В мемориале увековечили историю одной семьи – увы, типичную для многих советских деревень.
В деревне Засосье под Санкт-Петербургом сейчас живет всего одна семья, еще несколько старожилов перебрались в город и навещают малую родину лишь в теплое время года. Процветающее поселение опустело в одночасье в 1937 году, когда всех мужчин отправили в лагеря. Спустя десятилетие домой вернулись только трое, в том числе и супруг Нюры, ставшей прообразом памятника жене «врага народа».

Деревня под именем «Заосья» упоминается уже в писцовых книгах 1499 года
Место для поселения было не самым удачным. Чтобы построиться и распахать земли, приходилось осушать болота и рубить деревья. Борьба шла буквально за каждый клочок сена и пашни.

Здесь не было крепостничества. Земля принадлежала государству, ее делили по душам мужского населения. В собственности у деревни было 100 гектаров леса – «поставщика» стройматериалов и дров на зиму. Как им распорядиться, решала деревенская община во главе со старостой, а по самым важным вопросам созывали «общий сход».

– Родители рассказывали, как вывозили навоз на поля, – вспоминал старожил Засосья Леонид Галактионов. – Назначался день, выбирали пашни. Заранее загружали телеги, выезжали к дороге и по звонку (но не раньше) ехали, по звонку делали остановки и перерыв на обед. Благодаря такой строгости, никогда не бывала «только не сжата полоска одна…».

Работали в поле все вместе, а вот «квартирный» вопрос каждая семья решала самостоятельно. Почти все мужики в деревне были хорошими плотниками, почти все семьи – большими, а потому многие избы в Засосье строились просторными и добротными, на высоких каменных фундаментах. У самых зажиточных даже хлев и конюшня были из валунов и извести.

Деревенские выращивали хлеб и овощи, держали скотину, шили сапоги из кожи и тулупы из овечьих шкур, валяли валенки и ткали одежду изо льна. А вот постное масло, селедка, соль, спички, керосин, сахар надо было закупать. Чтобы выручить денег на эти вещи, зимой в Нарву или Веймарн возили на продажу дрова и сено. На заработки мужики отправлялись и в Петербург: мостили улицы, копали траншеи для водопровода. Более образованные открывали свое дело. Так, Максимовы преуспевали в торговле, Титовы – в ломовом извозе, Ефимовы – в строительстве.

Мало-помалу деревня крепко встала на ноги. В начале XX века в Засосье жило более 400 человек. Здесь были свои школа, аптека и медицинский пункт. Главную дорогу замостили, а землю стали обрабатывать металлическими плугами. В ход пустили конные косилки, жнейки и грабли, а зажиточные Домушкины даже установили конную молотилку.

Первый удар по деревне нанесла коллективизация. Раскулачили Максимовых, Титовых, Домушкиных, Прошкиных, Ефимовых. Скот, имущество и землю конфисковали и передали колхозу «Верный путь».

Второй удар, после которого деревня так и не оправилась, пришелся на 1937 год. По анонимному доносу в НКВД увели всех оставшихся мужчин (порядка 30 человек). Спустя десятилетие домой вернулись только трое.

До войны деревня продолжала жить за счет леспромхоза. Его управление разместили в доме раскулаченных Домушкиных, у Максимовых открыли магазин, в доме Прошкиных – пекарню. Зимами рабочие съезжались в деревню на лесозаготовки.

А потом началась война. Немцы, по воспоминаниям старожилов, пришли в деревню 8 августа 1941-го, и продолжалась оккупация до сентября 1943-го – до тех пор, пока врага не выбили партизаны. Боев в Засосье не было, но кровопролитные сражения шли неподалеку, у Ивановского.

– Над нашими головами шли непрерывные воздушные сражения, – вспоминал Галактионов. – Советская авиация била войска противника, которые двигались по нашей дороге. А значит, била и по деревне. Сгорело 19 домов. Жители прятались в лесу, а когда вернулись, то разместились в зданиях, что уцелели.

Лютая зима 1941-1942 годов принесла в Засосье голод и тиф. Первыми стали погибать пожилые и дети. В итоге «вымерла половина деревни».

С сентября 1943-го в районе Засосья стали активно действовать партизаны. В деревне организовали госпиталь, а в соседнем Будыно действовал аэродром, через который эвакуировали раненых.

Поднимать Засосье в последние годы войны и послевоенное время пришлось выжившим женщинам. В восстановленном колхозе не было ни коров, ни лошадей, но вспахивать землю было необходимо. В 1949-ом в деревню протянули линию электропередач, построенную ленинградскими студентами, и связали ее с Ложголовской ГЭС, сооруженной пленными немцами.

В 50-х в Засосье осталось только два человека младше пенсионного возраста. В 1965-ом здесь был всего 21 человек. Деревня пустела. К концу прошлого века земли совсем перестали обрабатывать, а в Засосье осталось лишь два постоянных жителя.

Возродить деревню пытаются потомки Галактионовых. Проект «Невиновные» стал лауреатом национальной премии «Гражданская инициатива». Так, в деревне стали проводить День друзей деревни, поставили памятный крест на месте часовни, сгоревшей в 1941 году, приступили к строительству Дома памяти и начали составлять Книгу памяти жертв политических репрессий.

А в доме семьи Титовых – предков Леонида Григорьевича по материнской линии – открыли Музей утерянных деревень. Главным экспонатом стало свадебное платье, в котором в 1897 году Анастасия Тюпина из соседней деревни вышла замуж за жителя Засосья, потомственного пчеловода Якова Судакова.

Мед Судаковых славился на все округу, пока их не раскулачили. Якова и одного из его сыновей, Николая, в 1937-ом обвинили в шпионаже в пользу Англии. Отца расстреляли в лагере в 1941 году. Сын Николай – один из трех выживших в лагерях мужчин Засосья – вернулся домой спустя 11 лет.

А вот «враг народа» Петр Федоров так и не вернулся, как и остальные 26 мужчин. Дома остались его жена Евдокия и четверо детей.

– После ареста отца для нашей семьи наступила очень тяжелая жизнь – лишились единственного кормильца, – вспоминали дети Федорова. – Власти стали ликвидировать хутора «рассадник шпионских гнезд». Бедная мать, оказавшаяся с четырьмя малыми детьми без средств к существованию, нашла в себе силы сохранить семью. А ведь надо было и отцу помогать: в письмах он просил присылать в тюрьму лекарства и продукты.

В письме Сталину Петр Федоров писал об отсутствии медицинской помощи в лагере: только когда он настолько распух, что не мог двигаться, его отправили в лазарет, а в 1939-ом поместили в камеру для инвалидов. Федоров умер от болезней в тюремной камере.

Осенью 2016 года в деревне открыли памятник, который установили на средства премии. На постамент поставили Нюру – жену врага народа. Прототипом Нюры стала мать Леонида Григорьевича – Анна Николаевна Галактионова, в девичестве Титова.

– Анна Николаевна родилась в 1901 году, Григорий Григорьевич – в 1900, оба местные, – рассказывает их правнучка Наталия Виллен-Рется, семья которой осталась единственной постоянно живущей во всей деревне. – Были трудягами, потому состоятельными, подверглись раскулачиванию. Было у них двое сыновей. О том, что произошло, вспоминать они не любили.

Известно лишь, что в 1937-ом Григорий – на тот момент он побывал председателем колхоза и строителем электростанции на Свири – «попал под большой молоток».

– Отца осудили по 58 статье (назвали «врагом народа») на 10 лет лагерей, – вспоминал Леонид Галактионов. – Вернулся домой он в 1948 году.

Когда папу забрали, сыновьям было 6 и 10 лет. Мать взяли на скотный двор колхоза дояркой. В 1944-ом началось восстановление колхоза, и Анну назначили его председателем, а в ее доме разместили штаб танковой дивизии. Страшнее положения, как говорили сыновья, быть не могло: председатель разрушенного войной колхоза и одновременно жена врага народа…

Вернувшись, Григорий устроился ремонтником в местный дорожный отдел. Вместе супруги прожили еще 34 года: Григорий умер в 1981 году, Анна пережила своего любимого лишь на год.

Источник: https://www.spb.kp.ru/daily/27103.4/4176391/