История демонстрирует впечатляющие примеры того, как общества, живущие среди великолепных храмов и дворцов, впадают в состояние варварства и даже дикости. За несколько десятилетий растерявшиеся люди утрачивают драгоценный опыт предшествующих поколений в архитектуре и ваянии, забывают секреты технологий, становятся невежественными грубиянами, отказываются признавать моральный авторитет великих правителей недавнего прошлого. Достаточно вспомнить Римскую империю после смерти Марка Аврелия. Но есть примеры и ближе к нам по времени.
В описываемую нами эпоху (вторая четверть II тысячелетия нашей эры) процессы деградации культуры бушевали среди ацтеков в Центральной Америке и в Индокитае, в частности, в стране кхмеров. Ацтеки и кхмеры покидали свои прекрасные города, отворачивались от своих совершенных храмов, опрощались, мельчали, обрекая своих потомков на жалкую участь маргиналов мировой истории.
Что касается строителей Св. Руси, то они одевались кое-как, стремились селиться не в городах, а в лесной глуши, жили в убогих хижинах и даже в землянках: тем не менее, это были настоящие лидеры перемен, соль земли и свет мира. Не уставая и не унывая, подвижники веры вели за собой народ православный сквозь моры и глады, пожары и разбойные набеги, сквозь морозы и метели. Им мало было сытого и безопасного будущего, они взыскали вечного блаженства. Они не жаждали ни славы, ни почестей: подавляюще большинство из них навсегда останутся «неизвестными незнакомцами», но все же следует назвать ряд выдающихся личностей, чьи имена и деяния не затмили наносы последующих веков: Дионисий и Евфимий Суздальские, Сергий Радонежский, Макарий Желтоводский и Унженский, Кирилл Белозерский, Варнава Ветлужский, Стефан Пермский.
Подвижники были участливы к ближнему и не жадны, являли собой образцы смирения и терпения, выступали целителями страждущих и ободряли впавших в уныние. Что их выделяло из прочих смертных? Беспримесная честность, цельность натуры. Стремясь соответствовать канонам праведности, они жили в ладу с собой. Побуждения и тайные мысли этих людей не противоречили их заявлениям, а слова не расходились с делом. Они оказывали могущественное влияние на окружающих, не располагая ни богатствами, ни оружием, ни связями с сильными мира сего. Они взращивали и лелеяли человека, как носителя образа Божьего, как существо высоконравственное и способное уподобиться религиозно-этическому идеалу. Угасая на более чем скромном одре, праведник не уходил окончательно; он оставался среди монашеской братии, среди сельчан и богомольцев как нетленный образ; его наставления передавала из уст в уста; о творимых им чудесах ходили легенды, не всегда правдоподобные, но пленявшие сердца тогдашних обывателей и странников. Твердой рукой они высекали в прозрачности воздуха очертания правильной жизни, которые не следует преступать добродетельному мирянину.
Когда пал Константинополь, в мусульманских и католических странах никто не сомневался в том, что историческая роль православия исчерпала себя. Везде православные народы находились на положении угнетенных со стороны более молодых, энергичных исторических общностей. Территории расселения католиков и мусульман постоянно расширялись. Христианские ортодоксы ни в одной стране не являлись правящим слоем, но во многих странах составляли основу социальных низов.
В эпоху своего заката вошла и Золотая Орда. Ослабление ее политического влияния наиболее заметно проступало на западных окраинах обширного ханства. В итоге Литва в союзе с Польшей установили свой протекторат практически над всей территорий Юго-Западной Руси, где стали активно проводить политику прозелитизма. Остальные земли «равнины» продолжали именовать Татарией или Тартарией как в Европе, так и в Порте. О Северо-Восточной Руси практически никто ничего не слышал: она затерялась в непроходимых лесах.
Распад Орды фактически привел к разделению Русской земли. Одна половина оказалась в составе католической страны, другая оставалась в границах магометанской державы. Но характер перемен, происходящих в разных половинах Русской земли, был далеко неодинаков. Остатки знати, сформировавшейся еще в пору Киевской и Червонной Руси, стремились перейти в латинскую церковь или перебиралась на восточные земли. Другой поток беженцев устремлялся в низовья Днепра на «вольные хлеба». А в волжско-окском треугольнике неспешно возводилась Св. Русь. Причем подвижники неутомимо расширяли ареал православия. Они шли в Вятский край, в сторону Уральских гор, выходили на берега Ледовитого океана. Религия умирающего на кресте Бога придавала людям поразительное упорство: невыносимое – преодолевалось, невозможное – осуществлялось. А культ женского божества позволял воспринимать мать-сыру землю, как место встречи с грядущим Мессией. В те времена мыслили преимущественно символами и образами, жили эсхатологическими ожиданиями. Русская земля представлялась религиозному человеку в качестве Богородицы, распластанной под небесами. Бессчетные Успенские, Покровские, Рождественские, Благовещенские церкви и монастыри, по сути, являлись воззваниями к воскресшему Богу: «Вернись к нам, сирым и убогим! Дай нам силы претерпеть напасти мира сего!»
Впервые о Московии, выросшей на пепелище разоренного Владимирского княжества, в Европе услышали только во времена правления Ивана III. Сначала в неведомую страну случайно забрел один рыцарь, который затем сумел благополучно вернуться в Священную Римскую империю и рассказать обо всем увиденном императору. А вскоре после этого по европейским королевствам и княжествам прошел слух: византийская принцесса, находясь в изгнании в Италии, решила связать себя узами брака с неким русским князем, обосновавшимся в сущем «медвежьем углу».
Софья Фоминична Палеолог приехала в Москву вместе со своим небольшим Двором. Начался новый и, пожалуй, самый значительный этап русской истории.
Деление истории на этапы, конечно, носит условный характер, но облегчает сопоставление процессов и ключевых событий, происходящих в разные века. К тому же, окружающей нас действительности присущи определенные ритмы, когда «волны» то могущественно преображают города и целые страны, то неудержимо превращают цветущие поселения в груды руин. Каждый исторический этап – это довольно протяженный отрезок времени, который, в свою очередь, включает в себя менее длительные фазы: для каждой фазы присущи свои частные трансформации, зачастую противоположные общей направленности происходящих перемен.
Так в определенном крупном регионе могут появляться новые города и страны и в то же время соседние страны могут приходить в полный упадок. Утверждение мировой религии отнюдь не исключает возникновения многочисленных ересей. Исторические перемены различной степени влиятельности складываются в общий вектор, который как бы суммирует все возвратно-поступательные процессы, реформации и контрреформации. Направленность этого вектора, а также его протяженность во времени, интенсивность и своеобразие доминирующих символов и воззрений определяют «лик» этапа истории. В каждом этапе присутствует нечто главное, а все то, что не совпадает с ним, приобретает черты второстепенности или случайности.
Главным в русской истории является формирование и смена правящего слоя – тех, кто обладает правом править, казнить или миловать, наставлять и вести за собой. Опираясь на этот признак, можно констатировать, что мы уже рассмотрели три этапа русской истории.
На первом этапе организующей силой, которая вызволила изрядную часть «равнины» из исторического небытия, явились Рюриковичи со товарищи: они сменили разбойный образ жизни на оседлый и стали военной знатью Руси.
Второй этап – это пора христианизации славян и скандинавов, которые стали насельниками Русской земли. В это время ключевую роль играет духовенство, преимущественно из других славянских стран, ранее приобщившихся к святоотеческой культуре. Но подлинным очагом и оплотом этой культуры, безусловно, выступает Византия. Киевская Русь замыкает собой шестой десяток епархий, входящих в константинопольский патриархат. А великий князь обретает статус придворного при Дворе императора.
Христианизация идет от правящего слоя Руси по нисходящей к социальным низам; от крупных городов к менее значительным, а затем к селам и деревням; от славянских поселений – к стойбищам туземных племен. Распространение новой религии встречает отчаянное сопротивление язычников и нередко терпит досадные поражения, которые проявляются в убийствах священников, в сжигании или разрушении церквей и монастырей. Подавляющее большинство удельных князей скорее ведомы алчностью и тщеславием, нежели любовью к ближнему: многие сохраняют скрытое многоженство и не гнушаются подлых убийств. Но все же к XIII веку жители Киевской Руси и сопредельных с ней княжеств, становятся преимущественно православными, а Русская земля приобщается к Византии в качестве дальней окраины христианского мира.
Третий этап начинается вместе с татаро-монгольским нашествием. Облик военной знати радикально меняется. Степняки-кочевники, прирожденные охотники-добытчики включают Русь в состав Золотой Орды. Новые правители не сверяют свои поступки и решения с христианскими запретами: у них своя религия, своей стиль жизни, свои порядки и правила. Все те, кто в эти правила не вписываются, просто гибнут под копытами конницы или отправляются на невольничьи рынки.
Интенсивность культурных контактов русичей с Византией стремительно идет на спад. Однако эти контакты не прерываются окончательно. Если великие князья, в качестве управляющих уездами, вынуждены систематически выказывать свое почтение ордынским ханам, то иерархи православной церкви, монахи-странники продолжают посещать другие епархии константинопольского патриархата и даже бывать в самом Царьграде. Центр религиозной жизни Руси смещается на Северо-Восток: ведь в лесах легче укрываться от внезапных набегов татар.
Подспудно в гуще угнетенного народа формируются выдающиеся личности, которых уместно назвать строителями Св. Руси. Они непоколебимо верят в то, что землям, включенным в волжско-окский треугольник, предназначено великое будущее, а божественная правда способна превозмочь любое насилие, чинимое в бренном мире. Необходимо признать, что эти люди оказались чрезвычайно прозорливы. Золотая Орда слабеет из-за бессчетных внутренних распрей, а Московия медленно прорастает сквозь пепел разоренного Владимирского княжества и обретает политический суверенитет, не выиграв ни одного сражения с ордынскими ханами.
Брак Софьи Палеолог с Иваном III приходится на одну и ту же эпоху, когда состоялся брак между Изабеллой Кастильской и Фердинандом Арагонским, послуживший созданию крупнейшего в Европе католического государства. Но если за Изабеллой стояло быстро растущее королевство с миллионным населением, рыцарским сословием, многочисленными крепостями-замками, угодьями и флотом, то византийская принцесса не владела атрибутами земного могущества. Империя ее отцов и дедов погибла безвозвратно. Однако Софья Фоминична располагала безусловным моральным авторитетом в глазах православного населения, в качестве наследницы выдающейся плеяды царьградских правителей и обладательницы священных символов. В Московию приехал не просто Двор принцессы в изгнании – это были последние представители древнейшей в Европе аристократии.
Аристократом движет сознание своей исторической миссии. Стремление к величию является его врожденным свойством. Но этот социальный тип примечателен не столь амбициозными целями, сколько исключительной приверженностью определенному нравственному закону. Аристократ предъявляет к себе более жесткие требования, нежели к представителям других слоев общества. Он ведет тяжбу со временем как индивидуальная личность и как звено в цепи славного рода, деяния которого мерцают из глубины веков: он  с младых лет убежден в том, что является лучшим в обществе и наиболее достойным для властвования.
Византийская аристократия сформировалась уже к VI веку н.э. в империи, где война и торговля считались грубыми занятиями, приемлемыми лишь для социальных низов и варваров. Среди огромного пантеона почитаемых святых Георгий Победоносец, изображаемый в боевом облачении и на вздыбленном коне, предстает исключением из правила. Не следует забывать: он был воителем с язычеством, которое традиционно изображалось в виде огнедышащего дракона. Влиятельные ромейские фамилии владели обширными поместьями, которые не могли быть объектами продажи и передавались от одного поколения к другому. Владельцы обширных поместий выступали организаторами жизни на нравственных началах. Это был высоко просвещенный слой, имевший тесные связи с императорским Двором, и с пентархами (пятью православными патриархами, совместно управляющими Вселенской православной церковью из Александрии, Антиохии, Иерусалима, Константинополя, Эфеса). Именно аристократы составляли корпус придворных, дипломатов, наместников провинций, архитекторов, иерархов церкви, военных стратегов, просветителей, богословов – правящий слой.
Империя сторонилась политики захватнических войн, грабительских рейдов по соседним странам и прибегала к насилию преимущественно к еретикам, раскольникам, заговорщикам – лицам, откровенно игнорирующим догматы христианской ортодоксии или принципы государственного устройства. Вместо колониальной политики, которую активно проводила в свое время Римская империя, Византия активно занималась миссионерской деятельностью, вызволяя варварские народы из мрака примитивного шаманизма. На протяжении тысячи лет ромеи ревностно исполняли миссию народа-богоносца. Аристократии в этом многотрудном деле принадлежит решающая роль.
Однако необходимо помнить и о том, что христианство зародилось среди социальных низов и на протяжении первых трех веков своего существования представляло собой религиозное движение униженных и оскорбленных людей, отрицающих власть сильных мира сего. Когда же христианская церковь стала господствующей, то неизбежно возникла новая иерархическая соподчиненность, присущая империи. И подобная соподчиненность основывалась на моральном авторитете наиболее достойных людей. Но в то же время любой бродяга мог войти в храм и любой раскаявшийся злодей мог рассчитывать на прощение своих грехов.
Равенство во Христе побуждало многие обращенные народы к демонстрациям политического суверенитета, а образ нищего и распятого Бога резко контрастировал с роскошью внутреннего убранства храмов и одеяний православных священнослужителей. Ромейские богословы создали сложнейшую небесную иерархию, своеобразным отражениям которой являлось построение христианской империи на земле. Значимость ранга выступала важнейшим условием деятельности обширного государственного образования и залогом общественного порядка. В итоге, религия неотмирности сочеталась со стратегией обожения жизни на земле: нагого и распятого Бога представительствовали император и патриархи, облаченные в пурпур и парчу; незамысловатая Нагорная проповедь, доступная любому неискушенному уму, породила сложнейшие, многослойные по замыслу богословские трактаты, постижение которых требовало длительной интеллектуальной подготовки.
Все эти противоречия изначально препятствовали тому, чтобы образ ромея-аристократа стал символом Византии. Идеалом добродетельной, высоконравственной жизни стал образ монаха-отшельника, постника, молитвенника, молчуна, духовидца – человека способного на самоотвержение, на подвиг пожизненного служения и отказа от щедрот бренного мира. Вот почему византийские аристократы столь охотно принимали монашеский постриг. Так, Фотий уже в довольно зрелом возрасте отказался от блестящей придворной жизни и от всех своих владений, чтобы стать патриархом (именно по его благословению Кирилл и Мефодий приступили к составлению славянской письменности).
Роль ромейской аристократии в становлении, утверждении и распространении святоотческой культуры трудно переоценить. Свет этой культуры обогрел Русскую землю и вывел ее жителей на просторы исторического бытия. Что касается западноевропейской аристократии, то она сформировалась лишь в XIV веке, когда величие Византии клонилось к закату. Завязь аристократизма возникла в северо-итальянских городах, но подлинным очагом западноевропейской культуры выступила Римская курия. Ренессанс на Апеннинах возник из противостояния молодой латинской церкви традициям Вселенского православия. Если в начале II тысячелетия н.э. это противостояние выражалось в том, что католические священники принимали обет безбрачия и демонстрировали свою внеполовую сущность, сбривая бороды, то впоследствии понтифики решительно обратились к идеалам забытого эллинизма. Иконописи было противопоставлено искусство живописи и ваяния, богословию – философия. Состояние неотмирности сменилось восхищением природой и совершенством человеческого тела. Были «реабилитированы» естественные науки, герои и поэты античности. Это позволило италийцам ощутить себя наследниками более древней культуры, нежели святоотческая, которая сложилась в Византии в средние века. В XV в. Ватикан утвердился на самой вершине христианского мира.
Эллино-христианская аристократическая культура стала быстро распространяться по Европе, раздробленной на бессчетное число княжеств и крохотных королевств. Особенно легко она усваивалась потомками военной знати, которая к тому времени уже выработала сложные правила поведения рыцаря в бою и на турнирах, а также в обращении с пленниками. В ее среде был распространен культ женского божества, который более известен как культ Прекрасной дамы. Военная знать Европы к XV веку уже сложилась в качестве носительницы родовых преданий, придерживалась строгих понятий чести и не чуралась эротической стороны жизни.
Если ромеи-аристократы практически не допускали в свой круг иноземцев, а правителей христианских государств возводили лишь в нижние ранги придворных императора, то Ватикан в своих действиях учел упущения народа-богоносца. Римская курия всемерно поощряла культ мастерства и щедро делилась накопленным опытом с соседними странами. К тому же понтифики не подавляли агрессию, столь органично присущую военной знати, а вполне сознательно направляли ее избыток на завоевания территорий, не входящих в ареал распространения католицизма.
Европейский аристократизм в итоге вылился в спонтанное стремление правящих слоев европейских народов превратить скучную и монотонную жизнь в высокое искусство. Оружие должно быть не только разящим, но и изящным; одежда – не только удобной, но и привлекательной; трапеза – не только обильной, но и вкусной: посуда – тонкой; общение – учтивым, а жилища и убранство в них – комфортными. Вновь восславив Древний Рим, европейцы восславили и воинскую доблесть (мужественное поведение в бою считалась высшей добродетелью среди римлян). Обратившись к эстетике эллинизма, они перестали стыдиться человеческой плоти, чтобы сосредоточиться в последующие века на антропоцентризме.
Все эти перемены в умонастроениях европейцев были хорошо
известны Софье Палеолог. Ведь она являлась не только наследницей
византийских императоров, но по материнской линии принадлежала к владетельному роду правителей Феррары, и была очевидицей выдающихся достижений начавшегося итальянского Ренессанса. Вся ее юность прошла в благодатном субтропическом климате Апеннинского полуострова.
И вот эта венценосная особа приезжает в край, где половину года трещат морозы и лежат снега. Этот край даже не имел определенного названия и определенных очертаний на картах Европы. Если за два тысячелетия до описываемых нами событий Геродот в своих трудах утверждал, что к северу от Крыма простираются дикие степи, за которыми лежит бескрайнее море, то впоследствии пытливые путешественники все же прояснили, что «бескрайнее море» на самом деле является непроходимыми лесами. А Софья Палеолог точно знала еще и то, что в непроходимых лесах разбросаны городишки и отдельные монастыри, жители которых придерживаются православной веры.
Встреча с Москвой, скорее всего, потребовала от принцессы всей ее выдержки. Она попала в крупное село, отгороженное от близкого леса высоким частоколом; по кривым улочкам бегали куры-гуси, по широким не просыхающим лужам плавали утки; над бессчетными приземистыми деревянными постройками кое-где скромно возвышались церковки, изредка встречались каменные храмы. Однако даже представительный Благовещенский собор был просто несопоставим с Софийским собором в Царьграде или с собором св. Марка в Венеции. И княжеские хоромы выглядели неказисто, свидетельствуя о простом укладе жизни их владельца. Боевые дружины напоминали ополченцев, спешно набранных для защиты осажденного города. О низком уровне боеспособности русских полков той поры оставил свои эмоциональные свидетельства хорват Юрий Крижанич.
Наличествовала и другая сторона медали, менее заметная. По пути в Москву, преодолевая тысячекилометровые пространства, принцесса не могла не думать о том, что ее далекие августейшие предшественники слабо верили в перспективы утверждения православия вне зоны распространения виноградной лозы. И, тем не менее, семена веры дали морозостойкие обильные всходы. Сначала Византия подарила здешним славянам письменность, затем обратила в христианство; империя направляла в лесистый край своих наставников, богомазов, зодчих. И вот теперь этот край стал новой родиной для  наследницы царьградских правителей.
Православные русичи отличались бедностью и приветливостью, а глаза подвижников веры источали тихий свет. Молитвенники и постники походили на знаменитых пустынников египетских в пору легализации христианства и начала строительства Царьграда. Необходимо отметить, что итальянский Ренессанс выработал в качестве своего обоснования концепцию исторической повторяемости циклов, которые подобно лестнице огибают некую башню, позволяя людям одновременно сверяться с достижениями прошлого (на нижних ярусах башни) и восходить на более высокие уровни бытия. Возрождение основополагающей мечты эллинизма о совершенном человеке пробудило в Европе блестящую плеяду гениев.
Софья тоже мечтала о Ренессансе, но не античных идеалов, а о возрождении подлинной христианской империи. Могущество Древнего Рима с его непобедимыми легионами и бесконечными войнами, развратными красавицами и кровавыми завоевателями-правителями претило воспитанию и вкусу принцессы. Но раз история повторяется, то почему бы не попытаться повторить ее на просторах Русской земли? Почему бы не возвести в другом месте здание Византии? Ведь Балканы в IV веке выглядели столь же неприбранными и бедными, как и Московия в XV веке.
В личности принцессы дух христианского смирения и терпения смешался с духом титанизма, присущий наиболее деятельным итальянцам тех времен. Женщины обычно робеют перед неизведанным. Но Софья вполне отчетливо видела контуры будущей страны, призванной заменить погибшую империю: принцесса действовала на уже хорошо освоенном онтологическом пространстве. Решительности ей придавал и доминирующий на Руси культ женского божества, столь отличный от культа Прекрасной Дамы, утвердившийся в Европе. Богородица в качестве покровительницы и защитницы Русской земли была ближе принцессе, нежели эротичные антропоморфные греческие богини, которым стремились уподобляться европейские аристократки.
Вкратце перечислим основные инициативы Софьи Палеолог, которые были реализованы благодаря всемерной поддержке ее талантливого и дальновидного супруга – Ивана III.
Существуют мнения, что Софья дала свое согласие на брак лишь после обещания московского князя, что тот прекратит платить дань татарам, а ее официальный титул будет «царевна цареградская». За пять веков до этих событий киевский князь Владимир, чтобы стать мужем византийской принцессы Иоанны (или Анны), тоже выполнил ряд требований, сформулированных близнецами-правителями христианской империи; отказался от многоженства, языческих ритуалов, прошел обряд крещения, смиренно признал над собой верховенство василевсов константинопольских, обрел своего духовника в лице болгарского епископа. Обращение киевлян, а затем новгородцев в христианство, строительство Софийских соборов на центральных площадях городов, пропаганда основ св. Писания явились уже следствиями состоявшегося политического и брачного союза. Так что Софья Палеолог, скорее всего, могла следовать этой древней традиции. Ведь перед ней стояла архисложная задача – свить в «медвежьем углу» гнездо, достойное двуглавого орла. Иначе ее миссия в качестве исторической личности оказалась бы несостоятельной.
Софья прожила в Москве немногим более четверти века, и за эти годы небольшое удельное княжество не только обрело политический суверенитет, но и на порядок расширило свои владения. Город, изначально основанный как сторожевая застава (подобно Византосу), на протяжении всего XIV века активно состязался с другими русскими городами, чтобы стать местом постоянного пребывания киевского митрополита – высшего православного иерарха на Руси. Но безусловный моральный авторитет в качестве столичного города Москва обрела для ростовских, костромских, ярославских, суздальских, нижегородских, рязанских, тверских  князей лишь после того, как византийская принцесса стала супругой Ивана III. Удельное княжество, отказавшись быть данником Орды, стремительно превращалось в обширное государство с соответствующими институтами и амбициями.
Некогда Андрей Боголюбский проложил незарастающую тропу из Киева во Владимир на Клязьме, и впоследствии Владимирское княжество станет родиной и главным полем деятельности для строителей Св. Руси. Двор Софьи, перебравшись из италийского полуострова в сердцевину волжско-окского треугольника, также проложил тропу, но уже для европейских рыцарей и мастеров. Итальянские архитекторы за короткие сроки возвели в центре Москвы несколько выдающихся каменных строений, соответствующих царственному достоинству правителей православной страны. Приглашенные архитекторы приступили к сооружению и целого ряда крепостей-кремлей. В прошлые века защитники Константинополя благодаря мощным фортификационным сооружениям выдержали немало осад неприятельских войск, превосходящих по численности обороняющийся гарнизон в 10-12 раз. Также византийские императоры широко прибегали к услугам наемников. Появились такие легионеры и в Московии.
Супруга Ивана III большое внимание уделяла церемониям, ритуалам, а также одеяниям тех, кто удостаивался ее внимания или внимания великого князя. Простота общения, домашней утвари, невзрачность жилищ правителя Москвы постепенно уходили в прошлое. По инициативе Софьи была создана Бархатная книга, содержащая перечень наиболее влиятельных и заметных людей в Московии. В ту книгу вошло более 900 фамилий. Так была заложена основа для формирования слоя родовой знати, который наиболее восприимчив к влиянию аристократической культуры. Треть в этом списке приходилась на старинные фамилии, издавна проживающие на обширной территории от Твери до Нижнего Новгорода. Оставшаяся часть примерно в одинаковых долях приходилась на родовитых людей, приехавших с Юго-Западной Руси, на татар, по тем иди иным причинам перешедших на службу к московскому князю, и на рыцарей из европейских стран, преимущественно из Литвы, Польши, Пруссии, Скандинавии. Московия становилась центром притяжения для многих знатных людей, ищущих достойного приложения своим силам и умениям.
Утверждение двуглавого орла в качестве государственного герба нового православного государства является политическим завещанием Софьи Палеолог. Да, великая христианская империя, истерзанная крестоносцами и турецкими полчищами, погибла, но не исчезла ее миротворческая историческая роль. Вот почему эта империя должна была воскреснуть в ином месте, стать новой мечтой и новым домом для миллионов православных, униженных и раздавленных иноверческим гнетом.
Идея великой исторической миссии в качестве новой Византии не могла не встретить самый горячий и взволнованный отклик среди строителей Св. Руси. Происходило чудо преображения «медвежьего угла» в могучее государство с ясными стратегическими целями. Легенда о граде-Китеже, населенном праведниками и доблестными воителями Христовыми, обретала свое воплощение. Из глубины дремучих лесов Московия стремительно поднималась на историческую арену. Уже в 90-е годы XV века Иван III в официальном договоре о мире с Литвой именовался «государем всея Руси». Именно его и следует считать основателем Великороссии и выдающимся стратегом – строителем Третьего Рима.
Безусловно, Иван и Софья являются самой значительной супружеской парой в русской истории.
Если продолжать сравнение Испании с Московией, создавших соответственно католическую и православную империи, то в годы правления Изабеллы и Фердинанда сотни тысяч мусульман подверглись насильственной христианизации, тысячи евреев были изгнаны за пределы Пиренейского полуострова. Иван и Софья также беспощадно выпалывали ереси, но проявляли завидную веротерпимость, приглашая мастеров и ратников из других стран. Софья обладала врожденным имперским инстинктом, а у Ивана хватило христианского смирения не выпячивать свою личность в качестве абсолютного и самодержавного хозяина многочисленных уделов. Их правление было общим супружеским служением, благодаря которому Москве удалось преодолеть свой провинциализм. Правящий слой нового государства постепенно проникался сознанием того, что здесь, в волго-окском треугольнике зачинается действительно великое дело – от них зависит спасение Вселенской православной церкви.
Если Литва и Орда были обречены оставаться восточными окраинами католицизма и мусульманства, то московитов все явственнее охватывало жгучее чувство своей исключительной миссии – единственных заступников подлинной веры.
Двухвековое подспудное движение лучших людей Руси к обожению жизни на бескрайних просторах Северо-Востока «равнины» совпало на исходе XV в. с сокровенными мечтаниями последышей великих византийских правителей – Софьи и ее Двора. Следует отдать дань уважения Ивану III: он услышал мотив или божественный зов, благодаря которому обрел уверенность и целеустремленность в своих действиях. С каждым последующим годом правления князя все более очевидным становилось то обстоятельство, что распавшаяся на отдельные ханства Золотая Орда, представлявшая собой власть насилия,  обречена на исчезновение, а Московия, поднявшая из праха вечные символы христианской империи, возвышалась, крепла, властно притягивала к себе не только соседние земли, но и надежды сотен тысяч православных людей, разбросанных по разным странам.
Создание корпуса родовой знати и его статусное оформление в качестве первого служилого сословия закладывало основу для возникновения и последующего развития аристократических традиций, столь необходимых монархиям крупных исторических образований, располагающих религиозно-этическим идеалом. Но параллельно с этим процессом в среде духовенства шло составление и собирание агиографических описаний наиболее выдающихся строителей Св. Руси. Жития в отличие от Бархатной книги, не столь преследовали цель сохранения преемственности поколений людей, входящих в состав правящего слоя, сколько были вызваны настоятельной необходимостью формирования «духовного ядра», проницающего своей живоносной энергией все толщи народа православного, расселившегося по Русской земле. Жития игнорировали основные биографические факты выдающихся основателей монастырей, скитов и пустыней, добровольных скитальцев, истовых правдолюбцев, а сосредотачивали свое внимание на знамениях, свидетелями которых оказывались праведники, или на чудесах, творимых божьими угодниками. Ведь церковная традиция не проявляла никакого интереса к Христу, как к конкретному человеку. Мы практически ничего не знаем о его братьях и сестрах и прочих родственниках, где он жил и чем занимался в юности. Зато самый пристальный интерес церковь проявляет к тому периоду, когда Назарянин стал обращаться с проповедями к людям и когда обрел своих первых последователей. Последние годы его жизни сопровождались удивительными преображениями, исцелениями, пророчествами, и кульминацией всех творимых им чудес явилось вознесение после казни.
Также и жития. Опираясь на евангельскую традицию, эти описания выделяли из множества людей тех, кто сумел превратить свою жизнь в подвиг молитвенного служения или стал образцом христианского смирения. В уединении, в постах и тяжких трудах праведники совершали умонепостижимое восхождение к Граду Небесному, становились неуязвимыми для земных напастей и самого времени. В отличие от деяний могущественных правителей, даже впоследствии канонизированных церковью (св. св. Владимир, Юрий II, Ал. Невский, Дм. Донской) духовное делание праведников отличается безупречностью, не замутненной тяготами губительных интриг и кровавых конфликтов.
По византийским чертежам, из местного «человеческого материала» в волго-окском треугольнике возводилось государство-церковь, стоящее на костях сотен праведников. Встречное движение религиозных чувств, идущее из десятков божьих обителей и высших ярусов политической власти Московии, порождало общественные столкновения, всплески фанатизма, откликалось болезненными сотрясениями в различных социальных группах и локальных местностях, но противоборствующие настроения мало-помалу преодолевались и сменялись плодотворным согласием.

Ю.Н. Покровский
Русская Стратегия