерия и амуниция не досталась в руки неприятелю». Оставшиеся в живых солдаты (четверть от первоначального числа) погрузились на 18 дощаников и 28 апреля 1716 г. отплыли вниз по Иртышу.
Бухольц, будучи человеком незаурядным (а при выборе исполнителей Пётр I останавливался именно на таких деятелях), несомненно сразу оценил стратегическое значение места у слияния Оми и Иртыша - оно позволяло контролировать всю окружающую территорию. Потому, как повествует автор первого научного труда по истории Сибири академик Герард Миллер, рапортовал князю Гагарину: «Не повелено ль будет при устье Оми построить крепость, где б можно было людей и припасы для предбудущей надобности оставить». После соответствующего распоряжения работы были начаты.
А так повествует о дальнейших событиях Тобольская летопись: «Князь Гагарин, получа известие от подполковника Бухолца, не токмо представление ево за благо принял, но и послал к нему для дополнения полков 1300 рекрут в трёх партиях и так немедленно крепость при реке Оми строить начали. Артиллерии поручик Каландер имел опять смотрение над строением. Избрали место на южном берегу Оми около 50 сажень от ея устья. Ниской земляной вал в фигуре правильного пятиугольника обнесён палисадом с пятью таких же болверков на углах и со рвом, около которого были поставлены рогатки».
Крепость на стыке двух рек, Иртыша и Оми, служила воротами в обширный район Верхнего Прииртышья и всего севера Казахстана, контролировала водные и караванные пути на юге Западной Сибири.
У исследователей есть все основания предполагать, что эта крепость напоминала шведский Ниеншанц – шведскую каменную крепость в форме пятиконечной звезды с пятью бастионами в устье Невы на Охтинском мысу. Ведь ее строительством руководил шведский инженер-поручик Каландер, попавший в плен во время знаменитой битвы русских войск со шведами под Полтавой
Эта цитадель простояла недолго – во время паводка ее залило водой, потому всего через год по разработанным в Тобольске чертежам ниже по течению Оми на Аллаярском яру была сооружена вторая крепость, уже ничем не отличавшаяся от прочих сибирских крепостей.
Храм, соединивший Европу и Азию
Потом, уже к концу столетия, место, с которого начался город, бывший столицей Сибири, увенчал храм, подобного которому не было за Уралом. Главный городской храм во имя Ильи пророка был заложен в 1789 году - в год, когда крепость стала городом, и у города появился свой герб. Причем также как первая крепость, он был непривычной для здешних мест европейской архитектуры - с двумя колокольнями. Первый проект церкви с двумя колокольнями создал в середине XVI века итальянский архитектор Антонио Палладио.
Впрочем, история Ильинского храма началась гораздо раньше. Деревянная Ильинская церковь в 1730-1760-е годы уже стояла у дороги на Чернолучье между слободами на правом берегу реки Оми. Во время строительства третьей Омской крепости (кстати, по новейшим европейским канонам), ее по инициативе командира Сибирских военных линий генерала Шпрингера перенесли на левый берег. Потом на ее месте был воздвигнут Воскресенский военный собор.
А потом в Омск прибыл новый главнокомандующий, командир отдельного Сибирского корпуса и Сибирского военного округа генерал-поручик Николай Огарев. Сегодня об этом человеке, достойном самой доброй памяти, почти ничего не знает даже всеведующий гугл. Он происходил из старинного русского дворянского рода, основателем которого был выходец из Золотой Орды, мурза по прозванию Огар. Огар крестился, стал Пантелеймоном и верно служил князю Александру Невскому. Его потомок отважно сражался на фронтах русско-турецкой войны, а потом фактически отвечал за всю южную границу Западной Сибири. «Горячего нрава, но никому вредного зла не делал», - характеризовали Огарева современники. Он работал, напрочь позабыв о себе, не щадя ни сил, ни здоровья, причем занимался не только военными и организационными делами.
Николай Гаврилович повсюду строил храмы. Так что вскоре после прибытия в Омск Огарев обратился к архиепископу Варлааму с просьбой о постройке новой церкви рядом с деревянным Ильинским храмом. В 1778 году каменная Ильинская церковь была заложена к западу от деревянной, на высоком пригорке над левым берегом Оми. На месте, где некогда была возведена первая омская крепость - где когда-то стояла Сергиевская крепостная церковь. Потому на плане Омска 1785 года в центре площади посреди Ильинского форштадта две Ильинских церкви – одна деревянная и каменная (ее строили 11 лет - с 1778 по 1789).
Главный престол - во имя святого пророка Илии освятили 8 июля 1789 года. Увы, пекшийся о соборе с первого дня своего пребывания в Омске Николай Гаврилович до этого события не дожил. Воздвигнутый стараниями Огарева храм стал местом его упокоения.
Величественный белый храм с двумя колокольнями, устремленными в небеса, не был похож ни на один другой в Сибири. Он напоминал Троицкий собор Александро-Невского монастыря в Петербурге, облик которого вызывает четкие ассоциации с римским собором св. Петра.
Архитектура Ильинского собора является переходной от барокко к классицизму. Граненый алтарь примыкал к прямоугольному храму, несущему массивный восьмерик барабана, прорезанный арочными окнами и увенчанный куполом напряженного силуэта с луковичной главкой на изящном световом фонарике. Главный - западный фасад был решен в виде портика с лучковым фронтоном, «поддерживаемым» пилястрами, к которому примыкали две квадратные в основании двухъярусные колокольни. Компактность формы и барочная пластика куполов, с изысканными люкарнами (круглые окна) на главном куполе храма, сочеталась со строгим декором стен.
Оригинальность замысла указывает на авторство выдающегося зодчего. Скорее всего, Николай Огарев заказал проект столичному мастеру. Этим мастером вполне мог быть Карл Бланк - один из последних мастеров барокко и первый архитектор раннего классицизма. Кстати, внук Бланка декабрист Николай Басаргин служил в Омске писцом Пограничного управления сибирских киргизов.
Имена строителей Ильинской церкви пока неизвестны. Но историку архитектуры Наталье Лебедевой удалось найти архивные сведения о том, что в то время в Омске жили представители семьи Черепановых, которых приглашали для строительства церквей и письма иконостасов в Петропавловск (1781), Ямышевскую крепость (1782), Бийск (1788). Например, в 1788 году Иван Черепанов, ранее построивший первый омский храм - Воскресенский военный собор, именно из Омска отправился в Бийск для строительства там собора. Значит, он вполне мог быть строителем здания и резчиком иконостаса Ильинской церкви. Александр Черепанов жил в Омске с 1782 года и стал старостой Ильинского прихода. По свидетельству историка Церкви протоиерея Александра Сулоцкого, некоторые иконы Ильинского храма были написаны настоятелем храма протоиереем Андреем Васильевичем Комаровым, служившим в церкви 1820-1830-е годы.
По плану 1829 года все главные улицы Омска начинались от Ильинской церкви - главной архитектурной доминанты. Ильинский храм стал символом города, где встретились Европа и Азия. Независимо от статуса города, который несколько раз менялся, Ильинская церковь, «построенная на святость и освящение граду», своим соборным непровинциальным видом предрекала Омску значительную судьбу. А Ильинский фордштат был не просто одним из сам красивых районов Омска – он считался элитным.
Храм рос вместе с городом. В 1880 году был освящен северный престол во имя Покрова Пресвятой Богородицы в приделе, построенном купцом Герасимом Дмитриевичем Кузьминым. Через семь лет на средства купца Георгия Терехова пристроили придел с южной стороны и его освятили во имя Георгия Победоносца. Вокруг собора зеленел сад, окруженный фигурной чугунной оградой.
В Пророко-Ильинской церкви хранились особо чтимые прихожанами иконы: Божией Матери Абалацкой, святых великомучеников Параскевы и целителя Пантелеймона. Оружейный мастер И.В. Терновский, живший в Тобольске в середине XIX века ослеп из-за взрыва пороха, прозреть он смог только после молитв его семьи в Абалакском монастыре у чудотворной иконы. Мастер заказал список этой иконы и переезжал с ней из города в город. Икона Абалацкой Божией Матери считается покровительницей Сибири. В основе ее образ Богоматери Знамение, слева на полях изображение Николая Чудотворца, справа — Марии Египетской. Такие иконы со святыми на полях были особенно распространены в Новгороде и в Устюге Великом. Это говорит о том, что тобольские духовные власти стремились представить Сибирь наследницей Новгорода».
Крестный путь
Времена изменились. Участь Ильинского храма – главной архитектурной доминанты в центре города, воплощавшей чуждые социалистической эпохе идеалы, была предрешена.
Ильинский собор был оплотом истинного Православия в Омской епархии. Он привлекал самых чистых и праведных жителей Омска. После пострижения в иеромонахи Василия Пляскина на Пасху 1930 года, архиерей Аркадий Ершов сказал в проповеди: «В настоящее время при неверии и развращенности народных масс приобретают большое значение подвижники, на которых лежит обязанность спасти народ от развращенной жизни... Все народы Европы просвещены Евангелием и склоняются перед Христом, а наших безбожников считают безумцами». Но безумцы уже перешли к активным действиям.
26 ноября 1929 г. Каганович отмечал в «Правде» большие достижения на фронте борьбы с религией и «невозможный ещё несколько месяцев назад» успех. Начиналась «безбожная пятилетка».
На рубеже 1930-х с колокольни Ильинского собора сняли колокола. «Когда звонили в колокола Ильинской церкви, было слышно не только по всему Омску но и в окрестных деревнях. В тот день, когда колокольню решили заставить замолчать, народу вокруг собралась тьма-тьмущая. И из деревень люди пришли. Плакали, кричали, просили, чтобы этого не делали. Бунт настоящий. Но куда там. Самый большой колокол долго не могли снять, а потом - разбить. Только ударят по нему кувалдой, раздается такой страшный звук, что людей глушит, барабанные перепонки не выдерживают. Тогда его обмотали полотном, тряпку мочили, и все равно не могли разбить», -вспоминала ставшая свидетельницей этих трагических событий Нина Когер.
В 1931 году состоялся громкий процесс над представителями общин Ильинской и Братской церквей. Было арестовано 23 человека по подозрению в создании и участии в контрреволюционной монархической организации, якобы ставившей целью контрреволюционную агитацию и свержение существующего строя. Затем число проходивших по этому делу увеличилось до 49 человек.
Среди арестованных были священники: Александр Радонежский, Василий Пляскин, Александр Мирошниченко, Константин Платонов, прошедший жестокий Соловецкий лагерь ссыльный священник Михаил Лебедев и другие. 16 апреля 1931 года арестовали настоятеля Ильинской церкви протоиерея Василия Федосеева. Отец Василий во время следствия вел себя мужественно и все отрицал. Среди арестованных был священник Петр Васильевич Олерский, семь раз подвергавшийся арестам. Последний раз его арестовали 29 ноября 1936 года, вслед за епископом Омским Антонием Миловидовым, и осудили на 7 лет исправительно-трудовых лагерей. Была арестована даже сторож Ильинской церкви монахиня Пелагея Онищенко (Анищенко) - ее вина заключалась в том, что она привозила продукты, умирающим от голода ссыльным священникам.
Поводом к арестам стала петиция, переданная старостой Ильинской церкви Александром Проскуряковым в Итальянское посольство для передачи Папе Римскому, где звучал протест против закрытия церквей. Церкви тогда повсеместно закрывали на «законном» основании неуплаты налогов. Храмы были буквально задавлены налогами. Так, в 1929 году был добавлен новый - промысловый, который взяли сразу за два года (за 1928 - 1929 и авансом за 1929 - 1930 годы). Только для Братской церкви это составило 552 рубля. Для уплаты налогов собирали пожертвования среди верующих как деньгами, так и продуктами, но суммы были совершенно неподъемными.
Приговор по громкому делу был вынесен только 14 марта 1932 года. Шесть человек отправлены в лагеря на три года, ещё шестеро отправлены на три года в ссылку, остальным зачли как наказание более года нахождения в тюрьме под следствием. Как правило, священники из лагерей уже не возвращались. Некоторым из осужденных было 70-80 лет.
31 октября 1935 года было вынесено постановление № 1585 Президиума Омского городского совета рабоче-крестьянских и красноармейских депутатов предписывающее «здание церкви передать Ленинскому Райсовету, для общественных надобностей». В прекрасном храме, в облике которого соединились русские и европейские архитектурные традиции, устроили зернохранилище.
А в феврале следующего года было принято решение о сносе Ильинской церкви. Причем под весьма благовидным предлогом - увековечивания памяти А.С. Пушкина, памятник которому решили поставить на Ильинской горке. Торжественная закладка памятника состоялась в присутствии всех официальных лиц города – на холме была установлена гранитная глыба с надписью на медной доске «10 февраля 1937 г. Здесь заложен памятник великому русскому поэту А.С. Пушкину 1799 - 1837». Но дальше доски дело не пошло. Позднее на холме установили гипсовый памятник Ленину, замененный в 1957 году капитальным монументом, который, увы, возвышается там до сих пор.
Время возвращения
Потом, уже в наше время, за памятником была построена Ильинская часовня. Изящная, с зеленым куполом - будто отражение разрушенного храма, напоминание о нем. Сам ее вид, похоже, на некоторых личностей действует ровно так же, как крестное знамение на нечистую силу. В 2012 году часовню пытались поджечь, два года спустя неизвестные вандалы, а говоря прямым текстом, местные бесноватые устроили там погром.
Разговоры о необходимости воссоздания Свято-Ильинского Собора идут давно - с того времени, как Омск в 1996 году посетил Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Предстоятель освятил камень на месте утраченного храма. Во время визита в Омск Патриарха, руководство Омской области обсуждало вопрос воссоздания утраченных омских соборов. Речь тогда шла, в первую очередь, о восстановлении церкви Илии Пророка – небесного покровителя города Омска.
Документация по восстановлению Пророко-Ильинской церкви на старом месте была разработана институтом «Омскгражданпроект» еще в 1990 году.
Но благое начинание до сих пор не сдвинулось с мертвой точки. Ведь на паперти храма и поныне стоит памятник печально известному деятелю. И соответственно, местные коммунисты считают, что застолбили для себя эту территорию на веки вечные. Ильинскую горку они давно переименовали в Ленинскую. Потому порой участников крестного хода , который завершается молебном за возрождение храма, там встречают коммунисты с плакатами в руках.
Например, в день православной молодежи , депутат омского Заксобрания Константин Ткачев вышел с одиночным пикетом к месту завершения крестного хода.
– Не будет этого никогда, чтобы вместо Ленина здесь появился новый собор! Мы этого не позволим и не дадим. И нас в этом поддерживают 70% омичей! В Омске есть десятки подходящих для этого храма площадок. Памятник Ленину – это прежде всего память о том, что он – создатель первого в мировой истории социалистического государства. Никогда, слышите, никогда и нигде простые люди не жили так хорошо, как при советской власти, – приводит речи депутата пресс-служба омского обкома КПРФ.
Общественного обсуждения проекта воссоздания храма тоже не получилось. Проект, выполненный в соответствии с данными исторических документов , доморощенные острословы назвали «фантазией на тему»
- Это не памятник. Люди, которые родятся в 2030-х годах, будут думать, что это именно то, что стояло 200 лет назад. Вы понимаете, нельзя девальвировать историю! У нас достаточно памятников, которые требуют к себе тщательного отношения, — высказалась, например, некая Ольга Кулагина.
«В целом, все доводы леворадикалов ограничиваются аргументами из ряда: очередной доходный дом, храмов и так много, в них никто не ходит, постройте лучше школы и т. д. Каждый подобный аргумент против храма — это по сути позиция, оправдывающая действия тех, кто целенаправленно уничтожал русскую культуру и духовность, уничтожал то, что строили веками наши предки. Всем миром собирал народ средства на постройку храма Ильи Пророка, покровителя нашего города, чтоб стоял он в веках и ограждал нас, потомков, своим заступничеством. Не выстоял, был уничтожен руками швондеров и шариковых. Так не является ли делом нашей чести его восстановление! Не будем Иванами не помнящими родства, восстановим храм и историческую справедливость!», - заметил один из лидеров Омского отделения Общества развития Русского исторического просвещения «Двуглавый Орел» Артем Лоскутов.
И, разумеется вслед за этой публикацией снова поднялся визг, орали почти что ультразвуком.
А ведь помимо сакрального есть и еще один важный момент - архитектурный. Исторический центр Омска выглядит сегодня пустым. У любого думающего человека там неизбежно возникает острое чувство - чего-то не хватает
- Отсутствие архитектурной доминанты, которая держала бы весь центр города и придавала ему законченность, бросается в глаза любому человеку, который хотя бы приблизительно обладает чувством пространства. Свято-Ильинский собор нес в себе не только сакральную ценность культового сооружения, но и держал на себе всю перспективу Любинского проспекта, слияние Оми и Иртыша, - вновь и вновь подчеркивает Леонид Полежаев.
И главное, о чем Леонид Константинович сказал еще в 2017 году, пытаясь достучаться до впавших в беспамятство горожан:
- Утрата собора, который был освящен в честь небесного покровителя города, сослужила недобрую службу. Разрушать памятники - грех, разрушать храмы - грех смертельный. Может поэтому (и пусть в меня кинут очередной камень) у города очень тяжелая энергетика, он потерял оптимизм, доверчивость и отзывчивость, а вместе с тем, деловитость. Может, поэтому у многих людей возникает желание его покинуть. Я не скажу, что воссоздание храма вернет многое из утраченного, но уверен, снимет с города тяжкий грех разрушения.
Но подавляющему большинству омичей на это, увы, пофиг.
А разрушенный храм напоминает о себе - уже весьма зримо…
В октябре 2019 года на одном из местных новостных порталов появился материал под названием « В Омске случайно обнажили фрагмент фундамента Ильинской церкви». Известный омский реставратор
Игорь Коновалов, проходя мимо заметил на Ильинской горке небольшие траншеи. Скорее всего, их раскопали городские службы для озеленения территории.
— Любая траншея — это потенциальный археологический шурф. У меня наметанный глаз, я в грунте сразу вижу кирпичную кладку, если она там присутствует. там обнаружился фундамент Ильинской церкви. Это именно кладка, а не случайные кирпичи — они лежат системно, есть порядовка, есть край у этой стены. Кирпичную кладку, к счастью, существенно не повредили. Она залегает на глубине полметра, четко датируется 18-м веком по качеству кирпича, — рассказал Игорь Коновалов.
На следующий день Игорь Леонидович вместе с семинаристами убрали лишний грунт, подмели кладку веником, чтобы было видно, что это стена. И нашли старинный ключ - старинный кованый ключ XVIII века. Скорее всего, от двери или сундука.
— Ключ от собора, можно сказать. Для XVIII века обыкновенный, а по нынешним временам — большой, красивый, редкий, сложный, - поведал реставратор.
Продолжить работы, увы, не удалось - городские службы быстренько закопали все обратно. А ключ теперь хранится в Воскресенском соборе - напоминая о том, что возрожденный храм действительно станет для города ключом в совсем иное бытие.
Характер архитектурной доминанты города определяет характер его жизни. До сих пор место, с которого начался Омск, где Иван Бухольц сумел обратить поражение в победу, фактически остается пустым. Получается, что здесь сейчас доминирует пустота. И эта пустота расползается по всему городу – не случайно Омск «прославился» на всю страну своими депрессивными настроениями. И более чем ясно – что-то здесь изменится только когда на берегу Оми вновь поднимется величественный белый храм, увенчанный зелеными куполами - соединяя Европу и Азию. Когда городу вернут его сердце.
Елена Мачульская
Русская Стратегия
