Права и обязанности
Христианское царство очевидным образом уравнивает богатых и бедных перед лицом верховной власти, напоминая о равенстве всех людей перед Божественным законом. Опыт служения в христианском царстве знаком всем: и рабам, и князьям.
Вспомним евангельскую притчу: Который же от вас, раба имея орюща или пасуща, иже пришедшу ему с села речет: абие минув возлязи? Но не речет ли ему: уготовай, что вечеряю, и препоясався служи ми, дондеже ям и пию; и потом яси и пиеши ты? Еда имать хвалу рабу тому, яко сотвори повеленная? – Не мню. Тако и вы, егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом (Лк. 17, 7–10).
Насколько для нас, современных людей, нежизненной и малопонятной является эта ситуация, чуждая нашему собственному опыту, настолько открытой книгой была Божественная притча для людей древности, слышавших ее из уст Спасителя. Они хорошо знали, что такое служение по долгу, без права на похвалу или особую благодарность за сделанное.
Мы же, будучи воспитаны на представлении о неотъемлемых правах человека, но не обязанностях его или служении, всякое свое дело, мiрское или церковное, невольно воспринимаем как что-то исключительное, замечательно, достойное похвалы и награды. По этой причине наши потуги на смирение и самоосуждение зачастую отдают фальшью, а самочинно взятые на себя «послушания» почти неизбежно питают самодовольство.
Отличие учения о происхождении и соотношении прав и обязанностей в мiровоззрении демократическом и монархическом было раскрыто Л. А. Тихомировым работе «Единоличная власть как принцип государственного строения».
Для монархической идеи система права строится на понятии обязанности. Верховная власть – царь – облечен властью от Бога именно как обязанностью. По отношению к царской власти не мыслилась защита своих прав подданными, ибо эта власть и является высшим попечением Бога о мiрских интересах людей, выражая собою их общий нравственный идеал. Это власть правды, а не силы. От правды себя не защищают, а напротив, в ней видят свою защиту. Для исполнения своей обязанности верховная власть получила и права – не от людей, а от Бога. Ограничиваются эти права не правами подданных, а их же обязанностями более высокой категории – то есть обязанностями по отношению к Богу. Повиновение верховной власти кончается там, где она требует неповиновения Богу, то есть нарушает свою собственную обязанность.
И по отношению к другим людям мы имеем в первую очередь обязанности, а не права. Права же появляются только как следствие обязанностей других людей по отношению к нам. Также и если в чем-то мы должны не уступать другому, то опять-таки по обязанности, а не по праву. Такой подход налагает свой отпечаток и на юридические отношения, создаваемые в рамках монархии. Например, свобода мнения и суждения (как отмечали славянофилы) существовала в древней Руси, но не как прирожденное право каждого человека, а как право, данное верховной властью для исполнения подданными их обязанности оказывать ей многоразличную помощь.
Православные русские государи всегда требовали от подданных не только повиновения, но и содействия. Это выражено в присяге, обязательно приносимой каждым подданным: по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять все права и преимущества, принадлежащие самодержавию, силе и власти Государя; способствовать всему, что может касаться верной службе Государю и государственной пользе; благовременно объявлять обо всем, что может принести вред, убыток и ущерб интересам Государя, и все это «всякими мерами отвращать и не допущать тщатися».
Итак, подданный монархической власти имеет обязанности, для исполнения которых он облекается и правами. Отсюда проистекает отличие в характере прав подданного монархии или демократии. Демократический подданный, например, имеет право пойти в судебное заседание, как в театр или цирк. По смыслу же русского дореволюционного права публика могла присутствовать на заседании для исполнения своей обязанности – частного контроля над действием судебного механизма.
Поскольку верховная власть обязывает каждого служить ей в деле устроения государства, и поскольку множество обязанностей отправляется личностью по своему усмотрению, то необходимые для этого права личности не могут быть подробно сформулированы в частностях. Отсюда появляется целая категория прав общедоступных: свобода совести, слова, печати. Однако, если цель этих прав – исполнение обязанностей подданных – нарушается, то права эти могут быть отняты или ограничены.
Поэтому политические права по идее монархической власти не могут быть ни равномерными, ни безусловными, а складываются по мере возможности пропорционально и условно применительно к желанию и способности личности выполнять ту обязанность, во имя которой и дается данное право.
Сличив эту систему понятий с той, в которой мы воспитаны, мы можем заметить не только глубину различия между ними, но и силу того влияния, какое почти неизбежно, с повседневным постоянством, оказывает извращенный, построенный на ложных принципах, образ общественной жизни на каждую человеческую душу.
Значение царской власти в деле спасения человека
Царское служение, освящая все роды властей и служений в стране, как бы окружает человека опытом истинного послушания, имеющего своим источником волю Божию. В лице царя человеческая личность, сотворенная по образу Божию, ставится выше формальных норм закона, выше соображений практической целесообразности. В то же время достоинство царя зиждется на его верности Небесному Царю, почитание царя, как и отца в семье, у христиан основывается на Богопочитании. Таким образом создается в общественном и семейном укладе жизни основа, воспитывающая в гражданах земного царства свойства граждан Царства Небесного.
Однако часто значение царской власти уничижают, говоря, что в отличие от священства, царство не является необходимым для спасения: ведь Церковь может существовать без Православного царства, а без священства не может.
Можно ли спастись, лишившись священства и таинств? История Церкви показывает, что можно: об этом свидетельствуют прославленные мученики, некоторые из коих даже крещение приняли не от руки священника, а в купели собственной крови. Однако их пример не только не уничижает, но напротив, еще ярче оттеняет величие Богом устроенного порядка жизни Церкви. Ведь Бог мог бы каждого спасать по отдельности и каким-либо чрезвычайным способом, но какого благоговения заслуживает удивительный образ нашего спасения в Церкви – через таинства, совершаемые посредством человеческого служения!
Подобно этому, зададимся вопросом: можно ли спастись без Православного царства? Очевидно, можно. Но не будем обольщаться: путь этот не многим легче того, которым спаслись мученики, не имевшие возможности прибегнуть к церковным таинствам. Их спасла купель собственной крови, и христиан наших дней, по свидетельству святых Отцов, спасает несение скорбей, при условии верности Православию.
Тот факт, что христианам последних времен спасаться придется именно несением скорбей, а не стяжанием высоких добродетелей, как это было в древности, святые Отцы связывают с развитием и укреплением гордыни в человечестве и с происходящей отсюда слабостью и оскудением истинно христианской жизни.
Но разрушение земных царств, будучи именно плодом человеческой гордыни, в свою очередь укрепляет и развивает гордыню в среде человеческого общества в немыслимых прежде масштабах. Весь уклад жизни начинает служить воспитанию и усилению гордыни и отчуждению людей от любви Христовой. Семейственные человеческие отношения – естественный образ отношений духовных – вытесняются формальными, искусственными, а то и прямо противоестественными; смиренное исполнение каждым своего долга вытесняется тщеславным осуществлением своих прав; понятие служения обессмысливается, будучи вытеснено всеобщим самочинием. Можно увидеть на конкретных примерах, как в безбожном и самочинном государстве каждый человек прямо или косвенно делается соучастником государственного богоборчества. В этих условиях воспитывать в себе высокие христианские добродетели – задача не только крайне трудная, но фактически и неисполнимая, как предсказывали древние Отцы, говоря: те, кто будет после нас, сделают половину того, что сделали мы, а те кто будет еще позже, не сделают ничего.
Священство может оскудеть если и не во всей Церкви, то в некоторых отдельных местностях и странах. Как мы видим, Церковь и спасение этим еще не уничтожаются. У православных христиан можно физически отнять священников, но невозможно отнять почитания церковной иерархии, а значит, и надежды спасения. А вот отвержение или уничижение священства есть отступление от Бога и Его Церкви, то есть прямая погибель. Точно также можно отнять у христиан иконы, но невозможно отнять иконопочитание (пока они остаются православными христианами); можно разрушить храмы, но не благоговение перед храмом Божиим; можно физически уничтожить царство, но не почитание Богом установленного порядка жизни.
Однако в церковное сознание проникают извне понятия и взгляды, чуждые Православию. Пока не совершится их явное церковное осуждение, они представляют угрозу спасения для множества людей. Так, уничижение и похуление Православного царства внедрялось в сознание верующих в нашей стране еще до революции. Богоборческая же власть большевиков сделала все возможное, чтобы полностью перевести этот вопрос из области веры в область «политики». Впрочем, и за рубежом, в среде русской эмиграции, положение не было полностью исправлено. Нельзя забывать, что хотя за границей не было власти большевиков, но не было там и Православного царя.
Служение царя в деле хранения Православной веры.
Взаимная помощь церковной и светской власти
Рече же Ему Пилат: убо Царь ли еси Ты? Отвеща Иисус: ты глаголеши, яко Царь есмь Аз. Аз на сие родихся, и на сие приидох в мiр, да свидетельствую истину; и всяк, иже есть от истины, послушает гласа Моего. Глагола Ему Пилат: что есть истина?
(Ин. 18, 37–38)
Симфония, то есть согласное взаимодействие церковной и светской власти, со стороны православных царей или Императоров выражалась в хранении догматов и почитании священства. Следуя этой цели, благочестивые Императоры при необходимости созывали Церковные Соборы, чтобы дать Церкви возможность преодолеть еретические восстания и выработать необходимые канонические нормы. Все Вселенские и многие Поместные Соборы созывались именно Византийскими Императорами, начиная со Св. Константина. Кроме того, они строили и светское законодательство на основе церковных канонов; первый свод законов, построенный на основании канонического церковного права, был составлен Св. Императором Юстинианом.
Таким образом, служение Православного Государя хотя и носит внешний, земной характер, однако имеет самое прямое отношение к жизни Церкви, почему Св. Царь Константин и называл себя «внешним епископом Церкви», говоря, например, по поводу ереси донатизма: «Я до тех пор не могу стать вполне спокойным, пока все мои подданные, соединенные в братском единении, не будут воздавать Всесвятейшему Богу истинно-умного поклонения, предписываемого кафолической Церковью». А в своей речи на Никейском Соборе он сказал: «После того, как при помощи Бога Спасителя мы разрушили тиранию безбожников, выступавших открытою войной, – пусть дух лукавый не осмеливается нападать хитростию и коварством на нашу святую веру. Я вам говорю из глубины сердца: внутренние разногласия в Божией Церкви в моих глазах страшнее всех сражений…» При этом благочестивые цари не претендовали на то, чтобы добиться преобладания над церковной иерархией: «Мы для утверждения веры, а не для показания какой-либо власти восхотели, по примеру благочестивого государя Константина, присутствовать на Соборе», – сказал император Маркиан, обращаясь к епископам IV Вселенского Собора.
Подобным образом смотрели на служение Православного Императора и Святые Отцы Первого Вселенского Собора, выразив свою мысль в следующем обращении к Св. Константину: «Благословен Бог, избравший тебя царем земли, рукою твоею истребивший идолопоклонство и водворивший чрез тебя в сердцах верующих мир. Уже попрана власть духов злобы; ниспровержены алтари многобожия; разсевается мрак нечестия; и свет божественного учения озаряет всю вселенную… На сем учении, государь, утверждается величие твоего благочестия. Сохрани его для нас целым и ненарушимым, – да никто из еретиков, проникнув в Церковь, не расторгнет единства Троичнаго Бога и не подвергнет нашей веры поруганию!… Повели, государь, чтобы он [Арий], оставив свое заблуждение, не возставал против учения апостольского, или, если останется упорным в своем нечестивом мнении, изгони его из общества Православной Церкви, да не колеблет он более своими нечестивыми мнениями веры душ слабых».
Итак, служение Царя, как и служение священной иерархии, направлено на хранение Истины в вероучении и на устроение жизни сообразно этой Истине.
Начало бытию Православной Империи промыслительно было положено в то время, когда Церковь распространилась по вселенной, и вследствие этого появилась насущная необходимость найти некоторое действенное средоточие ее единства. Назрели вопросы, которые уже невозможно было разрешать на Соборах отдельных Поместных церквей; еретики, осужденные в одной из них (подобно Арию), свободно переходили в другую и продолжали распространять свои злоучения; между Поместными церквами обнаружились разногласия, неразрешимые на местном уровне (такие, как спор о времени празднования Пасхи между Римской и Малоазийскими церквами).
Божественным призванием, Святой Император Константин и явился тем живым средоточием и действенным орудием церковного единства, которое было так необходимо. Созвав Первый Вселенский Собор, он дал возможность Церкви разрешить споры об арианстве и о Пасхалии.
И в дальнейшем Император всегда мыслился покровителем не одного только народа, но всей Вселенской Церкви. В XIV веке патриарх Антоний писал Великому князю Московскому Василию Димитриевичу: «На всяком месте, где только именуются христиане, имя царя поминается всеми патриархами, митрополитами и епископами, и этого преимущества не имеет никто из князей и прочих властителей. Нет ничего хорошего, если ты говоришь: мы имеем церковь, а не царя. Невозможно христианам иметь церковь и не иметь царя. Ибо царство и церковь находятся в тесном союзе между собою, и невозможно отделить их друг от друга. Послушай верховного апостола Петра, говорящего в первом соборном послании: Бога бойтеся, царя чтите, не сказал «царей», чтобы кто не стал подразумевать именующихся царями у разных народов, но «царя», указывая на то, что один только царь во вселенной».
После Византийских Императоров Русские цари, через посредство таинства мvропомазания стали носителями этого же вселенского служения, как пишет патриарх Иеремия царю Феодору Иоанновичу: «Поистине в тебе, благочестивом Царе, пребывает Дух Святый, … и ты один под небесами именуешься христианским царем во всей вселенной у всех христиан». Во исполнение этого служения они и были покровителями Православной веры и защитниками единоверных народов во всем мiре.
Плодами служения Православных Императоров явились победы над ересями на Вселенских Соборах, Торжество Православия над иконоборчеством в 842 г. и над ересью Варлаама и Акиндина в XIV веке.
Тяжким испытанием для Церкви были периоды, когда у власти оказывались императоры-еретики – ариане, монофилиты, иконоборцы. Само появление их и все тяготы гонений христиане почитали наказанием за грехи и отступничество православного народа. Подвиг исповедников и мучеников, пострадавших от еретичествующих императоров ради верности Небесному Царю Христу, не только доставил спасение и славу им самим, но и привлекал милость Божию к страждущей Церкви и народу. Тогда Господь посылал Православного Императора – человека по сердцу Своему, – через которого прекращал разлитие ереси и подавал мир Церкви.
Но никоим образом не помышляли древние святые, терпевшие гонения от императоров-еретиков, отвергнуть саму монархию или же искать защиты от ересей у какой-нибудь другой земной силы – например, народного собрания – добившись преобладания этой силы над монархом. Единственной их надеждой на мир в Церкви было дарование Богом Империи Православных царей.
Во многих же случаях, когда колебались или отпадали от Православия епископы, призванные в первую очередь быть хранителями истинной веры, первенство в этом служении оказывалось за Императорами. Так, благочестивые Император Маркион и Святая Императрица Пульхерия созвали Четвертый Вселенский Собор для восстановления Православия в то время, когда церковная иерархия в сильнейшей степени была заражена ересью монофизитства. Святая царица Пульхерия была также опорой Церкви против ереси несторианства; ей принадлежала инициатива созвания Третьего Вселенского Собора. Великий Князь Василий Темный в решающий момент защитил Русскую Православную Церковь от унии с латинянами, заключив в темницу митрополита-отступника Исидора, в то время как церковная иерархия оказалась не готова к такому испытанию, и пребывала в бездействии. Точно также Император Николай Александрович не раз проявлял бóльшую верность Православию, чем многие современные ему епископы, например, когда защитил афонских монахов-почитателей Имени Божия от неправого осуждения в ереси, или когда подвиг Синод к прославлению преп. Серафима Саровского и Свт. Иоасафа Белгородского.
Такое «вмешательство в дела Церкви» со стороны благочестивых царей всегда похвалялось святыми Отцами. С другой стороны характерно, что Свт. Григорий Палама, укоряя покровительницу еретиков-акиндинистов Евлогию, ставил ей в вину и то, что она учит о догматах, подражая защитнице иконопочитания царице Феодоре, отнюдь не будучи Императрицей.[10] Отсюда видно, что служение защите Истины внешними средствами Святитель несомненно считает по праву принадлежащим православным Императорам.
Православные епископы, со своей стороны, могут и даже обязаны вмешиваться в деятельность царя, обличая уклонения его от Евангельских заповедей, а при необходимости подвергая церковным прещениям (как поступал Свт. Амвросий Медиоланский). На практике не все епископы имели смелость быть такими же верными Христу в своем служении, невзирая на лица, как Святители Иоанн Златоуст, гонимый императрицей Евдокией, Феодор Студит, отвергший незаконный брак Императора, Филипп Московский, безбоязненно обличавший царя Иоанна Грозного, и многие другие.
|
