Хотя на большей части территории России боевые действия закончились в 1920 году, на Дальнем Востоке война продолжалась еще несколько лет. Сто лет назад Приморье стало последним оплотом Белой армии на родной русской земле. Последним шансом, которым увы, так и не удалось воспользоваться.
К весне 1921 года на всей территории Дальнего Востока формально установилась власть Дальневосточной республики - марионеточного государства, созданного по инициативе большевиков. Оно должно было отделить полностью контролируемые советской властью территории от территорий, остававшихся под контролем японцев. Формально в ДВР существовали многопартийность и выборные органы власти и признавался капиталистический уклад экономики, Фактически же все на этой территории жёстко контролировалось местными большевиками.
Весной 1921 года краем руководили коалиционная Приморская областная земская управа во главе с большевиком Василием Антоновым и Приморское областное народное собрание. Руководили как попало - результатами их деятельности стали финансовый кризис, задержки выплаты жалованья и девальвация денежных знаков, отсутствие развития промышленности и торговли, дефицит, растущая безработица. Возможность же обеспечить своё господство привычным силовым путём сильно ограничивалась присутствием японского гарнизона.. Особое возмущение жителей края вызывал тот факт, что деньги, вырученные с продажи грузов во Владивостоке, отправлялись в Читу, дальневосточную столицу ДВР. Контр-адмирал Георгий Старк отмечал: «Многие задумывались над тем, что было лучше: жить ли под охраной вежливых и мало кому мешавших японцев или приобщаться к морю советской нищеты, голода и насилий».
Столь странный порядок вещей, разумеется, не мог продолжаться долго- он не устраивал слишком многих.
К тому же всего в 160 километрах от города стояли крупные белогвардейские силы - остатки армии Колчака. Они контролировали территории от станции Гродеково до станции Раздольная. Но согласия между ними, увы, не было. Гродековская группа белых поддерживала атамана Григория Семенова , назначенного одним из последних приказов Колчака главнокомандующим русскими вооружёнными силами на востоке страны. Стоявшие в Раздольной каппелевцы Семёнова не признавали.
Позади у них был долгий и трудный путь через Манчжурию
«Красные делали ВСЕ, что было в их силах, чтобы сломить нашу веру в будущее. Мы чувствовали, что за нами и с нами движется армия открытых и скрытых красных провокаторов, целью которых было разложить нас, задержать и не допустить нашего перехода через границу Манджурии в пределы Приморья, где в то время существовала "Дальневосточная Республика". Наша армия могла бы пройти этот поход много быстрее, если бы не бесконечные подводы обоза, которые задерживали ее движение.
Итак, наши опасения вскоре оправдались. Мой помощник и заместитель полк .Желков передал мне сведения, которые меня сильно обеспокоили. Из достоверных источников он узнал, что в нашу офицерскую роту внедрилось несколько красных провокаторов и что он лично подозревает пор.Гуткова, который исчезает ночью без разрешения дежурного офицера и возвращается пьяным в роту. Откуда у него деньги, когда у нас едва хватает на кусочек черного хлеба?», - писал потом в своих воспоминаниях Федор Мейбом.
Надо сказать, что подозрения эти подтвердились, в результате провокатора удалось обезвредить а главное, разобраться с теми, кто за ним стоял.
Безнадежный поход завершился в декабре 1920 года:
«Утром наша бригада перешла границу Манджурии и мы снова оказались на Русской земле, в Приморской области. Наша бригада была расположена в казармах Раздольное, и мы приступили к работам по очистке и приведению в порядок грязных и давно заброшенных казарм. Дни проводили в мытье полов и стен. Строились койки, и пустые тюфяки набивались соломой. Через несколько дней многие части бригады приступили к строевому учению без оружия. Питались очень плохо, доедая наши последние хозяйственные суммы. О мясе, конечно, мы не мечтали, а были довольны иметь изо дня в день соленую, сушеную рыбу».
Они ждали и желали только боя:
«Какой ужас - какая-то интернациональная, нерусская шайка убийц уничтожает нашу Мать-Россию, заливая ее кровью русских людей, а мы, последние из Белых Могикан, бессильны помочь нашей Родине.
Мысли о поисках работы и в голову не шли. Кусок соленой сушеной рыбы и кусок хлеба с кружкой воды были достаточны, чтобы выждать момент, когда мы сможем взяться за винтовку».
Винтовок, впрочем, на тот момент не было - после перехода через Манчжурию оружия не осталось, его пришлось сдать китайским властям. Потому на территории, где хозяйничали красные, последние защитники Белой России оказались с пустыми руками:
«За последнее время все чаще и чаще появлялись слухи, что в недалеко расположенных от нас сопках (горах) появились отдельные шайки красных бандитов. Мы стали увеличивать сторожевое охранение, с уцелевшими наганами и ручными гранатами. Но что мы могли сделать с таким оружием против хорошо организованного и хорошо вооруженного отряда?»
Любая возможность достать оружие в таких условиях была на вес золота…
Федор Мейбом в своих воспоминаниях приводит очень характерную историю: «Как-то ночью к нам прибежал хуторянин и на коленях, со слезами умолял ему помочь. На его хутор напала шайка "хунхузов" - китайских бандитов. Ему удалось убежать, но вся семья его и рабочие остались там.
Спрашиваю: "Как велика, банда?" - не знает, но говорит, что пришли они пешком из леса.
У меня промелькнула мысль: "Есть возможность достать оружие". Хутор находится от нас в 5-6 верстах. Иду в роту и обращаюсь к г.г. офицерам с вопросом: кто пожелал бы пойти добровольно за "пополнением оружия". Все г.г. офицеры готовы идти. Забираем гранаты и наганы. Умоляю начальника хозяйственной части Бригады дать нам 8 телег. Он сначала, категорически отказывает нам в этом, но в конце концов сдается и соглашается. Иду к генералу просить разрешения "пополниться" оружием. Генерал минуту смотрит на меня, а потом засмеялся и сказал:
- Ты, полковник, не можешь сидеть и дня - что-нибудь да придумаешь. Ну, опять на твою полную ответственность. Я ничего не знаю... Сколько берешь офицеров? - Я говорю, что 50. - Ну, смотри, постарайся всех их привести обратно. Храни тебя Господь! - и генерал обнял меня и поцеловал».
В распоряжении офицерского отряда были только ручные гранаты. А еще -отвага и богатейший боевой опыт. И этого оказалось достаточно для успеха.
«Быстро садимся на подводы и рысью трогаемся в путь. Недоежжая версты, я слезаю и, взяв полк.Желкова, кап.1-го ранга Хартулари и хуторянина, иду в разведку. Хутор расположен в лощине, между двух сопок. Из ближних кустов вижу костры - их не менее десяти, и около каждого сидит по 7-8 хунхузов.
Решаю атаковать их с трех сторон. Я с 1О-ью офицерами первый атакую из ближнего леса, который почти вплотную подходит к хутору. Даю время двум другим группам занять позиции и тоже подойти почти вплотную, забрасываем костры ручными гранатами и орем "Ура!". Рев, паника. Хунхузы бросились от нас по дороге в сопки, но их встретил полк.Желков огнем из наганов и криками "ура". Побросав все, что имели, оставив 18 чел. раненых и 8 чел.убитых, они удрали в чащу леса. Мы их разбили окончательно; если их и осталось, то не больше 8-10 человек. В наши руки попала богатая добыча, а потерь с нашей стороны один офицер, ранен своей же гранатой - ранение пустяковое.
Итак, мы подсчитали нашу добычу: 51 винтовка, со штыками - 40. Отдельная повозка для патронов - почти полная. 3 ящика ручных гранат и один пулемет "Максим".
И это скромное по меркам обычной войны достижение в тех реалиях оказалось значительным:
«На следующий день я пошел к генералу с рапортом. Его превосходительство не был в хорошем настроении и за что-то распекал своего денщика... но, увидя меня, бросил денщика и перешел на меня.
- Ну-с, г-н полковник, сколько ты потерял офицеров?
- Ни одного, Ваше превосходительство, а также имеем хорошую добычу, - и когда я дошел до всех моих трофеев, он был форменным образом ошеломлен. Теперь мы уже выставляли охрану с винтовками, и пулемет "Максим" был готов в любое время. Но все это нами скрывалось...»
Время шло, но ничего не менялось…И чем дальше, тем тяжелее становилось томительное ожидание - в условиях, утомлявших даже военных, привыкших к походным тяготам:
«Однообразная жизнь начала изрядно всем нам надоедать, и в этом кирпичном городе-казарме было как-то особенно грустно. У всех у нас была одна горькая думушка: что же будет дальше? Когда же снова мы возьмемся за винтовки и снова приступим к нашей священной борьбе? Нельзя же жить так дальше. Казармы опротивели, а однообразие жизни загнанных людей надоело до тошноты. Кроме того, каждый из нас отлично понимал, что рано или поздно вся эта дутая социалистическая власть Приморья рухнет и на ее месте снова появится красная звериная рожа большевизма... Надо было готовиться, и наше командование, после тщательной подготовки, приступило к выполнению плана захвата власти в Приморье. Началась осторожная и строго секретная работа».
Подготовкой к захвату Владивостока занимались и каппелевцы и семеновцы - несмотря на взаимные противоречия. Обстоятельства тому весьма способствовали:
«Доминирующей силой гарнизона г.Владивостока была Японская армия, которая совершенно не торопилась с эвакуацией. Но так или иначе, они должны были покинуть русские берега, и дело было только за временем. Как мы, Белые, так и большевики с лихорадочной поспешностью готовились к вооруженному восстанию в момент ухода последних частей Японской армии.
Социалистической власти приходит конец, и преемниками будут те, которые первыми захватят бразды правления.
Конечно, без согласия высшего командования японцев всякое вооруженное восстание было бы обречено на провал.
Начались разговоры и переговоры. Время шло, но получить от японцев заверение об их нейтралитете было трудно. Ответы: "Колосо, осень... колосо, но нашему командованию неисвестно"... Бесконечные улыбки и глубокие поклоны, и на этом все наши "митинги" кончались. В то же самое время они очень, очень много помогали нам сосредоточить боевые группы в самом городе. Каждый назначенный на отправку боец имел при себе охранную карточку от Японского Жандармского Управления. Это давало ему возможность выбраться из рук чекистов в случае, если бы он был арестован.
Тем временем Красная Армия сплошным кольцом стянула Приморье и только ждала момента, когда последний японский солдат покинет Владивосток, чтобы своей бесконечной живой силой раздавить нас, полувооруженных Белых бойцов».
Промедление в таких условиях действительно было смерти подобно. Потому в апреле каппелевцы стали сосредотачиваться группами по 150–200 человек в пригороде и на окраинах Владивостока.
Командовавший героическими солдатами-ижевцами полковник Авенир Ефимов вспоминал, что 15 апреля 1921 года генерал-майор Молчанов отдал ему приказ: отправиться вместе с 600 солдатами во Владивосток в распоряжение генерал-майора Дмитрия Лебедева:
«Официально объявлялось, что партия рабочих, нанятая рыбопромышленниками на время рыбного сезона собирается на сборный пункт перед отправкой для погрузки на рыболовные суда. В ближайшие три дня с вечерними поездами по методу Каппелевского передвижения, установившемуся со дня прибытия армии в Приморье, - т.е. без билетов, - мой отряд перебрался к Владивостоку. На полутемном разъезде «Первая речка я выходил встречать очередную партию. Из поезда выскакивали 150-200 человек и быстро скрывались в темноту ночи, вызывая подозрительное недоумение у железнодорожников и пассажиров».
На тот момент, по ориентировочным подсчётам, большевики держали во Владивостоке порядка тысячи штыков батальона Народной охраны и милиции плюс примерно столько же в Никольске-Уссурийском. Японские интервенты формально сохраняли нейтралитет, однако на всякий случай подтянули во Владивостокский порт броненосец «Хидзен». Теперь же в городе становилось все больше тех, кому появляться там было строго запрещено.
«Задача предстояла далеко не легкая. Снова все подтянулись, как бы проснулись от глубокого сна. Снова у всех появилась надежда на скорое светлое будущее, когда на фоне блестящих штыков гордо взовьется наше боевое Белое знамя и снова наше громкое "ура" наполнит поля сражения и ущелья приморских и сибирских гор. Снова с боевым задором и лихостью пойдут каппелевцы в атаку - "лучше смерть, чем позор", - описывает тогдашние настроения Федор Мейбом.
Во Владивостоке солдатам и офицерам пришлось провести месяц, ожидая начала выступления. Солдаты скучали в казармах, а офицеры осматривали город, выясняли, где расположены позиции красных, знакомились с районами, где им предстояло действовать. Командование же пыталось добыть оружие в городе, где было немало разных военных запасов: « К генералу Лебедеву приходили русские, чехи, японцы и другие дельцы и вели таинственные переговоры, сговаривались, доказывали тем или иным путем существование оружия, брали задатки на первоначальные расходы и чаще всего после этого бесследно исчезали», - вспоминал полковник Ефимов.
Неопределенная ситуация выматывала, и в итоге привела к преждевременному выступлению в Никольске-Уссурийском. Точнее, оно произошло фактически волей судеб. Городская газета «Вечер» сообщала, что 22 мая, примерно в 9 часов вечера, в помещение участка городской милиции явились вооружённые люди и потребовали выдать всё оружие. Получив 10 ружей с патронами, они покинули участок. Узнав о произошедшем, помощник начальника городской милиции Кондратенко обратился за помощью в японский штаб, но там его просьбу вежливо проигнорировали. Ничем не помог и местный уполномоченный правительства ДВР комиссар Слинкин. Кондратенко собрал заседание милиционеров, на котором было решено оставить за собой свободу действий, если правительство ДВР к полночи не вышлет подмогу. Не найдя ни уполномоченного правительства, ни Слинкина, Кондратенко явился к командующему 2-го корпуса каппелевцев генерал-лейтенанту Иннокентию Смолину за помощью. Смолин согласился помочь.. В итоге, милиционеры во главе с Кондратенко до утра 23 мая сдали Смолину около 500 винтовок. Состоявшая в основном из большевиков Народная охрана была окружена в помещении городской управы. Железнодорожная милиция сдала оружие к обеду 23 мая. Начальник железнодорожной милиции скрылся, а его помощник выехал во Владивосток. К двум часам дня над вокзалом и правительственными зданиями развивался трехцветный флаг. Торгово-промышленный союз, общество домовладельцев и отделение Приморского союза промышленников обратились к каппелевцам с просьбой принять охрану города на себя. Смолин стал начальником гарнизона.
Узнав об этих событиях, красные всполошились и послали отряд милиции для усмирения восставших. Однако вмешались японцы - они не допустили кровопролития, и милиция вернулась обратно.
А 25 мая вечером генерал Дмитрий Лебедев принял решение, которого ждали так долго: «Будем действовать!». Действовать предстояло на свой страх и риск - с оружием все по-прежнему было очень сложно. В распоряжении военного главы переворота во Владивостоке находились: отряд полковника Ефимова (600 человек), отряд 1-й стрелковой бригады полковника Глудкина (несколько сотен человек), отряды семеновцев и отряды, состоявшие из бывших офицеров во Владивостоке.
Вечером 25 мая Авенир Ефимов получил приказ выйти из мест расположения и утром 26 мая с возглавляемым им отрядом подойти к гостинице «Золотой рог» во Владивостоке. И «в назначенное время отряд в 600 человек с двумя револьверами выступил через сопки в город». Взятие Владивостока не походило ни на одну известную армейскую операцию. События развивались, скорее, как в приключенческом фильме:
«С вершин сопок стали доноситься ружейные выстрелы. Где красные, где наши - определить трудно. Хорошо бы сначала добраться до винтовок прежде чем явиться на долгожданное свидание. Но тактика требует всегда быть готовым и всегда иметь план действий. Какой же план? Не придется ли Ижевцам вспомнить доблестный батальон Ложкина, бросившийся в атаку с ножами? Только теперь повторить это с одними кулаками?»
На месте выяснилось, что это отряд местной офицерской организации ведет перестрелку с красными. Начальник отряда попросил Ефимова о подкреплении - «не имея поддержки я не удержусь». Но у того не было ни одной винтовки.
«-Дайте хоть людей, я им дам ручные гранаты и их присутствие придаст нам больше уверенности!
Посылать ли безоружных в бой или отказать в столь необычной помощи? Долго раздумывать было некогда. Назначил роту.
- От середины в цепь!..., - и рота Ижевцев, как в привычных боевых условиях развернулась и влилась в стрелковую цепь».
А полковник Ефимов с остальными ижевцами двинулся дальше - с бодрой строевой песней.
«Услыхав солдатские песни, на улицы высыпали владивостокцы, больше женщины и дети. Радостные шумные приветствия: тащат булки, папиросы, молоко, воду, фрукты. Встреча показывает, что свержение большевиков вызывает полное сочувствие… На домах спешно укреплялись припрятанные трехцветные флаги».
Но до победы было еще далеко - коммунисты упорно защищали некоторые административные здания. Серьезное сопротивление, например, оказал караул во главе с начальником Народной охраны Казаковым в здании госполитохраны. Здание обстреливали около двух часов, жертвы были с обеих сторон. А завершилось все неожиданно и странно - на место столкновения прибыл японский броневик, в здание вошел отряд японцев. Каппелевцев туда не пустили.
Без уличных боев конечно же не обошлось. И в них точно также регулярно вмешивался японский фактор:
« Во время уличных боев японцы проделывали изумительные трюки. Отбирали от нас оружие на одной улице и тотчас же выдавали нам его, только уже на другой улице. Я наблюдал такую картину на Мальциевском Базаре: лежат две цепи друг против друга. Одна наша белая, а другая красная. Лежат и не стреляют, потому что между ними гуляет японский жандарм и, качая головой, говорит как одной, так и другой стороне: "Не холосо... осень не холосо". Но там, где нам приходилось тяжело, японцы разоружали в первую очередь красных.
Конечно, для нас было ясно, что их симпатии были на нашей стороне», - вспоминал Федор Мейбом.
К 11 часам утра были заняты земская управа, штаб крепости, управление внутренними делами, кредитная канцелярия, здание Народного собрания и другие учреждения.
Отсутствие оружия компенсировалось решительностью:
«Красноармейские казармы против вокзала захватил полковник Б.П. Ростовцев. С тремя десятками своих солдат и офицеров он с ручными гранатами бросился на казарму и обезоружил опешивших красноармейцев», - писал полковник Ефимов.
Этим людям было некуда отступать и нечего терять… У них оставалось только право на бой и они сражались при любом раскладе.
Уже к полудню на углах центральной улицы Владивостока - улицы Светланской - появились посты с трехцветными повязками.
Верные ДВР части пытались оказать сопротивление, японцы этого не допускали. В полдень дивизион Народной охраны в количестве двухсот человек выступил из Шефнеровских казарм, но был остановлен японцами и возвращен обратно в казармы
«Город был прочно занят до начала портовых строений, но дальше по Светланке к востоку находился в руках красных. Нужно было развивать успех, но оружия не было. Наконец появились винтовки и мне была поставлена задача: с Ижевцами занять и удерживать здание почтовой конторы. Ни одного патрона к винтовкам мы не получили. Но винтовки и без патронов были все же более действенным оружием, чем песни, повязки и речи», - продолжает свое повествование полковник Ефимов.
В здании конторы никого не было. А далее события развивались следующим образом: «Перед закатом появилась цепь красных. Ими руководил некто в штатском пальто, видимо, хорошо знакомый с закоулками порта. Я приказал расставить стрелков у окон здания и дверей нижнего этажа и встретить красных штыками. Но цепь, а за ней и другая прошли мимо в 100 шагах и направились вдоль берега, может быть, не подозревая о нашем присутствии. Неожиданно взять их в штыки мешали узкие ворота…Несколько раз я посылал в штаб просьбы о присылке патронов. Только после наступления темноты я получил их наконец: по 5 патронов на винтовку и новую задачу: занять Гнилой Угол».
Но район со столь экстравагантным названием тоже оказался свободным от красных. Не оказалось и баррикад, которых Ефимов справедливо опасался.
Восставшие предприняли наступление и со стороны бухты Золотой Рог. Отряд полковника Буйвида (в нем состояли чины личного конвоя атамана Семенова с 10 винтовками и небольшим количеством гранат) подошел к военному порту с моря с заимки Янковского на захваченном катере «Новик» и предложил командам миноносцев Сибирской флотилии сдаться. В ответ команды заявили о своей сдаче и о том, что у них нет оружия. Потом отряд под сильным огнем высадился на берег у памятника Невельском и захватил здание Управления Военного Порта и все корабли, стоявшие у причалов.
Все завершилось очень быстро:
«Борьба за Владивосток оканчивалась как маневр - появлением посредников. Дрались белые и красные, а судьбу города решили желтые. Большая часть города Владивостока уже была в руках белых, и желтые посредники присудили им победу. Красные по приказу японцев должны были очистить город, что они и сделали, уйдя в сопки», - констатировал полковник Ефимов.
А вот как описывает освобождение Владивостока полковник Мейбом: «Около 9 час. утра на улицах Владивостока появились небольшие группы людей, одетых в полуштатские костюмы. У всех у них были в руках пакеты, чемоданы и завязанные веревкой подушки. В определенное время у них появились в руках ручные пулеметы, гранаты и даже кавалерийские карабины. Они неожиданно атаковали все главные правительственные учреждения.
Раздалась по всему городу так всем знакомая пулеметная и ружейная стрельба. Бой разгорался. План переворота был тщательно разроботан и хорошо подготовлен. Все было рассчитано до минуты. Город пал в наши руки в несколько часов, за исключением нескольких пунктов, которые пришлось брать шаг за шагом. Потери с нашей стороны были самые незначительные. К 4-м часам вечера город полностью был в наших руках».
А далее этой победой, добытой силой духа и решимостью белых воинов, тут же воспользовались, выражаясь современным языком, «эффективные менеджеры»- братья Меркуловы. Спиридон Меркулов был выпускником юридического факультета Петербургского университета, некоторое время проработал в Министерстве Государственных Имуществ при Николае II, затем во Владивостоке служил юрисконсультом городской управы и занимался адвокатской практикой. Его брат Николай до революции владел пароходством и спичечной фабрикой, входил во владивостокский биржевой комитет и состоял членом партии кадетов.
Они были доверенными агентами атамана Семенова, но попросту «кинули» атамана. В своих воспоминаниях Григорий Семенов писал: « Когда уже все было готово к перевороту, я внезапно получил телеграмму, подписанную Меркуловыми, которой они пытались убедить меня отказаться от поездки во Владивосток и от возобновления борьбы с красными вследствие несвоевременности моего нового появления на политической сцене. Они мотивировали свой совет мне неприемлемостью меня для части армии и общественности, которая выдвигает в качестве национального правительства Приморья их самих, братьев Меркуловых. Это превращение из положения моих доверенных агентов в моих опекунов в конкурентов было совершенно неожиданно и малопонятно, суля новые испытания и новые потрясения делу продолжения вооруженной борьбы с коминтерном».
Новое буржуазно-либеральное правительство, которое возглавили Меркуловы, воскресило старые лозунги и стало плясать на старых граблях. Провозглашалось, что правительство будет "беспартийным", что его цель - освободить Россию от большевиков и созвать новое Учредительное Собрание, после чего правительство сложит с себя полномочия… Социалистические партии, и в первую очередь РКП(б), были объявлены вне закона. Временное Приамурское правительство сформировало и новый представительный орган на смену распущенной Земской Управе - им стало Народное Собрание, выборы в которое прошли в июле... История повторялась, лишний раз доказывая, что она никого ничему не учит…
«Образовалось Временное Правительство, возглавляемое двумя братьями С. и Н.Меркуловыми, с командующим армией ген.Вержбицким. Японская армия неожиданно останавливает свою эвакуацию и задерживается на неопределенное время. Наша армия переименовалась в Военную Милицию. Снова, на наше несчастье, начинается говорильня. Видно, что горбатого только могила исправит. Появляется почти забытая вражда между семеновцами и каппелевцами. Происходит борьба за власть, и это все проделывается перед надвигающейся грозной бурей - Красной армией. Чувствуется, что мы потерялись, что нет у нас больше вождя, который бы своим авторитетом мог объединить нас всех и дружно повести в наш последний бой», - писал Федор Мейбом.
План преемника Колчака атамана Семенова, готовившего выступление весной 1921 года так и остался нереализованным: «План этого движения был основан на одновременном выступлении на востоке и на западе. Под моим личным руководством должно было осуществиться занятие Владивостока и вообще Приморья; а генерал-лейтенант барон Унгерн должен был начать движение из Урги на запад, если первая и основная его задача — диверсия на Калган — по каким-либо причинам не была бы поддержана теми китайскими кругами, с коими нами был установлен контакт».
Господа Меркуловы не пожелали делиться упавшей к ним в руки властью с кем бы то ни было. И приложили все старания к тому, чтобы помешать Семенову создать противосоветский фронт в Приморье. Более того, военный министр вновь образовавшегося правительства Николай Меркулов выслал навстречу Семенову крейсер береговой охраны с «почетным караулом», который должен был заманить атамана на корабль и там арестовать, но атаман уже знал, с кем имеет дело и не поддался на провокацию.
«Вблизи Русского острова мы были встречены катером с чинами моего личного конвоя, под командой полковника Буйвида, и прочими руководителями произведенного переворота. Выслушав их доклад, я выяснил, что Меркуловы, захватив власть в городе, объявили себя правительством и заявили о прекращении вооруженной борьбы с большевиками и о решении правительства заняться устройством мирной жизни приморской окраины. Что касается меня, то мое желание продолжать вооруженную борьбу с красными было выставлено как преступное стремление к пролитию братской крови, и: новое правительство декларировало, что оно будет всеми мерами противодействовать моей высадке на берег. Такова была обстановка, встретившая меня во Владивостоке», - писал Семенов
Корабль остановился на Владивостокском рейде, но Семенову не позволили даже сойти на берег.
«Мое пребывание на Владивостокском рейде вызвало посещение меня большим количеством делегаций от разных групп населения и политических организаций. Все они выражали негодование образом действий Меркуловых, находя их преступными перед делом борьбы с коминтерном».
Но дальше слов дело так и не пошло. Попытки переговоров с Меркуловыми тоже завершились ничем:
«4 июня состоялось мое совещание с С.Д. Меркуловым на борту «Киодо-Мару», на котором мы решили обсудить политическое положение и найти обоюдно приемлемый выход из создавшегося тупика. Совещание это окончилось новым обострением наших взаимоотношений, ввиду того что С.Д. Меркулов продолжал настаивать на прекращении мною борьбы с большевиками, заявляя, что если я отстранюсь от активной деятельности, то и красные не смогут, при наличии иностранных штыков, уничтожить его правительство. В свою очередь, я пытался уверить Меркулова, что, во-первых, никакого займа от Японии в 12 миллионов иен он не получит; во-вторых, большевики никогда не согласятся на сохранение в Приморье какой-то меркуловской вотчины и, в-третьих, прежде чем последний солдат иностранной армии покинет Приморье, возглавляемое им правительство перестанет существовать. Главное же, на что я упирал, это тяжесть ответственности, которую взял на себя Меркулов, помешав мне и армии выполнить свой долг перед родиной, продолжая вооруженную борьбу с коминтерном до конца. На это С.Д. Меркулов мне ответил, что перст Божий указал на него как на избранника, и Он, Всемогущий, поможет ему выйти из создавшегося положения. Этот «мистический» ответ и тупое упорство, с которым мой собеседник шел против логики и фактов, вывели меня из терпения настолько, что я не сдержался и сказал Меркулову, что сильно сомневаюсь, чтобы у Господа Бога нашлось время и желание заниматься братьями Меркуловыми. На этом наше свидание закончилось. С.Д. Меркулов немедленно уехал с «Киодо-Мару», и больше я с ним не виделся».
Так начался Владивостокский период Белой Борьбы. Начался с разделения, а не с логичного в такой ситуации объединения сил. Приморской надежде не суждено будет сбыться. Потом будет несколько ярких побед белой армии, крупное Волочаевское сражение, закончившееся, увы, не в пользу белогвардейцев, и новый переворот, в результате которого власть Меркуловых сменилась диктатурой генерала Дитерихса. Но тогда уже будет безвозвратно потеряно самое главное - время…
Елена Мачульская
Русская Стратегия
|
