Данная статья написана на основе материалов из рукописи моей книги «Священномученик Константин Богословский (попытка биографии)».
Отбыв срок в концлагере, отец Константин вышел на свободу в 1925 году, некоторое время провёл в административной ссылке в Архангельске, после чего, усталый, измождённый, постаревший, молчаливый и замкнутый, он возвратился в Вологду – навсегда. О своём пребывании в лагере он вспоминать не любил. Как-то раз он сказал жене: «Слава Богу, я живой остался, а ведь люди там мёрли как мухи. Значит, я для чего-то ещё нужен Господу». Отец Константин стал настоятелем Благовещенской церкви, в которой служил до самого закрытия, 6 марта 1930 года (впоследствии она была разрушена в середине 1960-х годов). Там служил правящий Вологодской епархией архиепископ Амвросий (Смирнов), сменивший Высокопреосвященнейшего Сильвестра, архиепископа Вологодского и Тотемского (Братановского), бывавшего в Вологде наездами и служившего больше в Москве». Отец Константин стал членом Вологодского Епархиального совета. В 1928 году, когда вышел указ ставшего Патриаршим Местоблюстителем митрополита Сергия от 12 апреля 1928 года «О введении поминовения его и советской власти по новой формуле», Совет издал и распространил свой указ «О введении поминовения» по причтам епархии с 14 апреля 1928 года. Вместе с тем, из 28 приходов года Вологды поминовение было введено только в четырёх приходах, а в одиннадцати категорически отказались вводить это поминовение до Поместного Собора. В остальных же поминовение вводили лишь тогда, когда в Вологду приезжал правящий архиерей архиепископ Сильвестр (Братановский). Члены ВЕС протоиерей Константин Богословский, протоиерей Анатолий Попов и иерей Андрей Воскресенский в своих приходах поминовение не вводили, мотивируя это тем, что «митрополит Сергий бывший обновленец и только временно замещает патриаршего местоблюстителя, что местоблюститель Петр Крутицкий уже освобождён и скоро приедет, поэтому вместо Сергия они поминают Петра». Отец Константин Богословский поставил вопрос о поминовении на приходском совете, который решил ввести поминовение, однако сам настоятель категорически отказался подчиняться этому постановлению совета.
После закрытия Благовещенского храма, подобно многим священнослужителям из других закрытых большевиками храмов, отец Константин перешёл служить в кладбищенскую церковь Рождества Пресвятой Богородицы и стал её настоятелем (видимо Божий Промысел был в том, что главный престол нижнего тёплого храма, в котором и служил отец Константин, был освящён в честь Рождества Богородицы, как и храм в Студенце, а один из приделов верхнего холодного храма был освящён в честь святых благоверных князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, как и Ельниковская церковь, при которой родился отец Константин), а также председателем Вологодского епархиального совета. Именно к Богородскому храму и перешёл в скором времени статус кафедрального собора, который тот сохранял до тех пор, пока Софийский и Воскресенский соборы не были возвращены епархии (Софийскому собору статус кафедрального возвращён 15 октября 2014 года указом Святейшего Патриарха Кирилла, а 4 декабря 2016 года прошла первая за долгие годы служба в возвращённом Церкви Воскресенском соборе).
Есть сведения о том, что в 1930 году отец Константин проходил по делу №1432 и обвинялся в «контрреволюционной деятельности», но, по всей вероятности, тогда обошлось. С 1 января по 15 апреля этого года было арестовано по первой категории 5028 церковнослужителей в рамках раскулачивания и очередной волны репрессий против лучших сил русского народа. Органами ОГПУ-НКВД велась его разработка в «контрреволюционной деятельности». Характеризовался как «реакционный поп», который «враждебно настроен к Советской власти». В январе – феврале 1929 года в газете «Красный Север» был опубликован список лишённых избирательных прав. В нём были и вологодские священнослужители, а также совершеннолетние члены их семей. Среди них – Богословский Константин Александрович и его жена Богословская А.И. (Инемана Ивановна – правильно Анимаиса).
Власти перешли в атаку на Церковь, стремясь её уничтожить. Сперва храмы города подверглись грабежу – большевики якобы собирали средства на помощь голодающим (на деле значительная часть вырученных от продажи за границей награбленных ценностей исчезла в неизвестном направлении). А затем начались закрытия церквей, храмы отбирали, выставляя оттуда верующих, которые вместе с клириками отправлялись в другие церкви, до которых руки безбожников ещё не добрались. В 1929 – 1930 годах были закрыты в самые короткие сроки практически все церкви нашего города. Остались функционировать только 4 храма: кафедральный Воскресенский собор (занят обновленцами) и кладбищенские Лазаревская (Церковь), Введенская (делили между собой обновленцы и григорианцы) и Богородская (верхний, холодный храм занимали обновленцы, нижний, тёплый оставался у Церкви). Обновленцев натравливали на оставшихся верными Церкви, провоцировали между ними конфликты, чтобы потом гнусно заявлять, что «вот они какие, эти попы!» Обновленцы были, по сути, орудием безбожной власти в её борьбе с Церковью. Однако популярностью в народе они не пользовались, и верующие ходили на службы в храмы, где служили священники Православной Российской Церкви. Основные религиозные центры были вытеснены на окраины и рассредоточены по кладбищенским храмам. Была разрушена приходская сеть города, исчез традиционный приход как территориальное сообщество верующих. Этим самым советская власть пыталась подорвать влияние Церкви и возможность самоорганизации верующих. Но, несмотря на всё это, службы продолжались, люди посещали их, хотя бы для этого и приходилось ходить на городские окраины. Главным духовным центром города становится кладбищенская Богородская церковь (она требует подробного рассказа, но это потом). Вокруг клира во главе с мужественным настоятелем объединилась целая община верующих, сохранявшая огонь Православной Веры. Протоиерей отец Алексий Резухин в своих воспоминаниях даёт такой портрет отца Константина: «Митрофорный протоиерей, кандидат богословия, в возрасте 60-ти лет с небольшим, среднего роста, стройный, прихрамывающий на одну ногу, с небольшой бородкой-клинышком, с длинными по плечам волосами темно-каштанового цвета без проседи, с намечающейся лысиной на голове – вот образ его, который как сейчас вижу пред собою. Он был молчалив, очень сосредоточен, необщителен, ровен со всеми. На лице его всегда отражалась какая-то мысль. За архиерейским богослужением он был всегда предстоятелем. В обращении с Владыкой почтительно сдержан. Служение его внешними данными не отличалось. Иногда он говорил проповеди. Во время всенощных, когда вел службу какой-нибудь другой священник, он всегда стоял в алтаре у столика, который был приставлен справа к жертвеннику, и углублялся в молитву, левой рукой чуть-чуть касаясь столика. Отец Константин писал расписание очередности служения священнослужителей и вывешивал его в алтаре на стенке, около левой диаконской двери. Почерк у него был красивый, мелкий, убористый, ясный и простой».
Наступил 1937 год, год кровавый, год ужасный – «год великих скорбей». В нашем сознании он часто ассоциируется с уничтожением только лишь партийной и военной элиты. Однако это не совсем так и на самом деле эта группа репрессированных составляла довольно небольшой процент от общего числа жертв репрессий.
«В 1937 году от церковного совета Богородской общины в Вологодский горсовет поступило заявление с просьбой разрешить 2 мая 1937 года ввиду православного праздника [Пасха – С.З.] раннее богослужение (утреню) на паперти или перед дверьми храма, так как церковь мала и не могла вместить всех желающих», сообщает историк Ирина Спасенкова. 5 мая 1937 года в газетах появилось сообщение, что постановлением Вологодского горсовета от 4 мая 1937 года Богородское кладбище, на котором находился храм Рождества Богородицы, закрывается в связи со строительством вторых железнодорожных путей и реконструкцией железнодорожного узла, а погребения на нём прекращаются с 15 мая, останки будут перенесены на другие кладбища, и летом 1939 года кладбище должно быть уничтожено. Это сообщение взволновало прихожан храма и служивших в нем священников, которые увидели во всём этом всего лишь предлог для закрытия сначала кладбища, а затем и самого храма, так как прокладке параллельных железнодорожных путей кладбище нисколько не мешало. Более сотни жителей Вологды, чьи родственники были погребены на Богородском кладбище, подписали письмо во ВЦИК, в котором они поясняли, что строительство железнодорожных путей, в соответствии с приложенным ими к заявлению планом, не может служить причиной для закрытия кладбища. Эту инициативу власти расценили как «контрреволюцию». Было принято решение нанести удар по сложившейся вокруг храма общине. Сделать это было можно, прежде всего, обезглавив её путём ареста священнослужителей.
26 июня 1937 года на всенощную накануне праздника Всех святых в Богородицкий храм прибыл назначенный управляющим Вологодской епархией епископ Иоанн (Соколов). Он просто, без встречи, вошёл в алтарь, приложился к престолу и встал на своё место, ожидая, когда священники и причт (полный состав) подойдут к нему за благословением. Но этого не произошло. Дело в том, что духовенство Вологды было убеждено, что епископ Иоанн является секретным сотрудником НКВД. К нему подошёл отец Константин и сказал: «Согласно каноническим правилам <...> мы вас архиереем не считаем», после чего отошёл от владыки и никто из стоявших в алтаре священников и членов причта не подошёл к епископу взять благословение. Протодиакон отец Иоанн подал настоятелю кадило и началась служба, шедшая так, словно бы архиерея в храме не было. Всю службу владыка Иоанн тихо простоял в алтаре, не проронив ни слова, а после окончания незаметно, без архиерейских почестей, покинул храм. Литургию на следующий день совершали священническим чином. Епископ Иоанн из Вологды уехал, вскоре отбыв на новое место назначения – в Архангельск. Впоследствии он был архиепископом Ярославским и Ростовским, затем – митрополитом Киевским и Галицким, Патриаршим экзархом Украины. Умер в 1968 году.
В ночь с 1 на 2 июля были проведены аресты всех вологодских священников (отец Александр Садоков и отец Александр Алюхин были арестованы 27 мая). В числе них был и отец Константин Богословский (проживавший на момент ареста по адресу Ленинградская, 18-1 – этот дом сохранился). Однако уточнив данные, могу отметить, что в этот день были арестованы отец Константин, отец Симеон Видякин, отец Николай Замараев, отец Иоанн Преображенский и отец Алфей Корбанский. 6 августа арестован диакон Николай Суровцев. 22 октября арестован отец Василий Швецов (Лазаревский храм), 28 октября – отец Иоанн Белков. 12 ноября были арестованы отец Михаил Подъяков и отец Виктор Воскресенский, а также отец Антоний (Ковалёв) из Лазаревского храма 20 ноября – отец Павел Рукин и настоятель Лазаревской церкви отец Николай Пономаревский. Не были арестованы только отец Александр Беляев (он был в отъезде из города и был арестован позже) и отец Николай Добряков (страдал тромбофлебитом ног). При аресте отца Константина присутствовали в качестве понятых Евлампий Васильевич Братановский и Александр Павлович Смирнов. У батюшки были изъяты паспорт №562131, пять фотографий, 10 разных блокнотов, 6 дел переписки (№1 – 75 листков, №2 – 200 листков, №3 – 56 листков, №4 – 38 листков, №5 – 43 листка, №6 – 85 листков, всего – 497 листков). Было сфабриковано дело №8965 о «контрреволюционной церковно-монархической группе», в которую, якобы входили все городские священники. Предъявленные им обвинения они категорически отвергли. Отец Константин был допрошен сразу после ареста, 2 июля 1937 года, и виновным себя не признал и отказался подписывать постановление о предъявлении обвинения. Из протокола допроса свидетеля от 25 августа 1937 года: «Богословский. Является инициатором «протеста от населения» перед Москвой о закрытии Богородского кладбища. Они с Садоковым старались доказать населению, что закрывая кладбище власть «устраивает гонение на религию, ибо вслед за кладбищем надо ждать и насильственного закрытия церкви». Обсуждая сталинскую конституцию среди духовенства в начале 1937 года Богословский агитировал: «Конституция – это манёвр перед капиталистическими государствами, на самом же деле никаких реальных улучшений и свобод не будет». Клеветал на партию и правительство. Вместе с Рукиным называли ссыльное духовенство – «страдающими за веру и замученными Советской властью». Из протокола допроса свидетеля от 28 августа 1937 года: «В октябре 1936 г. священник Богородской церкви Видякин Симеон Петрович и Богословский К.А. в беседе с другими церковниками вели контрреволюционную агитацию и распространяли контрреволюционную клевету на Советскую власть: «Даже молодёжь понимает обман придётся работать день и ночь, но никто отдыха не знает и люди поняли весь обман Советской власти, но как говорится «один в полнее не воин». Теперь все видят. Что дожили до холода и голода, самим есть нечего, а государству хлеб отдай. Ранее при царском строе все крестьяне жили зажиточно, а теперь хоть с голоду помирай». По вопросу Испанских событий одобряли действия фашистов и заявили: «С Испанией будет то же, что и с Абиссинией. Мы понимаем, что Советский Союз во всём помогает Испании, но только нас зажали, и мы боимся об этом говорить». <…> в мае месяце 1937 года Вологодский Горсовет решил для государственных целей отвести Богородское кладбище, а похороны на нём запретить. Против постановления горсовета Богословский организовал протест действуя через активного церковника местного (бывшего) купца Девяткова Павла Александровича. Богословский мне лично говорил, что собрать подписи под протестом в церкви на Богородском кладбище, но впоследствии признали это неудобным и решили подписи собирать под домам. Сбор подписей проводил Девятков, который предлагал свои услуги поехать в Москву в качестве ходока от общины. Жалобу писал бывший административный ссыльный в прошлом профессор Духовной Академии Глаголев Сергей Сергеевич. Кроме этого мне Богословский говорил, что Советская власть делает гонение на религию, церковь по закону отделена от государства, а на самом деле государство вмешивается о внутренние дела церкви».
Вот выдержка из обвинительного заключения: «Богословский К.А, собирал сведения о закрытых церквях и репрессированных служителях культа, о чём информировал митрополита Сергия. По его инициативе была написана клеветническая в антисоветском духе жалоба во ВЦИК РСФСР о якобы незаконном закрытии Богородского кладбища... Зимой 1935 г. на квартире священника Подъякова среди духовенства агитировал: «В правительстве у нас сидят бывшие каторжане и не умеют управлять государством, а издавая нелепые законы, только мучают население»... В октябре 1936 г. распространял к/р клеветнические измышления, агитировал: «Даже молодёжь понимает весь обман Советской власти... Теперь все поняли, что колхозы дожили до голода, хлеб отдали государству, а самим есть нечего, хоть умирай»». Из обвинительного заключения по делу № 13025, которое было предъявлено 19 священнослужителям Вологодчины: «произведённым по делу расследованием установлено, что в 1927 году в городе Вологде был создан епархиальный совет, в состав которого вошло реакционно настроенное духовенство… Епархиальный совет, используя своё легальное существование, насаждал контрреволюционные церковно-монархические группы в районах Вологодской области и руководил их контрреволюционной деятельностью. Основной целью, которую ставила организация, являлось свержение советской власти и установление монархического строя, для чего ближайшими задачами намечалось: а) объединение контрреволюционных монархических кадров вокруг церкви, как в городе, так и в деревне; б) активное противодействие проводимым мероприятиям советской власти и ВКП (б) и в первую очередь противодействие коллективизации; в) проведение среди населения повстанческой и пораженческой агитации, распространение провокационных слухов, создание из антисоветского элемента контрреволюционных ячеек и повстанческих групп».
19 сентября 1937 года отец Константин Богословский, отец Симеон Видякин, отец Александр Садоков, отец Алексий Алюхин, а также неслужащий диакон отец Николай Суровцев, священник Дмитриевской церкви села Дымково (ныне – в черте Великого Устюга) отец Алексий Тюрнин и священник кладбищенской Георгиевской церкви города Кадникова отец Алексий Исполинов были приговорены к ВМН, а 2 октября расстреляны (впрочем, относительно даты смерти существуют расхождения: по одним данным расстрел произошёл 19 сентября, по другим – 2 октября, причём, последняя дата указана в деле 1937 года). Где они были расстреляны и где похоронены — точно не известно, но можно предположить, что это было возле деревни Чашниково (возле посёлка Кувшиново, СЗ Вологды), местность у которой являлась место расстрелов и захоронений жертв репрессий 1930-х годов.
В феврале 1942 года в боях на Ржевском направлении погиб младший сын отца Константина красноармеец Александр Константинович Богословский. Вдова отца Константина Анимаиса Ивановна скончалась в 1944 году в возрасте 69 лет в Великом Устюге, где жила у дочери Любови.
Отец Константин реабилитирован 9 марта 1970 года по делу 1937 года, а 17 февраля 1993 года – по делу 1923 года. 20 августа 2000 года канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в лике священномученика. Память о нём хранится в Вологде, в Великом Устюге на здании бывшего духовного училища ему была установлена мемориальная доска.
Сергей Зеленин
Русская Стратегия
|
