Более страшного времени в истории Советского Союза, чем октябрь 1941 года, не было и быть не могло. В Берлине уже раздавался хор голосов,что война фактически выиграна. Генерал Альфред Йодль завершил свой доклад Гитлеру убеждением: «Мы, без преувеличения, выиграли войну!».
Пресс-секретарь фюрера Отто Дитрих на конференции для журналистов заявил: «Все военные задачи решены, с Россией покончено».
Министр Геббельс предложил корреспондентам заказывать билеты на поезда в Москву, где вскоре состоится германский парад победы по образцу того, который прошёл осенью 1939 года в поверженной Варшаве.
Лидер германского народа в радиовыступлении торжествовал едва ли не на весь предстоящий период «тысячелетнего рейха»: «Я заявляю сегодня и говорю это без всяких оговорок, что враг на Востоке повержен и никогда не поднимется вновь…».
Парад в Москве действительно состоится, и все перечисленные выше персонажи будут очень неприятно удивлены.
Закон русской пружины сработал, и «мы, прижатые к стене, в ней точку обрели опоры» (Тютчев).
Октябрьские беды начинались с необъяснимой вяземской катастрофы, когда в кратчайший срок перестали существовать пять армий Западного фронта, главной задачей которого была оборона Москвы. Через несколько дней был окружён Брянский фронт, и три его армии так и не выбрались из кольца.
На севере советско-германского фронта от тотального голода вымирал Ленинград. На юге вермахт наступал на востоке Украины и врывался в Крым через Перекопский перешеек.
Цифры потерь Красной армии оглушали. Только в районе Вязьмы в плен сдались 663 тысячи солдат и офицеров (по другим сведениям, 883 тысячи). Из окружения удалось вырваться только 85 тысячам наших воинов… Одна из правдивых фраз в книге воспоминаний маршала Георгия Жукова: «К исходу 7 октября все пути на Москву по существу были открыты…».
В советской исторической науке вяземская и брянская катастрофы долго были предметом, запрещённым к изучению. Вся информация о вяземском котле старательно изгонялась из мемуаров и заменялась общими словами. В книге генерала Болдина, который был тогда заместителем командующего Западным фронтом, так говорится (вернее, умалчивается) о тех октябрьских днях: «На третий день противник перешёл в наступление крупными силами. Все наши попытки сдержать его натиск ни к чему не привели. И вскоре с частью подчинённых мне войск я снова попал в окружение. Около месяца мы находились во вражеском кольце. Ценой огромных усилий удалось вырваться из окружения».
И это всё! В Советском Союзе объяснение таких катастроф всегда было связано со словом «зато». Пять армий попали в окружение, никто в этом не виноват, но зато они своим героическим сопротивлением в котле задержали наступление гитлеровцев на Москву. Выходит, если бы эти армия стояли на нормальной оборонительной позиции, то они задержать противника не смогли бы, для выполнения задачи им обязательно предписывается катастрофа, иначе героизму вроде и взяться неоткуда… Но на самом деле: пять полноценных полноформатных хорошо оснащённых армий да ещё в эти же дни разгром Брянского фронта, где его командующий генерал Андрей Ерёменко обещал разгромить «подлеца Гудериана», – если бы не случилась с ними эта катастрофа, разве могли бы немцы с такой скоростью двигаться к Москве? А если бы эластичной обороной, как писал об этом маршал Рокоссовский, изматывать противника и обескровливать его – разве возник бы тогда октябрьский кризис, когда судьба Москвы висела на волоске?
Лишённый правдивой информации с фронтов Сталин вызвал из Ленинграда генерала армии Жукова, которому не удалось избавить город от смертельной для его жителей блокады. Выигрыш времени – вот что считал Жуков самым важным, пока на защиту Москву несутся по Транссибирской магистрали по зелёной волне эшелоны с отборными сибирскими войсками, а в эти октябрьские дни и недели нужно держаться с помощью любых подручных средств: курсантов офицерских училищ, «которые никогда не выйдут в офицеры», формирований НКВД, московских ополченцев, выходящих из окружения войск. Генерал Жуков энергично взялся за дело и в почти безнадёжной ситуации его природный оптимизм, жёсткость, переходящая в жестокость, требовательность на всех уровнях сыграли очень важную роль. Не до жиру – быть бы живу. В одном из донесений фельдмаршала фон Бока, командующего группой армий «Центр», наступавшей на Москву, говорилось: «вчера вечером я освободил от должности командира дивизии, сообщившего, что русские отбили его атаку, сражаясь молотками и лопатами». В этой немецкой дивизии к началу ноября осталось всего 950 человек. Так, конечно, воевать нельзя, но в данном случае можно… В середине октября в Москве началась эвакуация дипломатического корпуса, правительства, банковских депозитов и других ценностей. Слухи о том, что враг подходит к Можайску, вызвали в городе вполне естественное волнение, переросшее в панику. Часть жителей стремилась немедленно выехать из Москвы, другая часть панически бросала свои дела, забывая о своём гражданском долге. Кто-то не прочь был пограбить и нажиться за счёт брошенного имущества. Вступили в силу законы социума, в котором всегда есть герои и подлецы, умные и глупцы, стойкие и паникёры, добрые и злые.
Что же конкретно происходило в столице Советского Союза в трагический день 16 октября 1941 года? Железнодорожные вокзалы были переполнены людьми, штурмовавшими вагоны поездов. По городу распространялся сильный запах гари от сжигаемых бумаг в различных учреждениях и конторах. Этот запах гари, по воспоминаниям москвичей, усиливал паническое состояние московских обывателей. Кое-где появились мародёры, имели место откровенные грабежи. Были разгромлены и разграблены несколько магазинов и хлебных киосков. По данным военного коменданта Москвы, из 438 учреждений, предприятий и организаций сбежало в этот день 779 руководящих работников, было угнано более 100 грузовых и легковых автомобилей. В конечно счёте, как мы знаем, Москва устояла. Панику невероятными усилиями удалось преодолеть. Инициаторами паники были высокопоставленные чиновники и члены ВКП(б) – у них была возможность бежать первыми, по блату получить билеты на поезд, использовать служебные машины и т.д. Многие из них лишились партбилетов и пошли под трибунал. Сталин в эти дни оставался в Москве и работал. В своё время были выдвинуты версии о поездах и самолётах, ожидавших советского лидера для эвакуации его из столицы. В нескольких книгах Сталин прогуливается по пустынному перрону железнодорожной платформы, размышляя: уезжать или остаться в Москве? Вымыслов много, но представить себе, что Сталин покинул Москву, невозможно, как бы мы ни относились к Иосифу Сталину. В те дни без него нельзя было бы удержать Москву. Без его воли, памяти, работоспособности. В большой степени враг у ворот Москвы – это вина Сталина. А что враг не вошёл в Москву – это заслуга далеко не одного вождя, это доблесть русского народа, сотен тысяч безвестных русских солдат, но подвига этого в те дни нельзя было бы совершить без Сталина в Кремле. Такова закономерность и необходимость исторического сплетения обстоятельств осенью 1941 года. Безусловно, что медаль «За оборону Москвы» Верховный Главнокомандующий получил заслуженно.
Но немецкий каток всё ещё шёл на Москву. В своих послевоенных мемуарах немецкие стратеги, проклиная генералов «Грязь» и «Мороз», обвиняли именно их в своих военных неудачах. Это странно, потому что, если вы собираетесь на Северный полюс, то и одевайтесь соответственно.
Русская пружина постепенно сжималась… Согласно сталинской тактике «выжженной земли», в октябре Москва была заминирована. Взрывчатку заложили на заводах, в гостиницах, заминировали мосты, Кремль, здания ЦК партии, Большой театр. Мины заложены были даже на обеих дачах Сталина. Приехав на одну из них, он приказал мины убрать. Сегодня либеральные историки видят и в минировании Москвы варварство и панику. А как тогда с пожаром Москвы 1812 года? В истории бывают такие иррациональные моменты, которые не требуют школьных оценок, к которым непреложимы идеологические мотивы. Люди в такие дни прорастают сквозь идеологию, как трава пробивается к свету через асфальт. Эта война ещё многих убьёт и искалечит, ещё будут трагические ситуации, месяцы, недели и дни неудач и большой крови. Чаша страданий ещё не наполнилась, чтобы весом своим и размерами внести окончательный перелом. Но никогда в истории нашего Отечества не было и не будет более страшных и трагических дней…
В начале ноября 1941 года по-прежнему немецкий вермахт упорно ползёт к столице. Германцы уверены, что судьбу Москвы может решить последний батальон. Советский фронт прогибается на самых ближних подступах, но катастроф уже нет, сопротивление крепнет. В эти дни Сталин впервые сообщает генералу Жукову, что 7 ноября на Красной площади пройдёт традиционный парад Красной армии. Немцы были в 78 километрах от Кремля…
В этот день шёл зимний колючий снег. По всей Красной площади – от Москворецкого моста до Исторического музея – расположились войска. Их немного, но своей компактностью они создают ощущение мощи. Часы Спасской башни отсчитали последние секунды и отбили восемь часов. Сталин и члены Ставки и правительства на трибуне. Из ворот Кремля на коне выезжает заместитель наркома обороны маршал Будённый, навстречу ему – командующий парадом генерал-лейтенант Артемьев. Воодушевление на площади было всеобщим. Сталин сказал краткую речь, обратив её к русскому народу, который должен стать освободителем других народов. Говоря о 1918 годе, Сталин не упомянул о гражданской войне, он говорил только об интервентах. Гитлеровцы – это угроза для великой нации. В этот грозный час надо помнить героические свершения Александра Невского, Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова. В общем, всякого большевика надо основательно перепугать,чтобы он вспомнил о русском народе… После речи начинался торжественный марш частей. Сначала прошла пехота, потом два батальона морской пехоты и войска НКВД. В завершение парада по площади и прямо на фронт прошли около 200 танков. Погода не позволила принять участие в параде авиации. Большинство частей, участников парада, направлялись в 16-ю армию генерала Рокоссовского, которая в этот день отражала яростные атаки врага. В этот же день военные парады были проведены в Куйбышеве и Воронеже.
Сталин прекрасно понимал историческое значение парада войск 7 ноября и своей речи. Когда оказалось, что по техническим причинам кинохроника записать его речь на площади не сумела, он без особых уговоров согласился повторить её в студии. В студии сделали выгородку со стеной Мавзолея, и Верховный Главнокомандующий ещё раз произнёс свою речь. И надо же, ещё два дубля оказались в техническом браке по звуку. Сталин повторил речь в третий раз. Вот этот дубль и известен нам сегодня, его мы видим и слышим. На этой записи нет морозного пара, не видно, как идёт снег, и только слова звучат те же самые, что были произнесены на Красной площади на всю страну 7 ноября 1941 года, 80 лет назад. Сталин в речи на этом параде, которая немедленно была распечатана в тысячах копий для демонстраций во всех кинотеатрах воюющей страны, нашёл ещё один ресурс – русский патриотизм.
Русский человек любит Москву, русский человек не может не любить Москвы. И для защиты Москвы от гитлеровцев вне всяких идейных, идеологических мотивов громадную роль играло простое чувство любви к нашей исторической столице. Не важно было, кто в этот момент сидел в Кремле. Важно было, что Кремль стоял по-прежнему, стоял не только на берегах Москвы-реки, но и в сердцах абсолютного большинства русских людей.
Это лукавое обращение Сталина к русскому народу не остановит темпов уничтожения советской властью этого народа ни во время войны, ни после. Более 30 миллионов русских убито, умерли от голода и от ран.
