Web Analytics
С нами тот, кто сердцем Русский! И с нами будет победа!

Категории раздела

- Новости [8225]
- Аналитика [7825]
- Разное [3304]

Поиск

Введите свой е-мэйл и подпишитесь на наш сайт!

Delivered by FeedBurner

ГОЛОС ЭПОХИ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

РУССКАЯ ИДЕЯ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

Календарь

«  Июнь 2022  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
  12345
6789101112
13141516171819
20212223242526
27282930

Статистика


Онлайн всего: 9
Гостей: 9
Пользователей: 0

Информация провайдера

  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Главная » 2022 » Июнь » 23 » Русский перевод. Графиня Эдита Соллогуб. Детство и юность. Путешествия
    22:42
    Русский перевод. Графиня Эдита Соллогуб. Детство и юность. Путешествия

    Детство любого человека всегда тесно связано с классной комнатой, в моем случае это была наша детская в Петербурге с канарейками, игрушками, гимнастическими принадлежностями моего брата,  надежной и прочной мебелью, такой как старый красный плюшевый диван с резной спинкой, на котором я прыгала до тех пор, пока не падала, пружины которого позволяли мне так хорошо подпрыгивать и никогда не ломались. Но в нашей жизни была и другая важная сторона. Когда зимняя рутина завершалась, после долгой подготовки и тщательных сборов мы отправились в весенне-летнее путешествие.

    Весной мама старалась не оставаться в Петербурге на время холодных мартовских ветров и уезжала в Баден-Баден, где у ее отца и дяди было большое имение.

     

    Мы с Катей с волнением ждали того момента, когда сможем считаться достаточно взрослыми чтобы сопровождать маму. Долгая дорога на поезде сама по себе уже была ярким впечатлением, и нам очень нравились вагоны с двухъярусными койками и широкие коридоры, по которым можно было бегать днем. Путешествие длилось две ночи и два дня, с одной длинной остановкой  в Берлине. Вагонов-ресторанов не было, поэтому провизию брали  с собой в большой корзине. Холодная отварная курица была основным блюдом, и, к нашей огромной радости, нам разрешали есть ее без вилки и ножа - просто грызть кости. Когда пару лет спустя появились вагоны-рестораны, мы были категорически против этого нововведения, потому что это положило конец удовольствию грызть холодную курицу. Продукты из корзины казались особенно вкусными, и даже холодные котлеты, от которых я бы отказалась в дома, имели свое очарование и были желанным лакомством.

     

    Пересечение границы в Вержболово было захватывающим,  всего несколько минут спустя мы оказывались в маленьком немецком городке Эйдкунене. Мы все выходили из вагона, проходили через всевозможные заграждения с паспортами и бумагами, и, наконец оказывались в большом хорошо освещенном ресторане Вержболово, где была отличная кухня – я особенно любила был горячий свекольный суп и компоты. Ресторан в Эйдкунене не произвел на меня впечатления, возможно, потому, что мы никогда там не ели, отобедав на русской стороне. Нам приходилось пересесть на другой поезд из-за разницы в ширине колеи: российская колея была на несколько дюймов шире общеевропейской, и меня с детства убеждали, что это была специальная мера по предотвращению возможного вторжения немцев в Россию - мысль эта всегда озадачивала меня: зачем им вторгаться к нам? Оказавшись в немецком поезде, я оставалась прикованной к окну, было интересно смотреть, как живут немцы, и что меня больше всего поражало, так это аккуратные ряды деревенских домов, ровные дороги и ухоженные поля. Мы проезжали станцию ​​Trakehnen, где, я знала, разводят прекрасных лошадей, и я всегда надеялась увидеть их на станции. Позже мы подходили к Кенигсбергу и незадолго до него было место, откуда открывался вид на море  -  всего лишь прямая линия на горизонте, но это было так волнующе, и я с нетерпением ждала этого момента.

     

    Ночь  проходила на поезде, а рано утром мы прибывали  на Фридрихштрассе Банхоф в Берлине. Зачастую Берлин встречал нас серым мрачным утром, когда мы выходили из поезда, и спускались по ступеням на уровень улицы лавируя между множеством носильщиков. Пройдя через площадь мы попадали в отель Continental, где нас приветствовали поклонами и провожали в наши комнаты. Поскольку было очень рано, около 6 часов утра, мама ложилась отдохнуть, и  то же самое должны были сделать мы. Но Няне и гувернантке не удавалось уложить нас, и мы в халатах  играли на больших двуспальных кроватях, строя дома из подушек и одеял, пока не приносили завтрак. Завтрак состоял из круассанов, масла, джема и кофе с молоком. Все было очень вкусным. В Берлине мы задерживались на день или два, но это не производило на меня никакого впечатления, за исключением того, что Унтер-ден-Линден запомнилась очень просторной и широкой, а магазины игрушек в переулке - чрезвычайно интересными.

     

    Вечером второго дня мы отправлялись в Баден, куда прибывали на следующее утро. Оказавшись сначала в Баден-Оос, мы пересаживались в небольшой поезд, который очень скоро доставлял нас в настоящий Баден-Баден. Здесь, на вокзале, все казалось знакомым, потому что уже из окна поезда мы видели дядюшкино ландо, запряженное двумя коричневыми лошадьми и Антона на козлах. После первого визита эти поездки были похожи на возвращение к старым добрым друзьям. Сначала наш путь пролегал по длинной Лихтентальской аллее, затем мы сворачивали направо, проезжали мимо виллы Меншикова и наконец поворачивали на нашу подъездную аллею, которая разветвлялась направо к вилле дяди Карла и налево к дому дедушки. Здесь ничего не менялось: те же деревья, кустарники, цветы, тот же гравий на заднем дворе, та же старенькая кухарка Лиза, выбегала нам навстречу. Я назвала ее «моя Лиза», потому что она несколько месяцев заменяла Няню, когда та была больна. Именно благодаря «моей Лизе», там, в дедушкином доме, я впервые увидела кухню. Однажды, когда взрослые куда-то ушли, Лиза пригласила нас, детей, выпить чашечку кофе. Меня просто поразили чистота и белизна этой кухни, красивый белоснежный стол, за которым мы сидели и ели вкусное домашнее печенье. Я не могла себе представить, что кухня может быть таким уютным местом; дома нам  строго запрещали ходить на кухню. Полагаю, эта мера была вызвана большим количеством слуг, которые у нас работали, и большим количеством торговцев, курьеров и прочих людей, которые постоянно приходили и уходили.

    Жизнь  на дедушкиной вилле в Баден-Бадене была ровной, упорядоченной и счастливой для нас, детей, поскольку в нашем распоряжении была большая территория, на которой можно было играть целый день, пруд, по которому можно было плавать на маленьких лодках, большой сад, в котором можно было гулять и просторная песочница для, в которой мы копались и строили замки. Эта песочница была очень привлекательна: иногда к концу дня около нее появлялись олени в поисках свежей травы, которой было много в саду. Иногда с горного склона по траве пробегали зайцы. Трава там росла высокая, было много разнообразных полевых цветов, и было так приятно, когда старый кучер Антон начинал косить траву и делать красивые высокие стога сена, в которых мы прятались.

     

    Кучер Антон был моим большим другом. Когда сестре Кате пришлось поберечься после тяжелой зимней простуды и бронхита, я осталась одна, и первым делом я бежала на конюшню, проводя там все свое время. Меня манил запах лошадей: Гектор и Ахилл были двумя прекрасными высокими коричневыми конями. Антон с любовью заботился о них. Конюшни были чисты, сбруи начищены, и Антон всегда был занят каким-нибудь делом на конюшне или в каретном сарае.

     

    Антон всегда разговаривал со мной, объясняя все, что он делал, и рассказывал истории о лошадях, их вкусах и поведении, так что я скоро выучила немецкий язык и могла свободно болтать с ним. Однажды, когда мы ехали в ландо на послеобеденную «кофейную экспедицию» к месту, где было кафе с прекрасным видом, мама услышала, как я разговаривала с Антоном, сидя рядом с ним на козлах, где мне разрешалось править лошадьми. К своему ужасу, мама обнаружила, что я говорю на бадишском диалекте, и решила, что, поскольку я так много знаю, будет правильным научить меня классическому немецкому языку, и, по возвращении домой, я начала брать регулярные уроки немецкого.

     

    Отец любил играть в теннис на кортах Лихтентальской аллеи. Там была устроена специальная терраса, которая позволяла  смотреть на корты, не спускаясь вниз. Часто, во время интересной игры, на этой террасе подавали чай или кофе. Рядом с террасой была стена конюшен князя Меншикова; его владения граничили с нашими. Князь был известной фигурой в Баден-Бадене: старик с белой остроконечной бородой, он каждый день ездил в открытом экипаже, запряженном тройкой светло-серых или белых лошадей, которыми правил русский кучер. Я гордилась этим прекрасным зрелищем. Дядя Коля, младший брат мамы, очень любил лошадей и мог часами пропадать на конюшнях Меншикова, помимо всего прочего, упражняясь в русском языке с кучером. И вот, в один прекрасный день, когда мы играли в саду, появился дядя Коля и повел меня к большой каменной стене, разделявшей два владения. Там он показал мне брешь в стене, через которую можно было пролезть во двор конюшни,  мы пробрались через нее, чтобы увидеть лошадей. Он знал все их имена и возраст,  было видно, что кучер и конюхи хорошо его знали и доверяли ему. Я была взволнована и горда, что мой дядя - желанный гость на конюшне князя Меншикова.

     

    После первого визита в Баден-Баден осенью последовала короткая поездка в Гаагу, где отец должен был присутствовать на международной конференции. (Это была осень 1893 года.) Мы остановились в Гранд-отеле Схевенинген, который тогда был почти пуст, так как сезон завершился. У меня сохранились очень яркие воспоминания об этой поездке. Море всегда меня привлекало, и я была счастлива, что наше окно выходило на длинный песчаный пляж. Погода часто портилась, и мы не могли много играть у моря, поэтому нас отводили на песчаные дюны и, надежно защищенные от ветра, мы устраивали там раскопки. На пляже мы строили огромные песчаные замки, которые постепенно подтапливались набегающими волнами прилива, и было очень волнующе стоять за нашими укреплениями, ожидая, когда первая волна захлестнет их. Утром пляж был усыпан мертвой рыбой, крупными ракушками и морскими звездами, которые мы тщательно собирали, мой брат Коля сушил их в своей комнате. Хорошо помню, какой ужасный запах стоял там, когда все эти существа болтались у окна и сушились.

     

    Няне отель не понравился - она сочла его недостаточно чистым. Кроме того, она надеялась отведать там хорошей голландской сельди, которая дома считалась лучшей и которую легко можно было найти в Петербурге. Няня была уверена, что здесь сельдь будет еще лучше, но была совершенно разочарована и не уставала повторять: «Я была в Голландии, и у них там нет хорошей голландской сельди».

     

    Несколько раз летом мы ездили в Швейцарию. Заснеженные горы произвели на меня неизгладимое впечатление, и я не уставала восхищаться ими и удивляться тому, что снег лежал на вершинах все лето, в то время как  мы играли у подножия тех же гор в тонких кисейных платьях, без рукавов и с открытым воротом.

     

    Однажды мы катались по склону горы, и, когда мы ехали по долине, все вышли из ландо, чтобы прогуляться по дороге. Слева от нас был узкий ручей, вода которого проворно бежала по камням. Отец рассказал нам, что это был Рейн, самое его начало. Я знала Рейн как огромную реку в Германии, и мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что любая большая река обязательно начинается с небольшого ручья - и когда я это поняла, то испытала гордость оттого,  что видела Рейн в его младенчестве. Вдоль той же дороги я собрала букетик маленьких цветов, которые привлекли мое внимание своим сладким ароматом и серебристо-белыми бархатистыми стеблями и листьями. Отец рассказал нам обо всех прекрасных цветах, растущих в Альпах, и назвал эдельвейс и голубую горечавку лучшими и самыми редкими из них. Это была прекрасная прогулка - мама тотчас заснула, как только оказалась в карете. Мы всегда дразнили ее за то, что она не может бодрствовать в экипаже.

     

    Было очень приятно вернуться поздней осенью в Петербург и увидеть все знакомые старые игрушки и клетки в «Птичьей комнате». У меня было мало кукол, но ни одна из них не была мне дорога: они появились у меня только потому, что дяди и тети подарили их, но меня куклы нисколько не привлекли. Я предпочитала серую лошадку-качалку из папье-маше, которая, как и все лошади этой породы, сразу же лишилась хвоста и осталась  с дырой вместо него, в которой бесследно исчезали мои мелки и карандаши, чтобы больше никогда не увидеть дневного света.

     

    Заграничные поездки совершались не каждый год. В 1892 году мы провели часть лета в Петергофе, на даче, которую сняли родители, так как мама в то время не могла путешествовать. Мне не понравились ни дом, ни сад - все выглядело мрачным, а лето было  очень холодным и неласковым. Хорошо помню дворцы Петергофа, фонтаны и озера, которые меня восхищали, но там не было места для детских игр. Нужно было чинно гулять под присмотром няни по песчаным дорожкам. Море так соблазнительно проглядывало между северными деревьями, что я постоянно просила отца отвезти меня туда, но он отвечал, что там нет хороших пляжей и нам негде будет поиграть.

     

    15 октября появилась на свет моя сестра Мария. Когда за завтраком отец объявил нам, что у нас теперь есть еще одна младшая сестра, это стало сюрпризом. Коля был в ярости: «С меня двух сестер хватит, третью не хочу! Пожалуйста, папа, отошлите ее куда-нибудь!» А я была очень взволнована и рада, когда отец привел нас в комнату, чтобы посмотреть на новорожденную, но меня постигло разочарование, поскольку ребенок был очень маленьким, сморщенным и неинтересным. Вскоре я привыкла к ней, и пару месяцев спустя мне очень нравилось катать ее в коляске из комнаты в комнату; и когда однажды младенец уснул в коляске пока я ее катала по Птичьей комнате, я очень гордилась этим достижением.

     

    Весной 1894 г. отец серьезно заболел ревматизмом и сердечной недостаточностью. В доме появились сестры милосердия, и мы должны были вести себя очень тихо в наших покоях. Мама выглядела встревоженной - я плохо помню выражение ее лица, но мне запомнилась атмосфера беспокойства и тревоги. Однажды мама позвала меня навестить отца. На цыпочках я последовала за ней в спальню и - я была шокирована: отец лежал в постели, и у него была борода! Я никогда ранее не видела его лежащим в постели и даже представить себе не могла, что у него может быть борода. Он очень обрадовался, увидев меня, и попросил меня сесть на стул подле него, и, поскольку я, напуганная бородой,  молчала, он попросил рассказать ему историю. Единственным, что мне тогда пришло в голову, была «Красная Шапочка», и я начала вдумчиво излагать сюжет с самого начала. Но потом, о боже, это казалось ужасным - рассказать кому-то, лежащему в постели, что волк съел бабушку, которая тоже лежала в постели. Я запнулась, остановилась и не могла придумать, что еще сказать; к счастью, в этот момент вошла мама и сказала, что отец, должно быть, устал, и что мне лучше пойти обратно в детскую.

     

    Через несколько недель нас отправили в деревню, туда, куда мама уезжала из-за слабости легких. Она называлась Погулянка и находилась на реке Двина в Витебской губернии. Мама сняла там дачу, и нас отправили заранее, так как отец еще не мог путешествовать.

     

    Дача оказалась очень приятной: деревянный дом с верандой, просторными комнатами, кухней за пределами дома, соединенной с ним крытой галереей, что устраняло все кухонные запахи; большой сад, который на самом деле представлял собой нетронутый сосновый лес, окруженный деревянной оградой; несколько клумб у подножия террасы; высокие кустарники, отделяющие нашу территорию от соседей; хорошая песчаная почва и песчаная дорога, ведущая к реке.

    Главной достопримечательностью Погулянки были лошади. Здесь находилось татарское поселение с сотнями кобыл и жеребят. Татарки доили кобыл, делали молочную закваску и продавали ее людям, приезжающим сюда за особым лекарством из кобыльего молока, которое называлось кумысом. Именно это лекарство должна была принимать мама  в сочетании с хорошим сухим воздухом, наполненным ароматом сосен. Такое лечение очень полезно  каждому, кто страдает слабостью легких. Татары охотно продавали жеребят по смешной цене в один рубль за голову, и я умоляла маму и отца, когда они присоединились к нам позже, купить мне одного из этих жеребят. Но невозможно было бы держать его зимой в нашей Птичьей комнате и пришлось отказаться от этой идеи.

     

    Думаю, что  лекарство пошло маме на пользу, потому что в следующем году мы вернулись в Погулянку, и, поскольку отец был здоров, в доме было гораздо больше веселья и движения. Первым делом отец решил поиграть в теннис - игру, совершенно неизвестную в российской провинции. Он нашел в Погулянке несколько англичан и с их помощью устроил площадку позади нашей дачи, у подножия зеленого травянистого склона. Он играл там каждый день и учил моего брата, а я бегала вокруг и с восторгом собирала мячи. Получился прекрасный ровный газон, и отец был очень доволен им. Когда он и его друзья отдыхали, я собирала грибы маслята на травянистых склонах или играла в воображаемые игры-стрелялки с игрушечным пистолетом. Как я мечтала повторить яблочный фокус Вильгельма Телля, используя голову Кати вместо яблока! Но мне строго сказали, что раз и навсегда отберут у меня пистолет, если я когда-нибудь попытаюсь навести его на человека.

     

    Брат, которому тогда было тринадцать или четырнадцать, стал увлеченным рыбаком и охотником. Лакей Станислав также увлекался тем и другим. За годы своей службы он стал надежным человеком в доме и верным спутником в наших путешествиях. Рано утром он отправлялся с братом на рыбалку на Двину или охотиться на уток на одном из многочисленных озер в окрестностях Погулянки. К обеду они возвращались домой грязные и уставшие, принося рыбу, утку или куропаток, счастливые и довольные своим долгим утром. Я завидовала брату и никогда не уставала слушать его рассказы о подвигах дня. Этих историй было вполне достаточно, чтобы пробудить во мне интерес и любовь к этому виду спорта. Пару раз мы ездили большой «линейкой» в некоторые места, где Коля бывал во время охоты, и он объяснял мне все преимущества той или иной позиции для охоты на уток или различные способы маскировки, чтобы укрываться и ждать, когда птицы появятся на рассвете. Все это было не прошло даром, и я хорошо усвоила его уроки.

     

    Однажды, когда я стреляла из любимого поп-ружья по воробьям на крыше конюшни, пружина слишком быстро разжалась (я вовремя не убрала палец) и железный стержень зацепился за палец, оставив глубокий порез. Было больно и текла кровь, но больше всего меня напугало то, что у меня могут отобрать пистолет. Так что я спряталась в конюшне и укрывалась там, пока не позвонили к обеду, нехотя мне пришлось появиться в столовой с пальцем, перевязанным в мой теперь уже довольно грязный носовой платок. К счастью, неожиданно кто-то явился на обед, и внимание взрослых было отвлечено от нас. Позже кто-то заметил рану, но я обернула все в шутку и, попросив у Няни немного чистой льняной ткани, перевязала палец, и он зажил, так что все обошлось без каких-либо объяснений.

     

    В январе следующего, 1895 года, произошло нечто неожиданное и неприятное. Лакей Станислав, который много лет служил у нас и преданно помогал отцу во время его болезни, оказался вором. Все мы, дети, любили Станислава: летом он был наставником брата и сопровождал его на охоту и рыбалку; отец всегда доверял ему все необходимые покупки для дома, и его служба была безупречной: он был быстрым, спокойным, никогда ни о чем не забывал, хорошо выполнял поручения и всегда приходил вовремя. От лакея нельзя было ожидать большего. А потом - внезапно стало известно, что он воровал! Оказалось, он был игроком - Няня и раньше предупреждала  об этом маму, так как знала, что поляки склонны к подобному. И действительно, Станислав проиграл деньги в карты. Дважды отец давал ему довольно большие суммы денег на оплату счетов, и, по словам Станислава, деньги пропадали. Но по-прежнему его никто не подозревал. Как-то раз после большого обеда, мама решила (по настоянию Няни) проверить серебро, и тут она обнаружила, что коробки пусты и что Станислав все время жонглировал им, сдавая немного серебра в ломбард, чтобы получить то, что он заложил ранее, и что было необходимо дома в данный момент. Он  заложил даже летнюю одежду отца, чтобы выкупить другие вещи. Помню встревоженное лицо мамы, когда она проходила мимо двери «Птичьей комнаты», обнаружив, что серебро исчезло. Вдруг Станислав исчез, горничные прислуживали за столом вместо него, о Станиславе ничего не было слышно. Однажды вечером странные люди прошли по коридору на половину слуг, и я услышала, что это полиция, и они хотят осмотреть комнату Станислава. Я была потрясена, потому что никогда не сталкивалась с полицией, за исключением тех случаев, когда полицейские стояли на перекрестках и отдавали честь отцу, когда мы проезжали в санях, или помогали нам перейти улицу, когда мы шли с Няней в Летний сад. И вот они в нашем доме… это было необычно и странно. После этого о Станиславе я больше ничего не слышала - только слухи, что ему пришлось сесть в тюрьму за кражу. Мысль о его позоре и визит полиции бросили тень на всю прислугу, которая не могла прийти в себя в течении многих недель.

     

    Перевод Елизаветы Преображенской

    Русская Стратегия

    _____________________

    ПОНРАВИЛСЯ МАТЕРИАЛ?

    ПОДДЕРЖИ РУССКУЮ СТРАТЕГИЮ!

    Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

    Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689 (Елена Владимировна С.)
    Яндекс-деньги: 41001639043436

     

    ВЫ ТАКЖЕ ОЧЕНЬ ПОДДЕРЖИТЕ НАС, ПОДПИСАВШИСЬ НА НАШ КАНАЛ В БАСТИОНЕ!

    https://bastyon.com/strategiabeloyrossii

     

    Категория: - Разное | Просмотров: 961 | Добавил: Elena17 | Теги: елизавета преображенская, мемуары, переводы, россия без большевизма
    Всего комментариев: 0
    avatar

    Вход на сайт

    Главная | Мой профиль | Выход | RSS |
    Вы вошли как Гость | Группа "Гости"
    | Регистрация | Вход

    Подписаться на нашу группу ВК

    Помощь сайту

    Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

    Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689

    Яндекс-деньги: 41001639043436

    Наш опрос

    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 2055

    БИБЛИОТЕКА

    СОВРЕМЕННИКИ

    ГАЛЕРЕЯ

    Rambler's Top100 Top.Mail.Ru