Сразу две круглые даты приходится на этот год – 140 лет со дня рождения и 90 лет со дня смерти удивительного человека, яркого проповедника, мыслителя, литератора, пастыря, богослова протоиерея Валентина Павловича Свенцицкого. О нём и хотелось бы поговорить.
Его имя я узнал из проповеди моего духовного отца, на службе. Сразу после богослужения в церковной лавке я отыскал его книгу «Диалоги» и прочитал её с интересом. Эта последняя книга отца Валентина, в которой он заключил все самые важные свои взгляды на Церковь и Веру, стала для меня одним из важных факторов в моём воцерковлении. Он всегда придавал важное значение Церкви, видел в ней особую и важную роль для России. В тяжёлую годину суровых испытаний нашего Отечества именно в Церкви он видел важную опору для нации, для общества, для страны. Он всегда глубоко уважал Святейшего Патриарха Тихона, прославленного как святителя в 1989 году, и участвовал в патриарших богослужениях в Москве.
Впрочем, у этого человека была крайне интересная судьба, вместившая в себя две жизни, такие различные, но вполне естественные. Не говорить про них, рассказывая об этом человеке, попросту невозможно. Появился он на свет в качестве незаконнорожденного ребёнка польского шляхтича-католика и русской православной мещанки. Поэтому он был крещён с детства в православие и носил отчество по крёстному. Окончил гимназию, поступил в Московский университет. Там начинается его бурная деятельность, связанная с попытками соединить христианство и политику. Как известно, главным политическим трендом Серебряного века и вообще российского модернизма было соединение христианства и «борьбы с самодержавием», синтез христианства и социализма. То есть провозглашалось то, что было направлено против государства, чтобы лишить его духовной поддержки. Ведь Православие, Церковь были важной опорой русского самодержавия. И эту опору как раз стремились всячески вышибить из-под здания русской монархии. Созданное при участии Свенцицкого Христианское Братство Борьбы декларировало «борьбу с самым безбожным проявлением светской власти – самодержавием, кощунственно прикрывающимся авторитетом Церкви, терзающим народное тело и сковывающим все добрые силы общества». Члены Братства хотели отсоединить православие от самодержавия, которое считалось ими не иначе как воплощение антихриста. Их возмущало то, что император называется «Главою Церкви» вместо Христа, то есть одной из причин их неприязни был установленным Петром I синодальный режим управления Церковью, которую фактически превращали в «департамент духовных дел» или «ведомство православного исповедания». Недопустимым считалось подчинение власти духовной власти светской. В художественной форме с таких позиций атаковал русское самодержавие литератор Дмитрий Мережковский, в романах которого эта идея была каратко сформулирована так: «быть против царей с Богом». Валентин Свенцицкий говорил об этом посредством публицистики, но пробовал себя и в художественной прозе. В 1908 году свет увидели два его произведения – «Второе распятие Христа (Фантазия)» и «Антихрист (Записки странного человека». Без них не понять того, что было на душе у Свенцицкого, не понять ключа к его идеям и взглядам.
Первая повесть написана под вдохновением от «Легенды о Великом Инквизиторе» Достоевского. В ней Свенцицкий отправляет Христа в современную автору Россию. Здесь стоит вспомнить слова князя Валериана Голицына из «Александра I» Мережковского: «если бы Христос стал творить чудеса и проповедовать на Адмиралтейской или на Дворцовой площади, то и до Пилата не дошло бы, а первый квартальный взял бы Его на съезжую. И архиереи ваши не заступились бы». Роман Мережковского появился позже, уже после появления в свет повести Свенцицкого – но то была общая для данного круга идея, поэтому сопересечения закономерны. Не могу не отметить откровенное лицемерие, которое видно в повести. Когда власти говорят «Не убий!», то этого не говорится террористам. Именно власть обвиняется в «терроре и насилии», что является характерным для «освободительной» (от кого? от русских?) риторики. Террору революционному подыскивается моральное оправдание, хотя он во сто крат опасней для страны и общества, для государства и народа. В частности. осуждается расстрел солдат, УБИВШИХ офицера, но их самих почему-то не осуждают за УБИЙСТВО. Налицо двойная мораль и лицемерие, характерные для всех «борцов с самодержавием». Говорится у Свенцицкого в его публицистике, впрочем, и о недопустимости насилия и убийства в этой самой борьбе, но затем сразу же и о ненужности армии, войн и так далее. Впрочем, меньше чем через 10 лет, Свенцицкий эти взгляды пересмотрел. Но вот его борьба против подчинения советской властью себе Церкви во многом проистекала из его верности принципу независимости Её от власти светской. Его антисергианство было в чём-то последовательным.
«Антихрист» – книга весьма непростая, сложная, но в ней есть немало знакомого любому человеку, того, с чем сталкивается православный христианин в своей жизни. Мы видим здесь, что сама идея смерти – антихристова, тогда как христианство есть жизнь. Собственно, в основе всех революционных и прочих разрушительных движений лежит идея смерти – о ней говорится много и часто, ей поклоняются. Путь к смерти лежит через отверждение всех основ общества, от всего, что сдерживает их разрушительную мощь. В частности, ими одобряется свобода полового разврата, который практически всегда ведёт человека к духовной и телесной гибели, к разрушению. Также здесь можно увидеть некоторое пересечение с вышедшим через год романом Андрея Белого «Серебряный голубь». Марфа, которой искушается главный герой, чем-то напоминает Матрёну, которой искушается Дарьяльский – и находит свой путь к гибели. Верочка – это воплощение светлого для него (как и Катя для Дарьяльского). И вот она трагически гибнет – погубленная через всё это. Разврат и похоть разрушают жизнь, они приводят к смерти. И сам Свенцицкий прекрасно это знал. Адюльтерные связи и рождение внебрачных детей чуть не привели его к смерти – его хотели казнить за это эсеры. Но душу Валентина Павловича отмолил оптинский старец Анатолий. И Свенцицкий встаёт на новый путь, который приведёт его к священству.
Он принимает Первую мировую войну и становится сторонником её ведения до победы. Изменяется вообще его взгляд на войну: «Война может быть и добром, и злом в зависимости от целей, которые она преследует. Индивидуальная христианская совесть не должна смущаться принципиальным отношением к войне. В принципе война недопустима. Но совесть должна очень смущаться вопросом: во имя чего ведётся война? Ибо если не всякая война зло, то и не всякая война добро. Христианин может принять только ту войну, цели которой могут быть благословлены Церковью». И война России с Германией была для него таковой войной. В 1917 году Свенцицкий наконец рукоположен во священника, перед этим сочетавшись браком со священнической дочерью Евгенией Красновой, с которой нашёл своё жизненное счастье. Он становится проповедником на фронте, а затем – в Добровольческой армии. Отец Валентин однозначно поддерживает белых: «Нашлись праведники, ради которых Господь пощадил преступную страну. Такими праведниками были первые добровольцы. Безумно-храбрая молодёжь, руководимая мудрым старцем генералом Алексеевым и гениальным полководцем генералом Корниловым. Эти люди были призваны совершить историческое чудо: воскрешение погибшей страны». Он сравнивает «старый режим» (русскую монархию) с большевицкой властью – и находит, что теперь намного хуже и страшнее: «Вы когда-то «громили» «старый режим» за то, что правительство борется с революционерами смертной казнью. А сами? Разве для самодержавной власти революционеры не были такими же «государственными преступниками», какими для коммунистов являются те, кого они называют «контрреволюционерами»? Но можно ли сравнить прежние суды с теперешними чрезвычайками? И прежний тюремный режим с теперешним?» Положение действительно ужасное: «В политическом отношении современная Россия представляет собой ужасающую смесь дикой анархии и самого жестокого деспотизма. В «советской России» центральная власть принадлежит кучке людей, наглым обманом воссевшей на самодержавный трон. По образцу «центральной власти» – местные «совдепы» состоят не из выборных людей, а из захватчиков, пролезающих к власти путем насилия и преступлений. Деспотизм совдепов превзошёл все до сих пор известные в истории виды тирании». Он отвергает учение Толстого, против которого выступал ещё задолго до революции и войны и провозглашает такую формулу: «Я поднимаю меч на насильника, чтобы меч его не опустился на неповинную жертву. Я беру на себя крест неизбежного убийства, чтобы из двух убийств выбрать то, которое падает на преступника, а не на праведника». Эти идеи позже будут великолепно развиты Иваном Ильиным в его трактате «О сопротивлении злу силою». Свенцицкий однозначно осуждает антицерковную политику большевиков: «Декрет большевицких комиссаров об отделении Церкви от государства – это новая, современная Голгофа, на которой распинается христианская Церковь. Знают ли православные русские люди, что по этому декрету православные храмы признаются не собственностью общины верующих, а собственностью всего народа? Другими словами, если в каком-нибудь селе верующее православное население будет в меньшинстве, храм, по постановлению большинства безбожников, может быть превращен в кинематограф или трактир».
Но, несмотря на это, он не отправился в эмиграцию, он остался в России. Отец Валентин поселился в Москве, где сослужит Патриарху Тихону, который был для него духовным лидером и глубоко уважаемым пастырем. Ему Свенцицкий остаётся верным всегда и до конца. За публичное обличение обновленцев дважды арестовывается летом 1922 года (в Бутырской тюрьме он находился в одной камере с Сергеем Фуделем) и высылается в Пенджикент (Таджикистан), где 31 мая 1923 года присутствует на тайной хиротонии во епископа Луки (Войно-Ясенецкого), будущего святителя. В декабре 1924 года возвращается в Москву и ведёт активную работу среди верующих, проповедует, устраивает беседы. Тексты его проповедей активно распространяются в самиздате. В 1926 году становится настоятелем храм святителя Николая Чудотворца на Ильинке /(«Никола Большой Крест»). В ходе своей просветительской и проповеднической деятельности он выдвигает концепцию «монастыря в миру», позволявшую в условиях гонений соблюдать христианские заповеди и жить монашеской жизнью.
С 1927 года отец Валентин становится активным деятелем Иосифлянского движения, а в январе 1928 года разрывает каноническое и молитвенное общение с митрополитом Сергием (Страгородским) и выходит из его юрисдикции вместе со своей паствой. 19 мая 1928 года он был арестован за неприятие «Декларации», выражавшей позитивное отношение к советской власти части иерархов, и сослан в Тракт-Ужет (ныне Тайшетский район Иркутской области), где написал свой знаменитый итоговый труд «Диалоги». В этой книге, построенной в форме беседы духовника и вопрошающего интеллигента, даётся цельное изложение христианского мировоззрения: используя метод Сократа, он вскрывает противоречия принципов материализма и показывает необходимость веры в познании истины. «Диалоги» активно переиздаются сегодня и во многих церковных лавках её можно приобрести.
В 1930 году у него начинаются долгие мучения от абсцесса печени, разрешения на операцию добиться от властей не удалось. По официальной версии, перед смертью, не изменив мнения о «компромиссах, граничащих с преступлением», отец Валентин просил духовных чад последовать своему примеру: покаяться в отпадении от соборного единства. Он решается на признание Заместителя Патриаршего местоблюстителя законным первым епископом и получает от него прощение. Однако, по свидетельству княгини Н.В. Урусовой, духовные чада о. Валентина считали его «покаяние» фальшивкой, ссылаясь на то, что батюшка был уже в беспамятстве и просто не мог такового написать. 20 октября 1931 года отец Валентин скончался в больнице города Канска на руках у своей верной жены. Родные получили разрешение перевезти тело почившего в Москву. И вот, после нескольких недель пути, 9 ноября на отпевании, при огромном стечении народа, оно было обнаружено нетленным. С 1940 года отец Валентин покоится на Введенском (Немецком) кладбище Москвы (участок 5/7, слева от главного входа), там же лежат и его родные. Могила посещается людьми, которые молятся у неё. Есть и сторонники его канонизации, которые считают отца Валентина святым исповедником.
Сергей Зеленин
Русская Стратегия |
