Святоотеческая культура полифонична и жизнестойка. Человек в качестве носителя образа Божьего сочетает в себе исключительные волевые характеристики с устремленностью к высотам духа. Он готов бесконечно терпеть и смиряться, ищет неотмирности или предъявляет к сильным мира сего очень высокие моральные требования.
Святоотческая культура сложилась в Византии, взявшей на себя миссию обожения жестокого, языческого мира. Ко времени возникновения империи свидетели чудес Христовых давно уже покинули этот свет. Новые проблемы и коллизии опутали липкой паутиной возводимое здание Вселенской церкви. Крайне необходимы были люди способные видеть лучше других, отделять зерна от плевел. Если первоначальное христианство выдвинуло в первые ряды религиозного движения мучеников, то в условиях империи ключевыми фигурами стали богословы. Богословие предполагает доскональное знание  Писания, деяний апостолов, сущности ересей, решений Вселенских соборов.
Такие личности, как Василий, Григорий, Афанасий не случайно носят эпитет «Великий», который в античные времена присваивался лишь императорам и знаменитым полководцам. Величие богословия заключается в том, что оно сумело объяснить, почему Слово наделено свойствами неодолимой, созидательной силы.
Христианское богословие развивалось преимущественно в Византии. Культура империи глубоко мистична и полностью сосредоточена на служении религиозно-этическому идеалу, воплотившемуся во Христе. Отличия между светской и церковной жизнью были несущественными. В эссе уже говорилось о том, что патриархи Фотий (IX в.) или Кантакузен (ХIV в.) многие годы занимали высокие посты в имперской иерархии, прежде чем взяли в руки пастырский посох. В тоже время многие монахи-миссионеры шли навстречу варварским народам, жили среди колдовства, жестоких распрей, вразумляя «детей природы» на путь истинный. Нередко миссионеры принимали мучительную смерть. В целях распространения христианства ненасильственными средствами императоры или высокопоставленные вельможи отдавали в жены предводителям варварских народов своих родственниц, прекрасно понимая, на какую жизнь обрекают близких людей.
На протяжении тысячи лет, взыскующие божественной мудрости европейцы будут ездить на Балканы набираться ума-разума. Эту дорогу на Восток первоначально проложил блаженный Иероним, который на исходе IV века взвалил на себя бремя перевода Библии с греческого языка на латинский. Замыкал длинную вереницу выдающихся европейских паломников Николай Кузанский, который в Константинополе многие годы ревностно предавался изучению богословия.
Миссия преображения языческих народов в единое тело Христово не увенчалась успехом. Миссионерская, просветительская, дипломатическая, богословская деятельность ромеев непременно наталкивалась на незримые средостения и препоны. Ереси и расколы сотрясали империю на протяжении всей ее истории. Век за веком отпочковывались новые церкви: армянская, коптская, сирийская, латинская. Автономные или региональные церкви обычно замыкались на обрядоверии, лелеяли свои реликвии, создавали свои пантеоны святых и праведников. Процесс размежевания или дробления единого христианского мира шел неудержимо и практически непрерывно. Так, в XVI веке от латинской церкви отложится целый букет протестантских церквей, а московиты отъединятся от константинопольского патриархата. В свою очередь предельно ослабленный константинопольский патриархат заключит очередную унию с латинской церковью. В соответствии с этим соглашением все православные епархии, расположенные на территории Речи Посполитой, должны были признать в качестве своего предстоятеля римского понтифика.
Учреждая патриархат, московиты утверждали свою самостоятельность и демонстрировали свое неприятие соглашательской позиции константинопольских иерархов. Конечно, терминология греческой церкви полностью сохранялась в Москве, но миссия нового народа-богоносца требовала соответствующих институтов и символов. Св. Русь была любимицей Богородицы, Третьим Римом, последней заветной надеждой заблудившегося человечества. Матушка-Русь обретя мистические параллели с небесной покровительницей, сама становилась объектом женского культа, тем намоленным местом, единственно достойным прихода Сына Божьего. Мать-сыра земля и Спаситель должны встретиться после затянувшейся разлуки.
Но кто обладает божественным правом править в такой особенной стране? Кто может быть монархом, и каким должен быть монарх? Может ли власть обойтись без того, чтобы не губить свое потомство? Чтобы царь не убивал своего сына, а опекун – своего опекаемого мальчика? Чтобы в высших планах бытия правитель видел в своих подданных любимым детей, а не врагов?
Моральный авторитет царя сильно подорвался в последние годы правления Ивана IV. Последний из Рюриковичей, Федор Иоаннович демонстрировал сильную набожность, походил на блаженного. Похоже на то, что он тяготился репутацией своего отца, отрицал деспотизм и вздорность в своем поведении, демонстрировал смирение, каялся в грехах своего рода. Блаженных и юродивых на Руси любили, и Федор хотел, чтобы его тоже «жалели». Годунов пошел иным путем. Он стремился укрепить авторитет царской власти, благодаря наличию патриарха, пребывающего рядом с монаршим троном.
Что представляла собой страна в то время? Ее очертания были очень размыты. Подвижники продолжали возводить новые монастыри в северных краях. Казаки осваивали восточные земли. На Юг продвигалась другая волна. Представители военно-служилого сословия получали наделы земли и крестьян. Дикое поле – бескрайнее пространство, которое начиналось от Темникова и Алатыря, осваивалось служилым сословием с не меньшим трудом, чем северные или восточные земли, из-за опасных и постоянных набегов степняков. Поместья складывались в уезды, которые фактически управлялись самостоятельно собранием дворян. Многочисленные лесные монастыри жили по своим уставам, диктуя свои порядки близлежащим селам и деревням. Казачьи общины, культивируя отвагу, также руководствовались сугубо своими нормами поведения. Все эти весьма разнородные по стилю и образу жизни элементы объединяла лишь общность веры. Царская же власть, заметная в столице, практически никак не ощущалась на окраинах страны.
Население, проживающее на столь обширной территории, было весьма неоднородным по расово-племенному и религиозному признакам. Кроме православных в Московии проживало немало мусульман и язычников. Так, несмотря на подвижническую миссию Стефана Пермского или Трифона Вятского, вотяки, коми, пермяки преимущественно придерживались своих темных суеверий, как впрочем, и мордва, и черемисы. Всего в двух сотнях километров от Москвы располагалось вассальное Касимовское царство, в котором верховодили исключительно татары-мусульмане. Но, тем не менее, христианская волна, которую подняли на небывалую высоту выдающиеся строители Св. Руси, продолжала свое движение, могущественно захватывая в свое бурление неофитов. Именно она определяла доминирующее умонастроение в обществе.
Эссе, касающееся культурных феноменов прошлого, обязывает автора концентрировать свое внимание на основных сдвигах в умонастроениях и ожиданиях общества. Ведь людей в те времена не столь остро интересовали реалии сегодняшнего дня, сколько возможности, открывающиеся в грядущем. Христиан в особой степени увлекают фантазии, иллюзии, мифы, знамения и озарения. Вот почему Евангелие не представляет собой исторический документ, а предстает сводом свидетельств о чудесах Христовых. Авторы житий также не слышат разноголосицы современников, но пленяются отдельными подробностями, подтверждающими праведность и святость героя повествования.
Опираясь на этот прием, можно утверждать, что на исходе XVI века московитское общество обнаружило пределы своих возможностей в осуществлении грандиозной задачи построения новой христианской империи. Родовая и военная знать не трансформировалась в аристократию, в социальных группах укрепилось недоверие к фигуре монарха, способного встать вровень с великими православными императорами. Да и нужен ли был подобный правитель? Московиты не видели реальных возможностей объединить всех католиков и протестантов под скипетром русского царя. Гибель испанской армады у британских берегов наглядно показала, что протестанты готовы биться до конца, отстаивая свою ересь. Что же касается самих католиков, то они испытывали устойчивую неприязнь к христианской ортодоксии, считая ее пережитком темных веков.
Требовался иной вариант развития событий и по другой причине. Византия, погибшая полтора столетия тому назад, уже не виделась московитам образцом для подражания. Череда уний с католиками (начиная с Лионской 1274 г,) в итоге закрепила униженное положение православных Юго-Западной Руси, окончательно погубила моральный авторитет константинопольских патриархов в глазах строителей Третьего Рима. Молодая страна расползалась как масляное пятно на бумаге, распираемая изнутри центробежными силами, она крайне нуждалась в чеканной форме, в некоей организующей силе. И такой силой могла стать только своя национальная церковь. Но отсутствовали архитекторы, способные придать расползшемуся по бескрайним просторам обществу очертания собора.
Смута в Московии возникает не вследствие пресечения династии. Годунов к Рюриковичам уже не имел никакого отношения и принадлежал старинному татарскому роду. Его официально избрали царем на очередном Земском соборе, состоящем из представителей знати. А позже Годунова убили. Иного способа убрать неподходящего правителя тогда просто не существовало. Смута возникает по причине того, что люди не знают, кому подчиняться и кого слушать – само будущее застила непроглядная мгла. Польская интервенция лишь обострила настоятельную необходимость своей церкви. Но вопрос: «Кто обладает правом править?» – Остался не проясненным и после изгнания поляков. Кандидатов было великое множество. Герой тех лет, кн. Пожарский, казалось бы, наилучшим образом подходил для монаршего трона. Смелый и решительный человек, многажды показал свою личную отвагу на поле боя и прославился в качестве опытного полководца, имел тесные родственные связи с Рюриковичами, владел вотчиной в древнем Суздале… Можно долго говорить о бесспорных достоинствах этой выдающейся личности. К тому же и сам князь не уклонялся от исполнения своей исторической роли в качестве царя. Но героя из древнего знатного рода даже не рассматривали в качестве реального претендента на престол.
Подпор религиозных чувств, всколыхнувшихся во всех слоях общества, предопределяет принципиально новый механизм избрания царя. Собрание представителей всех сословий из разных местностей наглядно демонстрирует выстраданное стремление русского народа к единению на принципах любви к ближнему. Люди ищут не грозного предводителя, способного пройти смертоносным ураганом по соседним странам. Они искренне верят в Божью помощь, а не в силу оружия. Они хотят сложиться в величественный и прекрасный, многокупольный собор, а не в угрюмую тесную крепость, ощерившуюся во все стороны жерлами пушек. Именно народ-богоносец, а не народ-воитель является выразителем подлинной правды, и только такой народ способен наделить смертного человека правом править.
Актуализируется наличие царя, не испорченного перенесенными тяжелейшими испытаниями Смутного времени, не искушенного в интригах и заговорах, никого не убившего и не разочаровавшего – и в то же время пребывающего под патронажем православного архипастыря. Такой правитель будет вести себя в обществе, как в гигантском храме; он будет скромен и милосерден, доброжелателен и благостен. Такой правитель будет служить олицетворением мягкой, но необоримой силы.
Создавалась теократия, как средство самоопределения и самосохранения, как отклик на жестокости и насилия предыдущих десятилетий, как упование на поддержку небесных сил после стольких недородов и лютых морозов. Общество нуждалось в смягчении нравов и в умиротворении. Признавался приоритет «тихого» царя над «грозным», а фигура патриарха объективно приобретала черты видного политического деятеля. Удивительная стойкость и цельность натуры Гермогена, погибшего голодной смертью в застенке, но не сломленного польскими оккупантами, возожгла над московским патриархатом ореол святости. Черная сотня – монахи Троице-Сергиевского монастыря, сумевшие отстоять обитель от натиска поляков, стали образцом мужества и стойкости. Смоляне, нижегородцы, ярославцы, принявшие самое деятельное участие в изгнании оккупантов, убедительно показали, что православная вера способна к объединению людей из разных земель во имя торжества общих идеалов.
Человека можно заставить что-то делать или куда-то направить кнутом. Угрозы неминуемого наказания, в случае ослушания приказа, очень результативны в чрезвычайных ситуациях или в период напряженных военных действий. Но нельзя людей постоянно принуждать, да и слишком много надсмотрщиков и надзирателей требуется для решения этой задачи. Православие же побуждало огромное число людей, причем лучшего отбора, творить просто чудеса: это побуждение не подразумевало свиста нагайки, надсадных команд, наоборот, опиралось на охотников (добровольцев), которые по своему почину принимали на себя тяжелейшие обязательства и справлялись с ними, обретая тем самым подлинный смысл для своего бренного существования.
Да, духовный интеллектуальный слой, под стать византийскому, в Московии практически отсутствовал, но стремление к высокому и прекрасному облагораживало простодушных и во многом наивных русских людей. Они формировали христианское общество, где каждый верил каждому на слово: воспринимали свою страну не столь как место, обеспечивающее их пропитанием, а как Матушку-Русь, которая терпеливо ждала прихода Сына Божьего после затянувшейся разлуки. Именно сакральное отношение к земле дисциплинировало и умиротворяло православных людей, прикрепляло их к определенному сословию, формулировало каждому трудновыполнимое задание. Потому и трудились, не жалея себя, из последних сил.
Жизнь в столь суровом климате была бы невыносима без суровых обетов, без подвижников, увлекающих за собой тысячи людей на обустройство границ, на строительство монастырей и церквей. А вот на собственные жилища особого внимания не обращали. В подобных обстоятельствах духовенство было просто обречено взвалить на себя хозяйственное тягло, задавать определенный ритм созидательным переменам. Если в XIV веке монахи были в основном озабочены строительством души, то в XVII веке страстное стремление к обожению жизни проявлялось в укрупнении монастырских землевладений, расширении погостов вокруг церквей. Многие кузнецы, каменотесы, резчики по дереву, зодчие, богомазы всю свою взрослую жизнь проводили возле церковных стен, воспринимая свой труд как жертвенное служение. Умереть со спокойной совестью – вот что считалось главным, как для монаха, так и для мирянина. Последние охотно жертвовали храмам и монастырям свое нажитое имущество, справедливо полагая, что духовенство распорядится им наилучшим образом, но и не забудет в поминальных списках самих жертвователей.
Организующая и дисциплинирующая роль православия целительно и благодатно сказывалась на самооценке всего общества. Единство религиозного чувства выступило решающим фактором при воссоединении Юго-Западной Руси с Северо-Восточной Русью. Русский народ обрел свою цельность и свою историческую самостоятельность. По мнению многих историков, численность населения после воссоединения восточных и западных земель в одно царство, удвоилась. Православная вера была судьбой миллионов человек, стремящихся стать «телом единым»
В наше время, когда люди сравнительно легко меняют свою языковую среду и даже половую принадлежность, нелегко понять, почему жители западных русских земель терпели многовековой гнет, унижения и, тем не менее, сохранили свою принадлежность православию. Да, им досталась тяжелая, страдальческая доля. Многие города и села были просто сметены татарским нашествием. А степная зона древнерусских княжеств благоприятствовала разгулу разномастных шаек. Жизнь православного населения Западной Руси стала просто невыносимой после того, когда эти земли вошли в состав Речи Посполитой. Потомки удельных князей и воевод переходили в католическую веру или бежали в Московию. Посадские и крестьяне пополняли ряды казаков, орудовавших в Диком поле или в Запорожье. Те, кто продолжали жить на своей земле, обретали в глазах польской шляхты уничижительный статус «хамов» или « быдла».
От начала монгольского нашествия до воссоединения русских земель прошло более четырех веков, и на протяжении всего этого времени сменяющиеся поколения православных людей смиренно и терпеливо придерживались своей веры. Столь длительные невзгоды до срока сводили в могилы самых достойных и самых смелых. Уровень культуры не мог не понизиться. Если жители восточных земель на протяжении многих веков были объединены идеей строительства Св. Руси, выработали национальную стратегию, прониклись мессианским чувством народа-богоносца, то жители западных земель все свои силы тратили лишь на то, что выжить и сохраниться. Вот почему Северо-Восточная Русь превратилась в Великороссию, а Юго-Западная Русь стала Малороссией. В определенном смысле получилось так, что «дети» переросли своих «отцов».
В середине XVII века Московия стала занимать на «равнине» доминирующие значение, а жители царства воспринимали территории, некогда принадлежащие Булгарскому царству или Хазарскому каганату, как земли, нуждающиеся в неотложном освоении. Причем, расширение влияния русского народа шло преимущественно ненасильственным путем, хотя локальных вооруженных конфликтов хватало. Русские люди стали воспринимать всю «равнину» как свое отечество. Они самостоятельно прокладывали большаки истории, оттесняя бывших хозяев жизни на обочины «равнины». Без Божьей помощи такой процесс был бы неосуществим.
Избыточная сила русской жизни выплеснулась далеко за Урал, даже достигла берегов Тихого океана. Казаки совершали разбойные рейды по окраинам Османской Порты, Персии, Речи Посполитой и Русской земли, по стойбищам казахов, киргизов, ногаев и прочих степняков. Они могли ни в грош ставить государственные указы, игнорировали венчания, хранили при себе какой-нибудь полуязыческий оберег, но при этом считали себя православными. В Сибири, где административно-территориальное деление на области или воеводства было бессмысленным, именно принадлежность казаков к православию позволяла московским правителям считать бескрайние таежные просторы русской колонией.
Границы государства раздались настолько широко, что практически только на Западе имели четкие контуры. А на Севере, Востоке и Юге за далью следовала новая даль. И все же духовное ядро этого безграничного мира продолжало формироваться преимущественно насельниками древнего Владимирского княжества. Нижегородский посадский человек Минин и суздальский князь Пожарский стали ключевыми фигурами Смутного времени: патриарх Никон и протопоп Аввакум обозначили собой полюса религиозного раскола.
Ничто так крепко не сплачивает людей, как религиозное воодушевление, проистекающее из мессианской роли народа-богоносца. На протяжении длительного времени жители Северо-Восточной Руси многажды убеждались в могуществе Слова. На их глазах распалась Золотая Орда, волго-окский треугольник из «медвежьего угла» превратился в Третий Рим, а могущественная Речь Посполитая ничего не могла противопоставить стремлению православных к объединению. Волга от самых своих истоков до ветвистого устья стала великой русской рекой.
Трудно сказать, такой ли видели Св. Русь Дионисий и Евфимий Суздальские, Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский, Варнава Ветлужский и Епифаний Премудрый, а также многие другие выдающиеся подвижники. Впрочем, люди и в XVII столетии продолжали жить столь же скромно, как и тремя веками раньше. Обходились деревянной посудой. В основном из дерева строили и дома, которые радикально обновлялись каждые 40–50 лет. Часть выгорала, часть сгнивала, часть претерпевала разрушения из-за набегов степняков. Но храмы и монастыри разительно изменились – приобрели величественный вид, высокие каменные ограды. Внутреннее убранство церквей не избегало роскоши. Архиереи служили в шитых золотом стихарях и бархатных скуфьях, образа мерцали серебром и горели золотом, а священные раки украсились драгоценными камнями.
Духовенство являлось самой организованной и авторитетной силой. Епархии прирастали землями, скотом, крестьянами, рыбными ловлями, драгоценными дарами, подворьями для странников и мощами канонизированных святых. Прославленные монастыри и могилы праведников были разбросаны по всей Русской земле, зачастую пребывая в глухих заповедных местах: ведь праведники избегают блеска и суеты столичной жизни. Строительство Третьего Рима неудержимо смещало свои акценты в пользу абсолютизма теократии и актуализировало необходимость особого религиозного центра.
Исторические процессы имеют обыкновение развиваться или трансформироваться во времени, потому что поколения обязательно меняются, и новые люди получают возможности по-своему трактовать почины своих выдающихся предшественников. Оформление национальной русской церкви, начавшееся на исходе XVI века, шло через неприятие политики константинопольских патриархов. Образ Византии в качестве великой христианской империи, неудержимо утрачивал свою притягательность уже для Ивана IV. Но если Московия не новая Византия, то, чем же ей быть? Каких ориентиров придерживаться?
И вот в середине XVII века в среде русских православных иерархов стало складываться впечатление, что Св. Русь способна заменить собой Святую Землю, утраченную христианским миром вследствие вооруженного натиска магометан. Вся Европа в ту эпоху была погружена в войны, ереси, оплетена тайными мистическими организациями. Великая идея создания особого народа, сложенного из множества других народов, умирала в христианском мире. Но безвозвратно ли? Может с Божьей помощью удастся начать историю христианства заново?
Ведь Святая Земля некогда была всего лишь дальней окраиной Римской империи, но затем стала центром духовного притяжения для всех христиан. Апостолы, бывшие простыми рыбаками и крестьянами захудалой Галилеи, вознеслись выше всех королей и полководцев.
Сама логика развития событий в русском царстве подводила высшее духовенство к мысли, что патриарх в качестве предстоятеля церкви и самой влиятельной политической фигуры должен пребывать в особом месте – Новом Иерусалиме, святость которого очевидна и непререкаема для всех православных людей.
Подобное обособление от Москвы привело бы к уравниванию значимости отдельных крупных частей огромного царства, и правители этих частей подчинялись бы единому теократору. Если Ватикан или Мекка были средоточием духовной власти, то в Новом Иерусалиме все виды власти мистически бы воплощались в личности патриарха-императора-теократора. В случае успеха начатого дела православное царство обрело бы монолитную цельность в противовес разрозненной, погрязшей в междоусобицах Европе: подобное противостояние православных и еретиков блазнило в отдаленной перспективе новым грядущим объединением всех заблудших народов в обновленный христианский мир.
На Руси византийская традиция богословия не получила убедительного продолжения, но духовенство прекрасно видело, что итальянский Ренессанс за два-три века подвел христианство к поре своего заката. Требовалась некая радикальная инициатива, органично совмещающая традицию и новаторство, великое и малое.
С внешней стороны религиозные расколы происходят из-за сущих пустяков. Так схизма между Византией и латинской церковью началась из-за спора, касающегося изготовления опресноков. На самом же деле спор шел о том, кто должен занимать вершину христианского мира. Русский раскол также внешне обставлен малозначительными причинами. Вне всяких сомнений, богослужебные книги в приходах и монастырях разбросанных на огромных пространствах страны могли содержать искажения и разночтения и нуждались в определенной редакторской правке. Но, по сути, спор вспыхнул из-за роли и миссии Русской православной церкви и ее предстоятеля. Этот спор еще вели Нил Сорский и Иосиф Волоколамский, просто в середине XVII в. он приобрел особую остроту. Хозяйственно-политические функции церкви выросли настолько, что взламывали любые представления о мистической природе этого общественного института. Неотмирность праведника и жертвенность служения подвижника плохо совмещались с позицией Никона, который, с одной стороны, возводил новую Голгофу, призванную стать пупом христианского мира, а с другой стороны, низводил царя до положения келаря и своего прислужника.
Традиция строителей Св. Руси, истово мечтавших о Граде Небесном, опрокидывалась действиями московского патриархата, фактически ставшего крупнейшим землевладельцем и предержателем несметных богатств. Противники Никона усмотрели в строительстве Нового Иерусалима явные признаки непомерной гордыни и отважно встали на защиту беспримесной чистоты веры: мол, нельзя смешивать геройство с палачеством, тщеславие с самоотверженностью, вечное и тленное. К сожалению, московский патриархат опустился до жестоких преследований своих оппонентов, обрекая их на мученические казни, гонения и поношения. Общество-собор прорезала до основания глубокая трещина религиозной розни.
Не вытерпел самовластья Никона и царь. Будучи «тишайшим», он все же решился подать голос протеста. О последствиях этого протеста хорошо известно. Никона  сослали в отдаленный северный монастырь. Но подлинная реакция на головокружительное возвышение иерархов церкви последует позже. Петр I вырастет подлинным богохульником, упразднителем патриархата и притеснителем монастырей.
История Русской земли складывалась как цепь тяжелейших испытаний, приводящих к радикальным ротациям «хозяев жизни». Истоки великих целеполаганий зачастую приводили людей к пагубным последствиям. Слишком грандиозными складывались человеческие замыслы и слишком нетерпеливы были пылкие сердца. Русская земля предстает обширным полем битвы Слова и насилия. Жизнь здесь крайне изменчива: времена года скоротечны за исключением долгой зимы, постройки недолговечны, а политические конструкции хрупки. Человек на земле часует, но искренне верит в бессмертие своей души. Может, именно поэтому ничего и не строили краше церквей. Для их возведения не жалели ни средств, ни сил. Ставили храмы на самых видных местах, на бугорках и всхолмьях с таким расчетом, чтобы колокольный звон достигал и до окрестных деревень. Росли храмы и на самых главных и оживленных городских площадях, стягивая с тугой узел общие переживания и надежды. Бедные и богатые люди жили одной судьбой, с одним составом чувств. Вот почему собор был стержнем общественной жизни каждого поселения, зримым столпом истины. Его архитектурные формы отражали самые сокровенные представления людей о прекрасном и возвышенном.
XVII век исключительно богат возведением новых и красивых храмов, многие из которых сохранились до наших дней. Их строили любовно, с тщанием и старанием, украшали затейливыми крылечками и арочными галереями: строили повсеместно и практически беспрерывно, несмотря на смуты, расколы, недороды, пожары. Даже после низвержения Никона, когда началось доминирование военной знати, зодчим удалось совместить мечту о государстве-церкви с идеей общества-собора в так называемом стиле «нарышкинского барокко». 4-х и 5-ти-ярусные храмы состояли из разновеликих и неодинаковых по внешнему декору четвериков постепенно сужающихся кверху. Стройные сооружения символизировали преодоление высоты, благодаря единству своих составных частей. Поставленные друг на друга, четверики представляли собой зримую духовную взаимосвязь крестьянства, посадских, духовенства и знати. Каждое сословие-ярус служило неотъемлемой частью храма, возвышающегося над всем городом или селом, и сакральным содержанием этого прекрасного сооружения являлась молитва прихожан.

Юрий Покровский

Русский Стратегия

Приобрести книгу в нашем магазине:

Покровский Ю.Н. Русское. Книга II.