19 мая 1 8 9 1 г.

  Вскоре после отъезда Ваниного отца в корпусе начались экзамены. Оканчивались они обычно в мае – у младших классов – к середине месяца, у старших – к 1 июня, после чего первая рота уходила на шесть недель в лагери.

С началом экзаменов усилились слухи о приезде Государя. Москва стала украшаться флагами и зеленью. Кадеты знали, что если Государь приедет в корпус, то даст три дня отпуска, и если в эти три дня должен быть экзамен, то «прощается» – переводят по годовым баллам. Понятно поэтому нетерпение, с каким кадеты ожидали прибытия Императора. Наконец, настал день, когда «все сорок сороков» московских церквей зазвонили в колокола «цветным звоном». С Тайницкой башни грохнул императорский салют – 101 выстрел, и по улицам пошло перекатное «УРА!».

19 мая из штаба пришло извещение, что в этот день Государь посетит кадетские корпуса.

Кадет одели в парадную форму. Парадную лестницу устлали новыми коврами. Дежурному барабанщику выдали новый барабан, начищенный до зеркального блеска. Надо ли говорить о том, как блестели у кадет на мундирах пуговицы и поясные бляхи у кадет строевой роты. /У остальных рот при парадной форме полагались кашемировые пояса по цвету погон. У нас – синие/.

Ученье на ум не шло. У кого в этот день была подготовка, те безнадежно глядели в книги, прислушиваясь к шагам на лестнице – не идет ли?

Экзаменаторы спрашивали больше для проформы, никого не проваливая. На подсказки товарищей не обращали внимания, и даже сами подсказывали колеблющимся. Вот что значит САМОДЕРЖАВНЫЙ ЦАРЬ!

После завтрака в соседней – 1-м Московском – раздалось громовое «УРА!». Экзамены скомкали; приказали скорее чиститься, мыть руки и строиться в тронном зале. Упрашивать не пришлось.

С оркестром на правом фланге выстроился корпус развернутым фронтом вдоль продольной стены, загнув под углом третью роту.

Государь прибыл не с парадного хода, как ожидали, а пришел пешком по колонному балкону первого корпуса, прямо в наш тронный зал. Это дало повод кадетам этого корпуса острить, что наш корпус – это место, куда Царь пешком ходит.

Оркестр заиграл встречный марш /марш Военно-учебных Заведений, он же и конно-гренадерский/. Сыграл марш и сейчас же перешел на гимн, подхваченный всем корпусом.

Перекрывая оркестр, Государь поздоровался:

– Здравствуйте, кадеты.

В ответ – громовое от сердца:

– Здравия желаем, Ваше Императорское Величество.

И неудержимое «УРА!».

Он отмахнул оркестру и тот смолк. Настала тишина, при которой было слышно, как бьются кадетские сердца.

Подошел к оркестру. Сразу обратил внимание на маленького барабанщика.

– Как твоя фамилия?

– Изводников, Ваше Императорское Величество, – радостно крикнул Ваня, осчастливленный вниманием Царя.

– Кто твой отец?

– Улан, Ваше Императорское Величество, только он был сильно ранен и должен был уйти из строя. Он теперь воинский начальник, полковник.

Последнюю фразу Ваня произнес несколько пониженным тоном, как бы извиняясь за отца, что он нестроевой.

– Когда ранен – в турецкую?

– Никак нет, Ваше Императорское Величество, в 63-м году, при усмирении польского бунта.

Таким ответом Император видимо остался доволен. Именно – бунт, а не война.

– Передай твоему отцу от меня спасибо за верную службу, постарайся и сам стать хорошим офицером.

– Постараюсь, Ваше Императорское Величество»

Можно ли сомневаться в желании Вани исполнить волю Государя?

Прикажи Он ему сейчас идти одному в атаку на какую угодно крепость – и кинулся бы он, не колеблясь, один со своим барабаном.

Государь кивнул головой и пошел вдоль фронта.

Обратил внимание на одного худенького кадета пятого класса. Приказал давать ему усиленную порцию.

На правом фланге третьей роты стоял краснощекий, не в меру толстый маменькин сынок.

Взгляну на него, Государь улыбнулся:

– Ну, этому, я думаю, не надо никаких добавок.

Закончив обход, Государь вышел на середину зала, поблагодарил кадет за бодрый воинский вид и пожелал им стать верными слугами России, и поддержать добрую славу их дедов и отцов.

В ответ восторженное ПОСТАРАЕМСЯ, ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО, и опять громовое «УРА!».

Государь махнул рукой и все смолкло. Он обратился к директору:

Благодарю вас, генерал, за образцовый порядок в корпусе. Кадет отпустить на три дня, простить всех наказанных, если они не совершили ничего зазорного, противного Чести Воина, а меня проводите в ваш лазарет, хочу навестить больных кадет.

Как только Он вышел, и за ним ушло все начальство, в зале раздалось неудержимое «ура!». Особенно старались кричать «прощенные» и те, у кого пропадали в эти дни экзамены.

В ожидании дальнейших распоряжений роты не расходились, и только стояли вольно.

В лазарете Государь беседовал с каждым из больных. Каждого осчастливил ласковым словом и пожеланием скорее выздороветь. Из лазарета Он вошел опять в зал и направился по парадной лестнице вниз к выходу.

За Ним двинулись стихийно кадеты. Напрасно воспитатели останавливали их, расставляя руки, говоря, что дальше идти нельзя. Их сносила вниз волна общего подъема. Наиболее упорных кадет поднимали на руки и сносили вниз «без никаких».

В швейцарской кадеты окружили Государя, прося дать что-нибудь на память. Он бросил им носовой платок, который был моментально разорван на мелкие куски.

Казак-конвоец подал Государю пальто, отбив его от кадет, желавших отрывать на память пуговицы. Он вышел на крыльцо. Здесь еще раз поблагодарил начальство за хороший вид и порядок. Ему подали тройку серых. Как только Он сел в экипаж, туда вскочила целая куча кадет. Первая рота хотела выпрягать лошадей и самим везти Царя по Москве. Повелительным жестом руки Он воспретил это делать. Приказал кучеру трогать. Тройка двинулась, а за ней, по обе ее стороны, с криками «УРА!» кадеты.

Напрасно ехавший Государевой тройкой обер-полицмейстер надрывался, крича:

– Назад! Назад!

Напрасно кричали то же самое директор и воспитатели. Можно ли остановить стихию?

Ко 2-му корпусу сейчас же присоединился 1-й Московский: синие погоны перемешались с красными.

На Красноказарменной улице у здания 4-го Московского корпуса Государя ожидал этот корпус, выстроенный с оркестром на фланге вдоль тротуара. Тройка остановилась. Не выходя из коляски, Государь поздоровался с кадетами, но к ним не заехал; сказал, что его ожидает к завтраку Государыня. Говорили, что не заехал Он к ним умышленно, якобы в наказание за беспорядки 85-года, окрещенные справедливо «бунтом».

Никакого бунта, конечно, не было; был грандиозный бенефис, вызванный арестом одного из кадет, причем кадета совершенно невиноватого. Первая рота, действительно, бросилась в ружейную комнату, но по дороге была остановлена простыми словами одного из воспитателей: «Господа, остановитесь! Ведь могут подумать, что вы действуете против правительства».

Этого было достаточно. Кадеты вернулись в роту, но тарарам продолжался до полуночи. Кадет пугнули, что вызовут пехоту, это их еще больше подвинтило.

Последствия были очень печальны. 16 кадет одели в солдатскую одежду и отправили по полкам; седьмой и шестой классы рассортировали по другим корпусам, уволили кое-кого из начальства. Скандал раздули громадный, но бунта как такового не было.

Как только Государева тройка тронулась, четвертый корпус смешался с нашими двумя, вперегонки с коляской кинулись провожать. По дороге – маленький, но характерный эпизод: на Яузском мосту при проезде Государя стоял, подбоченившись, студент. Шапки не снимал. Пробегавший мимо малыш с красными погонами подскочил, сорвал с него шапку, бросил в Яузу и побежал дальше.

Бежали кадеты за Государем несколько улиц. Первый и четвертый корпуса в фуражках, а наши без оных. Как выскочили из залы, так и бежали.

Некоторые вернулись в корпус только к вечеру – забежали домой рассказать родным о счастье, выпавшим на их долю. Все равно не накажут. Царское всепрощение нарушить не посмеют.

После отъезда Государя младшие пять классов стали собираться в отпуск на каникулы. Быстро были сданы все казенные книги, произведены расчеты за утерянные казенные вещи, получено летнее обмундирование, уложены чемоданы. Городские не захотели оставаться на обед, получили отпускные билеты, расцеловались с товарищами, и… до августа.

Загородные от обеда отказывались. Большинство уезжало с вечерними поездами. Времени для дорожных закупок оставалось достаточно. К поездам для кадет прицепили по несколько вагонов, ведь ехало сразу пять классов четырех Московских корпусов. Больше всего поехало по Московско-Брестской железной дороге. Изводников со своей компанией – по Московско-Курской.

Когда получали отпускные билеты, Скотьев не преминул сказать Изводникову, чтобы он, будучи в отпуску, оставил бы «свои штучки и не срамил бы корпуса».

На это Изводников ответил:

– А со мной разговаривал Государь.

А из толпы ожидающих кто-то пустил:

– А с вами не разговаривал.

Не довелось нам больше видеть своего Богатыря – Александра III.

Через три года через Москву провозили Его тело. Вдоль Садовой улицы были выстроены кадетские корпуса шпалерами /первые роты – с винтовками/. Медные пуговицы и кокарды кадет были затянуты черным флером. Им же были затянуты золотые погоны и портупеи у офицеров.

Из книги В. Приходкина "Кадет Изводников"