Для многих тысяч защитников Севастополя ночь на 1 июля была самым страшным испытанием. Эта ночь стала границей между надеждами и крайним отчаянием, между реальностью тяжёлых боёв и кошмаром, между верой и неверием, границей между жизнью и смертью. В эту ночь из рядов героических защитников города русской славы позорно бежали руководители обороны, командующий Черноморским флотом вице-адмирал Октябрьский и иже с ним, и командующий Приморской армией генерал Петров со своим штабом…

Флотское начальство улетало с Херсонесского аэродрома, и шли они к последнему самолёту, как сквозь строй шпицрутенов, шли под негодующие крики, оскорбления и даже выстрелы обречённых, раненых, страдающих от голода и жуткой жажды людей, ещё вчера державших свои позиции, а сейчас после ухода старших офицеров по приказу бросивших последний, четвёртый севастопольский рубеж и устремившихся к аэродрому в надежде на спасение, эвакуацию… И увидевших, что в последнем самолёте места для них нет. И вот мимо этих обречённых толп начальство шло спасаться. Адмирал Октябрьский для камуфляжа надел даже длинный до пят плащ, это в июльскую-то жару! Картина неописуемая! Начальство шло спасаться, зная какая страшная судьба ожидает их подчинённых… Под какими же ненавидящими взглядами они бежали, с каким уважением к себе можно было после этого жить и воевать? Этой густой ненависти и презрения не выдержал комиссар авиачастей Борис Михайлов и закричал: «Ребята, я остаюсь с вами!» Через три дня Михайлов погибнет в отчаянных и безнадёжных последних боях на мысе Херсонес...

Генерал Петров и армейское начальство прокрадывалось на подводную лодку Щ-209. Николай Иванович Крылов, будущий маршал Советского Союза, в те дни начальник штаба Приморской армии, вспоминал: «Не знаю, был ли в моей службе другой приказ, которому я подчинился с таким тяжёлым чувством, не понимая, почему должен уйти в числе первых. Мысль, что это, может быть, избавит меня от гибели, как-то не приносила облегчения. Да и, честно говоря, не хотелось лезть в подводную лодку, не было никакой уверенности, что она дойдёт. А если погибать, так лучше уж на суше, на родной земле…» Это самое «мягкое» воспоминание об уходе 1 июля 1942 года. На самом деле и на берегу бухты, откуда на подводную лодку ночью переводился штаб армии, собрались толпы людей с надеждой, что «если начальство рядом, то может быть и им повезёт». Солдаты и младшие офицеры в этой толпе выкрикивали в адрес бегущих позорные слова, в уходящих на лодку начали стрелять, генерала Петрова заслонил собой подполковник Семечкин и принял несколько пуль на себя… И здесь не пожелал спастись один человек, полковник Иван Кобалюк, начальник штаба береговой обороны. Он вернулся на 35-ю батарею, чтобы соединить свою судьбу с судьбою своих подчинённых…

Борис Михайлов и Иван Кобалюк сохранили честь и достоинства русского офицера.

В предыдущей главе мы говорили о приказе, пришедшем в войска, оборонявшие последний рубеж севастопольской обороны 30 июня, приказ старшим офицерам оставить свои войска. Эти офицеры тоже были брошены, и многие из них покончили жизнь самоубийством.

Вот как вспоминал об этом попавший в немецкий плен полковник Дмитрий Пискунов: «Весть об эвакуации командования Севастопольского оборонительного района и Приморской армии …потрясла меня. Я ощутил физическую боль в затылке. Мне показалось, что меня кто-то ударил обухом по затылку. Камышовую бухту мы нашли пустой. Ни эсминца, ни людей. Лишь на северном берегу её лежало тридцать трупов в военной форме. Позже выяснилось, что это покончили с собой раненые командиры, не сумевшие попасть на транспорт, ушедший на их глазах».

Оставленный командовать теми, «с обречёнными глазами» и брошенными, командир 109-й стрелковой дивизии генерал-майор Пётр Новиков уже в плену о приказе отозвать офицеров сказал так: «Можно было бы ещё держаться, отходить постепенно, а в это время организовать эвакуацию. Что значит отозвать командиров частей? Это развалить оборону, посеять панику, что и произошло. А немец, крадучись, шёл за нами до самой 35-й батареи».

После войны на мысе Херсонес, у самого обрыва земли и облитых кровью последних защитников Севастополя солёных морских скал неизвестными людьми был поставлен скромный обелиск с надписью: «ПРОСТИТЕ НАС».

На этом мысе южнее Севастополя озверение человека на войне дошло до крайних пределов. Немцы добивали деморализованную Приморскую армию с особой жестокостью. Воинов в морской форме мгновенно расстреливали. Над колоннами пленных в пути вершили самосуд. В тяжкую жару измученным людям не давали воды.

В прибрежной зоне, под откосами и среди скал сопротивление продолжалось до середины июля. Обречённые пили морскую воду, по ночам искали оружие и боеприпасы, чтобы сражаться днём. Ужас этого добивания целой армии обречённых людей едва ли когда-нибудь может быть осознан нами, В АДУ НЕБЫВШИМИ. Долгое время об этом было запрещено вспоминать. На исторических конференциях в Севастополе председательствовал беглец-адмирал Октябрьский, и он резко обрывал любого, кто хотел бы вспомнить о последних днях обороны Севастополя. Употреблялась лживая формулировка Совинформбюро: «Наши войска после тяжёлых ожесточённых боёв оставили Севастополь и были эвакуированы морем…» Если бы! Были брошены даже более 30 тысяч раненых солдат и офицеров. Поистине «ПРОСТИТЕ НАС…»

Июль 42-го года стал месяцем трагедий и крупнейших неудач Советского Союза. Сталин и Молотов с необычайной для дипломатического стиля прямолинейностью начали бомбардировать западных союзников требованиями немедленно открыть Второй фронт в Европе. Американцы склонялись к необходимости поддержать это требование истекающего кровью союзника, но Черчилль доказывал, что в 1942 году это невозможно и приведёт только к большим потерям. Американские генералы даже заподозрили британского премьера в желании добиться крайнего истощения Советской России и Германии, Джордж Маршалл даже пошутил, что Черчилль переживает родовые схватки рождения друга из чрева бывшего врага Советского Союза. Горючего в костёр взаимной подозрительности добавила и трагическая история конвоя РQ-17.

Конвой в составе 36 транспортных судов вышел из Вальд-фиорда, Исландия 26 июня. Конвой должен был доставить в СССР большое количество исключительно важных для Красной армии грузов. Это были танки, автомобили, самолёты и многое другое. Конвой вышел в сопровождении британского эскорта, состоявшего из миноносцев, корветов, кораблей противовоздушной обороны, тральщиков и даже подводных лодок. Кроме того, было предусмотрено сопровождение конвоя отрядом надводных кораблей ближнего и дальнего прикрытия. И всё это было сферой ответственности британского Адмиралтейства. У немцев была информация о готовящемся конвое РQ-17. Знали они и о маршруте следования конвоя. Германцы разработали план операции под кодовым названием «Ход конём». Целью этой операции было полное уничтожение конвоя. Причём, удары по конвою должны были наноситься бомбардировщиками, торпедоносцами, подводными лодками и отрядом надводных кораблей, в состав которых должен был войти и германский гигант-линкор «Тирпиц». Когда в британском Адмиралтействе получили информацию, что «Тирпиц» вышел в открытое море, то эскорт конвоя был немедленно отозван. Конвой РQ-17 остался без прикрытия, был брошен на произвол судьбы и вскоре стал лёгкой добычей немцев.

5 июля в 18.00 подводная лодка К-21 Северного флота под командованием капитана второго ранга Николая Лунина обнаружила вышедший из норвежского фиорда германский линкор «Тирпиц» и атаковала его двумя торпедами… Затем немецкий морской гигант изменил свой курс и вернулся в свою базу в Норвегии. Попали в него торпеды? Скорей всего, нет. Это до сегодняшнего дня предмет споров. Автор был знаком с Николаем Александровичем Луниным, который уже в адмиральской должности был начальником Ленинградской военно-морской базы. Сам Лунин никогда не утверждал, что торпедировал «Тирпиц». Николай Александрович говорил, что произвёл торпедный залп в направлении «Тирпица». Но угроза подвергнуться атакам советских подводных лодок заставила линкор уйти из этого района. Можно вспомнить, что после гибели линкора «Бисмарк» Гитлер приказал адмиралу Редеру без крайней необходимости не подвергать «Тирпиц» опасности. Таким образом, страхи британского командования оказались напрасными – «Тирпиц» не принял никакого участия в разгроме конвоя РQ-17…

На Юго-Западном Фронте Вермахт в начале июля достиг Воронежа, но контратаки советской 5-й танковой армии затормозили это немецкое наступление. В конце июля в бою погиб первый командующий 5-й танковой армией генерал Александр Лизюков. У немцев не было сил для одновременного продвижения к Воронежу, Сталинграду и Ростову, и Гитлер категорически потребовал на Воронеж не наступать, а перебросить ударные дивизии южнее. Воронеж навсегда остался фронтовым городом, на улицах которого велись постепенно затухающие боевые действия.

Командующий группой армий «Юг» фельдмаршал фон Бок не выполнил указаний Гитлера, и танковые дивизии, которых не хватало на Нижнем Дону, продолжали штурмовать Воронеж. Выведенный из терпения Гитлер без колебаний принял кардинальные меры.

7 июля 42-го года немецкая группа армий «Юг» была разделена на два самостоятельных оперативных соединения. Группу армий «Б» генерал-полковника Вейхса и группу армий «А» фельдмаршала Листа. Силы группы армий «Юг» теперь не только дробились, они теперь должны были использоваться на двух разных расходящихся направлениях. Вейхс должен был наступать к Волге на Сталинград, а Лист на Кубань и Северный Кавказ. Гальдер высказался против этого опрометчивого планирования, но Гитлер посоветовал генералу больше верить в провидение и в его, Гитлера, интуицию. Не знаем, как там у Гальдера было с провидением, но опытный генштабист прекрасно понимал, что провидение критически относится к попранию основных законов стратегии, но последующие решения Гитлера повергли Гальдера в ещё большее уныние. «Фюрер совсем не знает математики и плохо знаком с географией», - разочарованно пробормотал он одному из своих друзей.

На аэродромах Шотландии в самом начале июля начали приземляться первые самолёты 8-й воздушной армии Соединённых Штатов Америки. После сосредоточения этой армии на аэродромах британских островов её целью станут промышленные объекты и транспортные магистрали на территории Германии, но немало бомб упадёт и на германские города.

Немецкий пилот Фриц Вендель на аэродроме города Ульма поднял в воздух, используя только реактивный двигатель, самолёт Мессершмидт-262. Достигнутая скорость в полёте – 800 километров в час.

25 июля англо-американский объединённый Комитет начальников штабов в Лондоне принял решение: в течение ближайших четырёх месяцев высадить войска в Северной Африке и занять французские колонии Алжир, Марокко и, возможно, Тунис.

Тем временем в Северной Африке установилось равновесие. Ещё 1 июля итало-немецкие войска были остановлены перед песчаными дюнами маленького посёлка Эль Аламейн. Местность была мало подходящей для маневренной войны: кроме песков, британская 8-я армия укрывалась в горах, хорошо укрепив горные проходы, которые вели на просторы Египта, к пирамидам в Каире, базе английского флота в Александрии и к Суэцкому каналу. 3 июля фельдмаршал Эрвин Роммель предпринял последнюю попытку прорвать британские позиции, но Африканский корпус был истощён, потерял много танков, и даже энергичному активному фельдмаршалу стало ясно, что немецкий атакующий потенциал полностью исчерпан. Роммель отдал приказ перейти к обороне, всё ещё надеясь, что Гитлер пришлёт ему подкрепление – две танковые дивизии, как щедро обещал фюрер, вручая Роммелю фельдмаршальский жезл после взятия Тобрука…

Отступление советских войск к Сталинграду и Ростову проходило на фоне горящих хлебных полей, горящих подсолнухов, горящих русских сёл и казачьих станиц…

Второй год подряд Вермахт шёл на восток… Летом 42-года масштабы стратегии «выжженной земли» значительно увеличились, даже в сравнении с 41-м годом. Подходящее объяснение этому всегда обосновывалось русской историей. Мол, русские всегда использовали тактику «выжженной земли»: и перед Полтавской битвой, и при нашествии Наполеона. Но существует и громадная разница в этих сопоставлениях. Когда полки Карла Двенадцатого шли к Полтаве, а Наполеон Бонапарт двигался к Москве, уничтожению подвергались только узкие полоски земли, а летом 1942-го года выжженной оказалась сплошная линия фронта от Кольского полуострова до Терека. Да, немецким оккупантам становилось тяжелее, не нам их жалеть. Но русский несчастный народ становился от этого ещё более неприкаянным и бездомным.

Крайне неудачно сложились для Красной армии бои в излучине Дона, а затем в междуречье Дона и Волги. 6-я и 4-я танковая немецкие армии легко навели переправы через Дон и начали продвижение к Сталинграду и Ростову-на-Дону. Советские армии отступали, не давая себя окружить, но и не успевая зацепиться за хорошо оборудованный оборонительный рубеж. Как ни печально, но второй год подряд Вермахт прекрасно использовал эффект внезапности. В Кремле уже устали ждать наступления на Москву, а немцы прорываются к Волге и Тереку…

17-го июля войска 62-й и 64-й советских армий на реке Чир вступили в бои, которые позднее историки назовут началом Сталинградской битвы.

Опьянённый успехами на южном фланге, Гитлер решил, не дожидаясь конечных целей, нанести удар и на севере и захватить Ленинград, от захвата которого фюрер отказался в сентябре 41-го года. Для этого 11-я армия Манштейна, который за взятие крепости Севастополь был произведён в фельдмаршалы, перебрасывалась в группу армий «Север». И Манштейн, и Гальдер возражали, считая, что Вермахту на юге может не хватить резервов для захвата бакинской нефти и Сталинграда, но Гитлер настоял на своём и большая часть дивизий 11-й армии были отправлены штурмовать Ленинград. Правда, две дивизии Гальдеру удалось изъять для участия в боях на южном направлении.

К лету 42-го года Ленинград заметно обезлюдел. Огромное число жителей умерло от голода. Немалая часть горожан погибла от ежедневных артиллерийских обстрелов и более редких бомбёжек с воздуха. Но те ленинградцы, которые остались в городе, летом могли наблюдать новые реалии блокадного быта. Открылись несколько кинотеатров, показывали фильм «Ленинград в борьбе». Одним из первых зрителей этого фильма был командующий Ленинградским фронтом генерал артиллерии Леонид Говоров. Продолжали ходить трамваи, в июле действовали семь маршрутов, в том числе знаменитая «Тройка». 25 июля, это был субботний день, по Невскому проспекту для укрепления бодрости духа провели несколько тысяч немецких военнопленных. Подобные мероприятия в отношении пленных были запрещены Женевской конвенцией, но Советский Союз не соблюдал её и в отношении своих собственных пленных, что же говорить о чужих…

Когда весной в Ленинграде появилась первая растительность, самой большой радостью для блокадников было сварить щи из крапивы, испечь лепёшки из лебеды. И люди занялись стихийным и не стихийным огородничеством. Окружённый Ленинград летом 42-го года превратился в огромный огород. Для этого использовался каждый клочок земли...

23 июля Гитлер подписал директиву №45, в которой определил три цели наступления Вермахта: операции по захвату Сталинграда, Северного Кавказа и Ленинграда.

Министр иностранных дел Японии Того сообщил своему послу в Берлине, что Японии нецелесообразно вступать в войну против Советского Союза.

Президиум Верховного Совета СССР учредил полководческие ордена Суворова, Кутузова и Александра Невского. Ещё недавно имена этих великих русских людей были в коммунистической пропаганде помещиками и угнетателями трудового народа.

…Дела у советских полководцев не ладились. Неудачи почти на всех фронтах в жарком июле 42-го года привели к потерям около полумиллиона солдат и офицеров. По улицам Луги немцы провели колонны пленных из разгромленной 2-й ударной армии –раздетых, исхудавших, голодных. Это жуткое зрелище до сих пор не забыто жителями городка…

Силы штабной колонны 2-й ударной армии, в которой находился генерал-лейтенант Власов беспрерывно таяли в мелких стычках с противником. К 10 июля 42-го года с Власовым осталось всего несколько человек: раненый начальник штаба армии полковник Виноградов, повариха и медсестра Мария Воронова и два бойца, солдаты Котов и Погибко. Виноградова трясло от потери крови и простуды, поэтому Власов отдал ему свою шинель с генеральскими знаками различия. И когда Виноградов скончался от полученных ранений, немцы обнаружили его труп и приняли за труп генерала Власова. К 12 июля группа Власова разделилась – Котов и Погибко в поисках пропитания пошли в деревню Ям-Тёсово, а Воронова и Власов в Туховежи. Местный староста, крестьянин-старовер, пригласил подозрительных людей в дом, и пока они ели, вызвал русскую полицию, с помощью которой скитальцев заперли в сарае. Во второй половине дня 12 июля армейский патруль из состава 38-го пехотного корпуса во главе с капитаном Максом фон Швертнером арестовал Власова и Воронову. Власов спросил у Швертнера не должен ли он был застрелиться, Швертнер пожал плечами и ответил, что для генерала, который до конца был со своими солдатами, плен не является позором. Староста за выдачу Власова получил десять пачек табака, две бутылки тминной водки, керосин, корову и почётную грамоту.

Мы так подробно изложили обстоятельства пленения генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова, потому что в советские времена об этом событии было написано немало прямой лжи – и о добровольной сдаче в плен Власова и о выдаче им секретных сведений. Какими секретными сведениями мог располагать генерал, просидевший в болотистом котле три месяца? Власов был не носителем секретных сведений, он был переполнен негодованием из-за преступного равнодушия Верховного командования к судьбам людей брошенной на растерзание и сверхчеловеческие испытания армии, которой он по сути дела не командовал, он был послан спасать 2-ю ударную, когда её уже было невозможно спасти, а предыдущий командующий предпочёл «заболеть»… Кстати, уже в конце июля того же 42-го года «заболевший» генерал Николай Клыков опять получит должность командующего вновь сформированной 2-й ударной армии…

В идеологической войне на советско-германском фронте пришла пора простейших истин. Не классовых, не лживых марксистских, а самых что ни на есть примитивных, но действенных. 24 июля 1942 года публицист и писатель Илья Эренбург в газете «Правда» напишет: «Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьёт твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убил немца, немец убьёт тебя… Убей немца! – это просит старуха – мать. Убей немца! –это молит тебя дитя. Убей немца! - кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!»

Да, это геркулесовы столпы. Дальше дороги нет… Убей не нациста, не гитлеровца. Немца убей. И немку. И немца-пролетария… В конце войны советские пропагандисты решили, что это – слишком. Появилась в той же «Правде» статья под названием «Товарищ Эренбург упрощает». Если не придерживаться двойных стандартов, то товарищ Эренбург упрощал и тогда, в тяжелейшем для нас июле 1942 года.

22 июля немецкие танкисты взяли Ростов-на-Дону и Новочеркасск. Ворота на Кавказ были для Вермахта открыты.

6-я армия уверенно шла к Волге и Сталинграду. На некоторых участках советских 51-й, 62-й и 64-й армий войска снимались и бросали позиции без приказа при появлении разведывательных взводов врага. Трагические известия множились, Сталин начал перетасовку генералов, вместо Брянского фронта были образованы два – Воронежский и Брянский, командовать этими фронтами назначены генералы Николай Ватутин и Константин Рокоссовский. Но ни появление новых командующих, ни резервные войска, отправляемые на южное направление, - ничто не помогало остановить отступление и продвижение врага к Волге. В этой обстановке неконтролируемой свыше войны Сталин издал 28 июля приказ №227, который получил подзаголовок «Ни шагу назад!» В Красной армии и без того имевшей немало поводов для расстрелов собственных солдат и офицеров, вводились новые суровые меры по борьбе с паникёрством и нарушителями дисциплины. Отступившие без приказа должны были немедленно расстреливаться. Приказ №227 не анализировал действительных причин тяжёлых неудач, ведь именно товарищ Сталин больше всех не верил в наступление Вермахта на юге, не предусмотрел его и, значит, был больше всех виноват, но этот приказ находил стрелочников, которым угрожал суровыми карами, и в этом смысле вполне достиг своей репрессивной цели. Устрашённые стрелочники не подведут…

Отчаянный, противоречивый, жестокий приказ №227. Отчаянный, потому что в Кремле поняли, что вот-вот «благодаря руководству коммунистической партии» Советская Россия окажется у последней черты, а Вермахт отрежет от метрополии бакинскую нефть. Противоречивый, потому что собственные ошибки Сталин и его приближённые переложили на плечи фронтовых офицеров и солдат. Жестокий, потому что под горячую руку этого приказа попадали и виноватые, и правые – и те, кто бежал с поля боя, и те, кто отступал с него из-за тех, кто бежал. Я не думаю, что это приказ №227 заставил войска остановиться на берегах Волги и Терека. Скорее всего, решающую роль сыграло пространство – любая армия, дойдя с боями до предгорий Кавказа и Сальских степей, теряет более половины своих ударных качеств, техники и людей. Вермахт не был исключением, Германия воевала уже едва ли не со всем миром, да и русский солдат умирать умел, а прижатый к стене всегда обнаруживал в себе неизвестно откуда взявшуюся энергию, закон русской пружины. «А мы, прижатые к стене, в ней точку обрели опоры» (Тютчев). Если бы не русский солдат, я мог бы сказать, что споры о приказе №227 нелепы по своей сути, потому что Красная армия заслуживала именно такого приказа, и он был бы совершенно естественным, если бы относился к советскому генералитету, к Верховному командованию, к самому Сталину, потому что ситуация с тотальным отступлением и поражениями 42-го года была менее всего связана с нежеланием народа воевать, которое, конечно, присутствовало, но главным образом с неумением руководить ведением войны. В пользу этой мысли говорит и то, что после катастрофы под Харьковом в плен попадало значительно меньше советских солдат и офицеров. А что касается перебежчиков, то из общего числа за 1942 год – 79.779 человек, до 1 июля перебежало к врагу 78%.

В немецкой Ставке, в июле Гитлер перебрался из Восточной Пруссии в район украинской Винницы, началось гадание на кофейной гуще: что является первоочередной целью: Северный Кавказ или Сталинград и Волга? Две танковые армии – 1-ю фельдмаршала Клейста и 4-ю генерала Гота необходимо было развести по разным оперативным направлениям, чтобы они не мешали друг другу, как это уже случилось при переправах через Дон. 30 июля генерал Йодль, докладывая Гитлеру, заявил: «Судьба Кавказа решается под Сталинградом». 31 июля фюрер принял одно из своих главных решений лета 42-го года: 4-я танковая армия перенацеливалась на сталинградское направление. Было ли оно ошибочным? Ошибочным для Вермахта было решение наступать на юге по двум расходящимся оперативным направлениям одновременно. Несмотря на громкие успехи в июле, Германия испытывала большое перенапряжение и дефицит, как живой силы, так и техники. Но под июльские вагнеровские фанфары победных реляций немецкое верховное командование старалось этого не замечать.

«В 1942 году, - напишет в мемуарах маршал Жуков, - вследствие ряда причин наша страна вновь подверглась суровым испытаниям». Каких причин – маршал не пишет, упоминает только отсутствие Второго фронта в Европе. Действительно, после разгрома конвоя РQ-17 союзники не только на неопределённое время отложили высадку своих войск в Европе, но и под давлением Черчилля и ссылаясь на подготовку крупной десантной операции, решили прекратить проводку конвоев северным морским путём. В Советском Союзе это вызвало взрыв возмущения и упрёков в адрес Великобритании и США. Если бы мы с такой же страстью разбирали и свои собственные тяжкие ошибки…

На Калининском фронте 9-я немецкая армия ликвидировала советский плацдарм в районе Ржева и завершила разгром 39-й армии. Бои под Ржевом стали символом кровопролитных изнурительных бесперспективных для Красной армии боёв. Неслучайно Александр Трифонович Твардовский и летом 1945 года выбрал Ржев для своего символического стихотворения об убитом солдате…

Я убит подо Ржевом,

В безымянном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налёте.

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки, -

Точно в пропасть с обрыва –

И ни дна, ни покрышки.

И во всём этом мире,

До конца его дней,

Ни петлички, ни лычки

С гимнастёрки моей.

Заказы можно также присылать на orders@traditciya.ru