В судьбе III Кавалерийского корпуса, как в зеркале, отразился доблестный путь Русской Императорской армии, путь равно как героический и жертвенный, так и скорбный, ибо отважно сражавшиеся с первых дней Великой войны на полях Галиции, а позже и на Румынском фронте его дивизии и батареи были подвергнуты принудительной процедуре расформирования, которое произошло в ноябре 1917 – январе 1918 гг. в Великих Луках.
В конце концов, трагична и судьба командиров III Кавалерийского корпуса: генералов – графа Ф. А. Келлера, А. М. Крымова, П. Н. Краснова. Патриот и верноподданный монархист Келлер был убит в Киеве 20 декабря 1918 г. одиннадцатью пулями в спину украинскими националистами у подножия памятника Богдану Хмельницкому; любивший свое Отечество генерал Крымов, хотя и не обладавший столь высокими христианскими достоинствами, как Федор Артурович, был, скорее всего, застрелен неизвестными после неудавшейся попытки генерала Л. Г. Корнилова и его сподвижников навести порядок в разлагающихся войсках и в охваченном революционными настроениями Петрограде.
Что же касается генерала П. Н. Краснова, то в 1945 г. он был выдан англичанами, бывшими союзниками русских в 1-й Мировой войне, на расправу большевицкому правосудию, и после унизительных допросов с пристрастием, этот певец славы Казачьего Тихого Дона, блестящий знаток истории подвигов Русской Государевой армии, был казнен 16 января 1947 г. в Лефортовской тюрьме.
«Граф Келлер, витязь русской славы»
…В Петербурге есть Офицерская улица – ныне Декабристов, а на ней дом под номером 23. Из подъезда именно этого дома в ноябрьских сумерках 1917-го, как оказалось, в последний раз вышли командир III Кавалерийского корпуса генерал-майор П. Н. Краснов, его жена Лидия Федоровна, в прошлом – камерная певица, известная музыкальной России под именем Лидии Бакмансон-Александровой, полковник Попов и подхорунжий Карташев. Все мужчины были в военной форме, с шифровкой III Кавалерийского корпуса на погонах, при оружии. Сев в штабную машину, они стремились как можно быстрее вырваться из охваченного революцией города. Сбежав из-под домашнего ареста, генерал ехал к своему корпусу, в район Великих Лук, куда Донской комитет добился отправить его умышленно раздерганные накануне октябрьского переворота части.
Вступив в командование корпусом только 26 августа 1917 г., Краснов надеялся собрать и спасти этот героический и славный корпус, которым еще в феврале командовал отважный кавалерист, Георгиевский кавалер граф Ф. А. Келлер.
«Я помню, – писал П. Н. Краснов в мемуарах, – как граф Келлер повел нас на штурм Ржавендов и Топороуца. <…> Раздались звуки труб, и на громадном коне, окруженный свитой, под развевающимся своим значком явился граф Келлер. Он что-то сказал солдатам и казакам. Никто ничего не слыхал, но заревела солдатская масса «ура», заглушая звуки труб, и потянулись по грязным весенним дорогам колонны. И когда был бой, – казалось, что граф тут же и вот-вот появится со своим значком. И он был тут, он был в поле, и его видели даже там, где его не было. И шли на штурм весело и смело".
В боях под Хотином, «на штурм Ржавендов и Топороуца» Федор Артурович вел вновь сформированный III Кавалерийский корпус, чьи дивизии, бригады и полки уже отличились в сражениях 1914 года. П. Н. Краснов, к примеру, выступил со своим 10-м генерала Луковкина полком в составе 1-й Донской дивизии против австро-венгерцев из польского Замостья., места его прежней дислокации.Затем командовал Лаоно-Краонской бригадой, прежде чем стал подчиненным графа Келлера.
Первое сражение принесло III Кавалерийскому корпусу несомненную славу, а в Высочайшем Приказе от 23 мая 1915 г., который стал обоснованием для награждения Келлера орденом Святого Георгия III степени, было отмечено – «за то, что 17 марта 1915 г. во главе вверенного ему корпуса атаковал в конном и пешем строю в районе деревень Рухотин, Поляна, Шиловцы, Малинцы 42-ю гонведную пехотную дивизию и бригаду гусар 5-й гонведной кавалерийской дивизии, наступавших на г. Хотин, разбил их и, частью уничтожив, взял в плен 33 офицера, 2100 нижних чинов, 40 походных кухонь и 8 телеграфных вьюков; 27 апреля, выбив противника из тройного ряда окопов с проволочными заграждениями у д. Гремешти на берегу Днестра, прорвался в тыл австрийцам и овладел высотами правого берега ручья Онут и деревнями Баламутовка, Ржавинцы и Гремешти, при этом захватил в плен 23 офицера, 2000 нижних чинов, 6 орудий, 34 зарядных ящиика…»
С августа 1915 г. III Кавалерийский корпус, входя в состав IX-й армии, обеспечивал левый фланг Юго-Западного фронта. Относительное затишье и позиционная война наконец-то сменилась в конце мая 1916 г. решительным и победоносным наступлением его армейских подразделений. В телеграмме на имя Верховного Главнокомандующего Государя Николая II, посланной командиром III Кавалерийского корпуса генералом Ф. А. Келлером, сообщалось: «Данную задачу исполнил, очистил Южную Буковину от противника. Сегодня ранен (…). С Божией помощью надеюсь скоро вернуться в строй для дальнейшей службы Вашему Величеству».
После того, как в августе 1916 в Мировую войну вступила Румыния, III Конный корпус одним из первых вторгся на ее территорию для оказания помощи и этому союзнику Российской Империи. В январе 1917 года граф Келлер был произведен в генералы-от-кавалерии, а менее чем трех месяцев спустя, после непонятного для него «отречения» Государя Николая II от Престола предков, посчитав, что приводить к присяге свой корпус на верность кому бы то ни было из Временного правительства не станет, он покинул войска.
Преемником Ф. А. Келлера на посту командира III Конного корпуса стал генерал А. М. Крымов, уже 23 апреля 1917 г. обсуждавший на тайном совещании вместе с генералом бароном К.Г. Маннергеймом «возможность» переброски кавалерии… в Петроград для наведения порядка».
Потомок казачьего рода
Что же касается генерал-майора П. Н. Краснова, сменившего, в свою очередь, А. М. Крымова, то его биография к тому времени слагалась из множества бранных подвигов, а имя в воинской среде было легендарным.
В полосу непрерывных боев Великой войны 1914-1917 гг. он вступил командиром 10-го Донского полка и особо проявил себя в бою при взятии местечка Белжец и станции г. Любеч (база развертывания венгерских войск), где «личным примером под огнем противника увлек спешенные сотни», занял станцию и взорвал железнодорожный мост. За что и был награжден Георгиевским оружием.
В ноябре 1914-го, произведенный в генерал-майоры, Краснов участвует в рукопашном бою под Дзвоновицами, где за три дня взято около тысячи пленных. В феврале и первых числах марта 1915 г. в боях под Незвиской Петр Николаевич, раненный в плечо, остался в строю, и в лютый буран атаковал венгерскую пехоту. В плен попал вражеский батальон с офицерами.
Принимал участие П. Н. Краснов и в знаменитом Луцком прорыве весной–летом 1916 г., когда, находясь во главе 2-й Сводно-Казачьей дивизии, состоявшей из донцов, кубанцев, терцев и оренбуржцев, притянул мощные силы неприятеля на себя, измотав его и вынудив искать подкрепления. Казаки стояли насмерть. Их жертвенность способствовала общему успеху в наступлении всего Юго-Западного фронта.
Итак, в командование III Кавалерийским корпусом Краснов вступил в трагические для России и Государевой армии дни, когда фронт Великой войны начал катастрофически разваливаться. И корпусу довелось участвовать в так называемом «Корниловском мятеже», а на самом деле – в неудачной попытке генерала Л. Г. Корнилова навести порядок в разлагающихся войсках.
Спеша навстречу своему корпусу, П. Н. Краснов был арестован по недоразумению в Пскове юнкерами школы прапорщиков, доставившими его в кадетский корпус. После освобождения он, наконец, встретился со своими подчиненными. Революционная пропаганда в корпусе, некогда боеготовом, отличавшемся почитанием воинских обычаев и традиций, шла полным ходом и вела к дальнейшему моральному разложению некогда дисциплинированных сотен и эскадронов.
"Спасать Россию не пришлось. – С горечью констатировал в те окаянные дни Петр Николаевич. – Передо мною стояла задача более скромная – спасать офицеров, оздоровлять корпус, восстанавливать в нем порядок, хотя бы настолько, чтобы корпус не был опасен для мирных жителей». И, тем не менее, для набиравшего силу столичного Совета солдатских и рабочих депутатов, а также Петроградского гарнизона, занимавшихся подготовкой вооруженного восстания, III Кавалерийский корпус все еще представлял серьезную угрозу (тем более, что находился в непосредственной близости к невской столице), а его офицеры считались реакционерами и монархистами, готовыми в любое время выступить на Петроград. Поэтому уже 26 сентября III Кавалерийский корпус неожиданно перебрасывается в район Острова, в распоряжение Главнокомандующего Северным фронтом генерала В. А. Черемисова, сотрудничавшего с Петросоветом. Дальше – больше: 6 октября «реакционный» корпус начали раздергивать буквально на части.
Вот лишь скупая хроника начала его «обезвреживания». 8 октября два кавалерийских полка были направлены в Ревель; 9-го еще один полк – Приморский драгунский с двумя орудиями ушел в Витебск; 21-го потребовали 6 сотен и 4 орудия в Боровичи. «Таким образом, – вновь констатировал генерал Краснов, – к 22 октября от 1-й Донской дивизии оставалось 6 сотен 9-го Донского полка и 4 сотни 10-го Донского полка. <…> Из бывших в корпусе 24 орудий Донской артиллерии оставалось при мне 12 орудий, да было 4 орудия только что сформированной и почти необученной, во всяком случае, ни разу не стрелявшей 1-й Амурской казачьей батареи. Вместо грозной силы в 50 сотен мы имели только 18 сотен разных полков».
Краснов против Красной гвардии
25 октября 1917 г. в Петрограде произошел большевицкий переворот. За остатки прежней русской чести восстали ударницы батальона смерти и юнкера Владимирского и Павловского – пехотных, Михайловского и Константиновского – артиллерийских, Николаевского инженерного училищ. В отличие от других, потерявших волю к сопротивлению поработителям земли Русской.
Все еще продолжавшая действовать «Царская» Ставка получила отказ от Главнокомандующих Северного и Юго-Западного фронтов поддержать Временное правительство, а долгое время считавшийся «верноподданным» фронт Румынский и тот был готов послать войска на Петроград лишь под лозунгами защиты Учредительного собрания. Таким образом, на мятежную столицу выступил один-единственный генерал-майора П. Н. Краснова III Кавалерийский корпус. В районе Пулковских высот его встретили 5 тысяч хорошо вооруженных красногвардейцев и – «краса и гордость морей» - революционные матросы, вынудившие отступить малочисленные группы казаков.
После бегства А. Ф. Керенского из Гатчины и перемирия казаков с солдатами бывших гвардейских полков, Краснов был арестован в третий раз за время смуты, но незадолго до того волевой генерал сказал сильно волновавшимся станичникам: «Я вас привел сюда, и я вас отсюда выведу. <…> Верьте мне, и вы не погибнете, а будете на Дону».
Путь на Дон лежал через Великие Луки.
Краснов прибыл в Великие Луки 9 ноября 1917 г. из Старой Руссы. Там уже стояли эшелоны его родного 10-го Донского полка, который он в буквальном смысле слова воспитал, сделал образцовым накануне Великой войны. С ним не раз бывал в боях, делил радости и беды походной жизни. Но полк не принял в эшелон бывшего своего командира с супругой. «Яд большевизма вошел в сердца людей моего полка, который я считал лучшим, наиболее мне верным, – с горечью писал впоследствии Петр Николаевич. – <…> Я считался командиром 3-го Кавалерийского корпуса, со мною был громадный штаб, и при мне было казначейство с двумя миллионами рублей, но все дни мои проходили в разговорах с казаками. Все неудержимо хлынуло на Дон. Не к Каледину, чтобы сражаться против большевиков, <…>, а в свои станицы, <…>, не чувствуя… страшного позора нации».
К тому времени в Великих Луках было сосредоточено 8 тысяч солдат и офицеров.
Вместе со своим штабом, вестовым и денщиком П. Н. Краснов разместился в доме богатого великолукского купца Шульгина. По словам очевидца, суровая походная койка генерала явно диссонировала с огромной, роскошно обставленной гостиной. Но Краснову было не до роскоши этого временного убежища. В Великих Луках, по сути, ставших западней, медленно погибал его корпус…
Сравнительно быстро – 12 ноября отправилась к отчим станицам 1-я Донская дивизия, но волновались давно уже ненадежные уссурийцы. По мере того, как Великие Луки наполнялись большевизированными пехотными частями и там велась активная работа по «революционизированию» III Кавалерийского корпуса, казаки становились все менее управляемыми. Одни пытались покинуть корпус самочинно и любой ценой – без оружия и знамен, другие (к примеру, казаки 6-й сотни и пулеметная команда 45-го Донского полка), обращались за поддержкой в Великолукский ревком.
«Это было то же дезертирство с фронта, которое охватило пехоту, но пехота бежала беспорядочно, толпами, а это было организованное дезертирство, где люди ехали сотнями, со своими офицерами в полном боевом порядке», – писал позже генерал Краснов, переживавший происходящее как личную драму.
6 декабря началась отправка на Дальний Восток эшелонов Уссурийской конной дивизии, и в тот же день начальник пехотного гарнизона полковник Патрикеев отдал приказ о снятии погон и знаков отличий, правда, это пока не касалось казаков…
Как погибал III Кавалерийский
Чтобы как-то обосновать попытку новой власти разоружить III Кавалерийский корпус, точнее – то, что от него осталось, так называемый комендант Соглашательского совета, чуть позже – председатель Великолукского ревкома П. Пучков писал: «<…> монархически настроенные офицеры и казаки повели агитацию за еврейские погромы <…>. В театрах пьяное казачье офицерство с местными монархистами начали распевать «Боже, Царя храни». <…> В слободах и пригородах Великих Лук под охраной казаков были организованы самогонщики, специально приехавшие из уезда, большие самогонные заводы. При захвате одного из таких… были обстреляны комендант Совета Пучков и солдаты 294-го запасного пехотного полка <…> Мирные граждане с наступлением темноты, не выходили на улицу…»
Впрочем, о тех же самых днях генерал Краснов вспоминал так: «С местным комиссаром Пучковым мы жили дружно. Он хотя и называл себя большевиком, но оказался ярым монархистом, офицеры штаба корпуса часто бывали у него, дело всегда оканчивалось выпивкой и воспоминаниями, отнюдь не большевицкого характера. Я решил использовать это выгодное положение и добиться пропуска для штаба корпуса в Пятигорск, для расформирования».
В середине 80-х годов ХХ столетия советские историки, описывая пребывание контрреволюционного корпуса в Великих Луках, любили сгустить краски над его и без того нелегкой судьбой. Так, К. Смирнов в очерке «За власть советов!» писал: «Возглавляя Великолукский гарнизон, он (Краснов – Л. С.) открыто готовил казачьи части к новым походам против Республики Советов. В планах реакционной военщины Великим Лукам <...> отводилась немаловажная роль. Отсюда в нужный момент могли быть брошены крупные воинские силы для свержения советской власти в Петрограде и Москве».
Но так ли это было на самом деле? Способны ли были вновь идти походом хотя бы и на Петроград казаки Краснова?
Если учесть тот факт, что сам генерал прибыл в Великие Луки 9 ноября, а уже 12-го, как он пишет, потекла на Дон 1-я Донская дивизия, и в составе корпуса оставались ненадежные уссурийцы, то поход вряд ли был возможен.
К тому же, именно в ноябре 1917 г. большевики уже приняли решение о расформировании корпуса и переброске его частей в те области, где они формировались. «Войскам корпуса, – свидетельствовал в середине 60-х годов прошлого века великолукский архивист К. Карпов, – было предложено сдать оружие в Ржеве на оружейные склады 5-й армии».
О том, состоялось ли это разоружение в Ржеве, скрупулезный и любивший точность мемуарист генерал Краснов так и не написал. Но, сколько мог, он боролся за живучесть своего корпуса. Даже не сочувствовавший русскому и казачьему генералу великолукский историк Карпов искренне заметил: «Краснов не в силах был остановить расформирование корпуса, но он сделал все возможное, чтобы сохранить в остающихся пока с ним частях старые порядки. Особенно рьяно он противился демократизации армии. Получив указание ревкома об отмене воинских чинов и званий, Краснов отказался его выполнять».
В свою очередь, комиссаром Кудинским, прибывшим в район расположения III Кавалерийского корпуса и действовавшим, согласно распоряжению Главковерха Крыленко, была предложена уже упомянутому П. Пучкову такая миссия: предъявить генералу Краснову ультиматум о сдаче в трехдневный срок корпусного (за исключением родового холодного) оружия. Как сообщает в своих весьма эмоциональных, написанных явно под давлением, а потому и в кажущихся не очень правдивыми воспоминаниях, все тот же П. Пучков, для успешности разоружения комиссар Кудинский приказал создать полевой штаб, в состав которого должны были войти представители Великолукского, Невельского, Новосокольнического, Режецкого, Ржевского, Двинского, Торопецкого и Осташковского гарнизонов, хорошо укрепленных не только «сильными частями», но и бронепоездами. Все эти гарнизоны, в случае неподчинения казаков приказу сдать оружие или в случае ареста ими Великолукского уездного военно-революционного комитета, должны были быть готовыми к выступлению и окружению района расквартирования корпуса. Окружения не последовало.
В середине декабря 1917 г. в Великих Луках оставался только прикомандированный к корпусу 3-й Уральский казачий полк, да и он день ото дня таял... Снимать с себя погоны с шифровкой III Кавалерийского, некогда такого славного корпуса, Петр Николаевич и чины его штаба считали для себя постыдным, но так как от корпуса 21 декабря в Великих Луках мало что осталось, то он приказал подчиненным переодеться в штатское. Разумеется, это не спасло казачьих офицеров от оскорблений революционных, прошедших через 2 этапа «демократизации» солдат. Генерала и его офицеров хорошо знали в лицо.
В свою очередь, генерал Солнышкин, командированный Красновым в Ставку, добился пропусков и назначения последнего казачьего эшелона на Пятигорск, но, несмотря на это, революционная власть не слишком торопилась с его отправкой. Как будто чего-то ожидала... Накануне Нового, еще более кровавого для России 1918 года, генерал-майор П. Н. Краснов, последний командир III Кавалерийского корпуса, издал приказ 33/14:
«С Новым годом, дорогие друзья мои, офицеры, – чиновники, казаки и солдаты Штаба славного III Казачьего корпуса! – Писал Петр Николаевич Краснов. – С Новым годом, доблестные уральцы 3-го Уральского казачьего полка!
Со старым счастьем! Дай Бог, чтобы вернулось старое русское счастье с его победами, с миром и тишиной, со свободою личности и уважением друг друга и законов Российского государства.
Четвертый год без дома, без семьи, без уюта и спокойствия под непрерывною бурею военной грозы скитаемся мы, не зная, где будем, и какое будет наше завтра...
Минувший 1917 год – самый тяжелый год для частей III Казачьего корпуса и его штаба. В сумятицу политических страстей на его, как на верного присяге и честного солдата, дважды возлагались ответственные поручения, и частям корпуса пришлось пройти через зараженную политикой удушливую атмосферу гражданской войны, что неизбежно заразило здоровый организм корпуса, и части стали разлагаться.
Уходящий год – год смерти III Казачьего корпуса.
Уже получено предписание о расформировании его штаба... <... >
Будущее неведомо. Надежды на славный мир нет. Армия умирает от той же болезни, которою заболел и от которой умирал III Казачий корпус.
Но нам ли, искушенным в страшной тяжелой борьбе, нам ли, бесстрашно смотревшим в глаза смерти, нам ли, среди которых мало людей без нашивок на рукаве, свидетельствующих страдания почетных ран, – падать духом и бояться дальнейшей борьбы? Мы – русские, более того мы – казаки!..»
... 11 января 1918 г. корпусные деньги – 500 тысяч рублей были сданы по требованию в Великолукское казначейство, но обмундирование, несколько автомобилей, аппарат Юза, радиостанция – все это уходило на Дон. На Дон, где в течение 1918-1919 гг. завязывались те таинственные и лишь на первый взгляд случайные узлы, которые свяжут судьбу генерала Краснова с представителями западных демократий – Англии и Франции.
Они не забудут Атаману Всевеликого Войска Донского его монархических взглядов и национально ориентированной политики (на Дону были отменены декреты Временного правительства и фактически восстановлены Основные законы Российской империи; приказом по Войску от 4 сентября 1918 г. за №391 возрождены гвардейские части), направленной на признание Войска Донского – до освобождения России от большевиков – как автономного государственного образования. Не простят Краснову и его несогласия подчиниться власти французского Главнокомандующего генерала Франше Д'Эспре (одно из условий помощи в борьбе с большевиками, выдвинутое союзниками), после того, как 26 декабря 1918 г. был решен вопрос о возложении общего командования Вооруженными Силами Юга России на генерала А. И. Деникина. Припомнят Донскому Атаману и дружественное его – руководителя самостоятельного государства – письмо к Кайзеру Вильгельму II, посланное с зимовой станицей (так исстари у казаков называлось посольство), в котором Петр Николаевич, кроме серьезных политических и экономических вопросов, коснется и былого воинского братства немцев и казаков, мужественно сражавшихся в Европе против наполеоновских армий...
... Все эти таинственные и лишь на первый взгляд случайно завязанные узлы будут распутаны в 1945 году в австрийском Лиенце. Обмен адмирала Редера и других немецких морских офицеров на казачьих атаманов во главе с П. Н. Красновым станет еще одной взаимовыгодной сделкой антихристианской мировой закулисы и советских вождей.
В одном из поздних изданий генеральских мемуаров о революции и Гражданской войне редактор самочинно заканчивает записки на том самом месте, где рассказывается об аресте П. Н. Краснова в Гатчине и увозе его в Смольный институт, к большевикам. О двухмесячном же его пребывании в Великих Луках – ни слова. А между тем, садясь в один из вагонов поезда, отправлявшегося на Юг России, генерал Краснов – дух от духа Донского казачества, возможно, и не подозревал, что игравшие роль удобного военного плацдарма и крупного железнодорожного узла, Великие Луки станут для него не только одной из вех, соединяющей различные этапы его борьбы с большевизмом, но и той самой точкой отсчета – первым небом, преодолевая которое, он неотвратимо восходил на Святорусский ковчег, он, осколок другого ковчега, медленно погружавшегося в бездну.
И это, в принципе, было не важно, как и где завершится его борьба. Главное, что мученичество, которое приняли многие русские генералы за Бога и христианское свое Отечество во времена безцарствия и богоборчества, знаменует истинность старозаветных идеалов, за которые не пожалели они своих жизней.
Людмила СКАТОВА,
поэт, член Союза писателей России
Русская Стратегия
|
