– Сегодня, как мы договорились прошлый раз, продолжим беседу об Александре Герцене, прославляемого и почитаемого как русского публициста-революционера и философа в эпоху безраздельной власти партийных диктаторов, – сказал при очередной встрече, профессор Иван Савельевич. – С высоты прошедшего времени великих потрясений России можно однозначно и без всяких сомнений утверждать: его автобиографический роман «Былое и думы» не отличается ни высоким литературным мастерством, ни нравственным достоинством его персонажей. Однако это «классическое» произведение, как и всю политическую деятельность автора, высоко ценил Владимир Ульянов, ещё в юные годы пристрастившийся не на шутку к чтению запретной литературы, включая «откровения» Герцена, «основателя бесцензурного книгопечатания». Запретный плод оказался для него сладким и притягательным. Будущий «вождь мирового пролетариата», поверженный демоном революции, поведал всему миру о страшно далёких от народа декабристах, разбудивших мятежного Герцена. Эта столь «высокая», лестная оценка мятежных воззваний Герцена, одного из творцов «новой морали», позволила партийным графоманам в недалёком прошлом представлять его для «непросвещённого» народа как непоколебимого борца и народного заступника. А для последователей Герцена, невежественных, радикально настроенных и оказавшихся в плену новой растлевающей морали, были все средства хороши: и террор, доведённый до варварского кровопролития, и расплёскивание стакана воды налево и направо, и супружеская измена, – лишь бы разделяя, властвовать до скончания веков. До террора Александр Герцен в зрелые годы не опустился, но в четырнадцатилетнем возрасте, когда обостряются до предела юношеские чувства справедливости, когда и море по колено, он дал клятву отомстить за казнённых декабристов. Примерно через год ту же клятву, но другими словами, он вместе с Николаем Огарёвым повторил на Воробьёвых горах. Этот не до конца осознанный поступок подростка, происходившего из материально обеспеченной семьи и не познавшего по-настоящему трудовой жизни, партийные графоманы считали героическим и превозносили до небес, хотя сам повзрослевший автор произведения «Былое и думы» оценил его совсем по-другому, как «... ребяческий сон своей души».

– Конечно же, в начале девятнадцатого века, в юные годы Александра Герцена были весомые причины и поводы для критики царского правительства, и было чем возмущаться, – продолжил Сергей Корнеевич, – до отмены позорного крепостного права пройдут ещё долгие десятилетия. Помещики жили вольготно и не торопились освобождать своих крестьян от крепостной зависимости, хотя государство было кровно заинтересовано в их скорейшем освобождении. Не торопился решить этот земной и важный крестьянский вопрос и отец Александра Герцена, состоятельный помещик, оставивший своему сыну богатое наследство, позволившее ему в дальнейшем жить безбедно за границей и открывать свои газеты и типографии, чтобы через них вдали от своего отечества призывать Русь к топору, не опасаясь преследований и наказаний. В газетах, издававшихся в течение многих лет, из искры ненависти раздувалось неукротимое пламя революционной смуты, зарождавшейся в горячих головах будущих пламенных революционеров, главная цель которых – беспощадно разрушать до основания старый мир, чтобы прибрать власть к своим рукам любыми средствами, включая кровопролитие.

 – Александр Герцен, получивший университетское образование, как никто другой чувствовал и знал великую силу слова, утверждая: «Где не погибло слово, там и дело не погибло». Однако он признавал силу не того Слова, которое было в начале и которое призывает любить ближнего своего как самого себя, а слова воинствующего революционера, готового сжечь всё, всех и себя, чтобы ярким пламенем осветить тьму жизни. И такое обольстительное, но лукавое слово, неоднократно написанное и произнесённое много раз, не погибло, не затерялось на бескрайних русских просторах, а было воспринято, услышано и спустя десятилетия отозвалось печальным эхом в октябре семнадцатого года с неизбежной чудовищной трагедией русского народа с десятками миллионов человеческих жертв.

– На многотиражное издание газет за рубежом, их нелегальную доставку в Россию беглый мятежник Герцен тратил немалые средства, не заработанные своим честным трудом. Тратил он их безрассудно и на другие неблагочестивые и недостойные дела. В частности, приютил бунтаря Михаила Бакунина, бежавшего из Сибири, где он находился на вечном поселении за совершённые преступления. Пригрел он и другого бунтаря-преступника Сергея Нечаева, которого даже в то время вполне справедливо называли вовсе не революционером, а террористом-убийцей.

 – Александру Герцену, вполне богатому и состоятельному наследнику, увлёкшемуся западным вольнодумием, не хватило ни ума, ни рассудительности, ни чувства человеческого сострадания, чтобы поделиться хоть какой-то частью своего несметного богатства с бедными, не имевшими хлеба насущного, коих было немало на Святой Руси. И проявив милосердие к ближнему своему, он показал бы своим примером, что его слова не расходятся с делом. И в таком земном деле в его горячем сердце проявилась бы в высшей степени справедливость, к которой он призывал в своих литературных незамысловатых воззваниях. Совершать подобные благородные дела ему мешало свободомыслие, увлекавшее его ещё в юные годы при чтении произведений немецкого поэта и философа Фридриха Шиллера. Да и сама барская среда домашнего воспитания отнюдь не способствовала обретению истинных духовно-нравственных ценностей и познанию земной жизни во всём её многообразии и во всех её проявлениях. В такой среде, не прививалась любовь к труду благородному, к которому приучались крестьянские дети с самого раннего детства. Поэтому у барских детей, избалованных чрезмерным вниманием и опекой родителей, было много свободного времени и для праздных развлечений, и для чтения романов с незамысловатыми сюжетами, к которому пристрастился Александр Герцен, едва научившись читать. А в более зрелом возрасте, во время учёбы в университете, предметом его глубокого изучения стали отнюдь не естественные науки, соответствующие профилю отделения, где он учился, а завлекательные идеи утопического социализма французского вольнодумца Сен-Симона, труды которого он считал наиболее выдающимися в западной философии, не задумываясь об их пагубном влиянии. По той же причине он не мог побороть в себе и другие вольнодумные и богохульные мысли и суждения, считая, что религия – это главная узда для масс, великое запугивание простаков...

 – Было бы интересно поговорить не только о бунтарских взглядах и «прогрессивных» произведениях «народного заступника» Александра Герцена, про которые написаны многие хвалебные статьи и целые книги, безрассудно и чересчур прославляющие автора, но и о его семейной жизни. Как же складывались взаимоотношения супругов в семье? – задал свой вопрос Сергей Корнеевич.

– О непростой семейной жизни Герцена, которую вполне обоснованно можно назвать семейной драмой, известно многое. И всё же наиболее полная и правдивая картина складывается после прочтения не восторженных статей, а сохранившихся многочисленных писем и архивных материалов, ставших доступными совсем недавно, в последние десятилетия лишь для ограниченного круга любознательных, стремящихся познать историю нашего отечества до и после рокового октябрьского переворота семнадцатого года.

• • И что же можно сказать вкратце о семейной биографии Герцена, которая, по мнению многих известных критиков, подробна и в деталях отображена в его автобиографическом сочинении «Былое и думы», и как же соотносились его слова и дела в реальной жизни? – спросил Сергей Корнеевич.
  • Александр Герцен был внебрачным сыном весьма богатого помещика Ивана Яковлева, в семье которого он родился в 1812 году. А спустя почти столетие вольнодумие без границ вылилось в чудовищную трагедию русского народа с многомиллионными жертвами…

– Значит, в грехе его мать родила?! Нам известно, что незаконнорождённые дворянские отпрыски чаще всего становились слугами, а вовсе не господами со всеми наследованными привилегиями. Здесь же случилось всё по-другому, иначе?

– Это так! Будущему мятежнику и возмутителю спокойствия несказанно повезло: его отец не отрёкся от него, дал ему своё отчество и распорядился зарегистрировать его в официальных документах как своего воспитанника с вымышленной фамилией Герцен, производной от немецкого слова Herz – сердце. И в дальнейшем отец не оставил без внимания своего сына и сделал многое, чтобы он ни в чём не нуждался, получил дворянское воспитание на дому и высшее образование в Московском университете на отделении физических и математических наук. Однако, несмотря на отцовскую заботу, повзрослевший Александр Герцен вопреки воле родителей и вопреки многовековой традиции бракосочетания, проявив в полной мере свободомыслие, вернее, явное упрямство, женился на своей двоюродной сестре Наталье Захарьиной, незаконнорождённой дочери дяди. Как показала их дальнейшая супружеская жизнь, скоротечная влюблённость в молодости не переросла в дальнейшем в глубокое чувство любви, которая сплачивает мужа и жену, роднит их души, превращая их в единое, нераздельное целое. Поспешный, близкородственный брак оказался далеко не счастливым и неблаготворно отразился на их семейной жизни и на родившихся детях – некоторые из них умирали в младенчестве, а один из сыновей родился глухим. Из шестерых детей до взрослого возраста дожили только двое. Да и выжившие дети доставляли немало огорчений и душевных переживаний...

Но гораздо больше семейных потрясений принесли не родные дети, а совершенно чужие люди – семья Гервега, ничем не примечательного, весьма посредственного поэта. Эта семья с разрешения хозяина занимала несколько комнат в просторном парижском доме Герцена. В таком близком соседстве очень быстро образовался любовный омут, в котором затуманивается всякий человеческий рассудок. Вскоре Герцен, невольно оказавшись в таком бермудском омуте, узнал об измене своей жены, мечтавшей о «браке втроём», замешанном на вожделенной свободной любви.

Каждодневная напряжённая обстановка дома заметно осложнялась ещё и тем, что в дальнейшем в любовном омуте оказалось и четвёртое невымышленное действующее лицо. После очередной семейной ссоры и выяснений отношений супруги Герцены переехали из Парижа сначала в Швейцарию, а потом в Ниццу, чтобы на новом месте начать новую жизнь. Всё эти семейные и другие неурядицы сильно надорвали здоровье жены Герцена, и она вскоре умерла при мучительных родах. Глубоко несчастная женщина, умирая в невыносимых муках и страданиях, просила позаботиться о своих детях подругу Наталью Тучкову, жену Николая Огарёва. И она не просто исполнила это завещание, но и стала фактической женой Герцена, формально оставшейся в законном браке с Огарёвым и родившей  Герцену дочь Елизавету и близнецов Елену и Алексея, умерших в младенчестве. Судьба Елизаветы сложилась тоже трагически – в семнадцатилетнем возрасте она покончила жизнь самоубийством... Любовный бермудский треугольник семей Александра Герцена и Николая Огарёва, познакомившихся и подружившихся с юных лет, оказался живучим. Только на этот раз он проявился в другом сочетании совсем не вымышленных, а реальных, действующих персонажей семейной драмы...

– На Воробьёвых горах, – после непродолжительной паузы продолжил Сергей Корнеевич, – недалеко от нашего родного университета и храма Троицы Живоначальной, где, как предполагается, во время прогулки юные Александр Герцен и Николай Огарёв давали клятву, в их честь совсем недавно воздвигли памятник-обелиск. Он находится на крутом склоне горы между эскалатором, ведущим вниз к станции метро «Воробьёвы горы», и смотровой площадкой, примерно в двухстах метрах от неё. Этот оригинальный обелиск, возведённый на небольшой круглой площадке, отличается своим необычным скульптурным исполнением – он состоит из двух разнесённых частей: полукруглой невысокой стены, облицованной серым гранитом, и стелы, сложенной из закруглённых гранитных блоков. Справа в стене вмонтирован бронзовый свиток с барельефным портретным изображением Герцена и Огарёва, обращённых лицом друг к другу, а слева вверху высечена надпись: «Здесь в 1827 г. юноши А. Герцен и Н. Огарёв, ставшие великими революционерами-демократами, дали клятву, не щадя жизни, бороться с самодержавием». Напротив стены, в нескольких шагах от неё на этом же небольшом пяточке устремляется вверх раздвоенная, извилистая, каменная стела, символизирующая дружбу молодых людей.

В этой извивающейся стеле, по замыслу скульптора и архитекторов памятника, воплощена своеобразная символика: каменные пилоны, преодолевая земное притяжение, подобно живым росткам тянутся к небу – нежные ростки свободы из массы народной пробиваются к свету. И такая незатейливая советская символика вполне соответствовала своему времени – концу семидесятых годов прошлого века, когда возводился памятник Герцену и Огарёву на Воробьёвых горах и когда мало кто думал, что совсем скоро падёт нераздельная власть коммунистов, приведшая к великой трагедии русского народа после большевицкого переворота семнадцатого года.

– Спустя несколько лет после установки этого памятника горизонтальная, невысокая, изогнутая, каменная стена с барельефами Герцена и Огарёва была обезображена до неузнаваемости молодыми «умельцами», упражняющимися в нехитром и незамысловатом мастерстве расписывать заборы и фасады домов. Были изрядно обезображена и каменная стела. По-видимому, ваятели-безобразники, дурно воспитанные улицей и интернетом и пытающиеся грязными, пачкающими мазками заявить о себе в любом многолюдном месте, не знали и не хотели знать, кому и за какие заслуги возведён этот памятник. Да и откуда им знать, если учёба в школе и любые знания вызывали у них отвращение. Своей многоцветной, хаотичной мазнёй, сразу бросающейся в глаза, они, скорее всего, выразили внутренний протест не против Герцена и Огарёва с их весьма сомнительными заслугами перед отечеством. По-видимому, своими неосознанными действиями они выразили протест против тех, кто, раздвигая локтями тесно сплочённые ряды, пробился к власти и оказался неспособным управлять, и тем более усвоить простую истину: счастливая жизнь любого человека начинается со счастливого, радостного детства. С самого раннего детства, во многом зависящего не только от заботливых родителей, любящих своих детей, но и от государства, обязанного обеспечивать высоконравственное воспитание и достойное образование подрастающему поколению…

– Понадобились немалые финансовые и материальные средства, чтобы реставрировать и восстановить этот памятник, – глубоко вздохнув, сказал Сергей Корнеевич.

– Мне кажется, что любому просвещённому и сообразительному человеку, не лишённому богатого воображения и фантазии, может придти в голову и совсем другая символика памятника,  соответствующая реальной семейной жизнью Герцена и Огарёва в современном понимании и непредвзятой оценке их «выдающихся заслуг» перед отечеством, оказавшемся в опасности. И такая символика наглядна и  проста – нежные ростки, вырывающиеся из всепоглощающего бермудского любовного омута, замешанного на отрицании традиционных ценностей, каменеют, и, не принося драгоценных плодов свободы, приводят к страшной и неотвратимой трагедии человечества. Не об этом ли свидетельствует недавняя, печальная и трагическая история русского народа?

– Можно сказать и по-другому, – с оживлением продолжил Сергей Корнеевич. – Из ростков любовного треугольника всё же вырастают растения, только не плодоносные, а сорные, которые, заполоняя почву народную, высасывают из неё питательные живительные соки, всё меньше и меньше оставляя их благородным растениям.

– В наше время сорные растения пышным цветом расцветают на всей обширной, необъятной, русской равнине от края и до края. Разве может быть по-другому, если плодородная русская почву захлестнула свобода произвола и свободой от стыда и совести многих новоявленных вольнодумцев без узды и ветрил. Пагубно сказалась и свобода слова западных «мудрецов», уносимого попутным ветром на бескрайние русские просторы. А свободные и в то же время безумные действия большевиков-самозванцев и их последователей привели к великой трагедии русского народа. Свободой без границ воспользовались и современные перекрасившиеся «демократы», оказавшиеся у власти, но не способные управлять страной вследствие своей дремучести. Набравшие силу сорные травы по-прежнему заглушают культурные растения, которые многие столетия росли и размножались на русской земле, и в результате укреплялась русская нация: ещё в начале прошлого века Россия по приросту населения занимала первое место в мире. Были крепкие сплочённые семьи, а разводы случались очень редко – не более одного развода на сто браков. А сейчас около половины зарегистрированных браков распадаются. И по такому печальному и трагическому показателю Россия оказалась тоже впереди планеты всей.                                                           

– Почему же печальные последствия чудовищной и страшной катастрофы с вымиранием русской нации, обрушившейся на наш народ более столетия назад, ощущаются и сейчас? – глубоко вздохнув, спросил Сергей Корнеевич. – Может быть, горькие плоды просвещения в духе Чернышевского и Герцена с отрицанием духовно-нравственных ценностей подпитывают нашу молодёжь до сих пор?

– Пагубные идеи, завуалированные вожделенной свободой и любовью к народу, оказались весьма и весьма живучими. Но, несмотря на это, до и после октябрьского переворота семнадцатого года в течение многих десятилетий они не приживались в полной мере в крестьянских семьях, составлявших основную народную массу. В таких трудовых православных семьях, подвергнутых великим социальным потрясениям, всегда, до и после полуночи и в любую погоду знали, что делать, не читая «шедевров»: «Что делать?» Николая Чернышевского и «Былое и думы» Александра Герцена. Да и времени у них не было для подобных праздных чтений о барских любовных похождениях, служивших заразительным примером для далёких от земли вольнодумцев, которые пытались и некоторые из них продолжают пытаться якобы построить безбожный рай на земле чужими руками. В крестьянских благополучных семьях, несмотря на все невзгоды, потрясения и лишения, рождались физически и нравственно здоровые дети, и в каждой из них было не менее четырёх. Крестьянские дети, в отличие от многих барских детей, воспитывались не в духе навязываемой новой безбожной морали, а на добрых православных традициях и правилах, наставляющих любить Бога, любить ближнего своего как себя и почитать родителей своих. С самого раннего возраста они приучались к труду благородному, и так повторялось из поколения в поколение. И своим нелёгким трудом добывая хлеб насущный в поте лица, деревенские труженики кормили себя, своих господ и тех, кто призывал народ к топору ради якобы счастливого будущего, и тех, кто бессовестно расплёскивал стакан воды. А всякие вожделенные хождения на сторону в поисках сладкой «любви» в деревнях и сёлах на бескрайних российских просторах считались нечестивыми и клеймились позором.

– Сейчас же мы наблюдаем совершенно другую сельскую картину, печальную до слёз: исчезающие деревни и сёла, опустевшие хаты и брошенные поля, зарастающие бурьяном и борщевиком ядовитым, на которых совсем недавно в поте лица трудились крестьяне, добывая хлеб насущный. За два прошедших десятилетия после падения коммунистического режима, с 1991 года посевные площади сократились примерно на 40 миллионов гектаров. И только кое-где налаживается нормальная крестьянская жизнь. Налаживается очень медленно, с большим трудом преодолевая многочисленные чиновничьи преграды без законодательной защиты крестьян, готовых работать в поле. И могло ли быть по-другому после тяжёлых разрушительных последствий чудовищной и вероломной революции, кровопролитной и братоубийственной гражданской войны, после бандитского раскулачивания, уничтожившего лучших трудолюбивых крестьян?

Печальным эхом аукнулись и другие не менее страшные потрясения: рабское колхозное закабаление, снова кровопролитная война, унёсшая десятки миллионов мирных тружеников-пахарей, а затем предание забвению «неперспективных» деревень, потом развал огромной страны и совсем недавний бандитский передел собственности и земли, приведший к обнищанию русского народа и мгновенному обогащению небольшой группы проходимцев. И все эти рукотворные трагедии кардинально меняли отношения к ближнему своему и к добросовестному труду. Оставшиеся в живых люди, не попавшие в тюрьмы и лагеря, спасаясь от колхозного рабства, потянулись в города. И многие крестьянские дети, едва повзрослевшие, оставляли родной дом навсегда, постепенно растворяясь в шумной городской среде. А создание цивилизованных условий жизни в деревнях и сёлах, обещанных партийными властителями, приблизив деревню к городу, так и не увенчалось успехом.

– Мы знаем, – продолжил Иван Савельевич с грустью, – городские жители, покинувшие деревню, как и их предки, росли и воспитывались в многодетных семьях, которые в большинстве своём были сплочёнными и благополучными. И такие семьи сплачивали нелёгкий крестьянский труд и православная вера, гонимая безбожным государством. Со временем благополучных семей становилось всё меньше и меньше, а городские семьи оказались под большим влиянием двойной морали. В домашнем кругу родители, как и их предки, пытались научать своих детей, как отличить добро от зла и, наставляя на путь истины, готовили их к созданию своих семей. В школе же им навязывали светлый образ нового человека в духе Герцена и Чернышевского, для которого главное – отнюдь не исполнение воли Божией, не стыд и не совесть, а свободомыслие и свободная любовь.

Двойственное воспитание, благодатное в кругу семьи и совсем неблагородное в школе, продолжается до сих пор. Кроме того, не домашнее воспитание детей, а трудовая деятельность стали главной обязанностью матери-женщины, по-прежнему ориентированной в «светлое будущее». Не материнская забота, а трудовая обязанность женщины, предписанная государством, и естественное стремление её к карьерному росту привели к тому, что в каждой семье стало рождаться не более двух детей, тогда как в недалёком прошлом в подавляющем большинстве семей было не менее четырёх.

Масла в огонь подливала и подливает внешняя среда: городская улица, многоканальное телевидение, многополосные газеты и многоцветные журналы, развлекательные кинофильмы и особенно интернет, ставший виртуальным достоянием почти каждого дома и переполненный множеством соблазнительных приманок, чаще всего безнравственных и растлевающих душу человека. А домашний духовный очаг благородного, семейного воспитания стремительно угасает. Не поэтому ли в последние годы участились несчастные случаи, когда некоторые отчаянные школьники, не по своей вине оказавшиеся в плену растлевающей морали и осознавшие это, совершают тяжкие преступления, а иногда и кончают жизнь самоубийством? Об этих печальных новостях широко вещают телевидение и радио, но не говорят об истинных причинах такой трудно поправимой беды – о страшной духовной болезни, поразившей наше общество, и о нравственном падении человека…

Многие заботливые и дальновидные родители, осознавая опасность внешнего пагубного влияния, отправляют своих любимых детей в православные школы и гимназии, зная, что там ничему плохому не научат и что детское и юношеское свободомыслие будет в полном согласии с волей Божией. Но почему-то такие немногочисленные школы, в отличие от других, оказались платными? Неужели государство не заинтересовано в том, чтобы подрастающие молодые люди, познав духовно-нравственные ценности, свободно владели фундаментальными знаниями о природе и человеке, были готовы к производственной деятельности и испытывали радость от труда благородного, а не пополняли многомиллионные ряды безработных? На эти и другие животрепещущие вопросы не будет разумных ответов, пока государство не станет на ноги и не повернётся лицом к своему народу. Зато известно другое – с подачей дремучих чиновников, которым не нужна ни математика, ни профессиональные знания, отечественное образование, когда-то превосходное и показательное, всё больше и больше погружается во мрак цифрового одурманивания с привлечением гигантских финансовых средств, включая средства налогоплательщиков, многие из которых едва сводят концы с концами. Кроме того, баснословные финансовые средства, полученные за счёт природных ресурсов, не доходят до образования и науки, а растворяются в криминальном омуте, захлестнувшем все сферы управления, лишённые высокопрофессиональных кадров…

 Несмотря на все препятствия и рукотворные проблемы, вытекающие из современной системы воспитания и образования, разрушенной до основания по воле «реформаторов», едва овладевших простейшей грамотой, всё больше и больше родителей пытаются спасти своих детей от пагубного влияния. Всё чаще можно видеть радостных матерей с детьми с сияющими лицами, которые нашли дорогу не только к храму, дабы постичь таинства царства вечной жизни, но и в русскую классическую школу, чтобы их дети, прилежно и с охотой учась, испытывали радость познания природы и человека.

Библиографические ссылки

Карпенков С.Х. Стратегия спасения. Из бездны большевизма к великой

России. М.: ООО «Традиция», 2018. – 416 с.

Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.    

Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.

Карпенков С.Х. Экология: учебник  в 2-х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: Директ-Медиа, 2017.

Степан Харланович Карпенков

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/