 Запрещенные колионы и легальные шаймуратики, банкноты с Путиным и Николаем II, эксперименты в Уральском университете и на алтайском рынке — Esquire познакомился с участниками секретного клуба, печатающего альтернативные российские валюты, и выяснил, как они собираются составить конкуренцию Центробанку.
Стоя под стеклянным куполом помпезного дворца Московского областного суда, фермер Михаил Шляпников вслух размышляет о новом мировом порядке, который вот-вот подломит и Россию. Утро 28 сентября, через десять минут у фермера заседание по его апелляции, но он не торопится даже пройти через пункт досмотра на входе и рассказывает, как сидел у себя в лесу и внезапно все понял. Шляпников — человек исполинских размеров, и, оказавшись рядом с ним, одетом в безразмерную жилетку с карманами, в крохотной зеленой кепкой на затылке, другие посетители суда, затянутые в деловые костюмы, будто вжимаются в стены.
Михаил Шляпников живет в подмосковной деревне Колионово и всячески привлекает к этой крохотной точке общественное внимание. Летом 2010 года, когда в стране горели леса, он организовал добровольцев, которые ездили тушить пожары и помогали погорельцам — лучше МЧС и пожарных, не справлявшихся с катастрофой. На Шляпникова заводили уголовное дело по подрыву конституционного строя, потому что в своей деревне он умудрился провести импичмент главы сельсовета. На этот раз у фермера проблемы с законом из-за введения в деревне собственной валюты — колионов. Егорьевский районный суд признал их денежными суррогатами, назвал угрозой финансовой системе России и запретил их обращение. Шляпников не согласен и намерен дойти до Верховного суда, ведь мир изменился, и сегодня ни войны, ни кризис уже не смогут остановить децентрализацию во всех сферах жизни.
В существовании новой реальности уверен не он один. Шляпников — член закрытого всероссийского клуба, о котором никто особо не распространяется. Понизив голос, фермер рассказывает: совсем скоро мир увидит криптоколион — электронную валюту, непобедимую и не знающую границ, как сам биткойн. А пока колион вне закона, Шляпников заменил его временной валютой — набиуллинками. В фойе к нему присоединяется небольшая группа поддержки. Адвокат, криптопрограммист и знакомый Шляпникова заходят в лифт и без прелюдий заводят разговор, очевидно начатый много часов назад. Что такое современный доллар? Чем он по сути отличается от финансовой пирамиды? Сколько еще осталось его доминированию? А товар, что такое товар? Какие у него признаки? Лифт открывается на третьем этаже, и компания подходит к дверям зала как раз в тот момент, когда имя фермера называют по громкой связи.
Участники этого закрытого сообщества знают друг друга по именам, они обмениваются информацией и опытом, следят за новостной повесткой и поддерживают друг друга. Членов этого клуба среди прочего отличает рьяный патриотизм, нелюбовь к Центральному банку и недоумение от сопротивления государства их идеям. Они верят: в нынешних условиях люди должны вводить собственную — альтернативную, дополнительную, локальную — валюту и тем самым спасать мир вокруг себя. Они предпочитают рассказывать о своих экспериментах в общих чертах, стараются лишний раз не светиться и общаются с прессой только через самых видных своих представителей. Клуб самодельных денег объединяет людей со всей страны: из Подмосковья, Башкирии, Санкт-Петербурга, Иркутской области, Алтайского края, Приморья и даже Чечни.
За 2015 год в мире, помимо колионов, появилось несколько новых валют. В Санкт- Петербурге православный казачий союз «Ирбис» запустил внутри своей организации башляй. На банкнотах изображены Крым, Севастополь, Николай II, Владимир Путин и руководитель союза атаман Андрей Поляков. Свои деньги начало печатать запрещенное «Исламское государство», а в ДНР и ЛНР так и не смогли ввести собственную валюту, хотя партию «рублей Новороссии» еще в начале года отпечатали в типографии.
Проповедники альтернативных валют убеждены, что примеров вокруг гораздо больше, просто на них не обращают внимание: бонусные программы магазинов и торговых сетей, мили авиакомпаний, обсуждаемый правительством ввод продовольственных карточек, разрешенная прокуратурой на тульском строительном заводе выплата зарплат кирпичами, иркутское интернет-сообщество взаимопомощи «100 друзей», пермские сообщества по обмену вещами. И это не говоря о десятках действующих валют, подобных колионам, о которых те, кто ими пользуется, молчат.
Строго говоря, мало что из вышеперечисленного может считаться обычными деньгами. Например, колионы работают так: мне пора сажать картошку, но денег на клубни, удобрения и новую лопату нет. Я готов продать вам ведро картошки — но не сейчас, а когда соберу урожай. Вы платите мне 250 рублей, я отдаю вам 5 колионов (обратно поменять их на рубли уже нельзя). Когда картошка выкопана, я отдам ее вам за те же 5 колионов — хотя на рынке за это время она уже, скорее всего, подорожает, например до 300 рублей. За них вы тоже можете купить у меня это ведро, но зачем платить больше? В свою очередь, если я не смогу отдать вам картошку, то должен буду вернуть вам рубли — и уже не 250, а тоже 300. Иными словами, это не деньги, а производный финансовый инструмент — товарный опцион и долговая расписка в одном флаконе. Я получаю деньги на развитие своего хозяйства — живые и без процента по кредиту, а вы страхуете себя от растущих цен и возможных финансовых затруднений в будущем. И это далеко не единственная схема работы «альтернативных денег».
Алтайский предприниматель Денис согласился рассказать о своей задумке только на условиях анонимности. «По работе я постоянно общаюсь с людьми, и на всех встречах и переговорах сегодня возникает одна и та же тема — острая нехватка денежных ресурсов для развития, проблемы с оборотом средств и даже с выплатой зарплат, — говорит он. — Перекредитованность населения такая, что потребительские кредиты уже некому раздавать налево-направо, как еще пару лет назад. У меня настроения патриотические, и я переживаю, что людям надо чем-то помочь. Возможность помочь у меня есть».
Идея простая. Денис собирается создать потребительский кооператив, собрать единомышленников и, не нарушая никаких законов, выпускать «деньги» — товарные талоны — и посредством их обмениваться доступными благами и услугами без использования рублей, которых как раз всем не хватает. Потребительским кооперативам можно вводить любую удобную участникам-пайщикам форму вознаграждения: хоть бумажками, хоть мешками с цементом.
Первый эксперимент Денис рассчитывает провести на местном рынке: «Обычный крытый рынок, где продают все самое нужное. Внутри можно ввести товарные талоны, билеты, как угодно назовите, договориться, чтобы их принимали, поставить обменный пункт, провести эмиссию — и все, проводить с ними любые операции». Главное условие — замкнутость экосистемы, доверие участников друг другу и понимание, что именно стоит за новыми деньгами. «Никто, например, не знает, что рубль вообще не обеспечен — ни золотом, ничем. Только верой. Сейчас вот люди верят в рубль, а кто не верит, покупает доллар. В рамках небольшой системы, где люди будут знать, чем обеспечены деньги, их создание и функционирование возможно. Потому что деньги — это долговое обязательство, основанное на вере», — убежден предприниматель.
Денис собирается создать «свободные деньги» согласно теории немецкого экономиста Йохана Сильвио Гезелля: они работают как мера стоимости и средство обмена, но их нельзя копить — только тратить. Сейчас Денис ищет способы реализовать свою задумку и не сомневается в том, что именно за такими механизмами будущее. Правда непонятно, как донести эту мысль до государства. Страница Дениса «ВКонтакте» заполнена репостами выступлений радикально-патриотического писателя Николая Старикова, одного из инициаторов создания движения «Антимайдан», и он верит: в верховной власти идет противоборство и столкновение интересов. «К сожалению, наш президент и правительство — это две совершенно разные структуры. Минфин и ЦБ могут саботировать указ президента, как только они видят какую-то угрозу монополии рубля. Уверен, если бы это была единая команда, мы бы были впереди планеты всей, но сказать, что внутри правительства с нашим премьером много патриотически настроенных людей, я не могу».
В действительности и национальные, и альтернативные валюты уязвимы по схожим причинам. Упрощая, можно сказать, что рубль, доллар и любая другая валюта стоят столько, сколько стоит экономика, которая пользуется ими для расчетов, — точно так же, как собственная валюта алтайского рынка обеспечивалась бы тем, что лежит на его прилавках. Золотой стандарт в современных условиях не имеет никакого смысла. И действительно любые деньги держатся на доверии — но это не их недостаток, такова сама их природа. На колионах написано, что они «не подлежат инфляции, девальвации и прочей фальсификации», хотя всему этому, конечно, подлежат — валюта, например, неизбежно обесценится при плохом урожае. «За подделку можно и того…» — многозначительно продолжает надпись, но, кажется, настоящее «того» произошло бы после локального колионовского дефолта. Например, урожай не задался у всех, продавать совсем нечего, значит, рублей тоже не будет, а по долгам расплачиваться надо — и колионы становятся бесполезными разноцветными бумажками.
11 сентября 2015 года министр культуры Владимир Мединский открыл в башкирской деревне Шаймуратово памятник родившемуся здесь советскому военачальнику Минигали Шаймуратову. Этого события никогда бы не произошло, если бы деревня не прославилась на всю страну собственными «деньгами» — шаймуратиками.
У этой истории было совершенно типичное начало: кризис, в деревне закончились наличные, жизнь парализована, зарплаты не выплачивают, живые деньги за продукты, созданные своим трудом, тоже не выручишь. Потом владелец местного сельхозпредприятия Артур Нургалиев ввел шаймуратики, и случилось чудо: деревня выжила, а товарооборот вырос в двенадцать раз. Как у всякого чуда, у этого были последствия — в лице прокуратуры. Бесконечная череда судов и споров закончилась в 2013 году беспрецедентным до сих пор образом: Верховный суд Башкирии разрешил жителям Шаймуратова расплачиваться в своих сельских магазинах своими сельскими деньгами.
Шаймуратики совсем не похожи на колионы. В основе их работы лежал принцип «свободных денег» Гейзеля: когда у денег отнимают накопительную функцию, то и смысл держать их под матрасом пропадает, поэтому ими постоянно пользуются. На оборотной стороне шаймуратиков было опубликовано расписание, согласно которому с каждой неделей банкнота теряла в цене 2% — это вынуждало жителей немедленно тратить их, поддерживая деревенскую экономику. Шаймуратики стали самыми известными в России альтернативными «деньгами».
Рустам Давлетбаев, идеолог шаймуратиков, ездил в Егорьевск поддерживать фермера Шляпникова в суде, пристально следит за темой и уверен — долго игнорировать подобные идеи власть не сможет: «Критическая масса нарастает, и если реформирования или изменений финансовой системы не будет, мы увидим еще большее количество таких валют. У нас огромные проблемы с моногородами, деревнями — ежегодно по несколько тысяч деревень просто исчезает. А это же основа всего. И если мы говорим о реальном импортозамещении, то мы не обойдем стороной создание фундамента». В кризис люди всегда прибегают к подобным решениям: вспоминают про бартер, придумывают, как выживать, а «архаичная инертная власть тормозит эти процессы развития».
Ситуацию, в которой оказались россияне, Давлетбаев описывает на примере сгнившего моста. Представьте деревню и реку, через которую переброшен мост: однажды он рушится, и люди больше не могут попасть на другой берег. Раньше проблема решалась просто: мужики валили деревья и заново строили мост. Но сегодня все иначе: сначала люди идут к главе администрации, тот говорит, что строительство нового моста не заложено в бюджете, поэтому деньги нужно брать у какого-нибудь банка в кредит, да и те не факт, что дадут, а процент вломят огромный. «И вот парадокс — трудовые ресурсы есть, материальные ресурсы есть, а мост не может появиться из-за абсурдности, и все приходит к посредничеству, навязанному Центральным банком. Организацией, надо сказать, странной, — снисходительно говорит Рустам. — Но у людей наконец появилось понимание, как такие ситуации можно решать». По Давлетбаеву, виноват не один Центробанк — «субъективизм банкиров» он считает пороком современной экономики, который ограничивает развитие. Россельхозбанк, призванный кредитовать агропромышленный комплекс, со своей задачей тоже не справляется. Экономист уверен, что маленькая башкирская деревня неспроста стала пионером в деле альтернативных валют — все-таки генерал Шаймуратов «тоже освобождал Дебальцево от фашистов, в феврале 1943-го». Главный эффект шаймуратиков, считает Рустам Давлетбаев, — «дух, который возник в деревне и повлиял на нас мистическим образом, чтобы выйти из-под рабского доминирования мировой валюты — доллара».
Узнавая о валютных экспериментах, государство всякий раз действует жестко — все альтернативы рублю немедленно запрещаются. В конце сентября Минфин разработал новый вариант закона о наказании за выпуск денежных суррогатов. Предлагается ввести уголовную ответственность, штрафы до 300 тысяч рублей или лишение свободы до двух лет. С этих «денег» не платятся налоги, они нигде не учитываются, их никак нельзя регулировать — поэтому такая деятельность пресекается с одинаковыми формулировками об угрозе финансовой системе страны. Но если на биткойны, тоже причисленные к денежным суррогатам, теоретически можно купить наркотики или оружие, то когда речь заходит о валютах, на которые деревня в складчину строит себе баню, доводы о посягательствах на монополию Центробанка звучат смешно. При этом когда Владимир Путин публично говорит, что биткойнами вполне можно пользоваться, или глава Сбербанка Герман Греф признается, что сам прикупил немного криптовалюты, клуб создателей альтернативных валют трактует это однозначно: отношение властей должно измениться — и уже меняется.
«Дело в том, что традиционные, современные деньги — доллар, евро, рубль, тугрик, не имеет значения — это деньги конкурентные, и на самом деле мы с вами косвенно за них конкурируем. Деньги разъединяют семьи и людей, — говорит профессор Уральского университета Дмитрий Берг, один из главных в стране теоретиков альтернативных валют. — А дополнительные валюты не конкурентные, эта функция у них отобрана, они наоборот становятся средством коммуникации и объединения людей. Второй момент: этих денег всегда хватает, потому что их можно сделать сколько угодно. Когда у людей во власти есть монополия на деньги, у них появляется соблазн печатать новые деньги, а не решать реальные проблемы. И эти напечатанные деньги распространяются неравномерно, на них зарабатывают банкиры, а малоимущим ничего не доходит. С дополнительной валютой расклад совсем другой».
Дмитрий Берг изучает альтернативные деньги уже десятый год, хотя это и не обычное занятие для доктора физико-математических наук. Впервые о подобных валютах он узнал в середине 1990-х в поезде по пути в Хакасию — там ему показали так называемые катановки, действовавшее тогда платежное средство Совмина Республики Хакасия (название произошло от изображенного на банкнотах тюрколога Николая Катанова). Катановка — классический случай региональной валюты: в отличие от тех же колионов, их признает (а в данном случае — и выпускает) государство. Этими суррогатными деньгами расплачивались в минсоцзащиты республики, пенсионном фонде, предприятиях и учреждениях под гарантию будущих бюджетных поступлений. Они были далеко не единственными на постсоветском пространстве: в нижегородской области выпускали немцовки, названные в честь губернатора Бориса Немцова, на Урале печатали уральский франк, в Татарстане чеканили хлебные жетоны, а в Новосибирске один мясной комбинат запустил свои деньги, прозванные свинобаксами. Тогда этот государственный костыль смог поддержать экономику и временно смягчить проблему с задолженностями и кризисом.
В двухтысячные годы Берг вместе со своими студентами и аспирантами плотно занялся исследованиями. По его подсчетам, на свете существует более двух тысяч всевозможных видов альтернативной валюты — и колионы, и бонусные системы, и продкарточки лишь одни из многих. Пачки чая в лагерях, сигареты в тюрьмах и даже красиво упакованные подарки, без которых японцы никогда не ходят в гости и которые потом передариваются нераспакованными, — все это исследователь считает деньгами.
Ученый объясняет суть суррогатных денег на примере обычной деревни. «В ней есть кузнец, есть столяр, кто-то делает валенки, кто-то выращивает картошку или пшено. В замкнутых системах всегда существует потребность в обмене. Мне нужны продукты, я взял что-то у соседа, тот взял что-то у третьего соседа, а он — у меня, цепь замкнулась, и я опять в нуле — сколько отдал, столько взял. Это в каком-то смысле похоже на бартер, но если система не замкнутая, то будет как в 1990-е, когда меняли шило на мыло и обмен выходил неэквивалентным. Если это происходит в замкнутом сообществе, то ничего не теряется. И вот мы живем в деревне, у нас есть товар, есть спрос, есть предложение, но у нас нет рублей. Вы можете нарисовать свои рубли, и если им все доверяют, то они будут работать. В том или ином виде эти деньги всегда появляются — выполнять их функцию может вообще что угодно».
Сейчас Дмитрий Берг работает над созданием подобной обучающей системы среди своих студентов. По его словам, учащиеся с радостью составляют бизнес-планы и списки товаров и услуг, которые они могут предоставлять друг другу — самодельные украшения, ксерокопирование, использование бытовой техники, продукты, привезенные родителями в общежитие. Печатать деньги профессор не планирует — говорит, что современное поколение лучше поймет мобильные приложения и электронные транзакции. В идеале Берг хочет включить в эксперимент и деканат, и преподавателей, чтобы проверить свои теории на практике.
Чтобы вынести вердикт, комиссии Московского областного суда потребовалось примерно 15 секунд: дверь судейской закрылась и тут же распахнулась вновь, трое судей вернулись за свою трибуну. Решение Егорьевского суда они оставили без изменений. Диалог не сложился — адвокат Михаила Шляпникова пытался объяснить, что такое колион и зачем он нужен, но его постоянно перебивали:
— Давайте по правовым, а не обывательским доводам пойдем.
— Да я бы хотел просто пояснить вам, что такое колион. Вы же не участвовали в суде первой инстанции, мы там подробно рассказывали об этом. Я хотел пояснить о том, что натуральное хозяйство…
— Но вы не слышите меня! Вы же не слышите меня!
— Да я слышу, ваша честь!
— Мы говорим про правовые доводы, нас они интересуют, а вы…
— Я понял, хорошо, хорошо.
— А вы говорите нам, что жизнь тяжела. Что жизнь заставила!
— Да, я знаю, что никому ничего неинтересно. Я могу ничего не говорить. В нашей жалобе все правовые аспекты изложены.
Единственное, что узнал суд, так это то, что фермер называет колионы «игрой» и своей «долговой распиской», превратившейся в инструмент борьбы с кризисом. Суд так и не услышал, как суверенная валюта помогла построить в деревне общественную баню, как у стариков появились дрова на зиму, как Шляпников менял солярку на колионы, как колионы просили у него вместо расписок за рассаду перцев. Не узнал суд и позиции экспертов, заявивших на заседании в Егорьевске, что колионы никакие не деньги, а скорее реклама, на них нельзя приобрести ничего за пределами деревни, а коллекционеры со всего мира уже выкупают у фермера запрещенный колион по 400 евро за набор разных номиналов. Впрочем, Шляпников совершенно не расстроился — он давно настроен на поход в Верховный суд.
После вердикта фермер с группой поддержки курят на крыльце. Они не выглядят разочарованными и продолжают все тот же разговор, начатый много часов назад. Потребительские кооперативы — плюсы, минусы, подводные камни? В чем заключаются тонкости криптовалюты? Кстати, вспоминает вдруг Михаил Шляпников, после суда он собирается спонсировать колионами парусную регату в Средиземном море: почему бы и нет, раз мировой порядок изменился.
Текст Егора Мостовщикова
источник |
