Ежегодно Россия теряет 150–200 объектов культурного наследия (ОКН). Только за последние десять лет страна безвозвратно утратила по меньшей мере 2,5 тысячи национальных достопримечательностей. Больше других страдают старые города, ставшие центрами туризма благодаря своим архитектурным памятникам.

С 2008 года более 70 % ОКН в Вологодской, Ивановской, Тюменской и Калужской областях лишились охранного статуса. Так государство освободило себя от необходимости реставрировать исторические здания и дало владельцам право на их снос. В результате центры городов обрастают многоэтажками, которые стремительно вытесняют старинную архитектуру.

«Я родился в почти полностью деревянном городе. Жизнь завершаю в городе другом, хотя никуда с этого места не уезжал. Этот город называется Вологда», — говорит краевед Александр Сазонов. По его подсчетам, на сегодняшний день в Вологде осталось всего 80 деревянных домов, половина из них — в аварийном состоянии. «Недавно я пытался выпустить календарь о деревянной Вологде с издательством „Древности Севера“ — не нашли и 25 фотографий, — жалуется Сазонов. — На весь город 13 домов в приличном виде. Вот масштабы разрушений».

В 2011 году три тысячи жителей Вологды подписали открытое письмо в защиту деревянного зодчества. Это стало отправной точкой для создания вологодского градозащитного движения. «Вдруг стало понятно, как действовать, когда не всё равно. Не всё равно, что разрушаются здания. Не всё равно, что произошел пожар. Стало понятно, что есть какие-то механизмы, чтобы привлечь внимание, сделать эту историю заметной», — рассказывает активистка движения «Настоящая Вологда» Ольга Смирнова.

Как и Александр Сазонов, Ольга с детства наблюдает за исчезновением родного города. Она родилась в историческом центре Вологды — на улице Чернышевского — и видела, как ее дом сначала расселили, потом заколотили в нем окна и снесли. На его месте появился муляж. Вологда — не единственный русский город, который стремительно теряет исторический облик. От сноса ценных построек не застрахованы ни села, ни города-миллионники, ни столица.

По Москве основные кампании сносов прокатились в позднесоветское время: в период с 1970-х до конца 1990-х столица лишилась около трех тысяч исторических построек. Если сейчас градозащитное движение «Архнадзор» ведет борьбу хотя бы за отдельные дома, то тогда Москву сносили целыми кварталами.

Основатель «Архнадзора» и глава всероссийской информационной площадки «Хранители наследия» Константин Михайлов темой сохранения наследия занимается с 1980-х годов и период бесконтрольного сноса столицы застал лично. На его памяти была снесена вся правая сторона улицы Сергия Радонежского, на месте которой сейчас типовая жилая застройка.

«Тогда считалось, что надо сохранять отдельные памятники, и серьезных выступлений в защиту снесенных кварталов не было, — вспоминает Константин. — Например, между проспектом Мира и нынешним Олимпийским проспектом было заповедное царство старой Москвы. Причем многие особнячки из этих кварталов фигурировали в серьезных исследованиях по истории русской архитектуры как образцы чистейшей воды русского ампира, классицизма и других стилей. На сегодня остались считаные домики из сотен, стоявших там».

В отличие от столицы, некоторым российским городам удалось сохранить цельную архитектурную картину — в первую очередь из-за меньшего интереса застройщиков. Так, до Ростова-на-Дону девелоперы добрались только к концу 2000-х. За один 2009 год власти города вывели из-под охраны 200 объектов культурного наследия в центре города, а через год стартовал массовый снос исторической застройки.

Ростовчане уверены, что здания лишились своего статуса под давлением застройщиков. «Без объяснений, без экспертиз, просто росчерком пера. Просто однажды люди узнали о том, что этих зданий больше нет в числе ОКН, — вспоминает активистка местного градозащитного движения „МойФасад“ Любовь Навершинская. — Тогда региональный ВООПИиК (Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры. — Прим. ред.) бился за правду, но без толку. После этих событий „МойФасад“ и активизировался как движение — разрозненными усилиями было невозможно противостоять действиям властей».
«Есть какая-то установка — не плодить количество памятников»

Охранный статус, которым наделены объекты культурного наследия, защищает их от сноса и некачественной реставрации. Если здание будет испорчено или утрачено, только признанный государством объект культурного наследия может претендовать на восстановление и привлечение виновников к ответственности.

Перед тем как взять памятник под охрану, аттестованный министерством культуры эксперт должен определить, обладает ли здание признаками ОКН. В случае, если эксперт найдет эти признаки, историческая постройка считается объектом культурного наследия и может претендовать на включение в реестр. Добавление выявленного памятника в реестр — отдельная ступень, за которую тоже отвечает эксперт Минкульта.

Но на деле после выявления памятника часто ничего не происходит. За последние пять лет количество ОКН в реестре почти не изменилось, однако число зданий-«претендентов» растет с каждым годом.

«Я не могу предположить ничего, кроме того, что дана какая-то негласная команда прекратить прием новых зданий, — комментирует глава „Архнадзора“ и „Хранителей наследия“ Константин Михайлов. — Годами, если не десятилетиями, многие объекты, имеющие статус выявленных, так и находятся в этом статусе. А новые, которые в итоге выявляются, в том числе и благодаря нашей работе, к сожалению, остаются за бортом охранных реестров. Я думаю, что есть какая-то установка не плодить количество памятников».

В некоторых регионах заморожен и процесс выявления новых памятников. По словам градозащитницы движения «Живой Петербург» Антонины Елисеевой, в Петербурге из десятка заявок на выявление, которые там рассматривает отдельное ведомство — Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры (КГИОП), — чиновники удовлетворяют единицы.

В марте 2021 года, несмотря на протесты жителей и заключение эксперта в области архитектуры Маргариты Штиглиц, КГИОП повторно отказался включать в список выявленных памятников бывший Институт бумажной промышленности — здание в стиле советского неоклассицизма, построенное в 1955 году по проекту архитектора Бориса Журавлева. Причиной отказа, по мнению градозащитников, стало выданное крупнейшему строительному холдингу «ФСК» разрешение Стройнадзора на снос здания и строительство на его месте жилой 11-этажки.

«Заявки жителей КГИОП пытается представить так, как будто какой-то бабушке понравился симпатичный домик и она черканула бумажку,— рассказывает градозащитница Антонина Елисеева. — Это не так. Заявки подают в том числе специальные эксперты. Это настоящие проработанные исследования с архивными данными. Но даже такие заявления в подавляющем большинстве случаев отклоняются. Чиновники из КГИОПа позволяют себе игнорировать мнение аттестованных экспертов министерства культуры, самых авторитетных специалистов в стране в сфере культурного наследия. Чиновники плевали даже на них — что говорить об обычных гражданах?»

25 тысяч рублей за снос памятника

В Вологде, где, по подсчетам краеведа Александра Сазонова, только 3 % от всех зданий — историческая застройка, дома-памятники продолжают гореть. В октябре 2021-го в огне погиб дом иконописца Василия Шахова — один из самых ценных для города памятников федерального значения XIX века постройки. До этого здание уже горело три раза, но, пока в нем жил один из владельцев, местный фотограф Леонид Стариков, дом Шахова держался.

«Леонид мне показывал документ, из которого я узнал, что министерство культуры в своё время выделяло деньги на реставрацию этого дома при условии, что региональные или местные власти дадут деньги на проект. Не нашлось, — рассказывает Александр Сазонов. — Всем миром мы собрали на краудфандинговой платформе 200 с лишним тысяч рублей на частичную реставрацию. Но фотограф умер — и третий пожар оказался удачным».

Сейчас на месте дома Шахова — обугленный фасад, огороженный забором из профлиста. Что построят на месте памятника, неизвестно.

Охранный статус, которым наделены ОКН, закреплен в Конституции. Уничтожение или повреждение объекта, внесенного в реестр, — это реальное преступление, за которое можно получить до двух лет лишения свободы (по статье 243 УК РФ) или штраф до пяти миллионов рублей (по статьям 7.14.1 и 7.14.2 КоАП).

На практике, даже если пожар или снос расследуется, максимум, что грозит обвиняемым, — символический штраф. За прошлый год, по данным Судебного департамента, его средняя сумма составила 58 тысяч рублей.

К уголовной ответственности с 2016 года были привлечены всего 25 человек, 11 из них приговорили к штрафу, 10 — к обязательным работам, трое получили условный срок и один — реальный.

В Новой Ладоге в Ленинградской области с 2017 по 2019 год сгорело шесть объектов культурного наследия. Обращение местных жителей и градозащитников подтолкнуло власти завести уголовное дело, которое под личный контроль взял председатель Следственного комитета Александр Бастрыкин. При этом в той же Новой Ладоге под видом «противоаварийных работ» был снесен другой ОКН — деревянный дом купчихи Раисы Агаповой, построенный в середине XIX века. Активисты также добивались уголовного преследования виновных, но глава местной администрации отделалась штрафом в 25 тысяч рублей, а подрядчик — в 50 тысяч.

«Есть в Конституции статья, которая гласит, что каждый обязан заботиться о культурном наследии и беречь его. Но когда мы сталкиваемся с реальными фактами его уничтожения, в 99 % случаев видим полнейшую безнаказанность», — говорит глава «Архнадзора» Константин Михайлов.

С точки зрения уголовного законодательства снос национальных достопримечательностей не представляет особой опасности. По степени тяжести уничтожение ОКН (статья 243 УК РФ) — ниже среднего. «Полиция отказывается заводить такие дела. Либо она их заводит, и начинаются какие-то следственные действия, доследственные проверки, которые ничем не заканчиваются. Либо им не удается установить виновных, либо не удается установить ущерб, либо еще что-нибудь», — описывает практику применения 243-й статьи Константин Михайлов.

В Ростове-на-Дону в 2017 году сгорел целый квартал в историческом центре города, в районе Театральной площади — 120 домов. Градозащитница Любовь Навершинская рассказывает, что весь квартал был построен в XIX веке: некоторые саманные дома на момент пожара были наполовину разрушены, иные были в хорошем состоянии. «О том, что это поджог, говорили и писали все, включая федеральные издания. Но полиция и прокуратура расследуют это дело медленно и, кажется, не слишком охотно, а мы доказать ничего не можем», — говорит Навершинская.

Губернатор области и мэр города пообещали, что территория на месте исторического квартала никогда не будет застроена многоэтажками. Несмотря на эти обещания, проект от застройщицы Елены Наумовой (есть в распоряжении редакции), который два года согласовывался с администрацией, предусматривает, в частности, застройку квартала высотками по 17 этажей.

Охранный статус должен оберегать памятники архитектуры не только от уничтожения, но и от незаконных пристроек, обшивки фасадов некачественными материалами, замены деревянных рам пластиковыми. Как правило, нарушителей наказывают мелкими штрафами, которые владельцы готовы выплатить, так и не устранив нарушений.

«В июне у памятника архитектуры Дома Эсса появилась пристройка. Мы обнаружили это и написали пост в Instagram. Нас читает Комитет по охране ОКН, и якобы сотрудники комитета поехали и выписали предписание всё убрать. Но прошло пять месяцев, а воз и ныне там. Может быть, собственник посчитал, что ему легче оплатить штраф пять тысяч рублей, чем сносить всю пристройку, согласовывать проекты и так далее», — рассказывает Любовь Навершинская.

«Порой кажется, что лучше бы уж не трогали»

По оценке ВООПИиК, от 50 до 70 % памятников истории и культуры под государственной охраной находятся в неудовлетворительном состоянии, большинство из них необходимо срочно спасать от разрушения.

При этом работы по сохранению культурного наследия сейчас проводятся только для 8,5 % объектов. В некоторых регионах с дореволюционной застройкой доля ОКН на реставрации за последние три года сократилась и вовсе до 1 %.

В Рязани, городе с сохранившимся деревянным центром, десятки домов на протяжении многих лет пребывают в аварийном состоянии, рассказывает Александр Дударев, активист градозащитного движения «Рязань, которую мы потеряли». Как правило, жителей ветхого жилья расселяют, после чего дома стоят в запустении, разрушаются и зачастую сгорают.

В 2017 году горожане отстояли от сноса аварийное здание бывшей Дашковской богадельни, федерального памятника XVIII века, каких в Рязани осталось чуть больше десятка. «С этого времени его статус не изменился, но здание никто не ремонтирует, и оно фактически погибает в нескольких шагах от Рязанского Кремля. Так же, потеряв своих жильцов, разрушаются десятки домов, хотя в них по примеру других городов можно было бы открывать музеи, кафе и любые другие общественные пространства, повышая туристическую привлекательность города», — рассказывает Александр Дударев.

В Ростове-на-Дону своей очереди ждут более 200 ветхих домов в историческом центре города. «Они стоят и разрушаются, пока не начнут сыпаться людям на головы», — говорит градозащитница Любовь Навершинская.

Более половины памятников архитектуры нуждаются в реставрации, однако регионы не успевают полностью израсходовать бюджет на работы по сохранению ОКН: лидеры по размеру финансирования ежегодно тратят до 80 % от выделенных средств. Неизрасходованные деньги, которые могли бы пойти на восстановление зданий, возвращаются обратно в федеральную казну.

В результате памятники годами ждут реставрации, и даже если до них доходит очередь, качество работ градозащитники зачастую оценивают как неудовлетворительное. «Фасады, покрытые сайдингом, и белые пластиковые окна, — так активистка Любовь Навершинская описывает исторический центр родного Ростова-на-Дону. — Сегодня фонд капремонта проводит работы непонятно по каким стандартам. Поэтому они могут себе позволить старый кирпич XIX века просто замазать „короедом“ (декоративной штукатуркой. — Прим. ред.) или обшить историческое здание профнастилом. Это легализованный способ уродовать здания».

В июне ростовские активисты выступили с инициативой ввести регламент благоустройства. Градозащитники от движения «МойФасад» собрали 200 подписей жителей и написали открытое письмо председателю городской думы. Власти отказались рассматривать обращение горожан».

«Порой кажется, что лучше бы уж не трогали. Стояла бы благородная руина. Или хотя бы законсервировали, чтобы она дальше не разваливалась. Глядишь, дождалась бы реставраторов лучших поколений», — говорит глава «Архнадзора» Константин Михайлов. По его мнению, основная причина некачественных работ — критерии выбора подрядчика при проведении тендеров. По правилам конкурса, заказчик обязан ориентироваться на цены, которые предлагают участники аукциона. Участники, в свою очередь, занижают стоимость работ, чтобы получить контракт. В результате им приходится экономить на стройматериалах, рабочей силе и ее квалификации, чтобы не выйти в ноль.

Известны случаи, когда памятники федерального значения попадали в руки никому не известных реставрационных фирм. Так случилось, например, с белокаменным Псковским Кремлем, архитектурным ансамблем XI века и главной достопримечательностью области. Контракт на его проектирование выиграла компания из Кургана, у которой в послужном списке реставраций, по словам Константина Михайлова, числились только два храма XIX века.

В Изборске в Псковской области в 2012 году отреставрировали белоснежную Никольскую церковь XVI века. Через год туристы и эксперты заметили, что она начинает зеленеть. Причиной появления «пятен тинно-зеленого цвета», как сказано в ответе прокуратуры на запрос депутата Псковского областного собрания Льва Шлосберга, стало «биологическое поражение». Константин Михайлов считает, что наиболее вероятная причина — некачественная строительная вода, «которую при проведении работ черпали из соседней лужи».

«Надо придумать какую-то другую систему реставрационных тендеров, чтобы вопрос цены был далеко не первостепенным, — считает Михайлов. — Первым критерием должен быть послужной список реставрационной фирмы, портфолио объектов, которое она может предъявить, набор реставраторов, зарекомендовавших себя в этом деле. Чтобы, вручая бесценные памятники в чьи-то руки, страна была уверена, что эти руки хотя бы не нанесут вреда».

Щит от застройщиков

Помимо отдельных объектов культурного наследия, центры городов заполняет фоновая историческая застройка, без которой невозможен цельный облик города. «Вот мы сейчас сидим в студии [в Петровском переулке], — рассказывает Константин Михайлов. — Если выглянуть в окно, там стоит прекрасный памятник классической, еще даже доклассической Москвы, [здание], где сейчас находится Российское военно-историческое общество. Памятник сохранен и очень даже неплохо отреставрирован, но вокруг него, куда ни посмотри, стоят угрюмые новостройки советского, постсоветского времени. То есть он потерял свой исторический контекст. Он воспринимается абсолютно вырванным из истории и выглядит как экспонат, который можно переставить при желании куда-нибудь».  

На сегодняшний день сохранить архитектурную среду исторического центра могут около 150 российских населенных пунктов, которым присвоен статус исторических поселений. В их центрах нельзя строить высокие дома, сносить и перестраивать исторические здания. При этом неважно, являются ли эти здания памятниками или менее ценными архитектурными элементами городской среды.

В список исторических поселений в 1990 году входили более 500 населённых пунктов. В 2010 году список сократили до 41 населенного пункта федерального значения. После сокращения многие города оказались беззащитны перед застройщиками, поэтому большинство из них пытается вернуть охранный статус и принимают свои охранные режимы регионального значения. На сегодняшний день статус исторического поселения федерального значения есть у 45 населенных пунктов, а регионального — примерно у 100.

В 2010 году из перечня исторических поселений в числе прочих городов исключили Самару. Три года назад было решено вновь наделить ее охранными привилегиями, однако город до сих пор не приобрел прежнего статуса.

«В конце 2019 года мы получили право на этот статус. Но на сегодняшний день не утверждены ценные градоформирующие объекты, объединенные зоны охраны и градрегламенты. То есть застройщика ничто не останавливает», — объясняет глава самарского ВООПИиКа Нина Казачкова.

Серьезную угрозу историческому центру представляет и финансирование на снос ветхого жилья, которое в 2021 году получила Самара. Многие деревянные дома в центре попали в список аварийных. Без утвержденного статуса исторического поселения их ожидает расселение и снос.

Градозащитникам приходится доказывать ценность каждого исторического дома, который власти собираются отнять у города. На настоящий момент комиссия по спасению исторического центра смогла отстоять 57 из 126 домов, но более 10 уже успели сровнять с землей.

В Тверской области до 2010 года было 14 исторических поселений. В 2010-м власти оставили этот статус только Торжку, Торопцу и Осташкову. Саму Тверь охранного статуса лишили. Хотя именно областной столице, по мнению тверского градозащитника Павла Иванова, больше всего нужен «охранный зонтик».

«В Осташкове и Торопце капитального нового строительства в исторических центрах просто нет. В Твери есть. Это ей нужен статус исторического поселения, — говорит Иванов. — Но зато повсюду проводится типовое благоустройство по программе Минстроя. Оно одинаковое на всю страну. Оно ужасно. Ни на какую историю нигде не обращают внимания. Ни на территории исторических поселений, ни на других территориях. Все равно одинаковые фонари и квадратные скамьи в стиле „опрокинутый ящик“. Противодействовать этому невозможно».

«Мы хотели прокричать: „Посмотрите, как это красиво“»

В противовес массовым сносам неравнодушные жители российских городов с 2015 года пытаются восстанавливать исторические дома своими руками. Идея, которая превратилась в организованное движение волонтеров, родилась в Самаре среди группы журналистов. Сегодня «Том Сойер Фест» — пример самого массового в России градозащитного активизма, он проходит в 66 городах.

Фестиваль, как рассказывает его основатель Андрей Кочетков, возник «от безысходности»: «Мы как журналисты очень много писали об этом, ходили на какие-то круглые столы, конференции. Все очень много говорили, но мало что менялось в реальности. В 2015 году захотелось что-то попробовать сделать самостоятельно вместе с простыми горожанами. Это был такой наш манифест. Мы хотели прокричать: „Посмотрите, как это красиво“. Потому что многие люди, которые ходят по этим улицам, не были в Швеции, в Финляндии. Они, возможно, не были даже в Суздале и не могут представить, насколько красивой может быть та же самая деревянная архитектура, если о ней заботиться».

В первый сезон фестиваля красить дома пришли 50 волонтеров. Со следующего года к Самаре начали присоединяться другие города. «Я приехал в Казань на всероссийский градозащитный съезд. Они сказали: „О, прикольно. Мы тоже хотим так сделать“, — вспоминает Кочетков. — Еще один город — Бузулук — прочитал про нас в „Русском репортере“ и тоже написал. Потом мы выиграли президентский грант в 2017 году, а дальше начался шквал пишущих мне во „ВКонтакте“ людей».

Инициатива разрасталась быстро: на второй год к фестивалю присоединилось восемь городов, на третий — 16. Вологда стала частью фестиваля в 2018 году, когда в городе за зиму сгорело два исторических дома. По словам вологодских координаторов Кати Хоботовой и Наташи Дробышевой, красить дома приходили люди разных возрастов и профессий: реставраторы, студенты, юристы, гости из других регионов. Постепенно в городе образовалось сообщество людей, которым интересна история Вологды и у которых есть желание ее сохранить.

«Сейчас уже появились другие большие федеральные программы и разные программы на уровне города — из-за того, что подготовлена очень лояльная аудитория, — рассказывает Наташа Дробышева. — Если начинается покраска какого-то дома, люди, которые приходили к нам на „Том Сойер Фест“, идут и помогают. Просто потому, что они видят, что могут еще где-то помочь».

Андрей Кочетков уверен, что инициатива по восстановлению исторической среды на добровольных началах рано или поздно возникла бы и без его команды: «Запрос в обществе есть, и он растет. К сожалению, он еще не дошел до таких пределов, чтобы это стало бесспорной ценностью для всех. Если бы такое произошло, власти вынуждены были бы принимать исключительно положительные решения о сохранении наследия».  

Редакторки: Алеся Мароховская, Александра Зеркалева

источник