Сергей Олюнин создаёт скульптуры из пластилина. Большая часть скульптур — исторические персонажи. Поэтому и удивляет сходство с реальными людьми. Но фотография или картина не позволяет увидеть персонажа в 360-ти градусах, а скульптура — практически 3D изображение.

Сходили в гости к Сергею. Пришли делегацией вчетвером: администраторы форума «FALERISTIKA.info» Алексей Сидельников, Александр Бунчин, Михаил Тренихин и наш фотограф-философ Андрей Лобанов.

Беседовал Главный редактор Sammlung/Коллекция Сидельников Алексей

А.С.: Сергей, добрый день! Не помню, когда мы встретились в первый раз, но помню впечатление от Ваших скульптур — удивительно за-ме-ча-тель-ны-е работы!

С.О.: Здравствуйте, Алексей! Огромное спасибо – похвала похвале рознь, а от Вас услышать ее – дорогого стоит.

А.С.: На днях, общаясь с известным художником-униформологом и скульптором Роберто Паласиос Фернандесом, упомянул ему о Вас и Ваших работах, и он мне рассказал о сложностях создания и сохранения фигур из пластилина: уважение к Вашему труду стало ещё больше!
Но т.к. комплименты, наверняка, слышите регулярно, то сейчас поговорим о Вас и Вашей семье, и плавно перейдём к скульптурам.
Откуда Ваши корни? Дедушки-бабушки? Вы выросли в Москве? 

С.О.: В семье моей перемешаны классы, народы, ремесла, науки. Прабабушка приехала в Москву из Сибири – откуда точно – предания не сохранили. Они с сестрой расшивали ризы на дому. Домик этот стоял где-то в Арбатских переулках. Прадеда совсем маленьким привезли в Москву из Харькова – мать его умерла, а отец получил новую должность по железнодорожной части. Однако и он вскоре умер, и Ваня оказался на попечении бабушки и двух ее дочерей-учительниц. Жили они в Замоскворечье возле Ордынки – прадед оставил воспоминания о своем детстве, учебе, ранней юности. Кстати, ходил в одну гимназию с Иваном Шмелёвым. Стал профессором физики, преподавал в Пединституте, ибо с детства, по его словам, был одержим идеей народного просвещения. В создание моего поколения вмешалась даже дочь губернатора одной из финских провинций, шведка Александра Спаре.

Я еще помню всю нашу большую семью в квартире на Остоженке (тогда еще Метростроевской). После смерти прадеда семья, которую Иван Иванович держал твердой рукой, стала потихоньку рушиться, рассыпаться. Разводы, переезды и прочее. Пока не остались мы вдвоем с мамой. Но вот забавно – отец уехал, а запах пластилина в его бывшей комнате сохранился на долгие годы. Он ведь почти не выпускал из рук свой любимый материал, заполняя полки все новыми скульптурками, изгоняя ради них книги.

А.С.: Т.е. отец — скульптор? А он также скульптор, работавший с пластилином или и с другим материалом?

С.О.: Неверно. Отец вовсе не скульптор. Как и я. Мы – любители. Он филолог, защитился по теме «Кризис английской колониальной литературы». Многие годы был редактором на телевидении. А мини-скульптура из пластилина – хобби в чистом виде. Еще с детства. Лепил все, что в голову приходило – от епископов до чертей. Однако уже более или менее взрослым – было ему лет 25, наверное, в одной компании случайно встретил Андрея Миллера, молодого химика. Слово за слово – тот, оказывается, тоже всю жизнь лепил из пластилина «человечков». И так же, как и отец, обожал историю. Родилась идея лепить персонажей мировой истории в едином масштабе. И покатилось. Обменивались идеями, открытыми приемами, источниками, восторгами. К тому времени, как последний оставшийся в живых мастер в последний раз отложил последний в своей жизни кусок пластилина, в их совместной «коллекции» было что-то около 160-170 работ.

А.С.: Много работ Вашего отца сохранилось? Где можно их увидеть?

С.О.: Из всего богатства сохранилось лишь 99 фигур – и Ростислава Владимировича, моего отца, и его друга Андрея Миллера. Андрей погиб молодым – в 32 года – в авиакатастрофе. Работы его долгие годы бережно сохраняла его мама, а когда и она ушла, Ростислав Владимирович поехал забрать теперь бесхозные работы друга – и почитай, ничего не нашел. Всего 25 – причем не самых лучших. Все остальные взяли дальние родственники «на память». Трудно их винить, однако за этими фигурами нужен постоянный пригляд, а к нему еще умение поправить, случись что, детали, а то и что посущественнее. Так что, скорее всего, эти «эмигранты» давно уже сгинули, превратились в бесформенные пластилиновые холмики и выброшены за отсутствием эстетической ценности. Страшно жаль – ведь Андрей не успел обзавестись семьей, и его шедевры – единственная память о человеке, о котором сегодня уже некому вспоминать.

Вся «почти сотня» скульптурок многие годы хранилась в доме, уставленная двумя рядами на книжных полках, а теперь их можно увидеть в музее, который открыла наша семья. «Всемирная история в пластилине». Я, жена Ирина, сын Антон и 99 героев всемирной истории. От неандертальца до генерала де Голля.

А.С.: У Вас в музее? Ну а как же опасения, что пластилин недолговечен? Что температура плавления чуть выше комнатной. Опасения подтверждаются?

С.О.: Легенда, легенда. Из серии крыс-мутантов в московском метро. Пластилину опасны экстремальные температуры, а буде они обрушатся на нас, думать придется вовсе не о спасении фигурок. Конечно, и 30 градусов – не подарок, однако простые правила позволят миновать эту «катастрофку». Вернее, одно правило. НЕ НАДО ТРОГАТЬ ФИГУРЫ. Все.

Впрочем, есть в этом рассуждении доля лукавства. Конечно, не будь внутри у пластилиновых работ каркаса, их постигла бы участь выставленного летом на подоконник пластилинового ежика. Конструкция каркаса до сих пор вызывает умиление и восторг у специалистов. Описывать его сложно и тоскливо, а вот о материалах скажу – тюбик из-под зубной пасты (раньше-то их делали из латуни) и вязальная спица. Не пробуйте повторить самостоятельно.

Сергей Олюнин за лепкой

А.С.: Сергей, а где и у кого Вы учились скульптуре? Основная работа как-то связана с искусством?

С.О.: Учился, было дело. Ибо с шести лет лепя, не сомневался, что это мое будущее, и усиленно готовился к поступлению в Строгановку. В каких мастерских только не месил глину! Теперь и не упомню всех адресов. Однако более всех дал мне учитель, как ни странно, рисования. Он не технике учил (ну, этому-то, ясное дело, тоже) а умению, самой сути творчества, перенесения в материал образа – как увиденного, так и прочувствованного. Педагог был от Бога. Да вот беда – так давно это было, что не помню сегодня его имени. И это меня очень тяготит.

Однако в период между бесконечными попытками поступить надо было работать, и я пошел «пересидеть» в «Литературную газету» на невидимую техническую должность. И газетный мир так «взял» меня, что я «отрекся от искусства», уничтожил все свои работы и пошел на журфак. И с тех пор вся жизнь связана с газетами-журналами и пр. Четверть века не брался за скульптурное ремесло. А тут, три года назад, с открытием музея, снова взялся за лепку.

А.С.: Журналистика тоже творческая работа: получение материала из слов. Кстати о материале. Наверное… Сейчас сформулирую иначе.  Скорее всего, Ростислав Владимирович применял отечественный пластилин. А Вы предпочитаете?

С.О.: Конечно, отечественный. Откуда бы другому взяться? Да и тот было достать трудно – сейчас нелегко в это поверить. Приходилось обегать с десяток писчебумажных и книжных, чтобы раздобыть коробку. Целая экспедиция получалась всякий раз. С элементами охоты.

И я «по старой семейно традиции» леплю из него, из отечественного. Не из всякого, а определенной фабрики. Ибо все остальное – чистый срам.

А.С.: Разница советского пластилина и зарубежного аналога заметна в цвете материала. А чем еще они отличаются? Может застывает иначе?

С.О.: Прежде всего сегодня из пластилина практически никто не лепит. В основном из специальных материалов – то ли застывающих при смешении двух компонентов, то ли запекаемых. Но и «пластилинщики» остались. Работы некоторых тоже можно увидеть в нашем музее. И, насколько я знаю, никто не пользуется иностранным пластилином. Качество его в сравнении с отечественным – от «почти такого же» до «Боже, какой ужас». А цена – от «Боже, какой ужас» до «лучше я куплю квартиру».

А.С.: Все произведения имеют внутренний металлический каркас?

С.О.: Обязательно. В 99% случаев укреплять нужно лишь ноги – чтобы не гнулись и чтобы держали вес всей фигуры. Теперь, когда с латунными тюбиками проблема, я стал использовать другую технологию. Но тоже сплошь металлы. Цветные.

А.С.: Я помню, как как-то спросил, как достигается сходство скульптуры с подлинником, а Вы ответили что-то вроде «Беру пластилин, смотрю на модель, леплю и… всё похоже»! Удивительно! Но это о лице. А ведь фигуры одеты в исторические костюмы. У многих награды, оружие и т.д. Это же совершенно другой труд: книги, Интернет, исследования… Где Вы берёте нужную информацию?

С.О.: Ну, тот ответ тот был чистой воды бравадой. Все не так просто, увы. Скажем, генерал А.П. Кутепов, который как раз сейчас у меня в работе – уже шестой вариант. Вот не «шло» его лицо, хоть убей. А с материальной частью моих работ все как раз проще некуда. Вы правы – Интернет. Тот случай, когда он — благо. Есть все. Почти. Бывает, что нужна очень особенная информация, которую никому не пришло в голову оцифровать. Тогда обращаюсь за помощью к друзьям-коллегам . Обязательно уж кто-то да знает.

Впрочем, сама основная тема моя – Белое движение – облегчает задачу. Это Вам не наполеоновские войны, ментики-выпушки. Все строго, довольно однообразно и часто максимально далеко от самого понятии униформы. Что достал, то и носит. Вплоть до командного состава. Скажем, А.И. Деникин Ледяной поход проделал в гражданском пальто и потертом «профессорском» костюме. Но, конечно, часто не могу удержаться, чтобы не сделать своего очередного героя настоящим офицером – в шикарной черной форме, скажем. У всех свои слабости…

А.С.: Но ведь даже фотография показывает человека не полностью. А нужно узнать невидимую часть изображения. Приходиться подбирать соответствие в похожих изображениях и додумывать? Был подобный сложный поиск? Какие скульптуры? 

С.О.: Конечно, большинство сохранившихся фотографий – поясные. Приходится додумывать, опираясь на логику и, опять же, советы друзей. Сапоги с каблуком – без каблука, со шпорами – без шпор. Если же информации катастрофически нет, можно и додумать. Не криминал. Скажу крамольную вещь – я считаю себя вправе и прифантазировать в материальной части. Мне, по правде, важнее человек, а не солдат. Вот ордена стараюсь копировать точно – соблюдая привычку персонажа какие-то носить ежедневно, а какие-то просто иметь. Потому что для меня награды – это судьба человека, написанная медалями и крестами. Или, как в случае с М.Г. Дроздовским, одинокой георгиевской ленточкой на штопанном кителе.

А.С.: Многие работы показывают участников Белого движения в России начала прошлого века. Почему эта тема Вас заинтересовала? Личные мотивы? Или это появилось на волне всеобщего интереса начала 90-х?

С.О.: Интерес начала 90-х меня благополучно миновал. Путь к этой теме вышел долгий и прихотливый. Началось все с приключенческой литературы XIX века. Потом стали интересны люди, для которых она была писана, те, кто читали Майн Рида при керосиновой лампе, а потом скакали на заднем дворе по бурьянам, защищая индейцев. Первый звонок прозвучал, когда я был в музее истории Лефортово. На одной из витрин там лежит страничка из рукописного журнала лефортовских кадет, выпущенного в октябре 1917 года, в дни боев с большевиками. Там мелькнула фраза насчет томика все того же Майн Рида на прикроватной тумбочке. Вот он читал о вождях и охотниках, потом встал, взял винтовку, пошел на улицу и был убит. Может, отчасти оттого и пошел, что начитался Майн Рида. Или Буссенара. Аж перевернулось все. Потом был Шмелёв, «Красное колесо». Под влиянием Солженицына сделал А.В. Колчака. Без каких-либо планов на будущее. А пока делал, читал о нем, цеплялся за новые имена, искал что-то о них… Обычная история.

Необычна лишь в одном. За те три года, что я работаю над серией «Белое движение в лицах», я нашел другого своего прадеда, о котором в семье никогда и ничего не говорили. Будто и не было его. Я, естественно, полагал, что он был репрессирован, оттого не служил любимой темой для разговоров. Но оказалось, что вовсе нет. Капитан 1-го ранга Николай Алексеевич Олюнин командовал бронепоездом «Адмирал Колчак» в Северной армии генерала Е.К. Миллера. После падения фронте было расстреляно страшное число офицеров. Долго время и он проходил по этому списку. Однако я нашел его – Н.А. и еще пара офицеров вырвались из плена, ушли в Финляндию – сперва на лыжах, потом по пояс ледяной воде через приграничные болота. Там он и прожил жизнь – служащим в Русском клубе. Ничем не выделяясь, в заговорах не участвуя, оставив борьбу. Умер в 1943 году.

А.С.: Кстати, не участвуете в мероприятиях реконструкторов и казаков, которые одно время старались занять нишу красноармейцев?

С.О.: Ничего против этого движения не имею, но сам не участвую. Поле – оно не для меня. Хотя людей оттуда знаю и уважаю. На какой бы стороне они не «воевали».

А.С.: Общие планы по участникам Белого движения. Только военные руководители? И как Вы останавливаете свой выбор именно на определённой персоне?

С.О.: Да, только верхушка движения. И его легенды. Бывало, что чин пониже, а человек оставил след в истории поглубже, чем иной генерал. Скажем, полковник Жебрак. Не о каждом песни пели. О нем – пели. Или Нестерович-Берг. Полька, которой, по ее словам, до России особого дела не было, переправила из Москвы на Дон и к Дутову десятки, сотни офицеров. Лично возила их через обезумевшую от Гражданской войны страну. Как – не опишешь. Это надо читать. И помнить.

А.С.: Сергей, Вы смотрите форум и видели у нас бурное обсуждение материала по Кремлёвскому некрополю. Как Вы относитесь к его существованию? Не может ли стать этот некрополь местом примирения враждующих сторон, по образцу Испании. Франко уравнял франкистов с республиканцами и создал общий мемориал.

С.О.: Наверное, в любом сильном и славном историей государстве должен быть свой пантеон. В нашем лежит множество достойных людей, несколько посредственностей, и некоторое количество мрази — простите, другого слова для них просто нет. Для тех же Белы Куна и Землячки. Но! Выкинув их из стены, мы протянем Гражданскую войну в сегодняшний день. Лозунг «Отбоя не было. Борьба продолжается» вреден и опасен. Нужно не уничтожать, а созидать. Не крушить памятники весьма условному Злу, а уравновесить чаши весов, вытянув из небытия героев другой стороны. Если на Урале рядом с памятниками Чапаеву встанут бронзовые Пепеляев и Каппель — вот тогда мы Гражданскую и закончим, Дополнив пантеон. Одно время тенденция к этому наметилась — памятник в Новороссийске, фигуры Маркова, Врангеля и Корнилова на постаментах, перезахоронение праха Деникина, Каппеля, Ильина, Шмелёва. А потом как-то все затихло — окрик ли какой сверху донесся?
Впрочем, менталитет у нас подростковый. И, согласно ему, проигравшая сторона всегда будет иметь знак минус. Потому раз набил морду — молодец, прав, а с битой мордой — подлец. Божий суд, понимаете ли…

А.С.: Талантливый актёр оправдывает своего персонажа, каким бы тот не был неоднозначным. У скульптора также?

С.О.: За всех не поручусь. Лично я не оправдываю. По большей части. Война – пакость. И люди на ней часто загнивают. Но я не ставлю памятников. Делаю самых значимых персон этой войны. А значит, и их деяния. Кокаин. Расстрелы. Сожженные деревни. Погромы. Это было – и глупо подобно некоторым ревнителям отрицать саму возможность запачканных рук у представителей Белого движения. Не права Марина Цветаева – это далеко не Белая стая, не лебеди.

Это уж не говоря о том, как изломала людей эмиграция. Работа на НКВД. Работа на Гитлера. РОА. Нам невозможно представить, как ломала людей тоска по России.

А.С.: Наиболее удачные, самые любимые работы можете назвать?

С.О.: Диккенс как-то сказал, что из всех своих детей человек любит самого слабенького. Я не гений. Далек от такой творческой самоотверженности. Поэтому люблю более всего удавшихся (на мой вкус). Граф Келлер. Каледин. Троицу сибирских атаманов (Анненков, Калмыков, Семёнов). Слащёва с супругой.

А.С.: Кажется, я как-то заметил, что Ваш пластилиновый персонаж переоделся и сменил позу. Было это? Вы не переделываете свои работы?

С.О.: Не переделываю – отправляю на пенсию (домой уношу). И делаю заново. Многое из того, что вылепил в начале пути, сегодня кажется недостойным. По разным критериям. Вот и меняю шило на мыло. Работаю в таком ритме – один новый герой, за ним один из старых в новом варианте.

А.С.: В прошлом году обратил внимание на появившиеся сценки с несколькими персонажами. Смотрятся чудесно и могли бы украсить не только музей. Вы не хотели бы перевести скульптуры, сменив, материал, например, в фарфор? К фарфору время более благосклонно.

С.О.: В аудиоверсии нашего разговора здесь бы послышался неприятный смешок. Фарфор благороднейший материал, но при падении разлетается на множество осколков. И порой уже не склеишь. А пластилин? Сколько раз они падали – и отцовские герои, и мои. И на них что-то падало. Стека в руки – и снова как новый. А то и лучше. Да что говорить — микеланджеловско го «Давида» сегодня убрали с площади, заменили копией. Начал разрушаться из-за автомобильных выхлопов. А ведь вроде крепкий – кулаком не промять…

Насчет времени… Остап Бендер сказал: «Зачем мне вечная игла для примуса? Я не собираюсь жить вечно».

А.С.: Есть у Вас планы по развитию Вашего пластилинового проекта? Расшириться, переехать, новые фигуры или целые комплексы, объединяющие фигуры — не знаю, как это называется, но может, конечно, занять много места…

С.О.: Планы есть. Нет денег. Очевидно, что никакой музей не принесет прибыль. Окупится – и то диво. Мы походили. Попредлагали себя самым разным структурам. Поверьте, САМЫМ РАЗНЫМ. В лучшем случае тишина. В анекдотическом случае – отписка «Благодарю за активную гражданскую позицию». В худшем – пренебрежение на грани хамства. Так что действовать приходится, исходя из минимальных затрат – они ж из семейного кармана. К 100-летию начала Гражданской войны откроем в помещении музея выставку «Трагедия русской Смуты» — не просто выставим фигуры в ряд на одинаковом расстоянии друг от друга. В планах именно выставка – эмоционально и фактологически нагруженная. Не о движении дивизий, не о фронтах – о людях.

В планах и развитие новой темы – «Сказка старой Москвы». Начало уже положена, как пойдет – посмотрим. Это – жанровые сценки из жизни Замоскворечья рубежа XIX и ХХ веков. Шмелёвская Москва. Москва моего прадеда Ивана Ивановича Соколова. Маленькая, камерная, смешная и трогательная. В духе классической русской жанровой живописи того периода. Прислуга, торговцы, пожарники, гимназисты – вот ее герои.

В память об одном прадеде – золотопогонники.

В память о другом – Пятницкие переулки и подвальчики.

А.С.: Вы приняли «вахту» от Вашего отца. Вам самому есть кому передать знания, да и сам музей?

С.О.: Сын Антон. Строго говоря, мы вместе с ним работаем над некоторыми скульптурками. Причем он отвечает за портретное сходство. Это его особый дар. Он видит лицо, умеет его проанализировать настолько, что потом относительно легко воплощает это в пластилине. То есть работает сразу разу как 3D сканер и 3D принтер. А ему лишь 14.

А.С.: Никогда не задумывался о практической стороне Вашей работы: продаёте скульптуры? У Вас целый музей и содержать его совсем не дёшево…

С.О.: Продавать не буду. Сильно надавят обстоятельства – просто закрою музей. Не хочу, чтобы работы ушли из семьи. Помру – а они останутся. Значит, не совсем помру. И внукам-правнукам , глядишь, расскажут, что был такой деда Сережа, царствие ему Небесное, лепил вот… И поживу еще пару поколений. Так ведь и с Ростиславом Олюниным. И с Андреем Миллером. Он каждый день оживают у нас в музее перед каждым посетителем.

А.С.: А с чего начался Ваш музей? Остались первые фигуры?

С.О.: Нам с женой Ириной было относительно легко. В распоряжении семьи уже была сотня работ – собственно, именно они долгое время и составляли экспозицию. По счастью, я знаю, какая работа из сохранившихся самая ранняя по времени создания – композиция «Шахрияр и Шахрезада». 1959 год. Знаю и последние. Андрей начал делать Оттавио Пикколомини, недоделал и улетел на Юг. И погиб. Это 1972 год. Так и остался на столе незавершенный генерал. И отцовский Папа Григорий XIII – отец начал его еще до трагедии, через какое-то время завершил и больше никогда не брал в руки пластилин. «Не для кого делать», — говорил. Поставил памятник собственной молодости.

А.С.: Кто Вам помогает в работе?

С.О.: Про Антона, сына, уже говорил. Но без жены Ирины проект никогда бы не сдвинулся. Не стал бы. Не жил. Сказать хотя бы, что сам музей – ее идея. И идеологическая составляющая проекта – ее идея. И жизнь его. И развитие. И… да что там. Музей – это воистину семейное дело. Не в смысле распределения доходов (о них и речи не идет).

Новых героев обсуждаем вместе. Спорим. Негромко.

-А.С.: Вы не участвовали в конкурсах, выставках? А может создании мультфильмов?

С.О.: Когда-то сделал довольно объемный портрет Эльдара Рязанова для студии Татарского – они его потом анимировали и сделали пародийную заставку к передаче «Кинопанорама», которую Эльдар Александрович тогда вел. В выставках не участвовал.

А.С.: Вы автор книги «Уроки лепки из пластилина». Не знаю, как кому, но мне уже изображение на обложке объяснило, что даже первую стадию лепки головы не осилить…
Так вот, где её можно купить, да ещё с автографом автора?

С.О.: Купить – ради Бога. Бываю рад любому покупателю – и не финансы тому причиной. И не самолюбие. Просто я уже видел некоторые работы, сделанные по моей методе, видел людей. Которые благодаря этому начали лепить. Из чего – не суть. Пусть книга и называется «Уроки лепки из пластилина», материал не важен. Он – лишь повод для разговора.

А.С.: Большое спасибо за тёплый приём и уделённое время! Как Вы относитесь к открытию личного раздела на форуме «Фалеристика»?

С.О.: И Вам спасибо, что в очередной раз пришли в мой музей «Всемирная история в пластилине»! Будем работать вместе!

источник