В заключительной части эссе мы сосредоточим свое внимание на состоянии русской литературы в первые два десятилетия после октябрьского переворота. Это очень болезненная тема, потому что она связана с величайшим унижением всей культуры нашего народа.
Гений русского народа наиболее ярко и убедительно сумел выразить себя в храмовоздвижении и в литературе. Причем понимание значимости величия русской литературы для всего греко-христианского мира приходится на эпоху конца XIX – начало XX веков. Первоначально «окно в Европу» прорубил И.С. Тургенев. В образовавшийся проем решительно вошел, как в широко распахнутую дверь, Л.Н. Толстой. Достоевского ждала уже посмертная слава. Зато какая! Литературное поприще стало чрезвычайно престижным и многообещающим.
В начале XX века численность писателей стремительно превращалась в «легион» за счет притока выходцев из социальных низов и в т.ч. инородцев, представляющих собой маргинальные субкультуры Российской империи. Схожие процессы происходили тогда и в других сферах жизнедеятельности тогдашнего общества, вошедшего в эпоху мировых войн и революций. Рифмоплетением и беллетристикой кто только не занимался. Величие русской литературы уже стало бесспорным феноменом мировой культуры, и новые писатели с удовольствием купались в лучах славы, добытой знаменитыми предшественниками. Наряду с этим мощно заявили о себе религиозно-философские публицисты, которые превратили в жалкое крошево все краеугольные камни материалистических социал-дарвинистских теорий.
Все эти неоднозначные процессы происходили на фоне эгалитаризации греко-христианского мира и коммерциализации искусств. Стремительно взмывали ввысь цены на картины французских импрессионистов и постимпрессионистов, множились жанры развлекательной литературы, бешеной популярностью пользовались комедии «великого немого». Таким образом, кроме известности в обществе, новые виды искусств сулили авторам внушительные гонорары и слепую любовь простого люда. Продаваемость плодов творческой деятельности и продажность творческой личности, пытающейся угодить примитивным вкусам нуворишей, тесно сплелись между собой. Поборники аристократического этоса стали отказываться от гонораров, не стремились к публичной огласке и даже просили общественность больше не причислять их к поэтам. Бурление страстей было нешуточным.
Вопрос: «Сколько ты стоишь?», – ранее задаваемый лишь кокоткам и актрисам («дамам полусвета»), постепенно получил широкое распространение среди профессионалов любого уровня. Поборники «чистого искусства», и «утилитаристы», богословы и философы, юродствующие и крестьянствующие литераторы, детективщики и фантасты, порнографы и эстетствующие хулиганы создавали альянсы и «общества», охотно «дружили» друг против друга, занимались самовосхвалениями и поношениями своих идейных противников. Этот короткий, но бурный период ложного многоцветья постгениальной литературы оборвался октябрьским переворотом. Захватившие власть большевики-марксисты собирались сначала наладить бытие. За преобразования взялись без промедлений и сомнений. Кровь полилась реками, а те впадали в море слез.
После октябрьского переворота среди расплодившихся литераторов мы наблюдем четыре варианта поведения. Значительная часть покидает страну: проживая в изгнании, в бедности, поэты создают удивительные по красоте и силе духа произведения. Другая часть литераторов уничтожается репрессивным режимом. Казни, заключения в казематы, пытки, избиения, исчезновения в концлагерях, самоубийства, травли прочие публичные унижения становятся будничным делом.
Часть литераторов адаптируется к новым порядкам. В духоте бездушия поэт умирает, как творческая личность, но как человек может неплохо существовать, надев определенную личину. Он становится литрабом. В этом сокращении не было оскорбительного смысла, а содержалось признание того факта, что литература стала тяжелым трудом, зачастую невыносимо мучительным, отвратительным и постылым. Те, кто живет трудно, пытаются как-то облегчить свою участь. И поэтому коммунистические власти всячески поощряли и поддерживали литрабов. В голодные годы писателям выдавали продуктовые пайки. А в холодные годы – талоны на льготное приобретение дров или торфяных брикетов для обогрева своих жилищ. Некоторым даже строили персональные дачи. Литрабы исправно служили коммунистическому режиму, занимали активную общественную и политическую позиции, переплавляли себя, становились приводными ремнями чудовищной машины насилия, шестеренками агитационно-пропагандистского аппарата. За это власти называли их «мастерами слова», «инженерами душ», «великими пролетарскими писателями», переименовывали в их честь улицы, площади, и даже города. И, тем не менее, литрабы жили по-прежнему тяжело и трудно. Они постоянно проверяли свой позвоночник на гибкость. Пресмыкаясь перед тираном и его приближенными, ожесточенно интриговали друг против друга, доносительствовали, лжесвидетельствовали, неутомимо хлопотали о новых поощрениях, наградах, и завидовали тем ловкачам, которые сомнительных наград уже удостоились. Выживали в такой беспрерывной сваре далеко не все, а лишь хитрые выжиги и циничные приспособленцы. Каждый год они выдавали «на гора тонны словесной руды», отдельные образчики которой незамедлительно вписывались в школьные учебники и программы, становились обязательными для чтения. Миллионные тиражи книг, выпеченных по рецептам социалистического реализма, расходились по городским и сельским библиотекам. Абитуриенты, поступающие в вузы любого профиля, обязательно писали сочинение (или изложение) на одну из тем, «раскрытых» пролетарскими, а затем советскими писателями. Так проверялась лояльность режиму будущих специалистов. Пропагандистский аппарат работал слаженно и четко, благодаря чему пустопорожние барабаны (произведения литрабов) гремели на всю обширную страну. Да еще как гремели!
Четвертая часть литераторов, вскоре после октябрьского переворота ушла в катакомбы «внутренней эмиграции». Только так, оставшись на родине, можно было сберечь свою душу. Ведь они оказывались невольными свидетелями осквернения святынь и разрушения храмов. Могилы достойнейших людей превращались в отхожие места. Праведников называли святошами и ханжами, аристократов – выродками, гениев сбрасывали с «пароходов современности». Честь и достоинство воспринимались массами, основательно облученными марксизмом, как пережитки «проклятого прошлого». Вся тысячелетняя культура считалась «красивой ненужностью». В Москве, провозглашенной злобствующей властью столицей III Интернационала, правил бал сам сатана (нет никаких оснований не доверять Мастеру – Михаилу Афанасьевичу Булгакову).
Чтобы сохранить способность к творчеству, следовало в подобном обществе быть никем и ничем. Но самоизоляция могла привлечь к себе внимание бдительных строителей коммунизма. Поэтому требовалось работать на какой-нибудь незначительной должности корректора или счетовода, или чертежника. Оставшиеся на родине эмигранты, воспринимали унижение русской культуры, как свое собственное унижение и оскорбление. Они прекрасно понимали, что марксисты-интернационалисты стремились угасить божественный свет в русской нации, уничтожить ее духовное ядро, и превратить соборную державную личность в строительный материал «густого замеса», пригодный разве что для возведения грядущих пирамид. Беда пришла на Русскую землю. Похоть мирового господства не только утвердилась в обеих столицах, но и постоянно требовала новых кровавых гекатомб от некогда благочестивого, пусть и несовершенного общества. Жестокость и ненависть, стали самыми распространенными из свойств, присущих строителям «светлого завтра».
Поэты создавали поэмы и романы, эссе и теодицеи ... и прятали их в тайники: они закапывали в землю не свой талант, а свои рукописи, не посвящая в свои секреты даже друзей и близких, дабы в случае ареста и допросов с пристрастием не увлечь за собой в бездну дорогих людей. В условиях тотальной слежки и болезненной подозрительности, в атмосфере публичных покаяний «отщепенцев», творчество превращалось в разновидность религиозного служения, в героическое отстаивание «правды сердца».
Вот уже на протяжении нескольких десятилетий после краха коммунистического режима к нам приходят из катакомб и подземелий художественные произведения самой высокой пробы, которые давно вытеснили мертворожденный советский официоз. Имена А. Ахматовой, М.Булгакова. Д.Андреева, А. Платонова давно на слуху. Благодаря возвращению произведений «внутренних эмигрантов», происходит возрождение русской культуры. И процесс подобных возвращений далеко еще не исчерпал себя.
В 2010 году в «Дворянском альманахе» (Н.Новгород) была опубликована повесть Николая Крюкова «В деревне», созданная в далеком и страшном 1937 году. Напрасно искать имя автора повести в энциклопедиях или в списках членов союза писателей или хотя бы кратких упоминаний о нем в газетах той поры. Обладающий незаурядными способностями к литературной деятельности, автор предпочел полную неизвестность.
Повесть «В деревне» написана ясным и красивым стилем, ведущим свою родословную от великой русской литературы. С художественной убедительностью, присущей только мастеру, Н. Крюков подводит итоги двадцатилетних преобразований в деревне, в которой родился и вырос. Автор повести не обнаруживает опорного слоя людей, способных к созидательным преобразованиям, но видит следы немалых разрушений, оскудений и откровенных злодеяний. Он зорко подмечает в родном краю все те пагубы, которые пока что существовали в свернутом виде и которые развернутся в полную силу во второй половине XX века - восприятие земледелия за тяжкую повинность, равнодушие к результатам своего труда, резко понизившаяся самооценка людей, пьянство, распущенность власть имущих. Автор повести с горечью отмечает: прежний уклад сломан, а новый бесперспективен, вопреки всем стараниям пропагандистов. Таков диагноз поставленный творческой личностью.
Главный мотив поэтики – достоинство и предназначение человека. Человек может быть носителем «образа Божьего» или «прометеева огня», способен источать благоуханную мудрость и дивный свет. Даже находясь в глухом подполье, поэт стремится совершать восхождения к высшим планам бытия, а не тонуть в кровавой трясине, в которую превратили все общество строители коммунистического общества. Чтобы оставаться творческой личностью, необходимо было игнорировать систему марксистских отношений, следовало жить в глубокой бедности, зачастую не рассчитывая даже на моральную поддержку друзей и близких. В подобных условиях аристократический этос (пренебрежение опасностями, презрение к черни, неприемлемость доносительства и пресмыкательства) тесно смыкался со святоотеческой традицией смирения, кротости и терпения. Предпочтение отдавалось голоду и холоду, но не холуйству. Верность идеалам превозмогала соблазны лжи и предательства. Так поэты спасали свои души и возрастали в своих творческих возможностях. Противостоя вовлечениям «в систему», они становились выдающимися мыслителями, тонкими лириками, создателями подлинных художественных произведений, будучи ничем и никем среди «живых портретов», лауреатов, орденоносцев, секретарей правлений и членов президиумов. Методичное, последовательное уничтожение марксистским режимом русской культуры воспринималось поэтами как личная трагедия, которая затрагивала глубинные основы их бытия. Власть тьмы держалась на принципиальном отрицании всей истории Российской империи, Московии, Древней Руси. Все то, что почиталось и ценилось ранее, подвергалось властями агрессивной обструкции или полному уничтожению. Гениальность ни во что не ставилась, зато старательные «литрабы» могли рассчитывать на щедрые награды и подарки, вознося тиранию до небес.
Родная страна приобретала для поэтов страшный облик. Пропагандистская машина дробила и дробила единство русской нации, собравшей вокруг себя и вобравшей в себя множество более мелких народов. Создавались бессчетные «национальные очаги», «культурные автономии», благодаря которым ушлые агитаторы получали площадки для популяризации человеконенавистнической идеологии.
В ходе социалистических преобразований происходило обобществление земель, промыслов, фабрик и заводов. А вот поле русской культуры межевалось на узкие полоски и «клинья», зарастало чапыгой. Разрывались традиционные взаимосвязи между родственниками, которые придерживались различных мировоззренческих установок. Дети-комсомольцы насмехались над религиозными чувствами своих отцов и дедов. Миллионы русских людей, причем лучшего отбора, вынужденно оказались на чужбине, и пропагандисты клеймили их с высоких трибун и со страниц центральных газет «прихвостнями буржуазии» и «белой сволочью». От русской нации отпали или были отсечены украинцы, белорусы и казаки. Русскими стали называть только великороссов. Но и среди людей, оставшихся русскими, таилось немало «врагов народа» – бывших аристократов, офицеров, чиновников рухнувшей империи, священнослужителей, фабрикантов, купцов, кулаков – все они подлежали уничтожению, а их дети – перевоспитанию.
Пропагандистский аппарат неустанно внушал трудящимся массам, что Российская империя была отсталой, аграрной страной с прогнившим государственным аппаратом – огромной «Бастилией», в которой отбывали свой пожизненный срок лучшие сыны многочисленных народов, подпавших под иго русского шовинизма. Но наконец-то мрачная «тюрьма народов» была сметена очистительным революционным вихрем. И вот теперь, все сознательные, прогрессивно мыслящие люди приступили к расчистке «завалов истории», чтобы построить первое в мире государство, в котором нет места эксплуатации и несправедливости.
Создавались новая историческая общность – советский народ, новая страна – СССР, новый правящий класс – номенклатура. Все новое было неизмеримо лучше старого. С каждым годом советские люди жили все лучше и веселей. Ведь с ними одним воздухом вольно дышали «живые классики» пролетарской культуры, а пытливые ученые в секретных лабораториях и на заводах крепили оборонную мощь молодой страны.
Русская эмиграция, как внешняя, так и внутренняя, вели свою родословную от многовековой истории и культуры России, и тем самым они не только восстанавливали «порванную связь времен», но и не позволяли угасить дух народа. Пульсация духовного ядра продолжалась вопреки всем тяготам и лишениям. Русские поэты, проживающие за границей, часто терпели горькую нужду. Внутренние эмигранты, оглядываясь окрест, везде обнаруживали угрозу репрессий. Костлявая руки смерти постоянно держала их за горло.
Тоталитарная система не просто изолировала «нежелательные элементы». Она расплющивала их морально, закрывала для них будущее глухой стеной всеобщего отчуждения. А затем перетирала в порошок. Для этого проводились собрания трудовых коллективов, где массы требовали от «враждебно настроенного элемента» покаянного признания своей неискупимой вины и охотно выносили своей вердикт: «Приговаривается к расстрелу!». Пресса неустанно бичевала вредителей и саботажников, кулаков-мироедов и затаившуюся «контру». Конечно, «контру» выводили на «чистую воду», мироедов раскулачивали, вредителей обезвреживали. На показательных судебных процессах «старорежимный элемент» непременно сталкивался с организованным «мнением народа». А простые люди обычно в выражениях не стесняются. Мнение судьи как бы совпадало с волей народа, а «элемент» переходил в разряд «врагов народа», чтобы затем стать «лагерной пылью»
Экстремистская партия преобразователей, начиненная гремучей смесью марксисткой идеологии и русофобии, называла себя выразительницей народной воли, хотя удерживала власть лишь посредством чудовищного террора. Львиная доля жителей бывшей Российской империи фактически была поставлена вне рамок марксизма, как учения о создании нового и самого справедливого общества. Власть тьмы и не планировала брать этих людей с собой в «светлое будущее». Сословное общество стремительно превращалось в жуткое месиво, преимущественно багряных тонов. Жизнь человеческая ничего не стоила и ничего не значила. Быстро подрастали миллионы сирот, оставшиеся без родительской ласки и опеки вследствие войн, эпидемий, лютого голода и последующих репрессий. Пропагандистский аппарат внушал несчастным детям, что все они живут в стране, где «так вольно дышит человек», и впереди их обязательно ждет «светлое будущее».
Пресмыкающиеся перед тиранией «литрабы» исправно получали за свое пустозвонство квартиры, автомобили, синекуры, путевки в санатории и «хорошую прессу». Поэты внутренней эмиграции хранили молчание, жили с «отсутствующим видом», воспринимали режим, как оккупационный, инородный и враждебный русской культуре. Лишь благодаря уничтожению большей части самостоятельно мыслящих людей и вынужденному молчанию оставшихся в живых редких творческих личностей, пропагандистскому аппарату удавалось создать и поддерживать в глазах строителей нового общества иллюзию постоянных улучшений и облегчений тягот жизни. В праздничные дни люмпенизированные массы впадали в неистовый восторг от одного появления на высокой трибуне своих вождей. А вожди в ответ на это ликование сладко вещали о том, что простые советские люди необыкновенно работящие, энергичные, талантливые. Преисполненные созидательного энтузиазма трудящиеся массы способны раздвигать горы, идти сквозь льды и поднимать целину. Строительство нового общества приобретало псевдогероический характер.
Соответственно, те, кто не умилялся и не ликовал по поводу вершащихся перемен, кто не считал марксистскую идеологию истиной в последней инстанции, к советскому народу уже не относился, а зачислялся в «отщепенцы». Так как советский народ доказал свою правоту, поддерживая вождей марксизма-ленинизма, то человек, сомневающийся в правильности решений партии и правительства, неизбежно вступал на скользкий путь заблуждений и роковых ошибок. «Несознательных» постоянно выявляли, перевоспитывали на каторжных работах, а самых упрямых решительно ликвидировали.
Так экстремистская партия обретала статус «народной». К народу относились все те, кто партию поддерживал. И такой народ был всегда прав. Именно об этой «правоте народной» и хлопотали «литрабы», которых власть тьмы возводила в ранги «великий пролетарский писатель», «народный трибун». Любой шут и графоман при наличии определенной пронырливости, мог стать фигурой «всесоюзного значения» или «поэтом №1». Ведь людоедский режим методично и скрупулезно выпалывал «сорняки» в интересах трудового народа и «народ», несмотря на то, что кровь лилась рекой, «мудро» понимал всю сложность внутренней политической обстановки и одобрял нарастание классовой борьбы.
На что надеялись, уйдя в глухой затвор, поэты внутренней эмиграции? Ведь они продолжали творить не только без всякой надежды когда-либо опубликовать свои произведения? Они не могли даже допустить того, что посторонние люди прослышат о рукописях, содержащих эти произведения? Это очень сложные вопросы из категории: «Быть или не быть?» Но очевидно другое. Выдерживать столь мощный психологический натиск и сохранять способность к творчеству могли лишь исключительно мужественные личности. И такие личности в России находились. Они жили в беспрерывном кошмаре не месяцы и годы, а долгие десятилетия. И многие из них встречали смерть, как награду покоем и тишиной.
Русские эмигранты на чужбине могли общаться между собой, образовывать общества и собрания, публиковать, пусть и мизерными тиражами, свои произведения, имели возможности выступать с публичными лекциями. «Эмигранты на родине» жили как в капсулах. Они даже не подозревали о существовании друг друга, а если и подозревали, то не стремились к общению, дабы не привлекать к себе внимания бдительных активистов строящегося коммунизма.
Нередко заключенные в камере смертников выцарапывают ногтями на стене свое имя или даже изловчаются написать обращение – последние слова в своей жизни, адресованные родным и близким, соратникам по борьбе или последующим заключенным смертникам. «Эмигранты на родине» находились в таком же тесном пространстве, прекрасно понимая, что шаг «влево» или «вправо» чреват скорой казнью. Своим творчеством они стремились убедить, прежде всего, самих себя в том, что не стали месивом, что у них есть талант и есть «корни», что они принадлежат тысячелетней культуре. На фоне долгой полярной ночи, опустившейся над Русской землей, с особенной яркостью, немеркнущими звездами сияют одинокие души поэтов, которые не отреклись от своего высокого призвания и сберегли «имя свое». Честь и хвала им, спокойным и упрямым, не потерявшим своего лица!
Когда многомиллионная масса трепещет перед живым идолом, заменившим собой как религиозно-этический идеал, так и помазанника Божьего, стремление выстоять и не распластаться в тени тирана, многого стоит. Вполне понятно, что утвердившаяся преступная власть, тщится всех своих подданных превратить в соучастников творимых безобразий и кощунств – сделать чернью. Ведь чернь лишена представлений о добродетели. Душа черни настолько скукоженна, что не способна впустить в себя божественный свет. Ею движет только примитивный интерес. Этот интерес роднит чернь с насекомыми или зверями. Отнюдь не случайно глашатаи марксизма ведут свою родословную от бабуинов или шимпанзе, или от червя из речного ила.
Чернь – носительница тьмы. Когда эта тьма выходит наружу, общество переживает тяжелые времена. Чернь ликует от беспрерывного стирания в порошок достойных людей, от смешивания с грязью выдающихся личностей.
Кто утверждает, что любая власть от Бога и потому они готовы служить любой власти не за страх, а за совесть, – лукавят. Как лгут и о том, что не знали о масштабах чудовищных преступлений, творимых в стране, опоясанной колючей проволокой. Просто привыкли жить во лжи.
Дебилы и то понимают, что с ними происходит, когда их насилуют. Будучи не в состоянии оказать сопротивление насильнику, они горько плачут. А чернь радуется орденам и медалям, перспективам стремительного карьерного роста. Ведь только что был ничем, а теперь стал всем. Однако переименования пустоты в драгоценный объем не делают ту самую пустоту содержательней.
Тяжесть подобного произвола, повсеместной, многослойной лжи способны выдерживать лишь могучие натуры. В своем творчестве поэт не может не свидетельствовать об эпохе, в которой живет. Он не может лгать, прибегая лишь к правдоподобным описаниям того, как точат деталь. Он боится променять носимую в своей душе «искру божью» на продуктовый паек, выдаваемый по секретному списку в специализированном ларьке. Он ведом правдой сердца. Он скорбит о том, что красота и величие божественного замысла никнет и гаснет в большевизированном обществе. Он воспринимает народ не как массу, а как историческое завоевание, как достояние культуры. И подобные завоевания и достижения совершают вовсе не «винтики» или холуи, а самостоятельные, светоносные люди – личности. Жизнь человеческая – это не изнурительный поиск и беспощадное уничтожение всевозможных вредителей и врагов, а путь к обретению истины и спасению своей души. Лишь достойная человеческая жизнь достойна прославления. А жизнь палаческая и людоедская – отвратительна и никак не может претендовать на образцы для подражания.
В формирующемся тоталитарном обществе поэт волей-неволей полемизирует с пропагандисткой машиной. Он бичует распущенность власть предержащих и трусливость обывателей. Но власти и обыватели его не слышат. Поэт в подобных условиях подобен молитвеннику-отшельнику, только образа в углу заменяют образы, создаваемые его вдохновением и воображением.
Для общества, марширующего в «светлое будущее» под бравурные аккорды «Марша энтузиастов», поэт – сущая «прореха на человечестве»: он безынициативен, нем, обособлен. О некоторых поэтах мы ровным счетом ничего не знаем. Они угасли во цвете юности, были затоптаны коваными сапогами, подняты на штыки или заморены в лагерях. Но именно в этой горстке людей, в драгоценной россыпи одиночек и продолжал сиять дух русского народа.
«Дух» – это вовсе не существо, которое так пугает материалистов. Это не дух спиритов и спиритуалистов. Быть может, не существует бесплотного, свободно витающего духа. Но бесспорно существует воплощенный дух или одухотворенная плоть» (Вышеславцев).
Дух народа, безусловно, существует и отличен от мирового духа, как частное от общего. Он сообщает деятельности поколений определенную направленность и преемственность и тем самым способствует стяжанию моральных ценностей. Он сплачивает людей, идущих стезей добродетели. Дух народа – созидателен и побуждает каждого человека, сознающего свою причастность к определенной исторической общности, к жертвенности, а не к расточительству и не к разрушениям. Этот феномен горнего мира охватывает крепким обручем множество людей в своеобразный пучок. Благодаря такому обручу, достигается взаимопонимание в обществе, преодолевающее разнонаправленность житейских и бытовых интересов. В повседневной жизни люди не могут не сердиться друг на друга, интриговать и лукавить. Они влюбляются и разочаровываются, дружат и враждуют. Но перед лицом исторических событий что-то понуждает их проникнуться общностью переживаний. В них пробуждается дух народа, благодаря которому «все связано со всем и все сообща держит». (Достоевский).
Когда мы слышим задорное восклицание поэта: «Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет!» – то не воспринимаем дух за метафору, а сразу соглашаемся с тем, что у нас есть свой характер, свои пороки и достоинства, своя роль в истории, своя судьба и своя «физиономия». Благоуханная мудрость, добытая праведниками и гениями, смешивается на Русской земле со «зловонным падением» извергов и «каинов», и эта смесь и есть наш «запах». И во всем этом присутствует наш национальный дух, от которого нельзя отмахнуться как от назойливой мошкары и который не вгонишь в каземат. Благодаря духу народа созидательные процессы преобладают над расточительством: рождается больше людей, чем умирает и погибает, сохраняются традиционные ценности жизни и мечты людей о прекрасном и возвышенном. Дух народа суммирует в себе души исторических, творческих, героических личностей, благодаря чему образуется некое идеальное ядро, стягивающее к себе соборную память о достижениях и провалах – то, что уже было, но не ушло со временем. А люди, составляющие абсолютное большинство общества, представляют собой плоть этого народа, плоть, живущую духом. Они любят свою страну за ее историю, за красоту ее пейзажей, за намоленные и святые места, любят своих мифических и вполне реальных предводителей из далеких веков, гордятся своими поэтами и героями, своими достойными правителями и праведниками.
Все эти чувства даются людям легко и естественно, как умение дышать или как способность отбрасывать тень в погожий денек. И благодаря этим чувствам, плоть народа приобретает одухотворенный характер. Люди ощущают, как Божья милость изливается на них немеркнущим светом.
Плоть народа – это постоянно обновляющийся организм. Обновление происходит вследствие беспрерывных смертей и рождений индивидуальностей. Но организм признает и дорожит властью высших идеалов.
Сосем иное дело – умонастроения и самочувствие массы. Она не отличает добро от зла, а красоту от уродства. Масса пребывает в состоянии богооставленности, томится в раскаленном ненавистью сумраке и спрессовывается вокруг идола. И когда накал злобы к всевозможным врагам, и просто к людям с другим умонастроением и стилем поведения, спадает, масса загустевает и застывает, превращается в крепкий железобетон – в оборонительный вал, оберегающий власть тьмы. В железобетоне нет места духу, а есть только место жесткой структуре. Крепость оборонительного вала зависит от применяемой технологии (доктрины). Но столь прочная, рукотворная материя неотвратимо утрачивает историческую перспективу потому, что лишь дух способен противостоять всесокрушительному току времени.
Под натиском серости ползучей лучшие русские люди оказались в эмиграции, погибали в концентрационных лагерях или прозябали на спецпоселениях, вкалывали на каторжных работах, трудились в шаражках. На костях миллионов людей, зачисленных в «мироеды» и «лишенцы», в «отщепенцы» и в «предатели», «в контру» и во «врагов народа», возводилось здание полицейской диктатуры. Утвердившаяся в СССР идеократия неизбежно тяготела к идиотократии. Агрегат, механизм, конструкция и прочие новинки техники были не просто способами рациональной организации материи, а наглядным подтверждением могущества системы. Буквально в одночасье, по историческим меркам, русский народ – самый многочисленный в греко-христианском мире, превратился в груды осколков и разбитых черепков, попираемых стопами властителей и монументами классиков марксизма-ленинизма.

Юрий Покровский

Русская Стратегия

Приобрести книгу в нашем магазине:

Покровский Ю.Н. Русское. Книга II.

_____________________

ПОНРАВИЛСЯ МАТЕРИАЛ?

ПОДДЕРЖИ РУССКУЮ СТРАТЕГИЮ!

Карта ВТБ (НОВАЯ!): 4893 4704 9797 7733 (Елена Владимировна С.)
Яндекс-деньги: 41001639043436
Пайпэл: rys-arhipelag@yandex.ru

ВЫ ТАКЖЕ ОЧЕНЬ ПОДДЕРЖИТЕ НАС, ПОДПИСАВШИСЬ НА НАШ КАНАЛ В БАСТИОНЕ!

https://bastyon.com/strategiabeloyrossii