Главная » 2021»Август»17 » Д.В. Соколов. Заря возрождения. Православие Крыма в 1985-1991 гг.
22:50
Д.В. Соколов. Заря возрождения. Православие Крыма в 1985-1991 гг.
Перемены, которые стали происходить в Советском Союзе после прихода к власти М.С.Горбачева, затронули все стороны жизнедеятельности. В том числе, религиозную сферу. В то же время ошибочно считать, что при новом руководстве страны прежний идеологический курс тотчас был свернут. Напротив, поначалу новый генсек продолжил линию своих предшественников. Программа коммунистической партии, принятая на XXVII съезде КПСС, была составлена в прежнем атеистическом духе. Участники съезда высказывали мысли о недопустимости примиренчества по отношению к распространению религии. В политическом докладе ЦК КПСС М.С. Горбачев заявил, что «застой в таком главном, динамическом деле, как нравственное, атеистическое воспитание, просто нетерпим»[i].
Вплоть до 1988 г. в школах и на предприятиях продолжались атеистические лекции, а проявление религиозности по-прежнему сулило серьезные неприятности[ii]. Тексты и сюжеты антирелигиозного содержания также публиковались в средствах массовой информации.
Характерный пример – опубликованный 3 января 1986 г. в газете «Слава Севастополя» материал под красноречивым названием «Улучшать атеистическую пропаганду». В нем говорилось о результатах конференции, посвященной задачам атеистической пропаганды, проведенной научно – методической секцией по пропаганде научного атеизма и атеистических знаний при городской организации общества «Знание». Отмечалось, что «пропагандистам научно-атеистических знаний необходимо так же, как и всем лекторам города, выработать курс на повышение эффективности и качества своей работы. Вопрос об улучшении деятельности атеистов-пропагандистов, об их участии в решении ответственных задач, поставленных вашей партией в борьбе за достижение нового качественного состояния советского общества», был главным в выступлениях участников конференции.
«Требованием сегодняшнего дня, - сообщалось в газете, - является дальнейший поиск новых форм и методов работы по формированию научно-материалистического мировоззрения у всех трудящихся. Следует теснее увязывать атеистическую работу с другими направлениями коммунистического воспитания».
На конференции было отмечено, что среди «севастопольцев немалую часть все еще составляют так называемые стихийные атеисты, которые безразлично относятся к вопросам религии и атеизма. Именно такие люди с нестойкими идейными взглядами являются объектом внимания со стороны верующих, желающих пополнить свои ряды. Следовательно, пропагандистам атеизма нужно направить свои усилия на выработку у слушателей прочных идейных убеждений, стойких атеистических познаний.
В современных условиях в связи с ростом образования и культуры людей, расширением их информативности происходит так называемая интеллектуализация религиозного сознания. Традиционные библейские представления о боге, загробной жизни, рае, аде и т. п. уступают место их философскому осмыслению. Религиозные деятели разных направлений пытаются совместить социальные принципы религии и коммунизма, религиозную веру и науку. Без учета этих изменений атеистическая пропаганда не будет отвечать современным требованиям»[iii].
В начальный период «перестройки» продолжались и преследования за веру. Так, в 1985 г. был арестован и провел год в заключении архимандрит Иосиф (Сафронов) из села Внуто Новгородской области. Одним из поводов для ареста стало посещение священника иностранцами. Пастыря поместили ленинградскую тюрьму «Кресты», где подвергли пыткам. Одна из них состояла в стягивании на голове стального обруча, пока человек не терял сознание. Сам архимандрит, который неоднократно подвергался репрессиям в сталинский период, вспоминал, что методы допросов у следователей с тех пор не поменялись. Но поднятый на Западе шум, а также изменившаяся государственная политика способствовали скорейшему освобождению пастыря[iv].
10 сентября 1985 г. Секретариат ЦК КПСС одобрил записку отделов пропаганды и внешнеполитической пропаганды ЦК «О противодействии зарубежной клерикальной пропаганде в связи с 1000-летием христианства на Руси», в которой давалась очень жесткая оценка празднованию предстоящего юбилея. Отмечалась необходимость «активизировать работу по противодействию попыткам противника» использовать торжество в своих целях. При этом во избежание нежелательного ажиотажа, рекомендовалось избегать чрезмерного увлечения темой крещения Руси в атеистической пропаганде. Главная ее задача определялась в том, чтобы повысить эффективность антирелигиозной работы, «углубить ее политическое содержание», придать ей наступательный характер[v].
Но уже в начальный период «перестройки» стало понятно, что советской системе угрожают вовсе не традиционные мировые религии. Оказалось, что большую опасность несут всевозможные культы и секты. О деятельности некоторых из них рассказывалось в выпуске газеты «Слава Севастополя» от 16 ноября 1986 г. В материале под заголовком «Трясина» приводилась история жительницы города Людмилы, чей муж увлекся учением йогов, и предложил своей супруге опробовать их духовные практики, которые включали в себя голодание. Поначалу женщина, которая готовилась к предстоящему материнству, приняла предложение, восприняв его как заботу о семейном счастье, но вскоре ей стало плохо, и она прекратила добровольное самоистязание. Видя, что ее муж все более теряет здравый смысл, Людмила пыталась его образумить. В ответ звучали угрозы. Когда родился ребенок, супруг стал купать его в ледяной воде, и делал ему «естественные клизмы»: душил, добиваясь дефекации. Ограничивая себя в пище, стал отказывать в ней семье.
Доведенная до отчаянья, женщина обратилась в милицию. В результате супруга поместили в психоневрологический диспансер. Случилось это после того, как муж попытался «установить телепатическую связь» с высшим разумом.
В числе деструктивных культов также назывались кришнаиты, которые начиная с 1985 г. стали активно проповедовать среди народов СССР. Их деятельность проявилась и на территории Крыма. Одним из жителей полуострова, попавших под влияние данного вероучения, стал выпускник Севастопольского приборостроительного института Владимир Богданов. Уверовав в биоэнергетику, связь с космосом, телепатию, молодой человек стал вербовать новых последователей среди обучающихся. Уходу Богданова в мистицизм предшествовало увлечение каратэ, йогой и дзен-буддизмом.
Часто молодые люди вступали в секты, испытывая разочарование в повседневности, не в силах справиться с профессиональными, бытовыми и личными неурядицами. Именно эти причины побудили выпускницу Симферопольского университета Людмилу Летову уехать в Москву, где под влиянием мужа она вступила в так называемую «коммуну сподвижников». Домой молодая женщина вернулась совсем другим человеком. Штудировала книги религиозно-мистического содержания, и при этом стала заговариваться. Чем дальше, тем больше в ее поведении стали проявляться признаки психического расстройства. Используя связи среди местных баптистов, Людмила стала скрываться от матери. Произошедшее отрицательным образом отразилось и на ее дочери. Бабушка была вынуждена отдать девочку в интернат, так как сама продолжала работать, а внучку не на кого было оставить дома. При этом ребенок не был защищен от пагубного влияния матери.
Еще один пример увлечения севастопольца - представителя советской интеллигенции нетрадиционными духовными практиками, являет собой история младшего научного сотрудника Морского гидрофизического института АН УССР, В.И. Халтурина, который увлекся дзен-буддизмом, высказывал мысли о необходимости посетить Индию, а затем совершил побег за рубеж, где его завербовали американцы[vi].
Также отмечались случаи, когда под прикрытием нетрадиционных вероучений и оккультизма нечистые на руку граждане занимались мошенничеством. Показателен пример начальницы поезда Севастополь-Москва Людмилы Цоневой, которая будто бы открыла у себя дар врачевания при помощи биоэнергетики и стала за деньги предлагать свои услуги коллегам-железнодорожникам. Также распространяла литературу по вопросу лечения биополем. Жертвами мошенницы стало более двух десятков человек[vii].
Проблема распространения нетрадиционных культов и верований стала предметом обсуждения в ходе двухдневного симпозиума ученых-атеистов на тему: «Атеизм и религия в современной борьбе идей», который состоялся в Севастополе в июне 1987 г. Участники ставили перед собой цель «дать как можно более полную характеристику малоизвестным среди атеистов-практиков нетрадиционным культам и неомистицизму». Обсуждались пути борьбы против «этих новоявленных и враждебных научному мировоззрению идейных поползновений»[viii].
Также участники отмечали несовершенство атеистической работы, необходимость ее перестройки.
«Религия, - сообщал в своем выступлении доктор философских наук, профессор Л.Н.Митрохин, - конкретна как отражение практического опыта. И этот фактор нельзя не учитывать. Нашу атеистическую пропаганду необходимо перестраивать, чтобы она звала религиозные массы на практическую реализацию преимуществ социализма как наиболее разумного устройства общественной жизни, а не была ориентирована на голое отрицание бога»[ix].
В дальнейшем итоги симпозиума обсуждались в ходе круглого стола по теме «Нетрадиционные религиозные культы и неомистицизм». Отмечалась тенденция, исходящая от практиков – «тоска по готовым рецептам в атеистической работе».
«Футурологи, - читаем в заметке, повествующей о данном мероприятии, - прогнозировали на 80-е годы возрастание зоны рациональной культуры, а на деле получилось нечто противоположное. Потесненными оказались позиции рациональной культуры.
В чем причина этих неожиданных, на первый взгляд, явлений? До недавних пор мы исходили из ориентации, будто отслужившие свой век типы сознания уходят в небытие. Нет, они совсем не исчезают, способны к возрождению, претендуют войти в широкий мир культуры. Тут сказываются многие факторы: и нереализованные возможности людей, и невозможность найти удовлетворительные ответы в рациональном знании и в самой действительности. Нам нужен такой атеизм, который был бы способен понимать все сложности бытия человека, иначе в своей прямолинейности, однозначности он не может сохранить свою привлекательность»[x].
Таким образом, признавалась неэффективность прежней антирелигиозной политики. Десятилетиями государство преследовало духовенство и верующих, но не смогло искоренить нематериалистическое мировоззрение. Оказалось, что, несмотря на запреты и агрессивную пропаганду, люди продолжают верить в сверхъестественное. Бороться с этим оказалось исключительно трудно.
Пересмотр отношения советского руководства к Русской Православной Церкви происходил постепенно. Этот процесс был противоречивым и сложным. Например, в 1985 г. работа Совета по делам религий при Кабинете министров СССР была активизирована в направлении дальнейшего ограничения деятельности религиозных организаций, сокращения их количества и закрытия храмов. Высказывалось мнение о необходимости поручить партийным комитетам подбор и воспитание священнослужителей, чтобы люди, исповедующие религию, одновременно верили бы и в коммунизм. В конце 1985 г. Горбачев согласился с предложением председателя КГБ Виктора Чебрикова «разработать и доложить в ЦК КПСС дополнительные меры по усилению контроля за финансово-хозяйственной деятельностью исполнительных органов религиозных общин и повышению ответственности священнослужителей за полный и точный учет поступающих в церковь денежных и иных материальных средств»[xi].
13 марта 1986 г. Секретариат ЦК КПСС направил в адрес Совета по делам религий и КГБ поручение подготовить предложения об упорядочении формирования кадров духовенства. В тот же день были одобрены предложения, высказанные в совместной записке отделов пропаганды, административных органов и внешнеполитической пропаганды ЦК КПСС «О мерах по противодействию клеветнической клерикальной зарубежной пропаганде в связи с 70-летием Великой Октябрьской социалистической революции». Предлагалось распространить в средствах массовой информации материалы о миротворческой роли Русской Православной Церкви и других конфессий СССР, реализовать широкий спектр мероприятий по взаимодействию с духовенством с целью пропаганды достижений страны за рубежом[xii]. В том числе, предполагалось издание литературы, посвященной различным аспектам церковной истории.
Попытки проявления гражданской позиции со стороны священнослужителей в начальный период «перестройки» встречали резкое неприятие власти. Яркий пример – реакция политического руководства страны на письмо управляющего делами Московского Патриархата, члена Синода, митрополита Алексия (Ридигера), который обратил внимание на заслуги Церкви перед государством и поставил вопрос о необходимости предоставить ей возможность «активно и решительно бороться с различными пороками и болезнями в обществе, выступая за духовное и нравственное здоровье людей»[xiii]. Предлагалось, чтобы православному духовенству позволили исполнять не только обрядовые, но и социальные функции: благотворительность и все, что с ней связано[xiv].
В Кремле это письмо вызвало настоящий переполох. Владыку отстранили от должности и перевели из Москвы в Ленинград[xv]. Одновременно Церкви напомнили, что она «должна заниматься удовлетворением религиозных потребностей без вмешательства в вопросы, относящиеся к политической системе советского общества»[xvi].
Переход к принципиально новым государственно-церковным отношениям произошел под влиянием совокупности факторов, среди которых определенную роль сыграла Чернобыльская катастрофа. Взрыв атомной электростанции не только показал некомпетентность и лживость советской системы, которая вначале пыталась скрыть саму трагедию, а затем преуменьшить ее масштаб и последствия. Авария и вызванное ей мощнейшее радиоактивное заражение вызвали всплеск религиозно-мистических настроений, усугубили кризис атеистического мировоззрения.
Поворотным моментом в положении религии, духовенство и верующих в СССР стал 1987 г., когда после январского пленума ЦК КПСС были приняты решения о демократизации общества и реформировании коммунистической партии. Именно тогда М.С.Горбачев отверг идею очередной антирелигиозной кампании в связи с предстоящим 1000-летием Крещения Руси, заявив: «Не будем обижать Церковь, она у нас патриотическая»[xvii]. В то же время средствам массовой информации не было дано определенных указаний, как относится к приближающему юбилею, поэтому и в этот период на страницах газет и журналов встречались антирелигиозные материалы.
Так, в опубликованной 31 мая 1987 г. в газете «Слава Севастополя» статье кандидата философских наук, доцента кафедры марксистско-ленинской философии приборостроительного института, Анатолия Глушака, «Введение христианства на Руси: вымыслы, события, факты» отмечалось, что после исторического выбора Святого Равноапостольного князя Владимира, в течение последующих веков «православная церковь всеми силами стремилась уничтожить не только язычество, но и вместе с ним то самобытное, истинно русское, выросшее на бескрайних просторах нашей страны мировоззрение славян»[xviii].
Первой положительной переменой для Русской Православной Церкви стало перемещение наблюдения за ней из идеологических структур ЦК КПСС исключительно в юридический отдел. Была отменена обязательная регистрация паспортных данных при крещении, погребении и церковном бракосочетании, хотя некоторые периферийны е уполномоченные Совета по делам религий еще несколько лет настаивали на соблюдении этих правил священнослужителями[xix].
Начиная с 1987 г. стало понемногу увеличиваться число храмов. В этот период Церкви были возвращены Оптина пустынь и Толгский монастырь, где начала возрождаться монашеская жизнь. В преддверии 1000-летия Крещения Руси проходили международные конференции, посвященные вопросам церковной истории, богословия и литургики. Это повышало интерес к православию, способствовало его популяризации[xx].
Свидетельством перемен в государственно-церковных отношениях стало появление публикаций в периодических печатных изданиях, в которых говорилось о необходимости восстановления храмов – хотя бы как памятников истории и архитектуры. Так, в Севастополе начиная с 27 января 1988 г. в местной газете выходит серия очерков, посвященных истории Владимирского собора – усыпальницы четырех адмиралов, расположенного на центральном городском холме. Публикация материалов была приурочена к проведению «новой патриотической акции» - первого субботника по реставрации и ремонту памятников истории и архитектуры. Выбор объекта не был случайным. В 1988 г. исполнялось 100 лет завершения строительства собора. Вниманию читателей были представлены редкие фотографии, а также рассказывалось о данной православной святыне, которая одновременно служила напоминанием о героических и славных страницах из прошлого дореволюционной России[xxi].
Призыв принять участие в восстановлении храма (пусть лишь как памятника истории) вызвал живой отклик среди горожан. Свою посильную лепту в благое и важное дело стремились внести совершенно разные люди.
«Душа болит, когда видишь, как рушатся наши памятники», - прокомментировала свое участие в работах севастопольская медсестра М.С. Парижева[xxii].
Знаковым событием в процессе религиозного возрождения стала состоявшаяся 29 апреля 1988 г. в Кремле встреча М.С. Горбачева с Патриархом Пименом и членами Священного Синода. В ходе общения генеральный секретарь пообещал добиться отмены всех дискриминационных по отношению к духовенству и верующим актов и законов, и заявил, что «точек соприкосновения для заинтересованного и надеюсь, плодотворного диалога у нас очень много. У нас общая история, одно Отечество и одно будущее»[xxiii]. По итогам встречи было принято решение проводить приближающееся тысячелетие Крещения Руси не только как церковный, но и как общественно-значимый юбилей. Кроме того, генсек согласился на открытие новых церквей, духовных учебных заведений и монастырей, увеличение тиражей изданий религиозной литературы, возвращение Церкви ряда национализированных культовых зданий. Предшествующие гонения на религию М.С.Горбачев охарактеризовал как ошибку[xxiv].
Перемены в политике государства по отношению к православию заставляли авторов антирелигиозных публикаций если не отказываться от прежней риторики, то, по крайней мере, ее заметно смягчать. Так, упомянутый выше А.Глушак в вышедшей 4 июня 1988 г. статье «Легенды и факты о Крещении Руси» хотя и оставался верен негативной оценке роли православия в искоренении дохристианской славянской культуры, в то же время, ученый поддерживал идею восстановления Свято-Владимирского кафедрального собора в Херсонесе, и призывал ускорить этот процесс[xxv].
О необходимости возрождения данной православной святыни говорилось и в следующем году. Так, в вышедшем 14 октября 1989 г. в газете «Слава Севастополя» материале «На древней земле Херсонеса» читателей не только знакомили с историей храма, но и говорилось о его текущем аварийном состоянии. При этом отмечалась широкая заинтересованность жителей города в скорейшем разрешении настоящей проблемы. Люди предлагали помощь в работах по реконструкции, предлагали открыть счет для сбора средств во имя спасения Владимирского собора[xxvi].
После тысячелетнего юбилея Крещения Руси публикации на тему атеистического воспитания отмечали пробуждение широкого интереса к истории религии, ее роли в современной общественной жизни. Признавался ошибочным предшествующий антирелигиозный курс (особенно много критиковалась сталинская предвоенная политика в отношении духовенства и верующих). Отмечался сравнительно высокий интеллектуальный уровень (начитанность) верующей молодежи. В этой связи делался вывод, что «в условиях перестройки главная задача атеистической пропаганды должна состоять в том, чтобы освободить человека от религиозных заблуждений, вооружить его высокими коммунистическими идеалами, помочь найти истинную цель в жизни, стать полезными обществу». Говорилось о неприемлемости прежней агрессивной риторики и необходимости «строить атеистическую работу так, чтобы она была привлекательной для верующих, доходчивой, научно аргументированной»[xxvii].
С конца 1980-х гг. священнослужители все чаще начали выступать в средствах массовой информации. 15 октября 1989 г. журналист «Славы Севастополя» впервые взял интервью у настоятеля Всехсвятской церкви о. Евгения Шунькина. 35-летний батюшка (ныне – настоятель Покровского собора на ул. Большая Морская) рассказал о своей жизни, о том, как пришел к вере. Интервьюер и читатели с изумлением для себя узнали, что батюшка – такой же человек, как они: родился в обычной советской семье (отец – шофер, ветеран войны и труда; мать – бухгалтер-ревизор), окончил техникум, служил в армии и даже некоторое время состоял в комсомоле. Но религиозное воспитание, заложенное бабушкой, оказалось сильнее. Также на страницах печати о.Евгений опроверг одно расхожее заблуждение – что труд священника легок:
«…что же касается якобы легкой работы скажу, что приходится во время службы стоять на ногах по 10-12 часов, что помимо этого у священника бывают еще требные часы, когда он совершает обряды и таинства, день его ненормирован, и в любой момент, в том числе, и ночью, его, как врача могут вызвать к кому-то, чтобы исповедовать, причастить и т.д. и вообще религия – большой труд»[xxviii].
Набирает силу процесс восстановления храмов. 16 февраля 1988 г. исполком Севастопольского городского совета народных депутатов принял решение «О реставрации памятника архитектуры XIX-XX веков Покровского собора в 1988-1990 гг.[xxix] В конце 1980-х гг. начаты работы по восстановлению Петропавловского придела, разрушенного в Великую Отечественную войну[xxx]. 25 декабря 1990 г. принято решение о регистрации религиозного общества Русской Православной Церкви при Покровском соборе[xxxi].
22 июля 1988 г. областная курортная газета «Советский Крым» опубликовала материал о попытках верующих жителей Алушты возродить поруганный в годы хрущевских гонений храм Феодора Стратилата. Инициатива встречала препоны со стороны исполкома, который мотивировал свое нежелание идти навстречу религиозной общине экономическими соображениями, а также тем, что в здании храма располагалась художественная самодеятельность строителей. Вместе с тем, на момент публикации под письмом с просьбой вернуть православную святыню верующим подписалось более 2 тыс. человек. В итоге город выделил средства на реставрацию, и в 1990-е гг. храм был возрожден[xxxii].
В 1989 г. в Севастополе возобновились богослужения в Свято-Никольском храме на Северной стороне[xxxiii]. В Балаклаве зарегистрировали религиозную общину и стали восстанавливать храм Двенадцати апостолов[xxxiv], который на основании решения Совета по делам религий от 30 августа 1989 г. был передан епархиальному управлению. Реставрационные и строительные работы проводились при активном содействии как трудовых коллективов, так и военных моряков. Последние помогали расчищать территорию храма, в связи с чем снискали благодарность верующих, преимущественно пожилых людей. Призыв жертвовать на строительство храма 18 октября 1990 г. опубликовала на своих страницах газета Черноморского флота «Флаг Родины»[xxxv].
В 1980-е гг. в Симферополе началось возрождение Петропавловского собора. Автором проекта стала архитектор Ольга Сергеева, а работы выполнялись ЗАО «Крымреставрация». Предварительно в архивах была разыскана проектная документация, по которой восстановили колокольню и купол храма[xxxvi]. В 1989 г. начата реставрация симферопольской церкви Трех Святителей, которую спустя 65 лет после закрытия возвратили Симферопольской и Крымской епархии[xxxvii]. В 1990 г. вновь зазвучали молитвы под сводами храма Покрова Пресвятой Богородицы в Судаке, где еще совсем недавно располагалась мастерская по ремонту телевизоров[xxxviii]. В том же году Русской Православной Церкви передали храм Святого Архистратига Михаила в Алупке[xxxix], храм Воскресения Христова в Форосе[xl]. Следует отметить, что еще в 1980 г. Форосскую церковь спасли от разрушения местные жители, по настоянию которых святыню объявили памятником архитектуры. В течение последующих семи лет неравнодушные люди обивали пороги высоких кабинетов, писали письма в газеты, просили государство выделить средства на восстановление храма. Лишь в 1987 г. были выделены средства на внешнюю реставрацию. Затем состоялся общий сход жителей Фороса, Орлиного и Мухалатки, которые решили, что церковь следует вернуть верующим. 3 июня 1990 г., в канун праздника Святой Троицы, отслужили первый за многие годы молебен с водосвятием и освятили храм[xli].
Продолжался сбор средств на восстановление и реставрацию севастопольского Владимирского собора-усыпальницы адмиралов. 21 октября 1990 г. под сводами храма состоялся концерт русской духовной музыки в исполнении камерного хора Дома офицеров флота. Средства от концерта пошли в фонд реставрации собора[xlii].
В этих условиях пропагандисты научного атеизма оказались на перепутье. Стало очевидно, что религиозное сознание масс пробудилось, и теперь для них остро стал вопрос, как быть дальше. Одни считали, что от атеизма надо вообще отказаться. Другие предлагали переквалифицироваться в религиоведов. Третьи, напротив, оставались верны прежнему курсу, и называли демократизацию государственно-церковных отношений отступлением от марксистско-ленинских принципов. Показательна полемика ученых и пропагандистов, которая состоялась в Севастополе в двадцатых числах ноября 1989 г. Отмечая усиление религиозных настроений в обществе, участники связывали их с допущенными ошибками со стороны государства, с одной стороны, и пробуждением национального самосознания – с другой.
Высказывалось мнение, что «сегодня нам нужен атеизм цивилизованный, который бы утверждал человеческие в своей сущности нравственные и эстетические ценности». Также признавалось, что «нынешний научный атеизм имеет совершенно иные цели и программу: не исследование корней религии, а ее отрицание».
Отмечалось, что «нашему атеизму в целом пора поумнеть. Предстоит менять психологию многим идеологическим работникам, которые долгое время видели в деятельности церкви только негатив»[xliii].
В растерянности пребывали и военные. Открытых верующих среди курсантов и новобранцев пока было сравнительно мало, однако тенденция была налицо.
«Отмахнуться от религии нам все же не удастся, - писала по этому поводу в октябре 1990 г. газета «Флаг Родины». - <…> «Крестоносцев» (так офицеры называют носящих нательные крестики <…>) на территории училищ стало больше». «Есть информация, что отдельные курсанты стали креститься». «Кое-кто даже собирается венчаться». «Того и гляди, скоро они начнут на территории училища Богу молиться»[xliv].
Новые реалии, однако, обнажили противоречия и внутри самой Церкви. В конце 1980-х гг. часть духовенства заявила о переходе в Русскую Православную Церковь за рубежом (РПЦЗ) – объединение клириков и мирян, эмигрировавших из страны в годы Гражданской войны, известное своей непримиримостью по отношению к советской системе. Репродукции иконы Новомучеников и Исповедников Российских, канонизацию которых Зарубежная Церковь завершила еще в 1981 г., издания, рассказывающие об их подвиге, получили широкое распространение среди священников и мирян. В условиях, когда издательский отдел Московской патриархии, в основном, занимался выпуском подцензурной и официозной литературы, из-за малых тиражей недоступной для большинства верующих, издательство Свято-Троицкого монастыря РПЦЗ в Джорданивилле (США) в описываемый период являлось крупнейшим центром русского церковного книгоиздания. Закономерно, что у части духовенства и верующих, считавших, что священноначалие Московской патриархии скомпрометировало себя сотрудничеством с безбожной властью и КГБ, возникла надежда, что именно Зарубежная Церковь станет основной будущего духовного возрождения.
В Севастополе община РПЦЗ появилась осенью 1990 г. Она располагалась в поселке Кача. Судьба общины сложилась весьма драматично. Практически сразу священники и примкнувшие к ним верующие оказались в центре скандала. Настоятель открытого в 1989 г. Свято-Никольского храма, о. Георгий Кохно, еще в период обучения в духовной семинарии с одобрением отзывался о деятельности Зарубежной Церкви. В 1990 г. священник подал на имя уполномоченного по делам религий Крымской области заявление об отделении его и его прихода от Русской Православной Церкви Московского патриархата, и переходе в РПЦЗ. Пытаясь сохранить приход в лоне официальной Церкви, 2 сентября 1990 г. в Севастополь прибыл епископ Симферопольский и Крымский владыка Глеб. Он произнес проповедь, в которой призывал верующих к единению, к защите храма от посягательств со стороны Зарубежной Церкви[xlv].
Указом епископа от 1 октября 1990 г. о. Георгий был запрещен в служении и отстранен от должности настоятеля[xlvi]. Однако священник и его паства не собирались сдаваться. Сторонники о. Георгия предприняли попытку захватить храм: сорвали замки, вошли внутрь. К двери церкви привязали овчарку, которая не пускала внутрь посторонних. В служебном церковном доме выбили стекла, вещи нового настоятеля о. Георгий выбросил на улицу, прямо под дождь[xlvii]. В свою очередь, клирики Симферопольской и Крымской епархии обвиняли священника в растрате, и связывали его стремление перейти в РПЦЗ с жаждой обогащения.
Несколько раз Свято-Никольский храм становился ареной ожесточенной борьбы. Приверженцев Зарубежной Церкви несколько раз выдворяли силой, между ними и сторонниками Московского патриархата происходили драки, в которых принимали участие сотрудники милиции и казаки. Священноначалие РПЦЗ направляло различные обращения в защиту общины в Верховные Советы Украины и Крыма. Настоятель общины священник Георгий Кохно был убит при загадочных обстоятельствах в 1992 г.[xlviii] Свято-Никольский храм остался в составе Симферопольской и Крымской епархии.
Сторонники Зарубежной Церкви проявляли себя и в других городах. Так, 1 сентября 1991 г. на месте разрушенного храма во имя Феодоровской иконы Божией Матери на улице Карла Маркса в Симферополе многолюдное богослужение провели присоединившиеся к РПЦЗ в начале того же года крымские священники Валерий Лапковский и Владимир Фастович. По окончании богослужения было принято обращение в Верховный Совет Крыма с требованием прекратить дискриминацию общин РПЦЗ. Эти же клирики служили в кладбищенской часовне в Керчи и на месте разрушенного храма во имя Всех святых в Феодосии[xlix].
Тем временем перемены в государственно-церковных отношениях продолжали набирать силу. В октябре 1990 г. принят закон «О свободе совести и религиозных организаций», благодаря которому у Русской Православной Церкви появилось право иметь в собственности недвижимость, осуществлять религиозное обучение детей, отстаивать свои интересы в судебном порядке, участвовать в общественной жизни, пользоваться средствами массовой информации. В 1991 г. упразднен институт уполномоченных по делам религий в областях, краях, автономных и союзных республиках[l].
Последний год существования СССР начался с публикаций в севастопольской прессе, в которых впервые позитивно рассказывалось о Светлом празднике Рождества Христова. Приводились архивные документы о том, как отмечали этот значимый для всех христиан праздник в городе в дореволюционный период[li]. Много говорилось о возвращении забытых традиций: колядок, гаданий и народных гуляний. Продолжали появляться интервью с православными пастырями. К ним обращались и с просьбой прокомментировать те или иные вопросы духовной жизни, а также с целью выяснить отношение Церкви к нетрадиционным культам, магии и суевериям. Так, в 1991 г. по церковному календарю совпали два взаимоисключающих церковных праздника – Благовещение и Пасха. Это послужило причиной распространения слухов о грядущем конце света, который якобы должен был произойти 7 апреля. В этой связи журналисты обратились к настоятелю Свято-Никольского храма, о. Георгию Полякову, который процитировал Евангелие от Матфея, где сказано: «о дне же том и часе никто не знает, ни ангелы небесные, а только Отец Мой один»[lii].
Продолжалось восстановление храмов. 2 апреля 1991 г. в Севастополь из Симферополя доставили две маковки и два креста, покрытые сусальным золотом, которые установили на башенках Покровского собора[liii]. В июле 1991 г. севастопольские власти приняли решение передать собор верующим[liv]. В том же месяце, 12 июля 1991 г., в праздник Первоверховных апостолов Петра и Павла, в возрожденном Петропавловском соборе в Симферополе, отслужили Божественную литургию[lv].
Ко времени краха советской системы в 93 епархиях Московского патриархата действовало более 12 тыс. приходов, богослужения в них совершали около 10 тыс. священнослужителей, существовало 117 монастырей[lvi]. Все больше людей выступало за расширение участия Церкви во всех сферах общественной жизни.
Распад СССР Русская Православная Церковь в Крыму встретила как полноценный участник формирования гражданского общества. Символичными актами, ознаменовавшими начало новой эпохи, стали богослужение у стен Покровского Собора в Севастополе по случаю Успения Пресвятой Богородицы[lvii] и восстановление Честного Креста Господня на скале у мыса Фиолент[lviii]. Оба мероприятия состоялись соответственно в августе и сентябре 1991 г.
[i] Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь в XX веке. — М.: Вече, Лепта, 2010. – С.398-399
[ii] Кострюков А.А. Лекции по истории Русской Церкви (1917-2008): Учебное пособие. – М.: Изд-во ПСТГУ, 2018. – С.263
[iii] Слава Севастополя, 3 января 1986., №2 (17213)
[iv] Кострюков А.А. Указ. соч. – С.263-264
[v] Шкаровский М.В. Указ. соч. – С.399
[vi] Слава Севастополя, 16 ноября 1986., № 219 (17430)
[vii] Слава Севастополя, 7 июля 1985., № 130 (17091)
[viii] Слава Севастополя, 3 июня 1987., №105 (17568)
[ix] Слава Севастополя, 4 июля 1987., № 128 (17589)
[x] Слава Севастополя, 17 июля 1987., № 137 (17598)
[xi] Шкаровский М.В. Указ. соч. – С.400
[xii] Там же.
[xiii] Там же. – С.401
[xiv] Филиппов Б.А. Очерки по истории России. ХХ век: учеб. пособие – 2-е изд., испр. – М.: Изд-во ПСТГУ, 2012. – С.490
[xv] Шкаровский М.В. Указ. соч. – С.401
[xvi] Филиппов Б.А. Указ. соч. – С.490
[xvii] Шкаровский М.В. Указ. соч. – С.401
[xviii] Слава Севастополя, 31 мая 1987., №105 (17566)
[xix] Дроба С.А. Церковь, государство и общество XX века по периодическим изданиям и воспоминаниям современников. Исторический очерк — Тверь: Издатель Алексей Ушаков, 2010. – С.237
[xx] Кострюков А.А. Указ. соч. – С.264
[xxi] Слава Севастополя, 27 января 1988., № 19 (17730); Слава Севастополя, 29 января 1988., № 20 (17731); Слава Севастополя, 30 января 1988., № 21 (17732)
[xxii] Слава Севастополя, 3 февраля 1988., № 24 (17735)
[xxiii] Шкаровский М.В. Указ. соч. – С.404
[xxiv] Кострюков А.А. Указ. соч. – С.264
[xxv] Слава Севастополя, 4 июня 1988., № 108 (17819)
[xxvi] Слава Севастополя, 14 октября 1989., № 196 (18157)
[xxvii] Слава Севастополя, 20 августа 1988., № 161 (17872)
[xxviii] Слава Севастополя, 15 октября 1989., № 197 (18158)
[xxix] Покровский собор в Севастополе: страницы истории / Сост.: Н.М. Терещук, С.Е. Сорокин. — К.: КММ, 2010. – С.142-143
[xxx] Там же. – С.45
[xxxi] Там же. – С.144
[xxxii] Советский Крым, 22 июля 1988, № 145 (13090)
[xlii] Слава Севастополя, 24 октября 1989., № 202 (18413)
[xliii] Слава Севастополя, 24 ноября 1989., № 225 (18186)
[xliv] Флаг Родины, 25 октября 1990., № 245 (21570)
[xlv] Слава Севастополя, 27 октября 1990., № 204 (18415)
[xlvi] Там же.
[xlvii] Там же.
[xlviii] Солдатов А. Уроки возвращения. Канонические структуры РПЦЗ на постсоветском пространстве – к 90-летию РПЦЗ. Часть вторая // http://www.portal-credo.ru/site/?act=fresh&id=1218
[xlix] Там же.
[l] Шкаровский М.В. Указ. соч. – С.409
[li] Слава Севастополя, 5 января 1991., № 3 (18464)
[lii] Слава Севастополя, 15 марта 1991., № 50 (18511)
[liii] Покровский собор в Севастополе: страницы истории – С.45
[liv] Слава Севастополя, 6 сентября 1991., № 167 (18628)
