Изъ слова Митрополита Анастасія, сказаннаго на Голгоѳѣ, въ храмѣ Воскресенія Христова въ Іерусалимѣ, 4/17 іюля 1925 г., въ седьмую годовщину убіенія Царя-Мученика Николая II и всей Царской Семьи. Впервые было опубликовано въ Прибавленіяхъ къ оффиціальной части журнала «Церковныхъ Вѣдомостей» № 21-22 за 1925 г. C. 8-10. – ред.
Исполнилось семь лѣтъ со дня кончины нашихъ царственныхъ мучениковъ и мы приносим на этомъ всемірномъ алтарѣ безкровную жертву въ память ихъ.
Молитва любви – нашъ постоянный долгъ предъ ними и ихъ великими страданіями, завершившимися жестокой казнью всей Царственной Семьи въ поминаемую нами нынѣ кровавую ночь въ Екатеринбургѣ.
Не прекратилась еще великая брань добра и зла, потребовавшая отъ Россіи столь тяжкой жертвы, и имя почившаго Государя продолжает донынѣ стоять предъ нами какъ "знаменіе пререкаемо".
Въ то время, какъ одни при самомъ воспоминаніи объ этомъ имени проливаютъ слезы скорби и состраданія, другія приходятъ въ неистовство и съ яростью бросаютъ въ него отравленныя стрѣлы.
Не потому ли эти послѣдніе такъ негодуютъ противъ замученнаго Царя, что, проливъ его кровь, они ничѣмъ не могутъ оправдать совершеннаго ими преступленія? Всѣ ухищренія убійцъ Государя оказались безсильны помрачить нравственный образъ его – тотъ образъ, который служитъ мѣриломъ истиннаго достоинства человѣка – будетъ ли послѣдній сидѣть на престолѣ или влачить свое печальное существованіе среди униженныхъ земли.
Извѣстно, что люди, подобно драгоцѣннымъметалламъ, познаются въ горнилѣ огненныхъ испытаній. Почившій Императоръ прошелъ сквозь оба главныхъ вида искушеній какимъ подвергается человѣкъ на землѣ: искушеніе высотою, славою, счастьемъ, и искушеніе униженіемъ, лишеніями, тѣлеснымъ и душевнымъ страданіемъ. Трудно сказать, какой изъ этихъ двух искусительныхъ путей опасенъ для насъ. Не легко перенести человѣку сознаніе своего превосходства предъ другими людьми, устоять предъ опьяняющимъ дѣйствіемъ величія, славы, богатства, которые почти всегда приходятъ къ нему въ сопровожденіи своего всеразвращающаго спутника въ видѣ соблазна гордыни. Не менѣе требуется отъ насъ нравственныхъ усилій и для того, чтобы сохранитьспокойное величіе духа въ постигающихъ насъ тяжкихъ скорбяхъ и бѣдствіяхъ: когда сердце человѣка невольно озлобляется противъ всего міра или впадаетъ въ уныніе.
Положеніе вѣнценосца и притомъ самодержавнаго таитъ въ себѣ тѣмъ болѣе духовныхъ опасностей, что въ его рукахъ сосредоточена полнота власти, могущества и связанны съ ними прочихъ земныхъ благъ, прельщающихъ большинство людей. Для властелина милліоновъ людей почти не существуетъ слово "невозможно", его веленія обладаютъ творческой силой. Не напрасно льстецы готовы приписывать этимъ славнымъ и сильным земли почти божескія свойства. Искушенія царской власти такъ велики, что въ древней Византіи существовалъ мудрый обычай: среди шума и блеска коронаціонныхъ торжествъ, когда восторженный народъ рукоплескалъ, какъ нѣкоему полубогу, своему вѣнчанному повелителю, подносить послѣднему куски мрамора, чтобы онъ заранѣе выбралъ изъ нихъ матеріалъ для своей гробницы, или давать ему въ руку мѣшокъ съ золой, дабы напомнить ему, что и онъ станетъ нѣкогда землею ипепломъ, какъ и каждый изъ смертныхъ.
Престолъ Русскаго Царя въ то время, когда его унаслѣдовалъ Императоръ Николай II, стоял такъ высоко, что былъ виденъ всему міру? однако блескъ его не ослѣпилъ ни на минуту почившаго Государя. Послѣдній не упивался виномъ власти и не увлекался своимъ преходящимъ величіемъ, напротивъ, онъ скорѣе тяготился послѣднимъ и не могъ преодолѣть въ себѣ врожденнаго чувства скромности, часто мѣшавшаго ему проявлять свою власть въ такой степени, какъ это требовалось иногда по обстоятельствамъ времени. Напитанный съ дѣтства умиротворяющимъ духомъ Православія, Царь-Мученикъ всегда былъ кротокъ и смиренъ сердцемъ; трости надломленной онъ не сокрушалъ, льна курящаго не угашалъ. Миръ и любовь составляли главную стихію его духа; призывомъ къ миру всего міра началъ онъ свое безмятежное, – казалось, и благословенное царствованіе и когда онъ впервые увидѣлъ себя вынужденнымъ обнажить мечъ для защиты Россіи сначала отъ внѣшнихъ а потомъ отъ внутреннихъ враговъ, его сердце невольно сжалось отъ боли. Неискушенный еще опытомъ, Государь постоянно скорбѣлъ отъ того, что великодушныя намѣренія его разбивались о неодолимыя противорѣчія жизни. Власть открывалась передъ нимъ не столько, какъ радостная возможность поощрять добро, сколько какъ суровая необходимость бороться со зломъ (Рим. 13.1-4) и онъ страдая, внутри, съ терпѣливою покорностью несъ бремя ея, какъ долгъ наложенный на него свыше.
Минуты отдыха Государь проводил въ кругу любящей семьи, жившей скромнымъ древне-русскимъ укладомъ среди окружавшаго ее внѣшняго блеска.
Подобно Іову, въ день котораго Государю по волѣ Божіей суждено было увидѣть свѣтъ, послѣдній въ одно мгновеніе лишился и славы, и богатства, и царства и друзей.
Лишь немногіе изъ близкихъ къ нему лицъ захотѣли пить съ нимъ чашу страданій и остались вѣрны ему до конца; другіе хотя и сочувствовали бѣдственному состоянію его, но не рѣшились заявить объ этомъ открыто, чтобы не быть отлученными отъ сонмища; большинство же его прежнихъ, часто облагодѣтельствованныхъ имъ, друзей совсѣмъ отреклись отъ него страха ради іудейскаго и вмѣсто утѣшенія посылали своему недавнему покровителю упреки въ томъ, что онъ самъ заслужилъ свою участь.
Господь оставилъ страстотерпцу-Государю только одно утѣшеніе сравнительно съ Іовомъ – это любящую и самоотверженно преданную ему семью, но увы! она должна была дѣлить съ нимъ однѣ униженія и скорби и потому иногда служила для него невольнымъ источникомъ новыхъ страданій.
Тягчайшимъ изъ всѣхъ бѣдствій, какія такъ внезапно упали на главу Повелителя всей Россіи, было несомнѣнно лишеніе личной свободы - этого драгоцѣнѣйшаго блага, которымъ обладали милліоны его поданныхъ и котораго Богъ не захотѣлъ отнять у самаго великаго ветхозавѣтнаго страдальца – патріарха Іова. Заключенный подъ стражу, Государь долженъ былъ испытывать всю горечь неволи и всю жестокость человѣческой неблагодарности. Люди, еще недавно трепетавшіе отъ одного взгляда его и ловившіе улыбку его, какъ живительный лучъ солнца, теперь подвергали его самымъ грубымъ оскорбленіямъ, глумились не только надъ нимъ самимъ и Императрицей, но и надъ юными, благоухающими нѣжной чистотой дѣтьми, душа которыхъ особенно должна была страдать отъ перваго соприкосновенія со зломъ и неправдой жизни. Каждый день, каждый часъ эти жестокіе истязатели изобрѣтали новыя нравственные пытки для беззащитной царской семьи и, однако, ни одного слова ропота на свой жребій не вышло изъ устъ царственныхъ страдальцевъ. Они подражали Тому, о Комъ сказано: "будучи злословимъ, Онъ не злословилъ взаимно: страдая, не угрожалъ" (I Петр.11,23). Только Богу они возвѣщали печаль свою и предъ Нимъ однимъ изливали свое сердце. Чувство оставленности, угнетавшее душу ихъ, не охладило любви ихъ къ Россіи; забывая собственныя испытанія, царственные узники продолжали до конца жить и страдать нераздѣльно со своимъ народомъ.
Уже самый актъ отреченія отъ престола является со стороны Государя вьраженіемъ высокаго самопожертвованія ради горячо любимаго имъ Отечества.
Въ то время, какъ иностранные вѣнценосцы, прошедшіе (въ Англіи и Франціи) по волѣ Промысла тѣмъ же крестнымъ путемъ, не захотѣли разстаться со своимъ трономъ безъ кровопролитной борьбы, нашъ почившій Императоръ былъ далекъ отъ мысли защищать свою власть только ради желанія властвовать. "Увѣрены ли вы, что это послужитъ ко благу Россіи?" спросилъ онъ тѣхъ, кто якобы отъ имени, народа предъявилъ ему требованіе объ отреченіи отъ своихъ наслѣдственныхъ правъ, и, получивъ утвердительный отвѣтъ, тот часъ же сложилъ съ себя бремя царского правленія, боясь, что на него можетъ пасть хоть одна капля русской крови в случаѣ возникновенія между усобной войны.
Этимъ мудрымъ отнынѣ историческимъ вопросомъ Государь навсегда снялъ съ себя отвѣтственность за предпринимаемое имъ рѣшеніе и она пала на главу тѣхъ, кто первый поднялъ на него святотатственную руку.
По мѣрѣ приближенія къ своему исходу вся семья доблестныхъ страдальцевъ съ истиннымъ царственнымъ величіемъ все выше и выше поднимается надъ землей и достигаетъ, как объ этомъ свидетельствуютъ последня письма ихъ, исповеднической крѣпости вѣры и мученическаго незлобія и всепрощенія къ врагамъ своимъ.
Смерть застала всѣхъ ихъ вполнѣ созрѣвшими для вѣчности; однако, самая обстановка неожиданной казни ихъ должна была причинить имъ новыя тяжкія хотя уже послѣднія страданія. Для юныхъ царскихъ дѣтей, увядавшихъ въ самомъ расцвѣтѣ жизни, образъ насильственной смерти ужасенъ былъ особенно потому, что они впервые встрѣчались съ нимъ лицомъ къ лицу, и одинъ видъ безсердечныхъ палачей долженъ былъ привести въ содроганіе нѣжную душу ихъ. Сердце же родителей ихъ раздиралось на части отъ одной мысли, что ради нихъ влекутся на закланіе ни в чемъ неповинные дѣти, и они эти несчастныецарственные родители, подобно мученицѣ Софіи, прошли черезъ горнило смерти нѣсколько разъ, умирая одновременно съ каждымъ изъ своихъ чадъ.
Исторія въ свое время разскажетъ сокровенныя еще для насъ подробности этой страшной ночи, и слезы тихаго умиленія неоднократно прольются надъ подвигомъ новыхъ великихъ страстотерпцевъ, которыхъ Господь "разжегъ, яко серебро, искусилъ седмерицею, чтобы обрѣсти ихъ достойными Себѣ" (Прем.Сол.3, 5-7) и увѣнчалъ болѣе славными діадемами чѣмъ вѣнцы царскіе.
Весь міръ содрогнулся отъ ужаса при видѣ екатеринбургскаго злодѣянія. Только сами виновники его дышали еще чувствомъ неутомимой злобы и продолжали даже послѣ казнипреслѣдовать свои жертвы, сплетая вокругъ имени ихъ тернія язвительной клеветы. Къ счастью время – этотъ нелицепріятный судія человѣческихъ дѣлъ – каждый день разоблачаетъ послѣднюю, являя образъ почившаго Государя и Государыни въ его истинномъ свѣтѣ. Теперь уже никто не дерзаетъ сказать, что они даже въ мысляхъ способны были измѣнить Россіи, или что святыня семейнаго очага ихъ была омрачена хотя бы малѣйшею мимопроходящею тѣнью. Никто не рѣшится нынѣ вмѣнять въ вину одному Императору Николаю II и всѣ тѣ бѣдствія и ужасы, въ какія ввержена нынѣ наша многострадальная Родина, ибо въ этомъ повиненъ весь русскій народъ и каждый изъ насъ въ отдѣльности.
Если же Государь, стремясь всегда къ высокимъ цѣлямъ, не находилъ иногда соотвѣтствующихъ средствъ для осуществленія ихъ, если онъ думалъ нерѣдко о своихъ приближенныхъ лучше, чѣмъ они заслуживали, и испытывалъ по временамъ чувства смущенія и нерѣшительности предъ лицомъ надвигающейся опасности, то это доказываетъ только то, что онъ былъ человѣкъ и потому ничто человѣческое не было чуждо ему.
Кто имѣет право судить его за тѣ или другія человѣческія немощи, за вольные или невольные грѣхи его, кромѣ Того, Кто поручилъ ему царство и послалъ ему столь великія очистительныя испытанія, что они способны "перевѣсить песокъ морей?" Великомученическій подвигъ Русскаго Царя Николая II почти не имѣетъ равнаго себѣ въ исторіи послѣднихъ вѣковъ, и только здѣсь, на этой трепетной и таинственной Голгоѳѣ мы уразумѣваемъ сокровенный смыслъ креста, возложеннаго на него и вмѣстѣ съ нимъ на всю семью его свыше. Голгоѳа это – всемірный жертвенникъ и вмѣстѣ всемірное судилище.
Съ тѣхъ поръ, какъ здѣсь соединились вмѣстѣ божественная любовь и правда, чтобы раздрать рукописаніе грѣховъ человѣчества, съ вершины Голгоѳы открываются для насъ судьбы Божественнаго Провидѣнія, взвѣшивающаго жребій отдѣльныхъ людей и цѣлыхъ народовъ. Отсюда всякая мученическая кровь вопіетъ на небо и низводитъ гнѣвъ Божій на однихъ и благодать на другихъ. Отсюда износится судъ и помилованіе языкамъ.
Исполненные скорбнаго недоумѣнія, нѣкогда стояли здѣсь Пречистая Матерь Божія съ женами мироносицами и Св. Іоанномъ Богословомъ взирая на распятаго на крестѣ Царя Славы. Съ пронзеннымъ печалью сердцемъ взираемъ и мы съ высоты этого священнаго мѣста на распятую, поруганную и окровавленную Россію и какъ бы отъ лица всего русскаго народа вопрошаемъ Того въ руцѣ Котораго власть всея земли: Господи! если для очищенія всего народа нужна была жертва перваго изъ сыновъ его и самаго Вождя Русской земли, то она уже принесена нынѣ. Если для заглажденія нашихъ общихъ грѣховъ должна была пролиться невинная кровь, то она еще дымится передъ Тобою изъ ранъ закланныхъ, юныхъ и чистыхъ, какъ непорочные агнцы, царскихъ дѣтей – иныхъ подобныхъ имъ страстотерпцевъ, ихъ же имена Ты вѣси. Приносимъ Тебѣ въ искупленіе и воздыханія и вопли всѣхъ русскихъ людей, томящихся нынѣ въ смертныхъ мукахъ и эти умиленныя русскія слезы, которыя въ теченіе вѣковъ лились на Голгоѳѣ.
Уповаемъ на милосердіе Твое и взываемъ къ вѣчной правдѣ Твоей, сочетавшейся въ неизреченной тайнѣ креста, подъятаго Божественнымъ Сыномъ Твоимъ. "ВОСКРЕСНИ, БОЖЕ, СУДИ ЗЕМЛИ, ЯКО ТЫ ЦАРСТВУЮШИ ВО ВѢКИ!" – Аминь.
Приходскій Листокъ Храма «Всѣхъ Святыхъ въ земли Русской просіявшихъ». Парижъ, 4/17 іюля 1965 г. День Русской Скорби и Покаянія.
источник |
