«Казарскому. Потомству в пример». Эта надпись на каменной пирамиде не всегда говорит что-либо гостям Севастополя. Какому ещё «казарскому потомству» и что именно в пример? Да и сам памятник кажется далекому от знания классицизма человеку непонятным. Откуда знать ему, что венчающая пирамиду деталь – это античная трирема. Что помещенные на подиуме изображения – это античные боги Меркурий, Нептун и Ника. Впрочем, кроме этих трех есть и четвертое изображение – русского моряка… Того самого Казарского, в пример которого потомству велел привести сам Император Николай Первый, автор известной надписи. Сам памятник капитану Казарскому был поставлен на средства черноморских моряков и по инициативе адмирала Лазарева.

Итак, кем же был удостоенный таких почестей флотоводец?

Он родился 16 июня 1797 г. в удаленном от морской стихии белорусскому городе Дубровино, получившем известность благодаря первой в России часовой фабрике, которая была основана князем Потемкиным. Родители, Иван Кузьмич, отставной губернский секретарь и управляющий имением князя Любомирского, и Татьяна Гавриловна, нарекли сына Александром. В семье уже росли три девочки, а позже на свет появился и младший сын, Николай. Семья жила очень скромно. Саша учился в церковно-приходской школе, где православный священник преподавал грамоту, а католический ксёндз — математику, латынь и французский язык. Когда мальчику исполнилось 11, погостить в Дубровину приехал двоюродный брат отца, служивший в обер-интендантстве Черноморского флота. Именно его рассказы о Севастополе, море, кораблях пробудили в юной душе заочную любовь к Посейдонову царству. Дядюшка предложил определить племянника в Черноморское штурманское училище в Николаеве. Отец дал свое благословение, напутствовав Александра словами: «Честное имя, Саша, — это единственное, что оставлю тебе в наследство».

Одним из учителей будущего моряка стал Л.А. Латышев, служивший еще под началом Ушакова и принимавший участие во взятии Корфу. Наряду с Фёдором Фёдоровичем кумиром Саши стали адмирал Сенявин и контр-адмирал Скаловский. Окончив избранное учебное заведение и прослужив несколько лет на небольших грузовых судах, Казарский поступил на фрегат «Евстафий» под команду лучшего в ту пору командира Черноморской эскадры Ивана Семёнововича Скаловского. Моряки-севастопольцы долго помнили его девиз: «На вахте не жди подсказку…»

К этому времени море, корабль, каюта стали для юноши единственным домом. Родительское гнездо было разорено при нашествии Наполеона. Отец умер, мать перебралась к родне в Малороссию, одна из сестер утопилась в реке, спасаясь от преследовавших ее французов, двое других вышли замуж…

Под началом Скаловского Казарский прошёл хорошую командирскую школу, усвоив основные принципы, которыми должен руководствоваться офицер: действовать самостоятельно и решительно, уметь установить взаимопонимание с экипажем, разгадывать замыслы и опережать действия противника.

В 1828 году Александр получил уже под свою команду транспортное судно «Соперник». Корабль участвовал в высадке войск третьей бригады и доставке вооружений. Так как адмирал Грейг приказал оборудовать его «единорогом», «Соперник» обратился в бомбардирский корабль и доблестно действовал в этом качестве под стенами Анапской крепости. Основной флот не мог подойти к ней из-за мелководья, а судно Казарского в течение трёх недель, маневрируя, обстреливало её укрепления. За это время «Соперник» получил шесть пробоин корпуса и два повреждения рангоута, но до последнего дня осады продолжал атаковать крепость. За участие во взятии Анапы Александр Иванович был произведён в капитан-лейтенанты. Таким же образом принял он участие и во взятии Варны, получив в награду золотую саблю «за храбрость».

Естественно, что столь отличившегося моряка ждало повышение: в 1829 году он стал командиром 18-пушечного брига «Меркурий», на котором уже некоторое время служил прежде.

Бриг предназначался для дозора и разведки, крейсерской и посыльной службы. Экипаж корабля составляли 115 человек, артиллерийское вооружение - восемнадцать 24-фунтовых карронад и две длинноствольных 8-фунтовых пушки.

В мае 1829 года три русских корабля: 44-пушечный фрегат "Штандарт" (командир капитан-лейтенант П.Я. Сахновский), 20-пушечный бриг "Орфей" (командир капитан-лейтенант Е.И. Колтовский), и 20-пушечный бриг "Меркурий" (командир капитан-лейтенант А.И. Казарский) крейсеровали у выхода из пролива Босфор. Командовал отрядом кораблей капитан-лейтенант Сахновский. На рассвете 14 мая русские суда были замечены турецкой эскадрой в составе 6 линейных кораблей, 2 фрегатов, 2 корветов, 1 брига и 3 тендеров. Неприятель ринулся в погоню.

Сахновский поднял сигнал: "Избрать каждому курс, каким судно имеет преимущественный ход". Быстроходные "Штандарт" и "Орфей" быстро вырвались вперед, но тихоходный "Меркурий" стал отставать и вскоре был настигнуть 110-пушечным линейным кораблем "Селимие" и 74-пушечным линейным кораблем "Реал-бей".

Несколькими днями раньше в схожей ситуации оказался бывший командир "Меркурия" капитан 2 ранга С.М. Стройников, ныне командир 36-пушечного фрегата "Рафаил". В поход оба судна ушли в одно время. Но не только это связывало Казарского и Стройникова. Оба офицера были влюблены в одну девушку. Оба, уходя в опасный рейд, простились с нею. И оба попали в окружение противника… «Рафаил» спустил флаг и сдался туркам. Это был первый случай со времен Петра Великого, когда русский корабль спустил флаг. Турки переименовали его и включили в свою эскадру. Узнав об этом Государь Николай Павлович издал указ: "Уповая на помощь Всевышнего, пребываю в надежде, что неустрашимый Флот Черноморский, горя желанием смыть бесславие фрегата "Рафаил", не оставит его в руках неприятеля. Но когда он будет возвращен во власть нашу, то, почитая фрегат сей впредь недостойным носить Флаг России и служить наряду с прочими судами нашего флота, повелеваю вам предать оный огню". Это распоряжение позже выполнит адмирал Нахимов, затопив корабль-изменник при Синопе. Свой доклад о легендарной победе Павел Степанович начнет словами: "Воля Вашего Императорского Величества исполнена - фрегат "Рафаил" не существует".

А что же Стройников? Пленный русский капитан находился на борту того самого "Реал-бея", что преследовал бриг «Меркурий». Понимая всё неравенство сил в предстоящем бою, Казарский собрал совет из офицеров. Первым попросили высказаться поручика корпуса штурманов Прокофьева, который предложил взорвать бриг, когда он будет доведен до крайности. Предложение это было принято единогласно и решено защищаться до последней возможности, «и если будет сбит рангоут, или откроется большая течь, тогда схватиться с ближайшим неприятельским кораблем, и тот офицер, который остается в живых, должен зажечь крюйт-камеру, для чего был положен на шпиль пистолет».

Пистолет на шпиль Александр Иванович положил сразу после совещания, а затем обратился к нижним чинам и объяснил им, «чего ожидает от них Государь и чего требует честь императорского флага, нашел в команде те же чувства, как и в офицерах: все единогласно объявили, что будут до конца верны своему долгу и присяге».

Неравный бой был принят. 20 пушек противостояли 220-ти… В течение получаса бриг, маневрируя, уклонялся от залпов неприятельских кораблей. Когда же он оказался между ними, с линейного корабля капудан-паши "Селимие" раздался крик на русском языке: "Сдавайся! И убирай паруса".

Ответил «Меркурий» залпом всех своих пушек и ружей. Турки ударили по нему также всей своей мощью, в результате чего возник пожар, который команде удалось потушить. Между тем метким залпом русских канониров был поврежден гротовый рангоут "Селимие", что заставило его лечь в дрейф. Теперь битву продолжал один "Реал-бей". Однако ещё одним метким залпом удалось перебить у него нок-фор-марс-рею, и второй турецкий корабль также был выведен из боя. 

Штурман "Реал-бея" признавал в частном письме: «В продолжение сражения командир русского фрегата (Стройников – прим. авт.) говорил мне, что капитан сего брига никогда не сдастся, и если он потеряет всю надежду, то тогда взорвёт бриг свой на воздух. Если на свете и существуют герои, чье имя достойно быть начертано золотыми буквами на Храме Славы — то это он, и называется он капитан Казарский, а бриг — "Меркурием". С 20 пушками, не более, он дрался против 220 ввиду неприятельского флота, бывшего у него на ветре».

 «Меркурий» потерял в бою четырех человек убитыми и шесть ранеными. Сам отважный капитан был контужен, но остался на капитанском мостике и до конца руководил сражением. В своём рапорте адмиралу Грейгу он отмечал, что не находит слов «для описания храбрости, самоотверженности и точности в исполнении своих обязанностей, какие были оказаны всеми вообще офицерами и нижними чинами в продолжение этого трехчасового сражения, не представлявшего никакой совершенно надежды на спасение, и что только такому достойному удивления духу экипажа и милости Божией должно приписать спасение судна и флага Его Императорского Величества».

Само собой, корабль, его командир и команда были с отменной щедростью осыпаны наградами.  «Мы желаем, дабы память безпримернаго дела сего сохранилась до позднейших времен, - повелевал Император, - вследствие сего повелеваем вам распорядиться: когда бриг сей приходит в неспособность продолжать более служение на море, построить по одному с ним чертежу и совершенным с ним сходством во всем другое такое же судно, приписав к тому же экипажу, наименовать его "Меркурий", на который перенести и пожалованный флаг с вымпелом; когда же и сие судно станет приходить в ветхость, заменить его другим новым, по тому же чертежу построенным, продолжая сие таким образом до времен позднейших. Мы желаем, дабы память знаменитых заслуг команды брига "Меркурий" и его никогда во флоте не исчезала а, переходя из рода в род на вечные времена, служила примером потомству».

Казарский был произведён в капитаны II ранга, награждён орденом Святого Георгия IV класса и назначен флигель-адъютантом. Увы, эти почести, слава и особое доверие с той поры Государя не принесли герою счастья… До конца своих недолгих дней он остался одинок, всецело отдавая себя службе. В 1831 году он был произведен в капитаны 1 ранга и поступил в полное распоряжение Николая Первого, став офицером Свиты Императора. Два года спустя Государь поручил ему важнейшее дело: ревизию тыловых контор флота и интендантских складов в Одессе и Николаеве. К тому времени в качестве ревизора Александр Иванович уже выявил и довел до суда коррупционеров Нижнего Новгорода и Саратова.

Дальнейшая история – сюжет для мрачного детектива с трагическим финалом. О том, что случилось с 36-летним капитаном в Николаеве, версии были и остаются разными.

По-видимому, Александр Иванович разворошил гнездо окопавшегося в Николаеве преступного синдиката из местных купцов и высокопоставленных чинов флота. Первые поставляли на склады негодный товар (типа тухлой солонины), а вторые принимали его как товар высшего сорта… В отчетах творилась форменная анархия. Корабли не выходили в море и не ремонтировались. Из-за такого разгильдяйства сгнил на якоре линкор «Париж». В области обучения командного состава дело обстояла не лучше. Требования адмирала Лазарева разбивались, как о стену. Главными фигурантами будущего громкого дела должны были стать обер-интендант ЧФ контр-адмирал Н. Критский и николаевский полицмейстер П. Автономов.

Судя по тому, что, бывая в гостях, Александр Иванович воздерживался от пищи и просил свою квартирную хозяйку пробовать каждое подаваемое ему блюдо, он был предупрежден о готовящимся на него покушении. Он изменил осторожности лишь однажды, приняв чашечку кофе из рук супруги капитан-командора Михайлова… Бенкендорф утверждал, что эта дама находилась в любовной связи с Автомоновым, а её подруга, Роза Ивановна, имела близкое знакомство с аптекарем.

Чашечка кофе оказалась роковой. Сразу после обеда у Михайловых Казарский занемог. Призванный доктор, видимо, соучастник преступления, объявил, что у капитана воспаление легких. Вскоре Александр Иванович скончался. После смерти тело его почернело, голова и грудь раздулись, волосы выпали... Симптомы, характерные для отравления цианистым калием.

Лишь через шесть месяцев из Санкт-Петербурга прибыла следственная комиссия, которая эксгумировала труп и извлекла внутренние органы для отправки в столицу, однако, этим дело и кончилось. Бенкендорф, называющий имена убийц, не называет, однако, в качестве причины расправы ревизорскую деятельность Казарского. Шеф жандармов указывал, что капитан незадолго до гибели получил в наследство от дяди 70 тысяч рублей. Шкатулка с этими деньгами была разграблена с участием полицмейстера Автомонова. По свидетельству графа А. Х. Бенкендорфа, Казарский собирался непременно отыскать грабителя. Однако, представляется, что подобная уголовщина была слишком мелка для николаевских воротил.

Примечательно, что шеф жандармов констатировал, что следствие адмирала Грейга ничего не открыло и другое следствие вряд ли будет успешным… Интересное признание от главы российской политической полиции. Впрочем, Александр Христофорович никогда не был настоящим полицейским, и его ведомство стараниями разных вольнодумцев было больше «пугалом», чем реальной эффективной спецслужбой. Бенкендорф был хорошим солдатом своего Императора и глубоко честным человеком и «служакой». И преступный синдикат оказался ему не по зубам.

Впрочем, чистку рядов на Черноморском флоте всё же провели. Хотя и без судов и иных кар. Просто отправили заподозренных лиц в отставку при пенсионе и почестях. Адмирал Грейг, просмотревший у себя под носом такие безобразия, также лишился должности. А, вот, один из главных антигероев, контр-адмирал Н. Критский, благополучно сбежал за границу…

Александр Иванович Казарский был дружен с Пушкиным. В дневнике поэта есть запись: «Сегодня двору был представлен блистательный Казарский». Александр Сергеевич называл капитана «держава в державе», т.к. этот образцово честный и неподкупный офицер был подчинен лишь одному человеку – Императору и полностью независим ото всех остальных. Пушкин каким-то сверхъестественным чутьем предугадал трагическую судьбу своего друга. На обороте черновика 26-го листа второй главы поэмы «Евгений Онегин» он набросал пять портретов: В. Даля, А. Сильво, Е. Зайцевского, В. Фурнье и А. Казарского. Шею последнего на этом рисунке до подбородка пересекал славянский боевой топор с широким симметричным лезвием…

Хоронили бесстрашного и неподкупного воина и борца с коррупцией Казарского при большом стечении народа. Александр Иванович всегда, как мог, помогал вдовам и сиротам моряков. Теперь они шли за его гробом и рыдали: «Убили, погубили нашего благодетеля! Отравили нашего отца!»

Упокоился герой в Николаеве, на городском кладбище у церкви Всех Святых. Могила его сохранилась до наших дней.

Е. Федорова

Русская Стратегия

_____________________

ПОНРАВИЛСЯ МАТЕРИАЛ?

ПОДДЕРЖИ РУССКУЮ СТРАТЕГИЮ!

Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689 (Елена Владимировна С.)
Яндекс-деньги: 41001639043436
 

ВЫ ТАКЖЕ ОЧЕНЬ ПОДДЕРЖИТЕ НАС, ПОДПИСАВШИСЬ НА НАШ КАНАЛ В БАСТИОНЕ!

https://bastyon.com/strategiabeloyrossii