О нём часто говорили, как о человеке жестком, неуживчивом, в некоторых вопросах «отставшим от жизни»… И в самом деле, дважды покоритель Карса отличался нелёгким характером и не имел достаточного таланта к работе административной, каким, к примеру, наделен был его брат, устроитель края Северо-Западного. Тем не менее его воинской доблести всегда воздавали залуженную славу. Прославленным военачальником он и остался в нашей истории. И редко кто вспоминает, что Николай Николаевич Муравьев-Карский был замечательным хозяином, имение которого отличалось образцовым и отнюдь не «отсталым» устройством, что немалый вклад внесён им в науки географическую и археологическую, что в молодые годы был он приятелем Грибоедова и его счастливым соперником в борьбе за сердце своей будущей жены… Наконец, мало кто знает, что в юности будущий «ретроград» был столь свободомыслен, что с группой других офицеров мечтал организовать коммунистическую республику на Сахалине… Не лишён был Муравьёв и литературного таланта, о чём свидетельствуют его весьма любопытные записки.
Однако, обо всём по порядку.
Вкус к ведению хозяйства покоритель Карса унаследовал от отца Николая Николаевича Муравьева-старшего. Основатель Школы колонновожатых, готовившей будущий командиров русского воинства, генерал Муравьёв был также одним из основателей Императорского Московского общества сельского хозяйства и первой Земледельческой школы в России, на основе которой много лет спустя была создана Московская сельскохозяйственная академия им. К.А. Тимирязева. Его подмосковная усадьба Осташёво была образцовым опытным имением, где хозяин впервые применял передовые методы ведения сельского хозяйства. Основополагающий для Земледельческой школы стал труд Николая Николаевича «Начертание школы Земледелия», в котором генерал писал о необходимости взращивания просвещенного среднего класса, свободного образованного сословия, чьё сельскохозяйственное дело было единственным, приносившим ему доход. Земледельческая школа призвана была готовить специалистов-аграрников, давать образование будущим управляющим имениями. На учебу принимались грамотные крестьянские юноши от 15 лет. Кроме московской школы, Муравьев основал аналогичную у себя в Осташево – для своих и соседских крестьян.
В своём имении Муравьев организовал крупную мясо-молочную ферму, «Долголядский скотный двор» – большая редкость в те времена, скотоводство в России считалось делом убыточным. Николай Николаевич первым провел в своих владениях водопровод для обеспечения нужд фермы, наладил производство молочных продуктов. В частности, ферма производила сливочное масло по выработанной самим Николаем Николаевичем технологии отстоя сливок, которая позволяла получать продукцию высокого качества. В 60-х эта технология была заново открыта в Европе и стала называться «швейцарской»… Русский сыродел Н.В. Верещагин писал по этому поводу: «To, что за границей введено на днях..., то у нас в России 60 лет тому назад разработал и напечатал Н.Н. Муравьёв».
Муравьев также внедрил в Осташево новый эффективный способ уборки ржи и внес большой вклад в «деревенскую архитектуру». По его проекту было выстроено несколько крестьянских усадеб с домами, в которых печи-каменки, топившиеся по-белому, предохраняли жильё от излишней влажности – главной причины быстрого разрушения изб. Кроме изб усадьбы включали риги для сушки снопов, птичники, помещения для хранения скарба, а также такие передовые инженерные сооружения, как молотильная и веяльная машины. Плуги и бороны улучшенной конструкции Муравьев также разрабатывал сам. За эти труды генерал был выбран преподавателями Земледельческой школы как экзаменатор по предмету «сельская архитектура».
Своим опытом Николай Николаевич делился в многочисленных статьях. Этот удивительный человек по сути, намного опередив свое время, заложил основы развития сельского хозяйства России.
Николай Муравьев-младший из четверых братьев в наибольшей степени унаследовал хозяйственные дарования отца. Примечательно, что, даже находясь под стенами осаждённого Карса, он в свободную минуту писал хозяйственные распоряжения в свое липецкое имение Скорнякова, самолично чертил проекты коровника и иных сельхозпостроек. Выйдя в отставку, он, подобно отцу, обратил свою вотчину в образцовое хозяйство. В своём имении «барин» трудился днями напролёт, а часы отдыха использовал для преподавания дочерям основ ведения хозяйства и счетоводства…
Начинал же свой путь Николай Николаевич, как и его брат Михаил, в отцовской Школе колонновожатых. И как и брат, обнаружил уже в детские годы исключительные математические способности. Последние обратили на себя внимание князя П. М. Волконского, который направил 17-летнего прапорщика экзаменатором в Корпус инженеров путей сообщения, а затем поручил ему преподавание геометрии в математических классах при чертёжной канцелярии Свиты Его Величества.
Именно в ту пору юный Муравьев увлекался самыми «передовыми» идеями, был связан с масонами и вместе с Муравьевым-Апостолом и другими будущими декабристами организовал тайное общество с целью через пять лет основать на Сахалине коммунистическую республику. Полёт фантазии прервала война.
Вместе с братом Михаилом Николай принимал участие в Бородинской битве, за доблесть в оной получив свой первый орден. Затем под командованием Милорадовича отличился при Тарутино и Вязьме. При наведении моста через Березину молодой офицер для ободрения подчиненных сам таскал и вязал верёвками бревна. В Заграничном походе он участвовал, кажется, во всех славных делах – Лютцен, Дрезден, Кульм, Лейпциг… И, наконец, взятие Парижа!
По возвращении в Россию штабс-капитан Муравьев был отправлен на Кавказ под начало генерала Ермолова. Наиболее яркой страницей этого периода является экспедиция в Хиву. Её целью было составление географического описания берегов Каспия, разведка полезных ископаемых, изучение возможных путей в Индию и положение начала торговых и дипломатических отношений с туркменами. Главой экспедиции был майор Пономарёв, а произведённый в капитаны Муравьёв был придан ему как офицер Генерального штаба. Два судна двинулись вдоль побережья, выйдя из бакинского порта. На протяжении полутора месяцев Николай Николаевич проводил всё время в поездках в глубь земли и переговорах со старейшинами туркмен-иомудов. Наконец, в сопровождении нескольких проводников, денщика и отрядного переводчика-армянина он в Хиву, таинственный город, в которой мало кому удавалось проникнуть. Проводники выдавали Муравьёва за пленного русского офицера, и лишь по прибытии на хивинскую границу хану было направлено послание, а прибытии русской миссии. Ждать ответа пришлось дольше месяца. Всё это время капитан был заперт в крепости Иль-Гельды, не имея связи со своими.
Наконец, хан изволил принять русского посланника. На аудиенции обсуждались пути торговых караванов к Каспийскому морю. Муравьёв предложил заключить военный союз и организовать совместную их охрану, но хан решил обсуждать этот вопрос с начальством молодого офицера и снарядил свое посольство, отплывшее в Баку вслед за русской экспедицией. За успешное выполнение возложенных на него задач Николай Николаевич был произведён в полковники. По итогам путешествия издал двухтомные записки о своём путешествии, содержащие ценнейшие материалы политического, географического, экономического, этнографического и военного характера. Именно во время этой экспедиции Муравьев увлекся археологией. Им были проведены первые в истории научные археологические раскопки в Средней Азии (городище Гюшим-тепе близ Атрека), давшие науке много ценных находок.
Во главе Лейб-гренадерского Эриванского полка Николай Николаевич участвовал в Персидской войне, затем командовал Кавказской гренадерской резервной бригадой в кампанию Турецкую (1828—1829 гг.). Производя и прикрывая постройку первой параллели под Карсом, отвечая на открытый турками огонь, он нечаянно вовлёк в дело все осаждавшие крепость войска и… взял крепость. Ревнивый к чужому успеху главнокомандующий Паскевич сперва пришёл в ярость, гневно вопрошая героя: «Что это значило? Кто это приказал? С какого повода сие сделалось без приказания моего? Как смели?» Однако, не отдавать же было крепость назад… Подвиг пришлось признать и отметить Святым Георгием. Второго Георгия Муравьев получил уже вскорости – за отличия при взятии крепости Ахалциха. За это же дело он был награждён золотым оружием с надписью «За храбрость».
Тем не менее разногласия с Паскевичем вынудили Муравьева покинуть Кавказ по окончании войны с турками. В дальнейшем он принимал участие в подавлении Польского восстания и экспедиции в Египет. В 1835 году Николай Николаевич вышел в отставку и 13 лет провел в хозяйственных заботах, после чего вновь вернулся в строй.
В 1854 году, почти четверть века спустя после своей первой кавказской службы, генерал-от-инфантерии Муравьёв вернулся в край своей молодости в качестве Наместника. Наместничество это было кратким и не слишком удачным… Оно началось большой бестактностью, допущенной генералом. В письме Ермолову он жестко раскритиковал порядки, установленные в Кавказской армии своим предшественником, Светлейшим князем Воронцовым, и допустил, чтобы письмо это сделалось известным… Кавказская армия была глубоко оскорблена и за себя, и за своего многолетнего и обожаемого командира, которого лишь глубоко преклонные годы и болезнь вынудили покинуть свой пост. Молодой офицер Святополк-Мирский не побоялся ответить новому Наместнику, с горячностью защитив и Воронцова, и армию от несправедливых укоров. Ответ этот также стал достоянием общественности. Не оценил послания своего бывшего подчиненного против своего ближайшего друга и Ермолов. Позднее и сам Муравьев признавал свою неправоту. Однако, ошибка была сделана, и это сразу же оттолкнуло войско от нового предводителя. Кавказская армия не желала видеть во главе человека, не считающегося с её традициями и с наследием своего предшественника. Она желала видеть на его месте того, кого год за годом готовил себе в преемники сам Воронцова – князя Барятинского, вынужденного уехать с Кавказа из-за конфликта с Николаем Николаевичем. Государь Александр Второй, взошедший на престол по смерти усопшего родителя, удовлетворил это желание…
Но прежде Муравьев успел одержать свою последнюю крупную победу, которой и отмечено главным образом его недолгое командование. Второй раз Николай Николаевич взял Карс. На этот раз нечаянная удача не пришла ему на помощь. Старому льву пришлось вести тяжёлую многомесячную осаду знакомой цитадели. По старой памяти генерал предпринял было попытку взять крепость штурмом, несмотря на протесты генерала Бакланова. Попытка оказалась неудачной и обернулась большими потерями для русского войска. Скрепя самолюбие, Муравьеву пришлось признать правоту Бакланова и его осадную стратегию.
К периоду «сидения под Карсом» относится весьма интересная переписка Николая Николаевича с епископом Кавказским Игнатием (Брянчаниновым).
Доктор Европеус сохранил в своих воспоминаниях портрет покорителя Карса, описав его характер, привычки, быт. «Во многом подражая Суворову, покойный Николай Николаевич вел жизнь регулярную, простую, избегая всякой роскоши, к чему приучал и дочерей своих, - сообщает мемуарист. - Спал он обыкновенно в своем кабинете на соломенном тюфяке и таковой же точно подушке, накрываясь шинелью. Вставая довольно рано, он к восьми часам выходил к утреннему чаю в такой же шинели в накидку; так принимал и у себя в кабинете не только своих адъютантов, но и штаб-офицеров, являвшихся к нему по службе. Стол его был русский: сытный и несложный; к обеду подавали, и то не всегда, по бутылке белого и красного вина, но сам Николай Николаевич почти ничего не пил, утоляя жажду простым квасом. К его прибору ставили обыкновенно большой деревянный жбан и при нём ковш. Хотя Николай Николаевич любил нашу русскую баню, был страстный охотник попариться, но нежиться или наслаждаться этим не любил, вообще умея переносить жесточайший холод. В самые трескучие морозы он прогуливался в одном сюртуке за городскую заставу в казармы, и следовавшему за ним офицеру, не имевшему не только фланелевой фуфайки, но, может быть, даже и жилетки, приходилось порядком зябнуть. Муравьёв не любил изнеженных маменькиных сынков и, замечая на ком-либо из офицеров шинель с бобровым воротником, делал замечания, что-де такая шинель — роскошь для солдата, что сам шинели с бобровыми воротниками никогда не нашивал. С каждым являвшимся к нему офицером он долго разговаривал, зондируя его со всех сторон, измеряя степень его знаний, способностей и в то же время расспрашивая испытуемого о его родстве и связях».
Надо полагать, что Кавказ старый воин покинул не без облегчения. Он, действительно не был администратором и политиком, не обладал достаточной гибкостью, необходимой для ведения дел в столь сложном регионе. И преклонные лета его уже не располагали к постижению новых премудростей, тем более к перемене неуживчивого нрава. Сознавая при этом собственные ошибки, генерал не мог не тяготиться чувством молчаливого укора, с коим взирала на него его армия. Предводитель армии должен быть любим, армия должна вдохновляться примером его, боготворить его. А если нет доверия армии к командующему, то ко благу это не приведёт. Старый генерал с честью закончил свою миссию, приняв капитуляцию Карса. После этого он мог удалиться, не роняя своего достоинства.
Выйдя в отставку, Муравьев обратился к деятельности, не менее близкой ему, чем ратная – хозяйственной и археологической. В окрестностях села Скорняково им были раскопаны два кургана, а также один у села Засосенка, неподалеку от устья реки Сосны. Погребальные комплексы курганов относятся к эпохе бронзы и датируются серединой - третьей четвертью II тыс. до н. э. Находки из погребений: глиняный сосуд, бронзовые ножи, каменные наконечники стрел, костяные поделки вместе с подробным описанием раскопок в 1886 году были переданы в открывшийся в Москве Исторический музей дочерью генерала.
В 1866 году 72-летний Муравьев сумел энергичными мерами остановить распространение холеры в своей вотчине. В том же году его не стало. Николай Николаевич был похоронен у восточной стороны Владимирского собора Задонского Богородицкого монастыря. Согласно завещанию, прощание было необычайно скромным.
Е. Федорова
Русская Стратегия |
