Игорь Вячеславович Огурцов (родился 22 августа 1937 года) – философ, лидер антикоммунистического подполья в СССР, основатель и руководитель Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа (ВСХСОН) был осуждён на 20 лет лагерей, в 1987 году эмигрировал в Германию, в 1992 году вернулся в Россию. Об опыте своей «подсоветской жизни» он рассказал в интервью «Столу».
– Как Вы пережили распад СССР?
– Я не застал его по времени – был в эмиграции. После 20 лет «брежневско-андроповского курорта» я с родителями, которым Господь дал пережить всё это, уехал в эмиграцию в 87-м году. И до 93-го года мы были в Западной Германии. И потом вернулись. Но увидели страну совсем не такую, какую мы представляли себе.
– Удалось ли вчерашним эмигрантам поучаствовать в строительстве новой России? Вашим друзьям, кому-то из ваших знакомых, вам лично?
– Нет-нет. Не было такой ситуации, которая включила бы нас в этот процесс. И процесс сам по себе был не тот, в котором нам хотелось участвовать.
– Почему же?
– Потому что не в ту сторону пошло. Конечно, единственное, что мы могли бы одобрить и считать достижением, – это конец тоталитарной системы. Это единственный плюс огромный. Но и конец тоталитарной системы не тем завершился. А сейчас мы – половина уже в мире ином, а остальным уже за 80 лет.
– Вы сами в 90-е годы участвовали в христианско-демократическом союзе вместе с Аксючицем и Огородниковым?
– Нет. Мы с ними были довольно-таки хорошо знакомы. Виделись, когда уже можно было выезжать из Союза. Они приезжали в ФРГ. В Мюнхене у меня «база» была. И мы виделись с ними несколько раз.
– Какой оптимальный путь для преобразования советской системы вы видели, будучи основателем ВСХСОН? Общество должно было измениться, мирно приняв какие-то идеи; или это должна была стать вооружённая борьба за свою страну – новая гражданская война или какой-то переворот сверху?
– В самом начале что-то предвидеть и рассчитывать на определённый успех было трудно. Представить себе, что произойдёт все так, как случилось, то есть сверху, – это было трудно. Но то, что система себя рано или поздно изживёт, мы понимали. Мы три с лишним года были на подпольном положении. Казалось, что время близко. То, что до краха КПСС пройдёт ещё больше 10 лет, было трудно себе представить.
– Сколько человек было в ВСХСОН на пике вашей деятельности?
– Предано суду было 30 человек. Но это начальный этап.
– Возможно, для советской власти ваша организация была наиболее опасной, так как вы допускали вооружённое сопротивление режиму. Этим, кстати вы отличались от диссидентского движения, которое скорее могло выходить с плакатами «на заклание», чем возглавлять активную борьбу.
– Да, конечно.
– После выдворения из Союза как вас приняла эмиграция? Чувствовали ли Вы поддержку там?
– В эмиграцию (ещё будучи в подполье) мы отправили нашу программу, была такая возможность. Отправили во Францию Никите Струве. Он тогда ещё был жив. И он издал её, потом её издал «Посев» (издательство, учреждённое русскими эмигрантами в Германии, – ред.). В эмиграции с 1976 года знали о нас довольно подробно и были весьма воодушевлены наличием такой организации. Потом, когда мы уже туда приехали в 1988 году, о нас знала вся эмиграция. Ещё и в период моей ссылки было много публикаций в Америке, Германии. Даже фильмы были сняты эмигрантские и проходили показы, в частности в Штатах. Эти фильмы все есть в интернете.
– Вы встречались с Солженицыным?
– Нет, он был в Штатах, в Вермонте. А я в Штатах был много раз, но в Детройте.
– Переписывались с ним?
– Да, регулярно. Мои идеи ему были знакомы, потому что он читал в эмигрантских журналах весьма подробно о нас. Вообще в ссылке, как это ни странно, была возможность получать письма и даже отвечать на некоторые из них. Конечно, с учётом того, что можно было, что я знал, что пройдёт. Я получил около 10 тысяч писем за пять лет ссылки из разных западных стран. Причём писали все – от сенаторов до безработных, написал даже президент США Рональд Рейган. Ещё будучи в ссылке, я получил почётное французское гражданство. Но писала в то время всё-таки молодёжь – люди от 25 до 40 лет. А вот из советского блока никто не писал: там: вероятно ничего и не знали. Несколько книг было издано и на английском, и на русском ещё в период, когда я находился в ссылке. Один из нас – Вагин Евгений Александрович – жил и работал в Италии и Франции. Он много материалов передал на Запад. Так что, в частности, Солженицын и программу нашу знал.
– На ваш взгляд, Россия – это европейская страна или нет?
– Я бы сказал так: пока что мы не определились окончательно в отношении своей судьбы – кем нам быть, куда следовать. Хотя Россия, конечно, европейская страна.
– Почему, если Россия – европейская страна, у нас так мало ценится свобода и права человека?
– Почему? Всё это идёт с 1917 года. Огромный процент населения – крестьянство, и рабочий класс, и интеллигенция – был просто физически уничтожен советами. За весь период правления Сталина физически было уничтожено почти столько же людей, сколько во время Второй мировой войны, – десятки миллионов. Ещё больше было затравлено. Так что наша судьба в XX веке не просто трагична, мы претерпели геноцид после революции – если события октября 1917 года можно так называть… Страна была подвержена геноциду – и физическому, и духовному, морально-нравственному.
– Несмотря на всё это, в стране рождались всё-таки люди – пусть их было немного – любящие свободу, готовые жить иначе. Как Вы это объясняете?
– Очень просто – это Божья милость.
– Как вы думаете, в нашем будущем свобода каждого отдельного человека ещё может стать основой для развития общества и государства в России?
– Свобода – это очень широкое понятие. То, что происходит с отношениями России и ближайших её соседей – Украины и Белоруссии, – это, конечно, катастрофа, а не путь освобождения. Катастрофа не столько для Великороссии, сколько для России в целом – той, которая была до 1917 года. Это разделение тоже порождено 1917 годом. Но я верю, что мы выйдем на нормальный путь.
источник | 
