В 1926 году Владимир Маяковский в Ростове-на-Дону на встрече с читателями на вопрос о Есенине дал весьма недвусмысленный ответ: «Есенин, безусловно, талантливый поэт, но он часто писал не то, что нам надо, и этим приносил не пользу, а вред: тем хуже, что он был талантлив. Столыпин, например, был достаточно талантливым политическим деятелем, но тем вреднее он был для нас и тем приятнее, что его убили». Логика! Великая вещь! Осталось только продолжить, согласно логике вурдалаков: «Есенин был нам вреден и поэтому его убили». Товарищ маузер и горлан-главарь, весьма близкий к чекистам и сам писавший в ГПУ отчёты в компании с аграновыми и бриками, очень доходчиво объяснил причину убийства Сергея Есенина…
Последние годы жизни Сергея Есенина - это непрерывное восхождение к творческим вершинам с одной стороны, а с другой - крепнет его русскость, его мировоззрение национального поэта, поэта Земли Русской и защитника её. Противостояние с русофобской властью превращается для него в восхождение на эшафот, дорогой на Голгофу. Где-то в высших эшелонах власти участь его решена, инсценировка с гибелью в «Англетере» могла бы произойти и раньше, например, после «законного» удовлетворения претензий дипкурьера Роги в суде и далее что-то вроде выпадения из окна террориста Савинкова. Можно только удивиться тому, что Есенин продержался на плаву почти весь 1925 год. Он остро чувствует опасность, понимает, что топор, о котором Достоевский писал в подготовительных материалах к роману «Подросток», уже вышел на орбиту его жизни и гонится за ним. Поэтому понятно, почему так нервничает Есенин, почему так мечется по стране: приезжает в Ростов-на-Дону и вдруг срочно исчезает из этого города. Он окружён чекистами, которые нервируют его, распуская слухи о тайных и явных угрозах. Например, 27 марта поэт срочно покидает Москву. Кто-то сообщает ему (из всезнающих), что к расстрелу осуждён его друг Алексей Ганин и вместе с ним ещё несколько его близких знакомых. Ганин казнён 30 марта, а Есенин уже далеко от Москвы - на Кавказе. В эти годы большевики заняты прореживанием русских рядов России. «Любили вешать на виду или расстреливать в подвалах». Сегодня нам хорошо известны секретные приказы Ленина, погромные речи Троцкого, пошлые письма Бухарина. Общий лейтмотив кровавой деятельности этих явных преступников и врагов России: «Нам на Россию наплевать» - это Бухарин; «Мы Россию завоевали» - это Ленин и Троцкий. Целенаправленно уничтожаются целые российские сословия: офицеры, дворяне, священники. В качестве массового врага в ближайшем будущем уже объявлено крестьянство, самая успешная его часть, прозванная кулаками. Есенин оттуда, из лучшей части крестьянства. Будущего не будет. Но Есенин борется. Разве не в борьбе писалась статья «Россияне», которая около шестидесяти лет не печаталась или вот такая, полная горечи часть программного стихотворения «Снова пьют здесь, дерутся и плачут»:
Защити меня, влага нежная,
Май мой синий, июнь голубой,
Одолели нас люди приезжие,
А своих не пускают домой.
Знаю, если не в далях чугунных,
Кров чужой и сума на плечах,
Только жаль тех дурашливых юных,
Что сгубили себя сгоряча.
Жаль, что кто-то нас смог рассеять
И ничья не понятна вина.
Ты Расея, моя Расея,
Азиатская сторона.
«Одолели нас люди заезжие» - это о ком пишет Есенин? Разве не о сотнях и тысячах псевдонимов в партии, правительстве и во всесильном ГПУ. Атмосфера в стране удушливая. Студенты, которые соглашаются стать доносчиками, освобождаются от службы в армии. В каждую коммунальную квартиру (это исключительно большевицкое изобретение) или в общежитие внедряется доносчик. В последний год жизни Есенин часто в самых разных аудиториях читает свою поэму «Чёрный человек», иногда даже по несколько раз в один день. Наш ведущий есениновед Прокушев объявил в эпоху марксизма-ленинизма, что эта поэма, неопубликованная при жизни автора, является разоблачением американского образа жизни. Право, от таких прокушевых и не будучи сторонником американизма, хочется защитить чуждый нам образ жизни. Есенин был окружён десятками «чёрных людей» у себя на родине, и мы до сих пор гадаем, кто был этот чёрный человек. Ленин? Троцкий? Бухарин? Блюмкин? Какая-нибудь сволочь рангом пониже, вроде критика Сосновского? Думаю, что персонификация невозможна, потому что чёрный человек постепенно приумножался в легион бесов, терзавших днями и ночами Россию. И в результате -процитируем Сергея Александровича:
Я - законный хозяин страны российской,
Как бездомная собака бродил по земле.
В судьбе Сергея Есенина столько умышленной лжи, провокаций, под диктовку палачей и организаторов убийства написанных воспоминаний, уничтоженных и запрятанных в чекистские архивы рукописей, сфальсифицированных документов, что разобраться в этом нагромождении клеветы и ложных следов можно только с помощью одного средства: надо любить Сергея Александровича Есенина и всё, что им было написано. В очень трудное для Отечества время, осенью 1918 года в эссе «Ключи Марии» совсем ещё молодой Есенин напишет: «То, что является нашим глазам в строительстве пролетарской культуры, мы называем «Ной выпускает ворона». Мы знаем, что крылья ворона тяжелы, путь его недалёк, он упадёт не только не долетев до материка, но даже не увидев его, мы знаем, что он не вернётся, знаем, что масличная ветвь будет принесена только голубем - образом, крылья которого спаяны верой человека не от классового сознания, а от осознания обстающего его храма вечности». Голубей в руках Ленина и Сталина, Свердлова и Троцкого не было, были вороны, бесплодные Демьяны Бедные и Маяковские, Безыменские и Алтаузены и подобные им антихристиане. Вороны питаются падалью. И разве они долетят до цели? И вот они создали - творение бесов! - которое на уровне государства сумело прожить всего лишь 69 лет, оставив после себя развалины и геноцид русского народа. Когда-то Есенин говорил: «Я-то здоровый, я очень здоровый, это мир сошёл с ума». В Советской России и в период своей зарубежной поездки он отчётливо это видел. Литературовед Наталья Игоревна Шубникова-Гусева отчётливо и глубоко отметила неприкаянность поэта: «Постоянным унижением, которые испытывал Есенин за рубежом, личные неурядицы, впечатления от поездки по Западной Европе и Америке, а главное, ощущения трагедии, которая происходит с Родиной - Россией и его народом, во многом изменили мировоззрение поэта». Неприятие действительности Есениным усугубилось в Берлине знакомством с «мерзкой книгой», как её называет русский поэт - «Протоколы Сионских мудрецов» были запрещены для чтения и распространения в Советской России. Проблема эта трудная, ответственная, впервые на её присутствие в жизни Есенина указала Валентина Семёновна Пашинина. Нет никаких оснований предполагать, какие выводы он сделал из чтения «мерзкой книги», но, конечно, «Протоколы…» в значительной степени увеличили его неприкаянность на родной ему земле. В Берлине Есенин узнал, что в своё время Император Николай Александрович запретил использовать «Протоколы Сионских мудрецов» в качестве пропаганды, потому что сомневался в их подлинности, а возможно и потому, что был уверен в том, что Российская империя сможет успешно противостоять тем целям, которые в них объявлены. Но в послеоктябрьские годы ситуация уже была иной, и вполне вероятно, что Сергей Александрович разделял тогда мнение, позднее высказанное митрополитом Петербургским и Ладожским Иоанном (Снычевым): «Есть разные точки зрения на происхождение Сионских протоколов, но, на мой взгляд, важно не то, кем они были составлены, а то, что вся история двадцатого века соответствует амбициям, заявленным в этом документе». Чекистская власть, конечно, не могла не знать об интересе поэта к «Протоколам…», потому что и за границами Советского Союза густая сеть сексотов тесно обволакивала Есенина. Тем самым появлялись дополнительные возможности для провоцирования поэта, но об этом мы уже никогда не узнаем. Есенин, предсказывал Троцкий, вернётся из Европы и Америки другим. Троцкий ошибся, поэт вернулся защитником земли русской в ещё большей степени, чем уезжал. Именно эта мировоззренческая позиция в национальном вопросе отнимала у него здоровье, заставляла нервничать и в конце концов привела к гибели. Из Берлина Есенин напишет: «Берлинская атмосфера меня издёргала вконец (…) Очень много думаю и не знаю, что придумать». Антисемитизм в Советской России сурово наказывался. Вплоть до смертной казни. Ленин проявлял постоянную заботу о евреях, 25 июня 1918 года Ильич подписал суровый и однозначный декрет о преследовании антисемитизма и антисемитов. Ленин же неоднократно заявлял, что русские в сравнении с евреями и немцами очень плохие работники, советовал евреям менять фамилии на исконно русские для достижения доверия у солдат и рабочих. В перенасыщенной псевдонимами на верхнем уровне управления стране появились ещё тысячи псевдонимов - Архангельских, Рождественских, Гусевых, Трифоновых и Давыдовых - для работы в армии и среди пролетарских масс. В неопубликованной статье «Россияне» Есенин после возвращения из Европы в декабре 1923 года напишет: «Тяжелое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть перед искусством. Выработав себе точку зрения общего фронта, где всякий туман может казаться для близоруких глаз за опасное войско, эти типы развили и укрепили в литературе пришибеевские нравы (…). Давно стало явным фактом, как бы не хвалил Троцкий разных Безыменских, что пролетарскому искусству грош цена».
Предпоследняя провокация против русского национального поэта (последней провокацией будет его убийство) случилась в поезде Баку-Москва, в котором Есенин вместе с Софьей Толстой-Есениной возвращался с Кавказа. Ехали они в отдельном купе, вагон был предназначен для высокопоставленных чиновников и красных командиров, охранялся чекистами. 6 сентября 1925 года на подъезде к Серпухову охранник не пустил Есенина в ресторан. Возник диалог на повышенных тонах. Из своего купе вышел дипломатический курьер, уроженец Риги Адольф Мартинович Рога и начал «воспитывать» Есенина. Поэт был оскорблён и ответил грубо. Возможно, что обменявшись резкостями Рога и Есенин разошлись бы по своим купе. Но тут выскочил третий - Ю.В. Левит, который ехал в Москву за соисканием чинов в связи с предпочтениями Ленина и других большевиков. Левит начал читать Есенину нотацию на тему, как должно вести себя в таком вагоне и с такими «уважаемыми людьми». Есенин не выдержал обучения и оскорбил национальность Ю.В. Левита, как эвфемически было принято тогда говорить, иначе вы будете такими же участниками оскорбления. Интересно, что Есенин и его жена были сразу же задержаны при выходе из вагона на Курском вокзале. Видимо, высокопоставленные спорщики имели возможность немедленно сообщить, куда следует. Конфликт был ниже уровня мелкого хулиганства. Но кто-то за кулисами потребовал вывести его и рассматривать в качестве серьёзного уголовного преступления. По требованию Левита и Роги наркомат иностранных дел инициировал письмо в прокуратуру. Начались допросы. Есенину угрожал арест и немалое тюремное заключение. Попытки наркома просвещения Луначарского помочь блокировались кем-то, кто занимал более высокое положение в иерархии большевицкой власти. С учётом предыдущих судебных дел поэта надеяться на условное осуждение ему не приходилось. Рога и Левит взялись за него всерьёз. По воспоминаниям Галины Бениславской, «он неоднократно говорил: поймите, в моём доме не я хозяин, в мой дом я должен стучаться, и мне не открывают. И сознание, что для этого он должен стучаться в окошко, чтобы его впустили в собственный дом, приводило его в бешенство и в отчаяние, вызывало в нём злобу. В такие минуты он всегда начинал твердить одно: это им не проститься, за это им отомстят. Пусть я буду жертвой, я должен быть жертвой за всех, за всех, кого не пускают. Не пускают, не хотят, ну так посмотрим. За меня все обозлятся. А мы все злые, вы не знаете, как мы злы, если нас обижают. Не трожь, а то плохо будет. Буду кричать, буду, везде буду. Посадят - пусть сажают - ещё хуже будет. Мы всегда ждём и терпим долго…» Разве не ясно, в защиту какого народа мучается болью в этом монологе Сергей Александрович Есенин? Разве не понятно из этой цитаты, с какой властью воюет поэт?
Именно после этого инцидента в поезде Баку-Москва Есенин приходит в квартиру своей первой жены Анны Изрядновой и сжигает толстый пакет своих рукописей. Затем ему пришлось прятаться от преследования чекистов и прокуроров в психиатрической клинике профессора Ганнушкина. Так называемые друзья тут же запустили слухи о психической неполноценности и деградации Есенина. Есенина, который в клинике написал несколько шедевров русской поэзии и запомнился добрым, милым, иногда застенчивым и скромным человеком. Сотрудники Ганнушкина ещё долго вспоминали своего доброжелательного и отзывчивого на добро «пациента». Пятнадцать стихотворений написаны Есениным в клинике, а ещё был цикл о русской зиме, который исчез в «Англетере», как и многое другое. Куда эти автографы поэта с неизвестными для нас произведениями делись? От многих из них остались воспоминания и отдельные строчки. В своё время на любой запрос в короткую эпоху гласности мы получали из КГБ стандартный ответ: «У нас ничего нет». Сегодня ФСБ отвечает примерно так же. Но неужели и в секретных делах агентов, окружавших Есннина, ничего нет? Ни доносов, ни рукописей? Вот хотя бы в личном деле чекиста-поэта, знакомого Есенина, усиленно набивавшегося ему в друзья Вольфа Эрлиха, который в 30-е годы был обнаружен в форме НКВД и в звании капитана. Охранители «самоубийства» немедленно подняли крик, что на снимке Эрлих представляет пограничников, но не мешает знать, что пограничные войска всегда принадлежали к ведомству НКВД, за исключением тех лет, когда происходило разделение НКВД и НКГБ, но и тогда пограничники относились не к милиции, а к НКГБ. Мы уже отмечали, с какой «благодарностью» Эрлих писал о Есенине, вот ещё одно четверостишие из наследия поэта-чекиста:
Простимся ж, русый. Мир с тобою,
Ужели в первый вешний день
Опять предстанет предо мною
Твоя взыскующая тень?
Конечно, только членам есенинских комиссий надо объяснять, чья это тень и о чём она «взыскует»? Что-то всё-таки мучит секретного сотрудника уже в чине капитана. Не трудно представить себе, что в 1925 году Вольф Эрлих был, скажем, в чине старшего сержанта. Тогда в чинах росли быстро: «то старших выключат иных, иные смотришь перебиты…» Впрочем, и Вольф Эрлих наслаждался недолго, в 1937 году он был арестован и расстрелян. Абсолютному большинству участников есенинской трагедии этот год пережить не удалось. Следы заметались основательно.
Сегодня стараниями любивших Сергея Александровича Есенина -
Валентинй Семёновны Пашининой,
Натальи Кирилловны Сидориной,
Фёдора Алкесандровича Морохова,
Алексея Анатольевича Яковлева,
Эдуарда Александровича Хлысталова,
Виктора Ивановича Кузнецова,
Николая Николаевича Брауна,
Николая Фёдоровича Астафьева (прошу меня извинить, назвал я далеко не всех) создан большой доказательный корпус исследований, который невозможно игнорировать. Раскрыто немало тайн и загадок, связанных с гибелью поэта и с его мировоззрением. Проанализированы мемуары о его смерти - они оказались в основном лжевоспоминаниями, искусной паутиной лжи, сплетённой под руководством бригады чекистов. Совершенно не соответствуют действительности воспоминания Эрлиха, Рождественского, Фромана, Павла Медведева, Устинова и «Устиновой». Устинова оказалась совсем не «тётей Лизой» и совсем не Устиновой, а Анной Рубинштейн и всего на три года старше Есенина: они оба не числились в те дни среди жильцов гостиницы «Англетер». Не прошли проверку и многие другие «воспоминатели». Тем не менее, воспоминания провокаторов исправно перепечатываются без каких-либо комментариев, убеждая нас в том, что и сегодня кто-то очень не хочет, чтобы о гибели поэта мы узнали правду. В.И. Кузнецов обнаружил книгу регистраций чекисткой гостиницы. Сергей Есенин в ней не значится. Воспоминания о четырёх днях в Ленинграде принадлежат людям, сотрудничавшим тогда с ГПУ. Никто из положительных героев той эпохи никогда не упоминал Есенина, никто не видел и не встречался с ним с 24 по 27 декабря 1925 года. Есть одно исключение, как и полагается во всяком детективном умозаключении. Это Николай Алексеевич Клюев. Но у этого исключения может быть несколько причин. Клюев откровенно нищенствовал, буквально с «протянутой рукой стоял у церкви», бомбардировал питерскую власть нищенскими просьбами и вполне мог войти в состав «воспоминателей» по принуждению и за небольшую мзду. Во всяком случае, вторая часть его воспоминаний об этих днях состоит из информации, что его 27 декабря в гостиницу «Англетер» к Есенину не пустили, и поэтому они увидеться не могли. Деталь красноречивая: не был ли уже введён чекистами в гостинице особый режим, подтверждающий арест поэта? Я не стану утверждать, как Виктор Иванович Кузнецов, отдавший последние годы жизни ради того, чтобы мы поняли, какой стаей не знающих жалости зверей был окружён Сергей Есенин, - что он был арестован в первый день приезда в Ленинград, 24 декабря 1925 года… Возможно… Слишком много вранья о его пребывании в Питере. Возможно, что свободу он потерял 25 декабря, когда его преследователи вспомнили о нарушении им подписки о невыезде из Москвы; даже арестовав Есенина 27 декабря у чекистов хватило бы времени для пыток, допросов и убийства. Но поздним вечером 27 декабря его принесли, уже изувеченного, потерявшего сознание и закатанного в ковёр, а в номере осуществлялась программа «самоповешения» с участием коменданта и двух чекистов.
В 1990 году во время работы над фильмом «Тайна гостиницы «Англетер»» нам удалось найти в городе, на Английском проспекте, тогда улица Маклина, вдову коменданта гостиницы «Англетер» Антонину Львовну Назарову. В 1925 году ей было 22 года, и она хорошо помнила день 27 декабря. Антонина Львовна всю жизнь проработала в библиотеке закрытой организации «Ленэнерго», любила поэзию и после выхода фильма по телеканалу «Россия» на аргументы А. Л. Назаровой стали ссылаться многие исследователи трагедии. Так вот, Антонина Львовна рассказала, что её муж 29-летний сотрудник ЧК-ГПУ Василий Михайлович Назаров, исполнявший обязанности управляющего гостиницы «Интернационал» (бывшей «Англетер»), 27 декабря 1925 года рано пришёл домой, и после домашнего обеда решил отдохнуть и попросил его не будить. Антонина Львовна с книгой уселась на кухне. Но после 22.00 зазвонил телефон, и Назарова начали просить подойти к телефону, сначала это был голос гостиничного дворника «дяди Васи». Молодая жена отвечала, что комендант спит, но, когда в трубке загремел голос начальника, вынуждена была разбудить мужа. В итоге Назаров, сказав ей, что в гостинице несчастье, немедленно отправился на службу. Несчастье, конечно, случилось с Есениным. Поэтому можно утверждать, что жизнь поэта оборвалась между 22.00 и 23.00 27 декабря, или послы пыток тело его в глубоко бессознательном состоянии принесли в пятый номер гостиницы «Англетер». В этот номер и отправился управляющий Назаров, где его встретили чекисты Цкирия и Пипия. Вот в этом составе и было получено приказание об инсценировке самоубийства. Рослый Цкирия кое-как прикрутил тело погибшего поэта к вертикальным трубам отопления. Питерский художник Василий Курочкин (Сварог) старательно зарисовал и тело Есенина, и вертикальные трубы, когда был допущен 28 декабря в пятый номер гостиницы. Как мог сам себя при высоком потолке подвесить к таким трубам погибший? В 90-е годы после показа документального фильма, где мы изложили эту версию, было получено письмо от Тамары Ипполитовны Лысенко (в девичестве Цкирия), дочери чекиста, которая написала, что отец несколько раз рассказывал об этой ночи в пятом номере. Понятно, что в рассказе Ипполита Цкирии они снимали повешенного Есенина, а не подвешивали тело его, что легко опровергается свидетелями, которые утром 28 декабря увидели его висящим в левом углу гостиничного номера… А эпизод с Василием Михайловичем Назаровым в связи с известными нам фактами, случившийся утром 28 декабря, когда потребовалось открыть пятый номер, просто ставит жирную точку на всей этой истории: комендант открыл отмычкой дверь и сразу ушёл, не желая войти и посмотреть, что там… И понятно почему: ведь он всю ночь возился с бездыханным телом Есенина и хорошо знал, что там подвешено к трубам отопления. Увидеть это предстояло другим, свидетелям «самоубийства»… Кстати, сразу после 1-го января 1926 года Ипполит Цкирия получил повышение: он стал куратором всех коммунальных домов Центрального района Ленинграда…
Из только что рассмотренных нами событий, изложенных в свидетельствах вдовы коменданта гостиницы и дочери Ипполита Цкирии, совершенно очевидно присутствие В. Назарова и И. Цкирии в ночь с 27 на 28 декабря 1925 года в пятом номере гостиницы, где утром было обнаружено повешенное на трубе тело Сергея Есенина. А если утром 28 декабря его тело обнаружили висящим на трубе парового отопления то, что тогда делали ночью в его номере Назаров, Цкирия и Пипия? Логически можно сказать только одно: они были заняты заметанием следов убийства и переквалифицированием его в суицид. Не снимали они тело поэта, а наоборот, прикручивали его к трубам, а сделать это было нелегко из-за большой высоты потолка и вертикальности труб. Для этого понадобилось соорудить баррикаду из мебели...
Надо сразу сказать: никаких доказательств самоубийства Есенина не существует. Это газетная шелуха и свидетельства легкомысленных или заинтересованных в «самоубийстве» тайных секретных доносчиков и сотрудников ГПУ. Понятые Всеволод Рождественский, Павел Медведев, Михаил Фроман не имели права подписывать акт-заключение о самоубийстве поэта, потому что они не были свидетелями этого, не участвовали в составлении акта, а были приглашены подписать то, что было составлено участковым надзирателем. По горячим следам в «Красной газете» по недосмотру цензуры был напечатан некролог, написанный Борисом Лавренёвым (в советские времена этот некролог не случайно не цитировался и не упоминался): «Есенин был захвачен в прочную мёртвую петлю. Никогда не бывший имажинистом, чуждый дегенеративным извергам, он был объявлен вождём школы, родившейся на пороге лупанария и кабака, и на его спасительном плоту всплыли литературные шантажисты, которые не брезговали ничем… Дегенеративные от рождения, нося в себе духовный сифилис, тление городских притонов, они оказались более выносливыми и благополучно существуют до сих пор, а Есенина сегодня уже нет… Я знаю, что перед этой раскрытой могилой будет сказано много сладких слов и будут писаться «дружеские» воспоминания. Я их писать не буду. Мы разошлись с Сергеем в 18-м году - слишком разно легли наши дороги. Но я любил этого казнённого дегенератами мальчика искренне и болезненно… И мой нравственный долг предписывает мне сказать раз в жизни обнажённую правду и назвать палачей и убийц - палачами и убийцами, чёрная кровь которых не смоет кровяного пятна на рубашке замученного поэта».
Понадобилось трижды гримировать лицо мёртвого Есенина, чтобы можно было допустить к нему желающих проститься с ним. Без грима лицо убитого могли видеть только чекисты. Первый раз следы пыток загримировали ещё в «Англетере», второй раз - в морге Обуховской больницы для прощания в Союзе писателей Ленинграда. Третий - в Москве, где в Доме печати уже лежала хорошо загримированная кукла, и многие вообще не узнавали Есенина. Но вот как вспоминал внешность убитого поэта сотрудничавший с ГПУ писатель Павел Лукницкий в беседе с Николаем Брауном-младшим:
- При каких обстоятельствах погиб Есенин?
- При странных. Есенин был изуродован, был мало похож на себя. У него был вид, который потом настойчиво исправляли, как могли… Левого глаза не было.
- Как не было?
- А так, не было - он был как будто вдавлен внутрь, словно пробит, вытек, и рубашка была окровавлена…
В опубликованных в Париже в 1991 году мемуарах Павел Лукницкий пишет: «Есенин был мало похож на себя. Лицо его при вскрытии исправили, как могли, но всё же в верхнем углу правого глаза - желвак, на переносице - ссадина, и левый глаз - плоский: он вытек… Синевы в лице не было: оно было бледно и выделялись только красные пятна и потемневшие ссадины».
И вывод мемуариста: «Умер при допросе!»
Сразу же после гибели поэта появилось множество лживых версий, фактов, подробностей, воспоминаний, подхваченных красной прессой, объясняющих и доказывающих самоубийство, стремление к самоубийству, желание самоубийства. И до сих пор эти оскорбления и домыслы наполняют последние дни земной жизни Есенина лживыми и гнусными подробностями - и часто хочется вместе с Зинаидой Райх закричать, как она закричала при прощании с поэтом в московском Доме печати: «Серёжа! Ведь никто ничего не знает!»
Мёртвому Есенину пришлось ещё выдержать немало манипуляций и послужить победителям на бурном четырнадцатом съезде РКП(б). Поезд Ленинград-Москва увозил тело поэта в столицу, гроб, укрытый еловыми и сосновыми ветками, стоял в последнем, специально прицепленном грузовом вагоне. Но с временем прибытия произошло недоразумение. Вместе 10.30 утра поезд должен прибыть в Москву в 14.30 минут, но затем добавляется опоздание ещё на тридцать минут. Знакомая убитого поэта Анна Берзинь пишет в воспоминаниях ремарку: «На платформе вокзала (среди встречающих - ВП) было много товарищей». Что за товарищи? Дело в том, что 14-м съезде специально был сделан перерыв, чтобы делегаты могли успеть на вокзал, где они встретят гроб с убитым Есениным и переполнятся гневом. В оппозиционном Ленинграде был убит великий русский поэт. Тот же лидер оппозиции Зиновьев был причастен к трагическим судьбам Александра Блока и Николая Гумилёва. В пропагандистском смысле мёртвый Есенин очень и очень пригодился сталинским «Ивановичам» для победы на съезде. Неслучайно распускались слухи об инициации русской коммунистической партии. Для удержания власти в такой острой внутрипартийной борьбе все средства годились, в том числе и волна антисемитизма, которая завершилась невероятно пышными похоронами. Когда к переполненному дебаркадеру Октябрьского вокзала около 15.00 30 декабря медленно подошёл поезд с траурным вагоном, украшенным морозными еловыми и сосновыми лапами, симфонический оркестр заиграл похоронный марш Шопена. Кто-то же распорядился, чтобы оркестр играл в морозный день на перроне? Думаю, что на этом вокзальном перроне у оппозиции окончательно растаяли шансы на захват власти.
На 14-м съезде, 30 декабря 1925 года, заседание 19, утреннее. Председательствующий Г.С. Петровский после короткого обсуждения доклада Н. Бухарина о комсомоле и осуждения своеволия ленинградских комсомольцев объявляет перерыв до шести вечера. Часть делегатов отправляются на Октябрьский вокзал. Затем идёт массированный нажим на оппозицию и осуждение её с помощью приветствий от делегаций с мест. Вечером оппозиция выкидывает белый флаг: товарищ Каменев отказывается от заключительного слова, сказавшись больным и присылает в Президиум съезда следующую записку: «Дорогие товарищи! Прошу огласить на съезде следующее моё заявление: во время моей речи у меня вырвалось в связи с оценкой событий, происходивших до съезда, слово «обман». Это слово, конечно, не выражает моей мысли и придаёт нашим спорам оттенок, которого я придавать не желал. Объясняю себе тот факт, что у меня вырвалось это выражение тем, что первую часть своей речи я произносил при непрестанных перерывах. Я, конечно, выкинул это выражение из стенограммы напечатанной вчера речи. Считаю своим долгом, сверх, того, извиниться перед съездом за это слово.
С коммунистическим приветом Л. Каменев. 30. 12. 1925 года».
И вот после безоговорочной победы Ивановичей над Давидовичами на 14-м съезде, переименовавшим партию во Всесоюзную Коммунистическую (большевиков) победителям необходимо было немедленно погасить страсти в национальном вопросе. Эту задачу взял на себя в последний день партийного форума товарищ Андреев (прошу читателей извинить меня за длинную цитату, но она очень важна): «Главное сомнение, - сказал Андреев, - которое приходилось слышать и на пленуме ЦК, это - как бы сейчас не возник вопрос об образовании русской партии и русского ЦК. Вот это главное возражение, которое приводилось. Если бы это действительно было так, если бы переименование нашей партии с неизбежностью должно было повести к образованию русской партии, к образованию параллельного российского Центрального Комитета, то это было бы величайшим вредом для нашей партии, ибо это фактически означало бы существование двух центральных руководящих органов нашей партии, потому что удельный вес российской части в партии союзного значения сам собою ясен. Вот почему величайшим вредом для нашей партии был бы переход к образованию специального русского Центрального Комитета. Но, товарищи, была ли до сих пор необходимость в образовании русской партии? Была ли необходимость в образовании русского Центрального Комитета? Этой необходимости как будто не было, и никто этого не выдвигал. А что же сейчас, после того, как мы переименуем нашу партию во всесоюзную? Мне кажется, по существу ни в строении, ни в задачах нашей партии абсолютно ничего не изменится. Значит, не вырастает и никакой необходимости в образовании русской партии и русского Центрального Комитета».
С какой это стати товарищ Андреев доказывает ненужность русской партии и русского ЦК в абсолютно интернациональной советской стране? «Веют страхи, веют страхи над моею головой» - попугав оппозицию возникновением русской партии, использовав национальную карту, победившие сталинцы тут же её отбрасывают в заключительный день работы 14-го съезда, 31 декабря. Но на улицах, в похоронных церемониях, связанных с гибелью Есенина, эта карта продолжает играть, отменять её уже поздно. Советское государство по инерции скорбит и оплакивает великого поэта на официальном государственном уровне. Гроб с телом Есенина обносят вокруг опекушинского памятника Пушкину, в этом два символа: Есенина приравнивают к Пушкину - первый, а второй состоит в том, что этот памятник, первый в России, поставлен выходцем из крестьян, скульптором Александром Опекушиным. На улицах - посреди зимы! - играют траурные марши военные и гражданские оркестры. На решётке ограды Дома печати большое полотно, а на нём - крупными чёрными буквами написано: «Тело великого русского национального поэта Сергея Есенина покоится здесь». Невероятные слова для «казнённого дегенератами» поэта. Наперекор всем русофобским тенденциям двадцатых годов. Ведь не могло это быть в столице само по себе, значит кто-то власть имущий дал команду на столь знаковые тенденциозные похороны. Тем более, что в Ленинграде прощание с Есениным было проведено незаметно и скромно. Никакой Союз писателей не смог бы в период столь конфликтного съезда партии организовать в Москве такие заметные, запомнившиеся современникам похороны.
31 декабря, около 15 часов дня гроб с телом Есенина под звуки оркестра военного округа был опущен в могилу на Ваганьковском кладбище Москвы. В этот же день, около 21 часа под пение партийного гимна «Интернационал» закончился 14-й партийный съезд.
1-го января следующего года под председательством А.И. Свирского состоялось организационное собрание по увековечению памяти Сергея Есенина. Собрание избрало целых две комиссии, одну в составе Б. Пильняка, Ю. Либединского и Г. Якулова для разработки проблем литературного наследства поэта; вторую в составе А. Берзинь, Л. Леонова, А. Малышева и Б. Пильняка для выработки мероприятий памяти Есенина. Были зафиксированы десятки предложений, среди них - переименовать село Константиново и ближайшую к нему железнодорожную станцию в Есенино; в Москве и Ленинграде создать приюты для беспризорных имени Есенина; одной из московских улиц дать имя поэта; открыть библиотеку имени Есенина; создать музеи и так далее. Ничего, абсолютно ничего из этих разговоров в комиссиях не сбылось. В стране началось осуждение «есенинщины» и самого Есенина. А в следующем январе, 1927 года, итоги отношений Есенина с советской властью подвёл ненавидевший его Бухарин в главном партийном органе, газете «Правда», опубликовав свои «Злые заметки», после которых вспоминать о настоящем Есенине стало опасно, за чтение и распространение его стихов давали тюремные сроки, облик великого поэта постоянно искажался и обливался грязью, а обстоятельства его гибели маскировались и замалчивались. Понятно, что держать в тени такого большого русского поэта и для большевиков было совсем непросто, поэтому в 50-е годы идеологи страны Советов приняли решение «осоветить поэта», приписать его к нашему берегу. И начался второй период клеветы, на этот раз на мировоззренческом уровне. Сегодня фокусы «идеологически выдержанных» к успеху замалчивания не приведут. Тогда можно не обращать внимания на острые сигналы, которые подаёт нам сам Есенин. История с «Посланием «евангелисту» Демьяну» красноречиво говорит: рукописи не горят, истина рано или поздно восторжествует…
Дмитрию Мережковскому в эмиграции, в Париже, как-то был задан вопрос: «В чём заключается оригинальность нашего времени?» Писатель ответил: «В столкновении великой религиозной правды с великой религиозной ложью. Сегодня ложь и правда сцепились в такой смертельной схватке, какой не было никогда».
Вот слово «сегодня» из этого ответа и стало временем короткой жизни Сергея Есенина, похожей на вулканическую вспышку, на взрыв яркой космической звезды, на вспышку света, «по вспышке света вы опознаете меня…» Сергею Александровичу довелось увидеть обе стороны этого великого противостояния Бога и дьявола - побывать и между ними, но выбор в итоге был сделан верный. В «Англетере» был убит Поэт Земли Русской, истинно православный христианин и глубоко русский человек. Любителям подсматривать в замочную скважину за жизнью гениев можно сказать: в 1918 году Есенину шёл всего лишь 23-й год. Пушкин в том же возрасте написал «Гаврилиаду», о чём жалел всю оставшуюся жизнь; Лермонтов был автором «казарменных поэм». Есенин тоже не избежал «греховных игрищ» вместе со своей безумной эпохой. Но он выдержал её искушения, выдюжил её напор и бешеный русофобский натиск - в отличие от многих коллег по цеху поэтов. «Будь между мёртвых. Мёртвые не праздны».
Приобрести книгу: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15579/
_____________________
ПОНРАВИЛАСЬ КНИГА?
ПОДДЕРЖИ ИЗДАТЕЛЬСТВО!
Карта ВТБ (НОВАЯ!): 4893 4704 9797 7733 (Елена Владимировна С.)
Яндекс-деньги: 41001639043436
Пайпэл: rys-arhipelag@yandex.ru
ВЫ ТАКЖЕ ОЧЕНЬ ПОДДЕРЖИТЕ НАС, ПОДПИСАВШИСЬ НА НАШ КАНАЛ В БАСТИОНЕ!
https://bastyon.com/strategiabeloyrossii |
