НАЧАЛО БЕСЕДЫ

М.Н.: Думаю, уместно пояснить, как составлялся этот сборник. Не по принципу включить в него сразу самое важное. Тогда я пытался подвигнуть редакторов ведущих русских эмигрантских изданий на создание такого общего ежегодного "дайджеста" под названием "Страницы русской свободной печати" для его тиражирования самиздатским методом в Москве при содействии РХДД Виктора Аксючица. Получил от всех разрешение на перепечатку избранных материалов. И это пришлось как раз на год Тысячелетия Крещения Руси, поэтому выбор был ограничен периодикой этого юбилейного года. Макет в виде ксерокопий оригинальных страниц я готовил спешно в типографии мюнхенского монастыря РПЦЗ прп. Иова Почаевского. Аксючиц на ксероксе размножил сборник тиражом в 3 тысячи, но в это время как раз и произошел прорыв эмигрантских изданий в перестроечную печать, так что развитие событий обогнало нашу самиздатскую идею. Позже П.Г. Паламарчук сумел издать этот сборник в 1991 году под данным измененным названием в своем издательстве "Столица" тиражом в 50 тысяч.

Сейчас я свой выбор материалов уточнил бы, уделив место и важнейшим для меня авторам, уже покойным. Правда, их перепечаток в периодике в том году не нашел, хотя мог бы специально организовать, предложив в "Посев" или "Грани" статьи из "Наших задач" Ильина и из "Чуда русской истории" о. Константина (Зайцева) в "Вече", ­ без них получился явный пробел.

В связи с этим позвольте такой вопрос. Вы с удовлетворением отмечаете, что православное философское наследие Русского Зарубежья имеет сегодня продолжение в работах современных философов в России. Однако это наследие не было единым. Нашими философами разрабатывались весьма разные идеи, в частности критически рассмотренные прот. Василием Зеньковским и прот. Георгием Флоровским в их знаменитых фундаментальных трудах по истории русской философии. Они оба почти одинаково отметили многие несовершенства и даже еретические вольности в работах своих коллег: в частности, вольнодумное наследие "Русского религиозного возрождения" начала ХХ века, в котором было немало сомнительных уклонов, например, в осмыслении взаимоотношений между Богом и мiром, сущности свободы и феномена зла. Тем не менее в работах нынешних российских авторов это наследие порою перенимается некритически. Что Вы можете сказать об этой стороне возвращения эмигрантской философии?

В.Д.: Действительно, в восприятии философии Серебряного века и Зарубежья в России с 1990-го и по середину 2000-х годов наблюдался период ученичества и своего рода «всеядности». Осваивалось все это наследие в целом как некая национальная парадигма мышления. Современные авторы, как правило, начинали с изучения текстов какого-то одного для себя главного мыслителя, защищали о нем диссертацию, а потом уже двигались «вширь», в компаративные исследования. Часто именно через изучаемого философа современный автор приобщался и к православной вере, и в целом к русской классической культуре. То есть, как я уже сказал на примере Н. Бердяева, первично здесь было духовное просвещение, а уже на его основе – и собственно философская работа, усвоение философской традиции.

Мне пришлось поездить много по философским конференциям, и я заметил большую разницу между теми из них, которые посвящены чисто философским темам, и теми, которые «привязаны» к наследию какого-то русского философа. Обычно одним этим философом там не ограничивалось, и приезжали со своими темами те, кто вообще занимается русской философией. Так вот абсолютно разная атмосфера на этих двух типах конференций. На конференциях «по теме» атмосфера отчужденная, чисто официальная и конкурентная – все хотят показать себя и нападают на других. На конференциях же по русской философии очень быстро все участники сливаются в какое-то неформальное братство, которое продолжается потом в неформальном массовом общении до утра, с походами в магазин и т.д.

Вот это и есть показатель того, что это единая живая традиция, независимо от того, кто каким автором занимается. Иностранцы этому очень удивлялись и говорили нам, что мы как будто только что вышли из кружка любомудров или славянофилов – по стилю мы философы XIX века или даже античности. Например, такие высказывания я слышал от участников конференций, которые в свое время ежегодно проводил в Звенигороде Московский Библейско-богословский институт. На Украине у нас были в Полтаве ежегодные конференции Общества русской философии при Украинском философском фонде. Там эта атмосфера, с выездами в Диканьку, особенно чувствовалась. А в 2013-м мы словно предчувствовали, что скоро фронт разделит нас, и больше не увидимся…

К чему я это рассказываю? К тому, чтобы поместить заданный Вами вопрос в правильный контекст. Сами русские философы Серебряного века и Зарубежья не во всем ортодоксальны с точки зрения православной догматики и даже просто своего стиля жизни. Тем более это касается их последователей в XXI веке. Фактически нет ни одного из того списка русских философов, которых я перечислил выше, условно говоря, «классиков», которого бы не обвиняли в каком-либо отступлении от строго православного мировоззрения. Одно время популярно было едва ли не у всех находить «пантеизм», в последнее время с не меньшей настойчивостью выискивали «гностицизм». И при большом желании все это найти можно, поскольку философские тезисы многозначны по самой своей природе и могут быть по-разному истолкованы.

Но стоит ли это делать вообще? Лично у меня всегда было отношение к русским философам апологетическое, я всегда их защищал от разных обвинений – даже и в тех случаях, когда они были небезосновательны, но мне всегда хотелось защитить то ценное, что у них все равно есть. Например, если традиционно обвиняют учения о всеединстве и св. Софии Премудрости Божией в том же якобы «пантеизме», я всегда соглашаюсь с тем, что есть опасность их понимать пантеистически – но Вл. Соловьев и Л. Карсавин в этом не виноваты; это, вы, дорогие критики, сами мыслите пантеистически, и поэтому по принципу «зеркала» находите пантеизм там, где его нет.

Важнейший принцип состоит в том, что нельзя путать православную догматику, которая абсолютно строгая и неизменная, и область философии как свободного творчества. Философ является еретиком только в том случае, если он открыто и сознательно не соглашается с каким-либо догматом православной веры, либо с наследием свв. Отцов. Если же он несогласия не высказывает, но дает такое толкование предметов веры, которое кажется непривычным и рискованным, то это его личный творческий риск, но никак не ересь. Другое дело, если философ становится сам богословом, как о. Сергий Булгаков – и в этой сфере продолжает мыслить со специфически философской свободой, то это почти всегда приводит к ереси.

Я полностью разделяю все критические оценки философов «Русского религиозного возрождения» начала ХХ века, которые сформулировали прот. Василий Зеньковский в «Истории русской философии» и прот. Георгий Флоровский в «Путях русского богословия». (Кстати, обе эти книги также вышли в СССР в 1991 году). Но философия существует в том числе и для того чтобы изживать в себе различные соблазны нашего ограниченного ума. Если они не будут изжиты на уровне профессиональной философии, то станут эпидемией массового сознания. Философия – это не религиозная догматика, а область свободного творчества, во многом подобная поэзии. Православный философ не еретик, поскольку исповедует Символ веры, но он может создать источник интеллектуального соблазна для других.

Собственно, в этом отношении философия ничем не отличается от обычной жизни, где люди непрерывно впадают в грех. Философ тоже впадает в грехи – интеллектуальные, это его жизненный крест, которые он несет. Но для народа в целом этот его крест важен – ведь философ думает о том, о чем некогда или не хочется думать другим. И он первый сталкивается со всеми возможными соблазнами. Философия – это та интеллектуальная среда, в которой живут идеи, способные охватывать массы людей. Философ нужен для того, чтобы уметь вовремя понять и объяснить, к чему эти идеи могут привести. И для того, чтобы показать образец борьбы за истину.

Поэтому русская философия нужна нам в целом как единая традиция – со всеми ее соблазнами и уклонениями – это важный урок для нас. Мы должны знать эти соблазны, чтобы не впадать в них снова. Когда я читаю лекции по философии студентам, то не брезгую приводить такую очень простую и доходчивую аналогию. Философия подобна вакцине: в ней мы знакомимся заранее с тем идеями, которые могут прийти нам самим в голову, и мы не будем знать, что с ними делать и к чему они ведут. Философия, как вакцина, дает нам предварительное знание о них, и мы вырабатываем к ним внутренний иммунитет. Если они потом придут, то уже не «заразят».

В той трагической ситуации разрушения самих оснований культуры, в которой мы сейчас живем, по большому счету, тонкости в оценках важны только для специалистов. Но для народа в целом, если он хочет выжить и возродиться, русская философия жизненно важна как духовная опора и опора национальной идентичности. Если при слове «философия» человеку на ум будут приходить уже не Кант и Гегель, а Соловьев и Бердяев – это русский человек. Если человек знает, что мир пронизан божественными энергиями св. Софии Премудрости Божией, то он уже не сможет относиться к миру как потребитель, а к своей душе – как к обузе. Это такая же могучая опора, как и великая русская литература, в которой тоже было мало праведников.

М.Н.: Признаюсь, я немного строже отношусь к "соблазнам" наших эмигрантских философов ‒ поскольку они были и причиной принципиальных церковных раздоров-расколов, что я описываю в своей книге, разделяя "правду о небе" у консерваторов и "правду о земле" у либералов.

Тем не менее я всегда подчеркивал важность творчества всех "парижан" на социально-философском уровне идеала государственного строительства: в христианском понимании экономики и государства (корпоративный строй), права, культуры (как христианского "приятия мiра"), нации (как соборной личности), формирования и сущности власти, границ свободы, ­‒ всё это можно отнести к теме социального христианства в широком плане, в чем мне видится важный и ценнейший плод эмигрантских мыслителей, к сожалению, в олигархической РФ не востребованный. Общей у тех и других представителей этих направлений философии мне еще видится историософия и эсхатология (с некоторыми ньюансами в еврейском вопросе, ‒ об этом у меня есть небольшой обзор в 23 главе). Во всяком случае, все они для меня были хорошей школой осознания двух "правд", обретаемой именно в их сравнении, как Вы говорите, которую вряд ли можно найти у западных авторов. Хотя и некоторые посеянные плевелы дали в России свои еретические всходы, например, Лев Регельсон активно пропагандирует Тысячелетнее Царство на земле (хилиазм), и это находит отклик в некоторых сектантских "осколках", претендующих на преемственность от РПЦЗ (с чем мне пришлось немало полемизировать).

У Вас, Виталий Юрьевич, широкий кругозор в современной российской философии. В отличие от Вас, я не являюсь профессиональным философом или историком, меня эти области познания всегда интересовали с целью постижения смысла жизни и истории, ­а затем и духовных основ строения должного общества. Меня удовлетворил найденный мною круг известных авторов, расширять который я уже не стремился, ибо усвоенные православные координаты были достаточны для моих жизненных целей. Только в этих координатах человеческая история и становится понятна: это не нагромождение политических событий и фактов, а логическая цепь развития человечества ‒ к саморазрушительному концу истории, но не к "светлому будущему прогресса". Тем не менее этот конец не пессимистический, а оптимистический ­‒ как победа христиан вместе с Богом над мiровым злом, которое нельзя не видеть и нельзя с ним мириться по нравственному императиву совести. Православная философия, не отделимая от богословия, самодостаточна, поскольку она не только выражает свою правоту, но и в ее свете становится понятно, почему неистинны все другие мiровоззрения.

Я долго не находил в себе прежнего энтузиазма для издания второго тома "Миссии" с идеологическим опытом эмиграции, поскольку разочарованно осознал, что он уже не будет воспринят в нынешней РФ. Она строится на отказе от государственной идеологии, то есть на идеологии уравнения добра и зла ради оправдания вседозволенности властителей с западническим материалистическим мiровоззрением. Таким образом выработанная в ХХ веке подлинная русская философия, необходимая для понимания смысла жизни и смысла истории, и тем самым для восстановления исторической России, не отражена ни в государственной политике, ни в официальной системе образования РФ. Церковное руководство также не способно отстаивать Истину, предпочитая служить любой власти как "богоданной". И не вижу сил, способных в нынешнем состоянии нашего общества изменить это. При отсутствии государственного мiровоззренческого идеала в такой атмосфере буйно растут "сто цветов" с разными нездоровыми запахами.

К сожалению, по моему впечатлению от книжных магазинов ‒ как солидных типа "Библиоглобуса" и "Дома книги" на Новом Арбате, так и небольших элитарных ‒ в РФ появляется еще больше авторов философских трактатов и теорий, которые опыт рассматриваемой нами зарубежной исследовательской "миссии" вообще никак не учитывают. Православный смысл истории, как, впрочем, было и в прошлые века (взять увлечение немецкими философами в XIX веке), очень многих современных авторов не удовлетворяет. Они строят свои самодеятельные концепции, в том числе утопического преодоления кризиса современной гибнущей цивилизации. Вот недавний характерный пример ­‒ призыв руководства Института им. Н.Я. Данилевского «обрести, наконец, свою самобытную национальную идеологию и сформировать стратегию национального развития» ‒ через совмещение самых разнокалиберных идей для достижения "консенсуса большинства" общества. Я попытался им напомнить, что русская национальная идеология давно существует, она может быть только одна, и она определяется нашим познанием Божия замысла о России и служением ему. Но, к сожалению, моя рецензия ни у кого там интереса не вызвала.

Как правило такие авторы-спасатели России, выросшие в СССР и духовного вакуума, возникшего на месте официального марксизма, не имеют должного духовного образования и кругозора, но очень энергичны и самоуверенны, а издатели и книготорговцы к тому же очень неразборчивы в переиздании всякой оккультной всячины, включая профанацию типа "Новой хронологии". Не говорю уже про "кладези" подобных "знаний" в интернете. Официальная "академическая" философия еще не вполне избавилась от родимых пятен марксизма, замазываемых западным демократическим "прогрессом". Не тонет ли в этом потоке доморощенного суемудрия вкупе с западным и восточным чужебесием та особая русская традиция, которую нам спасло Зарубежье, как Вы пишете? Или же ей ничего не грозит, поскольку философия по определению ‒ утонченная сфера жизни для избранных и достойных любомудров, определяющих духовную сущность нации, а неизбежная шелуха всегда была и будет?

В.Д.: Постараюсь ответить последовательно на все заданные вопросы. Действительно, в Вашей книге показан весьма острый раскол философов Зарубежья по многим вопросам – но этот раскол давно уже остался в истории, а нам досталось ценнейшее наследство этой идейной борьбы, в которой осмыслены такие вопросы, до которых нашим современникам еще нужно дорасти. Фактически в Зарубежье на новом историческом этапе продолжался спор «западников» и «славянофилов», в котором я всецело на стороне последних. Именно они понимали, что на самом деле происходит и чем закончится история западной цивилизации. А мы это уже видим как происходящее на наших глазах. Собственно, вся суть «славянофильства» была в том, чтобы уберечь Россию от гибели вместе с Западом, успеть отвернуть ее в сторону от его гибельного пути. Фактически в XXI веке и настал «момент истины» – если Россия останется «периферийной Европой», каковой она сейчас de facto является, то через полвека на ее территории, как и на территории Европы, будет существовать конгломерат исламских государств, а русские здесь будут униженным меньшинством, загнанным в фактическое гетто (так же, как и европейцы в будущей Европе). Это совершенно новая ситуация, которой не знали мыслители Зарубежья.

Поэтому сейчас любые «идеалы» – политические, экономические, культурные – должны рассматриваться именно в контексте исторического выживания народа. Но именно так и рассматривались они мыслителями Зарубежья, для которых Россия мыслилась как страна, деградирующая и умирающая под безбожным игом. Это совершенно уникальный способ мысли о будущем, аналогов которому почти не было на Западе (за исключением только лишь "традиционалистов" школы Р. Генона, Ю. Эволы и др.). В наступающей исторической ситуации народ может выжить только как «малое стадо» Христово, т.е. на основе тех остатков православной веры, которые в нем еще сохранились. Остальные вымрут как бездетные, либо эмигрируют на Запад (но там ситуация уже еще хуже) и ассимилируются иммигрантами из Азии. Тем самым, выживут только те, кто сможет жить по самой «традиционалистской» социальной и политической модели. А такую модель описали только наиболее «консервативные» мыслители Зарубежья.

Естественно, что для остальной части населения такая модель кажется «возвращением в Средневековье», «отказом от прогресса» и т.п. Они правы, это действительно так. А поскольку эти люди к такому радикальному мировоззренческому перевороту не способны, то у них нет будущего. Куда исчезнут эти любители прогресса, я уже сказал выше. Не постесняюсь опять привести один простой и доходчивый образ, который привожу студентам. В фильме «Терминатор» этот робот, попавший в прошлое, удивленно говорит спорящим там людям: «О чем вы вообще спорите? Ведь вас уже нет!» Вот примерно такая ситуация с той частью народа, который продолжает жить в мифологии «прогресса», не важно, неосоветской или либеральной. Физически они еще живут, но того народа, который они представляют – исторически уже нет. Выживет через несколько десятилетий только «остаток», «малое стадо», сохранившее Православие либо пришедшее в него из безбожного мiра. Это сейчас единственный достоверный прогноз, который можно дать на будущее. Сохранится ли Россия как государство – зависит от того, в какой степени «малое стадо» сможет на него повлиять. Других ресурсов для выживания у России нет и не будет.

Да, сейчас книжные магазины заполнены бесконечным количеством литературы, в том числе и книгами с прожектами «спасения России» и ее будущего «процветания». Как правило, авторы этих прожектов наивны и очень далеки от православного понимания истории. Те, кто живут в рамках мифологии «прогресса», не понимают, что происходит. Единственный адекватный взгляд на современность – эсхатологический. Уже пошел «обратный» отсчет времени, и единственное, что можно сделать – это замедлить его ради того чтобы рождались новые поколения людей, имеющие шанс прийти к вере и достичь Царствия Небесного. А когда мiр станет таким, что это станет невозможным, он потеряет смысл и прекратится. Если в этой ситуации последних времен Россия остается последним очагом Православия, она должна понести и этот последний свой подвиг до конца.

Никакой «новой» идеологии изобретать не нужно – того богатства, которое нам оставили свв. Отцы Церкви в понимании судеб мiра сего и русские мыслители в понимании истории и прогнозах на будущее – более чем достаточно для понимания происходящего. Сейчас, как воздух, нужна не горделивая новизна, а наоборот – способность понимать и воспроизводить ту великую традицию, недостойными наследниками которой мы стали.

В качестве примера именно такой подвижнической работы философа-традиционалиста я могу назвать уже упомянутого Вами Виктора Аксючица. И на своем сайте, и в новых изданных им книгах он дает обширный и детальный синтез всей русской философской традиции как органического мировоззрения, основанного на православном духовном опыте. Других примеров такого синтеза пока нет, большинство русских философов сейчас заняты либо исследованием текстов классиков, либо поисками своей новизны. Редким примером действительно нужной и плодотворной новизны стали труды нашего земляка, родившегося в Горловке А.С. Панарина (1940-2003). В них показан пока еще возможный путь сохранения православной цивилизации.

У многих святых были пророчества о том, что в конце времен, пред приходом антихриста, Россия на короткое время вдруг просияет новой силой и в ней еще будет монархия. Верить таким пророчествам или нет – это выбор каждого. Я верю и вижу отдаленные признаки этого. Естественно, что это не хилиазм (речь ведь только о коротком времени), а нечто прямо противоположное – трезвое предвидение той ситуации, которая возможна перед концом мiра сего.

Призвание философа в мiре – не только стояние в истине, как и у всех православных, но и несение этой истины в мiр, просвещение умов и сердец. И как бы трудно это ни было в последние времена, нужно выполнить свой долг до конца.

М.Н.: Пророчества о возрождении России были всегда обусловлены ее покаянием за революцию, чего пока нет в масштабе всей России. Вероятно, ее возрождение, если и возможно, – то будет в скромных внешних размерах.
С Вашим пониманием просветительского призвания философов я согласен. В конце своего последнего вопроса я, возможно, излишне возвысил их как элитарную часть народа. Но тут, конечно, дело не в философии-любомудрии как увлечении или профессии, а в истинном выражении духовного самосознания народа и в его водительстве, что в общем-то является миссией Церкви. И потому что русская философия осознала себя как неотрывная часть православного богословия, пусть и отчасти свободомыслящая часть, как бы художественная, ‒ она тоже причастна к духовному водительству, и ее значение велико, тем более если церковная власть уклоняется от своей миссии. Богословие начинается с точного духовного знания, раскрывая его неисчерпаемые и непостижимые глубины и законы, а философия начинается с поиска смысла нашего бытия на земле, с этого уровня приводя еще несведущих искателей к Богу и так участвуя в утверждении самосознания своего народа, в оправдании его перед Богом. Даже если это глубоко осознаёт лишь малая часть народа, церковного, при том что весь он состоит и из необразованных равнодушных членов-обывателей, и больших грешников, и даже в нем возникает немало служителей злых сил.

Россия в таком неоднородном строении своего народа сейчас уже не отличается от всего мiра, во зле лежащего и всё больше утопающего во зле, хотя мы надеемся, что всё же отличается ‒ наличием, говоря церковным языком, этого "малого стада", о котором Вы верно напоминаете, ‒ то есть малого ядра, выполняющего Замысел Божий о народе ‒ в данном случае нашу последнюю миссию. И я уверен, что мыслители и подвижники Русского Зарубежья вместе с Новомучениками Российскими внесли в нее очень важный вклад на весах Божиих, ‒ с этой оптимистической мыслью я подвожу казалось бы пессимистический итог в последней главе своей книги о роли русской эмиграции.

Позвольте, я его тут повторю в виде приложения к нашей беседе, за Ваши свидетельства в которой я Вас искренне благодарю и очень рад состоявшемуся личному знакомству с Вами. Хотя оно состоялось лишь через 30 лет после падения коммунистической власти, общение одного из тогдашних эмигрантских издателей литературы и того, кому она была предназначена ‒ ее тогдашнего читателя в России, ‒ я вижу в этом зримое выражение продолжающейся миссии русской эмиграции.

+ + +

«Итак, прощай, русская эмиграция. Ты осталась в прошлом со своей острой ностальгией и любовью к утраченной России, которую большинство твоего народа никогда больше так и не увидело. Ты осталась с неосуществившимися политическими планами и надеждами, и для большинства, – с тяжелыми заботами о хлебе насущном, "инопланетной" чужестью окружающего мiра, лежащего во зле, с мыслью "так жить нельзя!". Также и с ошибками, иллюзиями, человеческими грехами ассимиляции и апатии у многих.

Но ты осталась и в сверхусилии "второго дыхания" своей подлинной, русской жизни после иностранного трудового дня – в военных структурах, кружках, союзах, редакциях, юношеских лагерях, культурных центрах, в монастырях и храмах, с мечтами о грядущей православной России и чувством долга перед ней. Это чувство долга оправдывало нас перед Богом, сплачивая в Зарубежную Русь с ее Днями непримиримости и неусыпающей, вокруг всего земного шара, Молитвой о спасении России, и в ежедневной работе на это чудо.

Осталась ты в прошлом и с искомым Новым градом – прообразом России, идеальной, чистой, Божией, ради служения которому стоило жить вдали от ее реальной грешной земли в виртуальном мiре Зарубежной Руси между небом и землей. В этом был твой «подвиг русскости в условиях апостасии».

Этот очищенный прообраз должной идеальной России жил в русской эмиграции, и неужели он ушел вместе с нею? Нет, он остался в русской истории, в Божьей Книге Жизни как одно из духовных достижений богоносного Русского народа в служении Истине и в сопротивлении злу. Этот прообраз и сейчас сияет маяком в вечной ткани бытия, освещая своим лучом и нашу больную Россию земную, которая всё еще никак не может вместить в себя собственного Должного... И мы в ней – горстка бывших эмигрантов, еще оставшихся в живых, помним ауру той ушедшей в вечность Руси Зарубежной, ловим ее лучи веры и покаяния, сохраняя все то же чувство долга перед долготерпеливым Господом, перед нашим униженным Отечеством и ушедшими в мiр иной соратниками – чувство долга и благодарности за то, что нам в мiровой катастрофе была доверена эта работа познания от обратного Замысла Божия о нашем народе. Эта работа продолжается сейчас во "внутренней эмиграции" на родной земле, где верные "обустраивают", с Божией помощью, тот самый искомый Новый град – последний «стан святых и град возлюбленный», который не покорится антихристу».

Июль 2021